Надо было выбирать храмовников

– Здорово, что дорогу расчистили, да?       Гленн промолчал. Он сидел, положив подбородок на сложенные руки, глядя на убегающую из-под колёс тропу, и трясся. Нерия тоже тряслась, потому что вопреки всякой логике повозку потряхивало на ровной утоптанной снежной дороге. Но это было гораздо комфортней, чем трястись на лошади, так что она не жаловалась. Да и в целом она ощущала себя не вправе жаловаться, когда рядом с ней трясётся мальчик-подросток. Нерия подозревала, что этот тремор вызван совсем не повозкой. Впереди маячили башни Скайхолда, и чем короче становилось расстояние до них, тем сильнее Гленна колотило. – Не хочешь поговорить, приятель? – Нет. – Зря. Станет легче.       Гленн повернул голову и одарил её горьким взглядом, в котором смешались презрение, гнев, грусть и жалость. Нерия поёжилась. Каждый раз, когда кто-то смотрел на неё с жалостью, она понимала, что грядёт неприятная беседа. – И как скоро тебе обычно становится легче? – Хочешь поговорить обо мне? – Хочу. – Ладно, лучше, чем ничего.       Нерия сунула руку в одну из корзин с продуктами, выудила оттуда яблоко, протёрла рукавом, и, достав из-за голенища нож, принялась нарезать на дольки. Гленн смотрел на неё выжидающе. Она протянула ему на ноже одну дольку, он помотал головой. – Как хочешь. – Нерия хрустнула яблоком. – Ты специально время тянешь? – Знаешь, что взрослые не любят делать больше всего? – Отвечать на неудобные вопросы? – Принимать решения. Потому что за своё решение рано или поздно придётся ответить. И поэтому мы всегда стараемся переложить принятие решения на кого-то другого. В особо тяжёлых случаях ответственность снимается фразой: «На всё воля Создателя», но обычно мы просто бездействуем. Стоим и ждём, когда кто-то другой решит всё за нас и возьмёт весь груз ответственности на себя. Вот только подчас бездействие страшнее любого преступления. Мне становится легче каждый раз, как я переступаю свой глубинный страх перед ответственностью и принимаю решение. Лучше встретиться с последствиями лицом к лицу, чем смотреть, как с моего трусливого согласия происходит то, что я могла бы предотвратить. – То есть, тебя совесть вообще не мучает? – Мне жаль, что девочка умерла. Тебя ведь на самом деле это интересует? Приятель, каждая смерть – это трагедия. Но таких трагедий в нашей жизни будет великое множество, мы не можем себе позволить скорбеть по каждому погибшему, у нас скорбящий орган отвалится от нагрузки. – По мне ты тоже скорбеть не будешь?       Нерия потёрла пальцами переносицу. Ей хотелось пнуть возницу, чтобы телега прибавила ходу, а эльфийка смогла скрыться в дебрях крепости от всех этих неловких разборок, неизбежно сопутствующих любым хоть сколько-нибудь тесным отношениям. – По своей первой жертве ты тоже не скорбишь, наверное, – повысив голос, поддел её Гленн. – Ни капли. Это был храмовник, один из тех, кто во время восстания в Кинлохе отсиживался в зрительном зале. Часть магов и храмовников оказалась за защитным барьером и не пострадала, – пояснила Нерия, – но от экскурсии в Денерим ему отделаться не удалось, и последним его героическим подвигом стала попытка помешать мне перелезть сквозь ограждение эльфинажа. Там дырка была, мы с сестрой, бывало, через неё наружу сбегали. Храмовника ранили порождения, кстати, так что он мне даже благодарен должен быть, что я избавила его от страданий. – Ты само милосердие. Андрасте остроухая. – Он бы всё равно умер. А если бы я задумывалась о муках совести, умерли бы мы оба. Если бы ты не убил Амелию, она бы убила тебя, меня и собственного отца. Ты ведь не хотел, чтобы я умерла, иначе бы не отбросил меня от неё. – Почему ты вообще на неё побежала? – Потому что я приняла решение. – Нерия спрыгнула с повозки, миновавшей мост и въезжающей в ворота Скайхолда, – я решила, что, так или иначе, она умрёт. – Кто умрёт?       