***
Глоксиния стоял напротив самого пугающего и сильного, помимо Короля, Демона. Страха не было, адреналин замедлял безумный стук сердца, что довольно забавно и противоречиво. В два янтаря, пропитанных уверенностью и отсутствием враждебности, смотрели две бездны, пропитанные пустотой. Лицо блондина ясно выражало интерес, но гораздо меньшей, чем при виде Элизаздры, ради которой оба и находились на поляне. — Пыльца фей? Ни за что бы не пропустила. — Глоксиния только кивнул на это. Пыльца фей имеет множество свойств и меняет их в зависимости от добавок трав, феи, которая их использует и намерений. Благодаря этим факторам ему и удалось прибыть сюда без Элиры и заставить ее пропустить эту встречу, прекрасно осознавая риск. В одно мгновение разгневанное лицо Мелиодаса оказалось в паре сантиметров от лица Короля фей, на которого стало давить ужасная аура. Впрочем, он стойко вытерпел и почти не подал виду, за исключением капли холодного пота, пробежавшей по виску. Что он в полной мере может сделать? Во благо клана многое и очень, но Рубин, которая там подобна белой вороне, он не в состоянии дать ничего. Она спасла его сестру, рискуя собственной жизнью. Каждый день он видит решимость в ее глазах, которая говорит о готовности к кончине, потребуй того он или его сестра. Она ставит жизни двух фей выше всего клана и своей собственной. Это не правильное мышление, но ужасно бьет в сердце. Только сейчас, думая об этом, он понимает, что от ее клана ей досталось гораздо больше черт, чем он, Глоксиния, видел изначально. Один раз ради такого преданного существа, преданного ему, его сестре, можно же совершить глупость? — Что тебе надо, Король фей? Смелости набрался, раз одна игрушка, лояльная к вам еще держится? — Мелиодас отстранился, до боли привычно усмехнувшись. — Кронпринц, а вы сами верите своим словам? Я еще жив, а это уже говорит о многом. — Я вырву тебе крылья, если ты сейчас же не ответишь на вопрос. — … — Глоксиния не знал с чего начать. Как начать. Попросить не трогать, но… Она мучается? Точно? Мысли так роились в голове, которая просто пухла. Начало не складывалось, ничего не получалось произнести. Не хватало смелости. Кратковременное отчаяние жгло глаза и заставляло задыхаться. Он сам не понял, как произнес слова, пропитанные безнадегой, отчаянием, сочувствием и уверенностью. Чертовски странным сочетанием — Она же заслуживает счастья… Неожиданно даже для себя Мелиодас напряг не естественно выпрямившуюся спину. Глаза расширились и лишь на мгновение, на такое крохотное, но заметное ему и Королю фей, он потерял самообладание. Материя обвалилась дымом у ног, поднимаясь почти сиюсекундно и окутала владельца вновь. Она мучается и что? Какое ему дело? Он посмотрел в Янтарные глаза и увидел страх прошлого и будущего гораздо в большей степени, чем настоящего. Что же ее ждет и что Элира пережила, раз Король фей так боится этого? Кронпринц расправил крылья из материи — Она может не переживать, у нее отпуск. На пару дней — единственное, что он кинул прежде чем взмахнуть крыльями. Их тренировки проходят раз в месяц, эти пара дней и являются ее выходными. Значит он имел в виду только то, что эти дни будет здесь. Это был намек на шанс Глоксинии исправить эту ситуацию, помочь ей хоть чуть. Завтра он вновь придет и пусть не сразу, но постепенно этот демон поймет все.***
— Что? — Король фей с неким удивлением смотрел на «подопечную», которая стояла к нему боком, смотря в источник. Она была спокойна, даже апатична, но все-таки слегка нервная и задумчива. Она анализировала, не психовала, но смотрела на него со страхом, осматривая каждый доступный участок его тела в поисках ран боковым зрением. — С тобой точно все хорошо? — повторила она свой вопрос не поворачиваясь в его сторону полностью и лишь поглядывая. — Д-да — Значит на неопределенный срок у меня выходные? По сути один. Сомневаюсь, что это повторится. Элизазадра выглядела подавленной, полной той самой безнадеги, которой был полон он. Но все это стерлось в одно мгновение, стоило ей увидеть Герхард. Столь привычная им улыбка вернулась к ней. Она была полностью искренна, как будто не было сегодняшнего события вовсе. Не было ничего из того, что она пережила. Рубин не злилась на него, переживала, но ни капли гнева или обиды не было. Только страх за Короля и его сестру, чей радужный мир она не хочет портить. Все мировоззрение Герхард пошатнулось после того рокового случая двадцать пять лет назад. Для таких, как они — долгожителей, это и сроком не назвать, поэтому свежо то воспоминание и страх в маленькой голове наивной феи, которые черноволосая пытается всеми силами убрать. Глоксиния сжал руки в кулак, короткими ногтями раздирая кожу ладоней. Он добьется результата в этих обоюдоострых переговорах. Не знает какими методами и чего конкретно он ждет от этого демона, но дойдет до того финала, который сделает хоть чуточку счастливей эту преданную Девушку.***
