Надо было выбирать храмовников

      Некий мудрец как-то сказал, что истина в вине. Имел он в виду буквально вино – продукт брожения виноградного сока, или вообще любой алкогольный напиток, Нерия не знала. Заглядывая в горлышко бутылки, в которой плескался последний глоток антиванского бренди, она думала о том, что некоторым истинам лучше оставаться невысказанными. Алкоголь развязал ей язык, и она высказалась. В её словах не было ни капли лжи, но кому от этого стало легче?       Она чуть не убила Каллена. Это было истиной, и это значило, что Нерия не владеет собой. Нерия, которая владеет собой, не бросается на людей, и это тоже истина. Нерия, которая владеет собой, не называет друзей трусами и подхалимами, даже если это тоже истина. Каждый выживает, как умеет. Айрис подстраивается под обстоятельства. Она имеет на это полное право. Так же, как Нерия имеет полное право сейчас слезть с парапета, на котором она распивает купленный на чужое жалование алкоголь, и уйти, пока храмовник не отошёл от шока, и не устроил над ней показательный суд в тронном зале, где она оставила свою порцию жаркого с картошечкой.       И она бы ушла, если бы не ещё одна истина, не дававшая ей покоя. Можно сколько угодно упрекать Айрис в трусости, но она права. Если Нерия сбежит, храмовник отыграется на её друзьях. И не совсем друзьях, вроде Фионы. Но и Фионе Нерия не пожелала бы сейчас оказаться бесцельно шатающейся по просторам Тедаса. Всем известно, куда попадают неприкаянные мятежные души. На службу Корифею. Он примет любого, кому больше некуда пойти.       Нерия допила бренди и бросила бутылку с крепостной стены. Она почти бесшумно приземлилась в сугроб, а Нерия расхохоталась, представив, сколько же мусора обнаружится вокруг Скайхолда, если это вековое снежное полотно когда-нибудь растает. Смех перерос в плач, а затем в рыдания. Вздумай сейчас кто-то подышать воздухом перед сном, он узрел бы на крепостной стене жалкую картину. Нерия сотрясалась всем телом и мычала, как выпь на болоте. С её очень пьяной точки зрения, она успешно сдерживала рыдания, но случайный свидетель без сомнения определил бы, что у неё истерический припадок.       Истерика кончилась так же внезапно, как началась. Нерия утёрла лицо рукавом, шмыгнула носом и харкнула со стены вниз. Нужно что-то решить прямо сейчас, пока она снова не начала оплакивать свою незавидную участь. Нужно идти к Каллену. Пусть делает с ней, что хочет. Казнит, усмиряет, заставляет стирать его носки и плясать чечётку. Всё, что угодно будет лучше, чем до конца жизни вспоминать, как она снова кинула близких из-за своего эгоизма.       Впервые за последние полтора месяца Каллену не спалось. Настойка, которую ему выдала Айрис, вырубала его до рассвета при любых обстоятельствах. Неважно, тошнило его, болела голова, тряслись ноги – он просто падал на кровать и отключался без снов. Но после сегодняшнего инцидента в его кабинете он не мог заснуть. Потому что не знал, как ему поступить. Он пригрозил оторвать голову гонцу, если тот кому-нибудь сболтнёт о том, что видел. Но это было неправильно. Он не должен покрывать Сурану, ведь произошедшее касается не только их двоих. По Скайхолду шарахается непредсказуемая магичка, нападающая на людей. Каллен обязан доложить об этом начальству, даже если ему совсем не хочется этого делать. Но он тянет время, в глубине души надеясь, что Сурана сбежит, и ей всё сойдёт с рук. Ответственный и исполнительный генерал Инквизиции. Работник месяца.       На первом этаже раздался грохот и звон. Увлечённый размышлениями о судьбе Сураны и своём соответствии занимаемой должности, Каллен не запер дверь. – Кто там?       Ответом ему послужило загадочное шуршание и не менее загадочное кряхтение. Каллен спешно натянул штаны и спустился вниз. На полу, среди разбросанных бумаг и осколков фарфоровой фигурки мабари, которой его письменный стол решила «украсить» леди Монтилье, ползала Сурана. – Что тут происходит? – Я всё соберу, – пробормотала Сурана, сгребая ладонями битый фарфор.       