Нерия выглянула из-за телеги. Среди солдат Инквизиции, без особого энтузиазма начавших разгружать обоз, затесалась Айрис. Нерия шагнула к ней и обняла, пытаясь спрятаться на её внушительной груди от затянувшегося разговора. От Айрис пахло жасмином, от них с Гленном – гарью и надвигающейся ссорой. Но кроме этого в воздухе витали и другие запахи. Нерия оглядела двор, шмыгнула носом, кончики её ушей дрогнули. – Вы чувствуете этот запах? – Какой запах? – Спросила Айрис. – Мускуса и лаванды. Лжи и предательства. Промискуитета и заболеваний, передающихся половым путём. – Ну, началось. – Здесь орлейцы, – заключила Нерия. – Ты это по запаху определила? – Не, вон они стоят, – Нерия ткнула пальцем в сторону шевалье в богато украшенном геральдическими символами доспехе и дамы, утянутой в провокационный корсет, – сколько их тут? – Не меньше двух десятков. – Какого хрена они тут делают? – Говорят, с дипломатической миссией приехали, – Айрис хмыкнула, – но пока они только к коммандеру Каллену сватаются. Он даже из своего кабинета выходить перестал лишний раз. – Ладно, может, не такие уж они и плохие, – смирилась Нерия, – хотя вкус на мужчин у них такой же безобразный, как и на парфюм. – У вас-то что нового? – Я убил ребёнка, – сообщил молчавший до этого мгновения Гленн и, не дожидаясь реакции, двинулся вглубь двора. – Что, прости? – Айрис повернулась к Нерии, которая сжалась под её осуждающим взглядом. – Это долгая история. И я пойду сейчас расскажу её Фионе. С некоторыми корректировками. Если честно, я планирую, что в моем рассказе не будет ни слова правды, так что ты ничего не слышала. – Ладно. Но я хочу услышать правдивую версию. Вечером в таверне. – Здесь есть таверна?! – Теперь есть. – Замётано. Вечером в таверне.       Нерия шла в библиотеку с некоторой опаской. Не только потому что она собиралась врать как Фен’Харел на божественном собрании. В прошлый раз она наткнулась тут на храмовника, и встреча оказалась не из тёплых. Вдруг он сейчас опять орёт на Фиону. Хоть Айрис и сказала, что он не вылезает из кабинета, Нерии всё равно было тревожно. Храмовника в библиотеке не было. Хотя теперь здесь и без него народу хватало. Нерия боком обошла тевинтерского мага, швыряющего на пол книги и выкрикивающего на Тевене что-то, несомненно, ругательное. Ей бы тоже сейчас хотелось покидаться книгами и поорать, но она же не тевинтерский магистр, чтобы позволять себе такую роскошь в такой тяжёлый час.       Фиона сидела за столом, сгорбившись, и что-то старательно выводила пером на пергаменте, прикусив кончик языка в уголке рта. Нерия деликатно кашлянула, и Великая Чародейка тут же выпрямилась, будто к её спине привязали палку, и приняла обычный холодно-непроницаемый вид. – Здрасте вам. – С возвращением. – Я пришла с докладом.       Фиона молча протянула ей смятый лист пергамента. Нерия опасливо взяла его в руки, развернула на столе и разгладила. На листе кривоватым, но весьма разборчивым почерком, была поведана душераздирающая история о том, как два мага Инквизиции, воспользовавшись доверием и гостеприимством, совершили акт мошенничества в отношении хозяина рэдклифской таверны. Нерия недовольно отметила, что словосочетание «эти крысы» в тексте относится вовсе не к настоящим крысам и скомкала лист обратно. – Вот су… су… сутяжник проклятый! – нашлась Нерия под строгим взглядом Фионы, – и садист. Радовался бы, что крысы вернулись живые-здоровые. – По-твоему, это смешно? – По-моему, да. За ту комнату, что он нам выделил, пусть радуется, что мы ему ещё змей в погреб не подсунули. – Для тебя это всё игра? – Внезапно спросила Фиона. – Не поняла вопроса. – Ты заскучала в Антиве и решила погеройствовать, Сурана? Утомилась, распивая вино и гуляя по борделям, и решила разнообразить быт? – Ого, я чувствую агрессию. – А я чувствую, что ты не до конца осознаёшь, где находишься. – Фиона сцепила пальцы в замок и уставилась в стол, – я ценю твой оптимизм и твои магические таланты. Но когда твой оптимизм граничит с беспечностью, а таланты используются, чтобы гонять крыс, мне кажется, что тебе стоило бы вернуться домой, туда, где ты можешь поддерживать привычный беззаботный образ жизни. – Я поняла, я несерьёзная, тебя это бесит. Отчёт слушать будешь? – Изложи его письменно и отнеси коммандеру Каллену. – Чё? – Наш многоуважаемый коммандер потребовал, чтобы все отчёты отправлялись ему, – мстительным тоном сообщила Фиона, окрасив слово «многоуважаемый» таким сарказмом, что Нерия еле удержалась, чтобы не хихикнуть. – Давай ты сама его отнесёшь? – Нет. – Почему? – Потому что. – Он тебя тоже бесит, – догадалась Нерия, – скажи, он тебя бесит больше, чем я? Мне будет приятно. Хочешь, мы с тобой ему вечером в таверне кости перемоем? Это положит начало нашей большой и крепкой дружбе. – Убирайся. И ванну прими, от тебя воняет как из компостной ямы. – До визита к коммандеру или после? – После.       Нерия всё же приняла ванну до визита к коммандеру. Как бы сильно он её не раздражал, вонь её раздражала больше. Она сидела возле камина в недавно отстроенной башне магов и сочиняла отчёт. Отчёт никак не сочинялся, и Нерия заляпала чернилами уже несколько листов пергамента. Она смотрела на растекающееся пятно. Оно напоминало ей Гленна. Ей сейчас всё напоминало Гленна, потому что Нерия не хотела идти к храмовнику одна, а её приятель всё не появлялся. Она снова обмакнула перо в чернила. Писать откровенную ложь теперь казалось ей плохим планом. Если трактирщик так обиделся за крыс, что не поленился отправить гонца с жалобой, то сколько жалоб напишет отец, потерявший ребёнка. Всю Инквизицию жалобами завалит, и кто Нерия такая, чтобы его за это осуждать. Если нельзя писать ложь, и нежелательно писать правду, значит, она напишет полуправду. Полуправду для полудурка Каллена, которому приспичило лично читать долбаные отчёты. У него что, работы мало?       Спустя час сочинение на вольную тему, наконец, было готово. На улице вечерело. Нерия стряхнула с пергамента песок, свернула его и вышла из башни. Сотня метров по крепостной стене ещё никогда не была такой короткой. Нерия плелась, еле переставляя ноги, и размышляла о том, как же они облажались. Она облажалась. Она ведь знала, что из любого правила есть исключения. Она могла предусмотреть, что магом окажется восьмилетняя девочка, но не предусмотрела. Она могла выслушать одержимого. Но сначала пришлось бы его отпустить, и сейчас она бы жалела уже об этом. Она сказала Гленну, что ей становится легче, когда она принимает решение, но правда в том, что легче становится от осознания, что какое решение ты бы не приняла, всё покатится к Архидемону, а значит, ты ни в чём не виновата.       Она встала перед дверью, переминаясь с ноги на ногу и прислушиваясь. Хоть бы у храмовника кто-то был, им нельзя оставаться вдвоём в замкнутом помещении. Она толкнула дверь и вошла. В кабинете был только Каллен. Стоял к ней спиной, опираясь руками на стол и склонившись над ним. – Ты как-то неправильно стоишь, храмовник. Стул с другой стороны. – Чего тебе? – Глухо спросил Каллен. – Я отчёт принесла. Очень талантливо написанный, кстати. Собираюсь отнести его в издательство, после того, как ты прочитаешь. Четыре часа своей жизни потратила на этот опус магнум. – Положи на шкаф и уходи.       