— А значит эта девка не в состоянии ничего сделать сама? — с оскалом спросил Принц. — Я знаю, что ты хочешь вызвать во мне жалость к этой слабачке, Никчемный Король — Мелиодас проигнорировал противно сжавшиеся сердца и мышцы от иррациональной ненависти к себе же. Демон сел на камень, переживший уже многие их встречи с Лиз, закинув лодыжку одной ноги на колено другой и подперев голову локтем — Вещай! — в приказной форме сказал он. Ему не нравилось, что он делает такое лишь потому что в разговоре фигурирует эта шавка. Он прикусил себе язык после того, как в мыслях назвал ее так, что взбесило еще больше. — Живо! — Для меня всегда превыше всего стоял клан — Глоксиния понимал, что сейчас это не касается Рубин, что разозлит демона, но все же продолжил — Все феи наивны. Просто кто-то со временем понимает всю кровь и жестокость этого мира, а кто-то просто не замечает или же желает не замечать. У каждого существа есть собственный мирок, хрупкость которого зависит от самого владельца. И миры моих фей рухнули, когда к нам в лес пожаловал демон из клана Пожирателей душ… Ваше Высочество, вам известно, какие условия рождения сильных чистокровных должны соблюдать Пожиратели? — он посмотрел на Кронпринца мутным, тусклым взглядом и усмехнулся от формальности столь несвойственной ему. Вопрос мог показаться риторическим, но Мелиодас почему-то был уверен в обратном. Насколько он знает, чаще всего чистокровные рождались от союза человека или феи с пожирателями душ. Были случаи с богинями, но те убивали себя до рождения ребенка, а если же и рождались, то были не чистокровными. Отсюда можно сделать вывод, что это зависит не от чистой и «доброй» силы. Чистота намерений? Доброта и порядочность владельца? Если так, то вполне возможно. Во все времена Богини не могли похвастаться бескорыстностью. Несмотря на то, что он Демон, мало кому из его расы было известно как рождаются Пожиратели. Точнее на этом не заостряли внимания. Их клан был довольно интересен и полезен, но морально опущен. Отбросы, насильники, жестокие убийцы… Много кто из этой категории. Особо отбитые и извращенные не якшались порезвиться с человеческими детьми, которых убивали впоследствии. Полная падаль этого мира, презираемая всеми и ненавистная, но заставляющая с собой считаться. Не было ни одного случая на его памяти, хотя ему, Мелиодасу, уже около шестиста лет, когда рождался чистокровный или хоть чуть обладающий силой, от союза Пожирателя и другого демона. Такие союзы у них вообще не приветствовались, а если рождался ребенок от родителей, которые оба пожиратели — всех троих морально убивали, если не удавалось избавиться от плода. Подведем итог: Люди и Феи, но не корыстные Демоны и Богини. Великаны отсекаются в силу величины, в то время как Пожиратели всегда походят на людей. Ростом, по крайней мере. Третьи и Четвертые могут преследовать свои цели от рождения такого существа, первые не могут знать полной выгоды от этого, а вторые слишком наивны и добры — бескорыстны. — Характер? Другого родителя — Почти. Чем добрее существо и чем больше оно ненавидит дитя в утробе, тем сильнее сам плод. Чем больше ненависть, тем крупнее плод. Кто в состоянии выносить почти пятилетнего ребенка в утробе? — Ха, если мать — фея, то конец ее мне ясен. Но не рождение Элиры стало тем, что пошатнуло мир твоих ненаглядных и добрых феечек. — Демон развел руки в стороны, поворачиваясь спиной к Королю. Несмотря на то, что он внимательно слушал, готовность к атаке мягкотелого на него была. — Зачатие Элиры. Глаза Мелиодаса стали чуть больше, выказывая его удивление. Зачатие? Отец Элизазадры прилюдно изнасиловал фею? Некое удивление спало, когда он вспомнил, о каком клане идет разговор. Эта фея настолько возненавидела ребенка, что ее буквально разрывало от ненависти. — Она родилась неожиданно. И трети часа не прошло, как Рубин появилась на свет. При всех феях, на Великом Древе. В миг рождения она могла и стоять, и говорить, и понимать. Ее ничему не пришлось учить, ей ничего не пришлось объяснять, кроме анатомии жителей этого мира… Она плакала над трупом Аллеи… — Пожиратель.? — речь идет об Элизе. И дело не в том, что она была Пожирателем Душ, а том, что она была слишком сильна и терпелива для того, кто проливал слезы. Она не показывала ему этого и почему-то было…неприятно…злобно… — Рубин не знает, но по наступлению совершеннолетия…он вернется. Она слишком ценна для них и ты это поним… — Глоксиния замолчал из-за нехватки воздуха, так как в одно мгновения взбешенный Мелиодас оказался около него, сдавливая горло. — Зазнался, Падаль?! — разъяренно прошипел Демон — если я здесь, это не значит, что готов слушать твои речи. Слишком много позволяешь! — Д-дай ж-жит…ей…щас-ливо… — Блондин откинул Короля фей от себя. — Ради нее ты пошел на столь необдуманные риски?! Свой народ ты не ценишь настолько? — Кронпринц приподнял бровь, возвращая на лицо привычную усмешку. Глоксиния молчал, выравнивая дыхание. Ноги подрагивали после удушья, горло саднило, а легкие жгло. Да, это необдуманно, даже не так — это глупо, но все-таки обдуманно. Если он сделает ее жизнь чуточку лучше, будет ли это платой за спасенную жизнь сестры и ее ценность для него и Герхард. Она стала частью их жизни, Элира принимала их без остатка, ценила и готова была заплатить за это жизнью. Всегда за жизни его народа приходилось платить ему, но кто-то захотел помочь, забрав, пусть и две, но жизни не малой важности для всех фей. Она стоит этого риска. Не первый и не последний раз он так думает. — Васкез… — еле слышно прошептал Король — Луч! — Блондин оскалился, Атакуя в ответ черным пламенем. — Форма Девятая: Терн Смерти! — Множество лоз осыпались на Мелиодаса, подобно дождю, которые, впрочем, он отразил материей. — Ну, давай! Покажи мне всю свою решительность, мягкотелый!***
— Ты так самоуверен? — поднимая голову Глоксинии за волосы спросил Демон с усмешкой, тот посмотрел непоколебимо. Узнай об этом кто-то из расы, они посчитают Элиру слишком опасной. Возможно даже посчитают, что она обладает магией, способной очаровать. Все существа в этом плане одинаковы — никто не хочет видеть правды. Их мнение — она зло. Это легко — внушать себе, что зла меньше, чем на самом деле. И это понимали оба. Разум стойко игнорировал слова Короля фей. «Она не знает, но по наступлению совершеннолетия…он вернется» Мелиодас не хочет признавать, что его волнует возможная опасность для этой девчонки. Глоксиния видит это и пользуется, что неимоверно бесит первого. Черная материя по привычке окутала тело, как вторая кожа. Крылья из нее же расправились, принося непонятное внутреннее окрыление. Щекочущее чувство в животе. Прежде чем взмыть вверх, Мелиодас с непонятным уважением, малым, но присутствующим, бросил: — Попробуй меня убедить еще, Король фей Глоксиния. Ему просто не нравилась мысль о том, что ее могут забрать.***
Элизаздра смотрела в просветы неба, в крупицы яркой бирюзы, слепившей глаза, которые было видно через кроны деревьев. Ветра практически не было, что очень разнилось с тем, что происходило за пределами леса Фей. Там всегда было темно. Темное небо, сухая вялая трава. Нет, она росла, была вполне живой, но такой тусклой и пугающей, мрачного цвета и всегда казалась безжизненной. Просто оболочка без грамма природы, обычная бумага, нарисованная пусть и умелым, но не умеющим вкладывать душу в рисунок, художником. Небо… А на небе как будто в любую секунду готов разразиться гром, все было тусклым и безжизненным, хоть и здоровым. Лес Фей же — это Сказочное место, полное ярких и нежных красок, чистоты и красоты. Лес всегда был чист, причем как морально, так и на вид. Всегда яркая зеленая листва, нежная прозрачная вода, всегда ухоженные и здоровые животные. Прекрасная погода, где бури и другие природные катастрофы ничему не могли навредить. Лес — это природа, феи — это ее создатели, те кто рождаются из природы. Да, все существа являются представителями природы, даже демоны и богини. Они все существуют, а это уже знак того, что им есть, им уготовано место в этом мире. У каждого живого существа есть предназначение, то, для чего они существуют. У них нет конечной цели, нет того, что они должны ждать, как будто этот момент существует или должен будет наступить только ради них. Путь, на протяжении которого совершаются действия — это и есть предназначение. И нет, по достижению его не умирают, продолжают выполнять эту цель. Ведь само существование в какой-то мере это и есть цель их жизни. Рождение, жизнь, смерть… Цикл практически невозможно прервать. Душа — да, она бессмертна, но не тело. Тело всегда будет умирать. Что бы мир двигался нужны новые идеи, цели и желания, увлечения. Смерть и рождение — это и есть то, что двигает людей, которые хотят совершить открытия на своем пути, ведь видят, как быстро умирают их родные, а соответственно и они. Тогда для чего в этом мире… Нет, не в целом мире, а именно в этом, в ее новой жизни, нужны долгожители? Одна тысяча лет необходима, чтобы сдвинуть идеалы, мечты и цели существа. