***
Только хватает за холодную ручку входной двери, уже слыша громкий бас отца. Сердце вмиг уходит в пятки. Горб быстро хлопает за собой дверью, пулей появляясь в гостиной. — Где шлялась, с-сука? — за километр пасёт алкоголем, а глаза отца не в первый раз заставляют сжаться от страха. Голубые, словно море, как и у неё. — Пошёл нахуй, — шипит, сжав зубы со всей силы. — Ты вчера маму ударил? — Он не бил, он...просто меня толкнул, мы поссорились... — голос матери дрожит. — Да заткнись! — рявкает мужчина, злостно смотря на жену. — Я так жить не хочу, — Алина смотрит только в его глаза, ни на миг не отводя взгляд. — Ну и отлично. Вали на улицу, там поживи. — С какой это стати? Это мой дом, я здесь прописана. Я вообще-то не просила, чтобы меня рожали. Мать охает, садясь на диван. — Не смей портить жизнь маме, не смей орать на неё! Ещё раз ее ударишь... — еле сдерживает подступающие слёзы, зарываясь рукой в тогда ещё длинные волосы. — Извиняйся! — Да пошла ты. — Алина... — мать кладёт свою дрожащую руку на приоткрытый рот. — Заткнись! Полюбуйся, вырастила! — Я сказала, извиняйся! — Не дождёшься. Отец одним быстрым движением оказывается рядом с голубоглазой, оскаливаясь в страшной улыбке. Громкая, больная пощёчина отца остаётся красным, горящим пятном на щеке Горб. Она в очередной раз говорит себе, что ни смотря ни на что начнёт меняться в лучшую сторону, бросив курить, пить, употреблять, и начать жевать жвачку на парах, подружившись с теми расфуфыренными блондинками из меда. Носить рубашку с мини-юбкой, проводя выходные в кругу друзей. Сука, какой же бред. На ней толстовка и широкие джинсы, на лице безразличие, в глазах щемящая пустота, а от тех блондинок тянет блевать. Горб называет себя одиночкой, начиная набивать на теле одну за другой татуировку.***
Вновь стоит в Ставропольском дворе рядом с парнем, засунувшим руки в карманы потёртых джинс. — Ну что... — Горб закатывает глаза, закусывая сухие губы. Ее уже ломает. — Тихо, — парень надевает капюшон чёрной толстовки на грязную голову. Во дворе появляются бегающие утреннюю пробежку „друзья“. Алина их таковыми не считала, просто бухала с ними в подъезде, туша сигареты в зелёный коврик перед чьей-то квартирой. — О, здарова, — запыхавшись, говорит низенький парень, пожав руку грязноволосому парню. — Здарова. — Привет, — подаёт голос блондинка, подружка этого парня, поставив музыку в розовом плеере на паузу. — Че тут вдвоём делаете? Да завали ебало и вали отсюда нахуй, блонда. — А мы перепихнуться решили. Вот детали обсуждаем, хотите с нами? — по голосу Горб слышна ее злость и раздражение. Едко огрызается. Смахивает на колкость, но сама ведь перепихнулась с этим недодиллером ещё неделю назад, после этого приняв столько, что до передоза было совсем немного. — Круто, а можно я друга позову? — низкий парень лыбится, кладя худую руку на шею Горб. Алина ведет плечом, сбрасывая руку парня: — А у тебя что, без него не встанет? — Все, Леш, побежали дальше, — блондинка коситься на Алину, убегая из тёмного двора. — Наконец-то съебали, — шепчет себе под нос Алина, покачиваясь из стороны в сторону. И грязноволосый парень аккуратно передаёт ей дурь, лениво уходя со двора по асфальтированной дорожке. Бросит, но не сегодня. Чувствует, что никому не нужна, полностью закрываясь в себе и, отрезая наконец эти длинные волосы, падающие с плеч на кафель в ванной, пьет дешевое вино. Только оно тогда могло очистить сознание и ослабить боль. Дешевое, кислое вино.***