Нерия присмотрелась. Плечи храмовника подрагивали. Он там рыдает, что ли? Тоже ребёнка угробил, ненароком, а теперь не поворачивается, чтобы она не видела его горьких слёз? – Ты ещё тут? – Раздражённо спросил Каллен. – Хочу отдать тебе лично в руки. А то потеряешь ещё.       Нерия сделала короткий шажок в сторону храмовника. Тот вздрогнул, но так и не повернулся. – Что ты там прячешь, Каллен? Своё невероятное уродство? Так я твою рожу еженощно в кошмарах вижу, не переживай. – Убирайся. – От вас с Фионой ласкового слова не дождёшься. Только и слышу: «Убирайся, Сурана. Ты воняешь, Сурана. У тебя ноги кривые, Сурана».       Нерия встала за спиной у храмовника и, протянув руку, хлопнула свитком по столу. Стоя так близко, она слышала его дыхание, отрывистое и хрипловатое. Ей нужно было, чтобы он повернулся. Чтобы окинул её гневным взглядом, который она полностью заслужила. Чтобы они поорали друг на друга, и она выпустила пар. Фиона права, она беспечная. Из-за её беспечности погиб человек. Она тронула Каллена за руку. – Храмовник, посмотри на меня.       Он отдёрнул ладонь. Рука была влажной. Отвернулся, пыхтит, потеет. Залезть бы к нему в голову, чтобы понять, что сейчас происходит в его храмовничьем, размером с грецкий орех, мозге. Надо его разозлить, может, он сам расскажет. Разозлить храмовника проще простого, ничто не злит их больше, чем несанкционированная магия. Нерия не видела его лица, но знала, что он всё почувствовал. Как загустел воздух, как зашевелились волосы на затылке, как начало покалывать в ступнях. Сейчас он развеет заклинание, развернётся и даст ей то, что она хочет. Может даже, будет драка. Немного насилия ей сейчас бы тоже не помешало, хороший удар по морде, например. По её морде, как ни странно. Секунды шли, а Каллен реагировал на заклинание вовсе не так, как ожидалось. Он начал оседать на пол, Нерия попыталась его подхватить, но взрослый мужик в доспехах оказался ей не по силам и Каллен упал, по пути стукнувшись подбородком о край стола. Нерия присела и приподняла его голову за волосы. Надо сказать, очень мягкие волосы. – Надо же, как интересно получилось.       Храмовник выглядел без преувеличения херово. Испарина на лбу, круги под глазами, ещё более тёмные, чем в прошлый раз на тренировочной площадке, взгляд был потухшим, а само лицо выглядело осунувшимся и исхудавшим настолько, что Нерия задумчиво отметила, какие у храмовника, оказывается, выразительные скулы. – Плохая неделя выдалась, Каллен?       Он смотрел на неё безразличным взглядом и, похоже, вообще не собирался сопротивляться. Как будто назло. Будто знал, что Нерии необходимо его сопротивление и заупрямился из принципа. Она провела пальцем по пульсирующей артерии на шее. – Ты знаешь, что твой доспех совсем не защищает горло? Это очень неразумно.       Нерия сдавила пальцами горло храмовника. Ощущать ладонью выпирающий кадык было странно. Она никогда никого не душила руками. Вообще никого руками не убивала, зачем, она же маг. Но Каллена почему-то хотелось потрогать. Сжать шею рукой и смотреть, как меняется его взгляд, слышать, как он хрипит. Почему он ничего не делает? Решил умереть? Она может это устроить. – Коммандер, Вестница передала вам…       Скрип двери и голос гонца будто вывели Нерию из транса. Она часто заморгала, глядя на побледневшего испуганного храмовника, отдёрнула руку, вскочила на ноги, оттолкнула опешившего парня, держащего в руках стопку бумаг, и выскочила из кабинета.