***
Кьяра, первее всех съевшая ужин, уходит наверх, закутываясь в тонкую ткань халата, сидит на своей кровати, аккуратно перелистывая страницу за страницей небольшой книги, одолженной ею у Буниной. В голове до сих пор эхом отдаются крики истеричной Аси, скандально покинувшей школу Леди. Маркитанова толком и не помнит, что было накануне после церемонии выгона. В голове проявляется только ее солёные слёзы радости от того, что Горб не выгнали, ночной холод, орущая Ника, а потом все как в тумане. Кареглазая просто рухнула на мягкую постель, через минуту даже перестав слышать звуки всеобщей драки. Даже Алина не была в мыслях. Алкоголь и усталость сделали свое дело. После душа от Кьяры пахнет гелем и свежестью. На голове обмотано махровое полотенце, а по лбу к ушам с маленькими серёжками гвоздиками катятся тёплые капельки воды. Кончиком языка она касается пальцев, зажимая ими страницы, которые склеились. — Боже, Кьяра, ты все трясёшься, — ее мягкий, низкий голос пробуждает еще порцию мурашек, пробегающих по всему ее мелко трясущемуся телу. — Неужели, я настолько сильно тебе нравлюсь? Тихо ругнувшись себе под нос, перечитывает страницу книги раз за разом, пытаясь не думать об этом. Но все тщетно. Алина так обнимала Асю тогда, шепча что-то на ухо. Прижимала ее к себе, успокаивала Митронину, даже не смотря в сторону той, кто оставил мелкие царапины от ногтей на ее спине. В комнате царит тишина, только тиканье часов ее прерывает. Кареглазая подкусывает пересохшие губы, теребя край халата. Дверь в комнату отворяется Алиной. Горб ведь специально старалась как можно быстрее жевать безвкусную зелень с кислыми помидорами. Сама не замечая этого. Смотрит на кареглазую исподлобья, ложась на кровать. — Алина, — она откладывает книгу, смотря на свои сжатые в кулаки руки. — Что? — коротковолосая ложится лохматой головой на плюшевую игрушку, смотря на Кьяру. — Когда мы перестанем это делать? — резко поднимает карие глаза, понимая, что Алина уже смотрит на неё. — Делать - что? — катает по изящному пальцу серебряное кольцо, вскидывая бровь. — Делать вид, будто ничего не было. Та коротко молчит, кивнув. — Это было...хм... — ресницы Горб подрагивают, и она явно смущается, кусая внутреннюю сторону щеки белыми зубками. — Это было охуенно, — тихо выпаливает одноклассница, после этого плотно сжав челюсть. Горб бросает в жар. Что делает эта девчонка с ее эмоциями, прежде легко сдерживаемыми? — Ты избегаешь меня? — Кьяра долго решается встать с кровати, слегка оттягивая и сжимая кожу на тонкой шее. — Нет, — чуть заметно кривится, сглатывая накопившуюся слюну. Маркитанова наконец встаёт, медленно направляясь к коротковолосой. — А мне кажется, что да. Взгляд голубых глаз проходит по стройной фигуре в халате, невзначай останавливаясь на заметно виднеющейся груди. Теряется, неуверенно говоря: — Кьяра, мы были...пьяные... Та, чьи глаза цвета океана, угрюмо смотрит в пустоту. Но эти слова звучат так неправильно, слишком по-детски, слишком наигранно. Ладони Кьяры становятся липкими от пота, а горло сжимается так, что становится больно дышать. — Я очень скучаю по тебе, очень, — выдавливает она, а дыхание учащается раз в сто. Блядь, она говорит, что была пьяна, а обладательница темно-карих, как у оленёнка, глаз болезненно переступает с ноги на ногу и шепчет, как скучает по подруге. Да что с тобой не так, Маркитанова? Не удержавшись, садится рядом с голубоглазой. — Я так давно такого не чувствовала, — тусклый свет комнаты подчеркивал черты ее лица, пока она не стала выглядеть так же, как звучал ее голос: хрупко и тоненько, как хрустальная ваза. — Такого влечения к человеку. К тебе. Сморит на прячущую глаза Алину, медленно, словно спрашивая разрешения, кладя руку на ее бархатную щеку. Молчит. Скажи хоть что-то, пожалуйста. — Сука...я дура, прости, несу чушь. А глаза цвета шоколада слезятся, и она сильно зажмуривается, пытаясь отогнать слёзы. Ее клинит. — Ты поцеловала меня, потому что была пьяная? — хватает ее за подбородок, разворачивая лицо Горб в свою сторону. Что ждёшь ты и задумчиво стоишь? Смотрю в глаза твои, как в озеро ночное… Я говорю, а ты всегда молчишь, Как будто говорю я не с тобою. — Нет, — упирает язык в щеку, резко заглядывая в глаза одноклассницы. — А почему тогда? Громко вздыхает, медленно выдыхая горячий воздух на лицо Кьяры. — Потому что...я хотела этого. Даже если бы я и грамма не выпила, то все равно хотела этого. И хочу, — рвано дышит, выпаливая это в лицо соуценицы. Как вспомнит тяжелое дыхание и приглушённые стоны Алины, то тут же чувствует жутко приятную тягу внизу живота. Так хочет Горб, что ноги подкашиваются. Кьяра не может сдержать глупую улыбку, проведя пальчиком по приоткрытым губам Алины. — Так зачем сдерживаешь себя? — вопросительно и с вызовом смотрит в ее глаза, обводя пальцем контур ее губ. Горб заметно меняется в лице, проведя рукой по волнистым волосам Маркитановой.6
12 декабря 2020 г. в 18:29
У той девчонки из детдома Кьяры были светло-голубые глаза. Глаза как сталь, как лёд застывший, как снежинки. А волосы каштановые, да мягкие, как хлопок. Тонкие бровки постоянно вскидывались, а на руках вечно были ссадины. Сбитые костяшки всегда прятались в карманы большой, грязной толстовки. Девочка была на два года старше. Немного повыше, и с кучей проблем. Детдомовская Юля с глазами-васильками плотно поселилась в детском сердце Кьяры.
А потом разбила его, плюнув в душу.
— Да что ты творишь, блядь? — кричала Юля, отталкивая от себя Кьяру, едва коснувшуюся ее искусанных губ своими.
— Юль, я думала, что ты тоже хочешь этого... — тяжело дышала, кладя ручку на побитые костяшки девушки.
— Жалкая лезбуха, отъебись от меня, поняла? — выдавливала она, отбрасывая ее руку.
Юля ведь тоже жалкая лезбуха. Просто не хотела принимать этого.
Детдомовская Юля была в точности Алиной, неожиданно ворвавшейся в жизнь кареглазой.
А потом сама целовала, напившись спертым из ларька пивом, пока никто не видит. Шептала извинения за свои слова, целуя ее тонкую шею. Влюбляла. Чтобы потом растоптать ее надежды, говоря, как ей было противно целовать ее мерзкие губы.
Юля таскала ее за волосы, тушила в ее тонкую кожу сигареты, а потом надевала на неё свою толстовку, чтобы она не мёрзла.