Она проснулась от крика Прокофьевой, смотря на пустующее место рядом с собой на кровати. — Кого-то сейчас выперут, а я в хламину! — Ксюша причёсывается, быстро спускаясь по ступенькам лестницы вниз. Кареглазая обхватывает голову руками, пытаясь сопоставить все произошедшее. — Девочки, я... — кареглазая поджимает под себя ноги, закутывая в одеяло своё нагое тело. — Какая ты мокрая, — пошло улыбается, плавно прибавляя второй палец в такую горячую и влажную Кьяру. — Так хочешь меня? — Маркитанова, приём! — Костья машет рукой перед застывшим и красным лицом Кьяры. — А...что? — Напяль на себя что-нибудь, там преподы пришли, быстрее! Кьяра видит, что Алина надела ее фиолетовую футболку под косуху, стоя в ряду между Бэллой и Асей, пытаясь не свалится от головной боли и круговорота мыслей в раскалывающейся голове. Алина попыталась отмахнуться от размышлений и положила локоть на плечо Веры, опираясь. Но они никуда не делись, а остались тонкой плёнкой на коже, оборачивающей тело в кокон, как это обычно бывает с моральной болью. — Это был некий соблазн, которому в данном случае, я поддалась, — голос стоящей рядом Аси звучит для Кьяры как из под толщи воды. Боковым зрением она видит, как кривится лицо пьяной Аси, рассказывающей, сколько она выпила. Маркитанова, сложив руки в замок и, смотря в землю, слегка мёрзнет от августовской прохлады в чьей-то кофте, первой попавшейся на глаза. Резко распахивает слипающиеся глаза только тогда, когда слышит короткое „Алина Горб“, быстро выравнивается, повернув голову в сторону коротковолосой. — Какие вы выводы сделали? — Что я не очень раскрываюсь, и это очень мешает мне...решить проблему, — мелодичный и до одури приятный голос Горб заставляет покраснеть ещё больше, а вдобавок к этому занервничать. Как она смущается. Без алкоголя не такая бесстыдная. — Поэтому, вы решили выпить и покурить? — Видимо да, — Горб закатывает глаза в попытке отогнать подступающие слёзы. Кьяре нестерпимо хочется обнять ее, смахнув с ее очаровательного лица сдерживаемые слёзы. — Я признаю свою ошибку, — ее голос дрожит, а на глаза кареглазой тоже наворачиваются слёзы, когда Мария Третьякова говорит о сомнениях в мотивации Алины и Аси. Уйдёт Ася. Уйдёт Ася. Уйдёт Ася. Только не Алина, только не она. — Я...благодарна, что я хотя-бы...какое-то время здесь была и это мне помогло, и пошло на пользу. Я не курила восемь дней, также я не лезла в драки, я пыталась как-то уладить конфликты и...помогала девочкам в этом плане. Мне очень важен проект для этого, я верю в то, что он мне правда поможет. Потому что больше у меня выхода нет... В горле пересыхает и Кьяра начинает лихорадочно зарываться в свои волосы, пытаясь успокоить себя. Краснота сменяется на бледность. — Кьяра, ты в норме? — шепчет Костья, которую даже не заметила кареглазая, придерживая дрожащую от холода и волнения Маркитанову. — Да, — отрезает она, сглотнув комок безмолвия в горле. Она нормальная девка, но я не понимаю, что она здесь делает, вроде у неё все хорошо. У Алины давно и бесповоротно уже не все хорошо. — И сегодня первой школу Леди покидает... Сердце забилось ещё быстрее от мучительного ожидания. Кьяра, похоже, громче всех вдыхала свежий воздух, заламывая кисти дрожащих рук. — Ася Митронина. Громкий выдох облечения вмиг вылетел из груди кареглазой, а слёзы побежали дорожками по холодным щекам. Нахуй Митронину. Главное, что холодная Алина, говорящая сегодня, что хочет ее как никого другого, здесь.