Каллен схватил её за локоть, вынуждая встать. Ему в нос ударил запах крепкого алкоголя. Ну, ясно, Сурана дёрнула для храбрости и пришла его добить. А он ещё жаловаться на неё не хотел. – Проваливай из моего кабинета.       Эльфийка качнулась и уткнулась лбом ему в плечо. Каллен запоздало сообразил, что стоило надеть рубашку. Ему было бы гораздо проще объяснить случайным свидетелям, почему Сурана склонилась над его обездвиженным телом, чем причину, по которой она припала к его обнажённой груди. – Ого, привет, красавчик! – сказала Сурана, и Каллен вздрогнул, ощутив её ладонь на своём животе.       Он дёрнул её за руку и приподнял голову эльфийки за подбородок. – Сурана, это я.       В её мутноватом взгляде промелькнуло разочарование, и Каллену вдруг стало даже немного обидно. – Да. Точно. Я же шла к тебе, храмовник. А почему ты голый? – Потому что я сплю. – Неправда, ты не спишь. Вот же ты, передо мной. Или я тоже сплю? – Какого хрена тебе тут надо? – Я пришла поцеловать тебя в жопу, – уверенно произнесла Сурана, – у тебя есть пять медяков? – Я дам тебе десять, если ты уйдёшь. – Не надо десять. Я стою всего пять. И Гленн тоже. – Кто такой Гленн? – Да так, один поросёночек, – Сурана хрюкнула и расхохоталась, – милый маленький поросёночек, который изменит мир. – Ты пьяна. – Очень.       Сурана обхватила Каллена за шею, привстала на носочки и доверительным тоном шепнула ему на ухо: – Я собиралась трахнуть кунари. – Всех?       Она заглянула ему в лицо, и Каллен замер, не понимая, как ему реагировать на то, что её пальцы ощупывают его скулы, щёку, нос, шрам над верхней губой. – Почему ты такой красивый? – Спросила Сурана, – это сбивает с толку. В Кинлохе ты выглядел как… как… бледная немочь. И это было правильно. Внешнее уродство соответствовало внутреннему содержанию. – Пошла. Вон. – Нет! – Сурана отступила и умоляюще сложила ладони, – мне надо поцеловать тебя в жопу! Тогда Айрис простит меня, и у нас снова всё будет хорошо! – Мне снять штаны? – Это было бы логично. – Сурана, прекращай делать мне непристойные предложения. А то я соглашусь и пожалею. – Потому что ты меня ненавидишь? – Потому что ты пьяная. Нерия, прошу тебя, иди проспись. Поговорим завтра. – Ладно, – неожиданно согласилась Сурана.       Каллен с облегчением вздохнул, но тут она начала заваливаться на бок. Он подхватил падающую эльфийку, и она повисла у него на руках. – Эй! – потряс он её, – вали к себе! – Я не могу, – пробормотала она, не предпринимая никаких попыток встать, – я устала.       Каллен стоял посреди своего кабинета, придерживая Сурану за подмышки, и уже третий раз за сегодняшнюю ночь не имел ни малейшего понятия, как ему поступить. Не нести же её в башню магов на руках. Если им встретится кто-то по дороге, Каллен не сможет объяснить, что происходит, потому что он и сам не понимает. Просто выставить её за дверь было бы отвратительным поступком. Оставить Сурану здесь? Внизу некуда лечь, а на полу очень холодно. Он дёрнул эльфийку вверх и начал подталкивать её к лестнице. – Куда мы идём? – оживилась она. – Я бы хотел, чтобы ты пошла туда, где солнце не светит. Шагай.       Сурана схватилась за перекладину и неуверенно начала подниматься по лестнице. Каллен последовал за ней, готовый в любую секунду подхватить её, если она снова начнёт падать. Перед его глазами маячила эльфийская задница, обтянутая кожаными штанами, и Каллен деликатно отвёл взгляд.       Когда Сурана, наконец, упала на кровать, Каллен понял, что упустил одну немаловажную деталь. Кровать одна, их двое. Они не супруги, и даже не друзья. По-хорошему, между ними стоило бы меч положить, от греха подальше. И, учитывая её поведение последние полчаса, ещё неясно – греха убийства или греха прелюбодеяния. Джентльмен уступил бы кровать леди. Каллен считал себя джентльменом. Но какая из Сураны леди? Леди не надираются, не ведут себя, как матрос в борделе и уж тем более, леди никого не душат.       Каллен стянул с эльфийки сапоги и перевернул её на бок. Она сунула ладонь под щёку и дёрнула кончиком носа, как мышь, унюхавшая сыр. Каллен бы умилился, если бы ему не хотелось ей врезать. Он прилёг на другую половину кровати и отвернулся. Когда в Кинлохе он загадывал, чтобы Сурана хоть раз оказалась в его постели, стоило уточнить, что она не должна быть при этом пьяной, как дворф. Но даже так ему очень хотелось повернуться и потрогать её. Она ведь об этом не узнает. Но он-то будет знать, что облапал спящую женщину без её согласия. Но ведь Сурана его лапала. Но он лучше Сураны. Точно, гораздо лучше. Он никого не душит, никого не лапает и он должен поспать, потому что завтра им предстоит серьёзный разговор.       Первым, что увидела Нерия проснувшись, было облако в виде ондатры. Или опоссума. С одной стороны опоссум, с другой ондатра. Опосдатра. Эта самая опосдатра плыла над её головой, заставляя Нерию гадать, как так вышло, что лежит она совершенно точно на кровати, но при этом видит небо. Это была не единственная загадка, терзающая похмельный разум. Многое интересовало Нерию в этот нелёгкий час. Чья это комната? Чья это кровать? Чем она занималась на этой кровати? Зачем ей в рот нагадила опосдатра? Нерия заглянула под одеяло и с облегчением отметила, что ответ на предпоследний вопрос: «Нет, ты совершенно точно никого не трахнула на этой кровати, Нерия Сурана. Ты молодец, такой стремительный личностный рост заслуживает всяческого одобрения». С громким стоном, сопроводившим удар набата в её голове, она сползла с кровати, и в ужасе уставилась на широкое отверстие в полу. Только у одного человека в этой крепости в спальню вела стремянка. Нерия легла на живот и осторожно подползла к лестнице. Каллена внизу не было. Нерия воздала хвалу Создателю, быстро спустилась вниз и дёрнула дверь, готовая бежать навстречу свободе. Дверь оказалась заперта. – Ну не урод? – Спросила Нерия у письменного стола и направилась к нему, чтобы поискать, чем можно вскрыть замок. Обнаружив там скрепку, она издала победный клич и вернулась к двери.       Любой из её антиванских приятелей справился бы с этой задачей за минуту. Но Нерия не была опытным медвежатником, поэтому ковыряние скрепкой в замке затянулось и увлекло её настолько, что она сообразила, что в замке повернулся ключ, только когда дверь уже распахнулась.       Нерия посмотрела на храмовника снизу вверх. Он держал в руках миску, прикрытую блюдцем. – Собачку кормить собрался? – спросила Нерия, поднимаясь на ноги. – Да. Присаживайся, собачка. – Я, пожалуй, пойду, – возразила Нерия и попробовала боком протиснуться мимо Каллена. – Я сказал, сядь.       Голос храмовника хоть и был спокойным, но прозвучал настолько угрожающе, что Нерия решила не спорить. Ну, помакает он её лицом в кипяток, ничего страшного. Она села за стол, храмовник поставил перед ней миску. Сверху на блюдце лежала ложка. – Это чего? – Суп. Ешь. – Хочешь, чтобы меня вырвало? – Не волнуйся, ведро я тоже принёс.       Нерия сняла блюдце и принюхалась. Суп как суп. Куриный. Что он туда добавил? Яд? Слабительное? Приворотное зелье? Она зачерпнула бульон и с опаской сунула ложку в рот. Бульон был горячим, насыщенным и почему-то жгучим. Ей показалось, что вкус чёрного перца заполняет её мозг, прочищая его и развеивая туман, за которым скрывалось то, что она бы предпочла не вспоминать. – Ну как, полегче? – Спросил Каллен. Он стоял возле двери, подпирая плечом шкаф с документами и отрезая Нерии путь к побегу. – Смотря, с какой стороны глянуть. Откуда такие познания в снятии похмельного синдрома? Тоже напиваешься до беспамятства? – Я – нет. Но мои подчинённые в Киркволле, бывало, напивались. – Говорят, ты там проявил несвойственный тебе героизм. Людей спасал. И даже магов, – сказала Нерия, глядя на плавающий в супе кружок морковки. – Кто говорит? – Никто, – она подняла взгляд на Каллена, – храмовник, что я вчера тут вытворяла? – Тебе в хронологическом порядке рассказать или по степени возрастания безумия? – Просто опиши самое безумное. – Ты называла меня красавчиком и трогала. Везде. – Везде? – Севшим голосом переспросила Нерия. – Везде, – подтвердил Каллен. Уголок его рта дёрнулся, будто он сдерживал усмешку. – Это неправда. Ты мне даже не нравишься. – Ладно, не везде. Ниже живота не спускалась. – Уже что-то. – Ещё ты упоминала пять медяков, поцелуи в жопу и ссору с Айрис.       Нерия обхватила голову руками. Точно. Она пришла извиниться, но вместо этого потрогала храмовника везде выше пояса и отрубилась на его кровати. Но раз он кормит её супом, а не готовит ритуал усмирения, значит извиниться ещё не поздно. – Каллен, прости, что напала на тебя. Я же не знала, что ты не принимаешь лириум. – Ты и не должна знать, – возмутился Каллен, – передай своей подруге, что я больше к ней не приду, раз она не умеет держать язык за зубами. – Не надо! – Нерия вскочила со стула, – пожалуйста! Она очень хорошая целительница, и она рассказала мне, потому что волновалась за тебя! Из-за того, что я… ты понял. Клянусь, храмовник, я не хотела тебя душить. – А что ты хотела?       Нерия села обратно. Как объяснить ему, что она хотела. Он и так уже считает её идиоткой. – Это очень глупо. – Глупее, чем всё то, что уже произошло? – Я хотела, чтобы ты меня ударил! – выпалила Нерия. – Зачем? – Ты что, мой отчёт не читал?       Каллен шагнул к столу, схватил знакомый Нерии свиток и кинул в неё. Она втянула голову в плечи. – Это не отчёт. Это сказки тевинтерского леса. – Чего сразу сказки-то? – обиделась Нерия. – Там написано, что ты обвалила балку на мельнице. – Да. И что? – Зажги свечу, – кивнул Каллен в сторону медного подсвечника, покрытого оплавленным воском. – Зачем? – Хочу посмотреть, как у тебя обстоят дела со стихийной магией. Ведь я знаю три заклинания, которыми ты могла бы обвалить балку, и все они относятся к школе стихий, а я помню, как в Кинлохе ты рыдала над кружкой, безуспешно пытаясь остудить магией свой чай. – Очень грубо мне об этом напоминать. – Будь всё так, как ты написала, ты бы не стала признаваться. Ты бы сказала, что произошёл несчастный случай.       Нерия посмотрела на храмовника с внезапным любопытством. Он так хорошо её знает, это одновременно пугает и льстит. Она бы написала про несчастный случай, но если отец Амелии потребует у Инквизиции наказать убийцу его дочери, пусть проблемы будут у неё, а не у Гленна. – Что там произошло, Сурана? – То, что написано в отчёте. Хочешь поиграть в детектива – дело твоё. Но я не собираюсь ничего доказывать. Разговор окончен. – Не окончен.       Каллен снова шагнул к столу, сдвинул миску и поставил перед Нерией какую-то вещицу. – Узнаёшь?       Не то, что бы Нерия узнала свою филактерию. Они все одинаковые. Но она ни на секунду не засомневалась, что это её филактерия. Все остальные уничтожены. А её пропала из хранилища в Кинлохе и, оказывается, всё это время была у Каллена, пока Нерия тряслась в Антиве, боясь, что рано или поздно её выследят. – Ты украл мою филактерию. – Я её не крал. – Её не было в хранилище! Ты спёр её оттуда! – Я нашёл её в столе у Ирвинга! – Ты лжёшь! – Зачем мне лгать? После восстания Ульдреда, когда мы обыскивали вещи всех магов, я нашёл твою филактерию и… ну… спрятал. – Нахера? – Не твоё дело. – Он не доверял мне, – осенило Нерию. – Кто? – Первый чародей. Даже после того, как я выдала ему своего лучшего друга, он думал, что я попытаюсь выкрасть филактерию и сбежать вместе с Йованом и Лили. Поэтому он забрал её из хранилища. Верни её мне, храмовник. Это не твоя вещь. – Она больше моя, чем твоя. Филактерии – собственность церкви. – Нет больше твоей церкви!       Нерия могла просто схватить флакон, оглушить Каллена и сбежать. Но ведь она пришла сюда, потому что её побег выйдет боком другим магам. Не стоит злить храмовника. Она раздражённо проследила за тем, как Каллен убирает филактерию в карман. – И что теперь? – Я хочу, чтобы ты знала – я тебе не доверяю, Сурана. Ты непредсказуемая, агрессивная, и у тебя проблемы с самоконтролем. И если ты снова на кого-то нападёшь, потому что будешь в плохом настроении, я приму лириум и убью тебя. Понятно? – Понятно. Я могу идти? – Иди.       Нерия проследовала к двери, взялась за ручку, но, прежде чем выйти, повернулась к Каллену. – Ты, должно быть, думаешь, что лириум делает тебя сильнее, храмовник. Но петля, затянутая на шее, никого не делает сильнее. Ни тебя, ни меня.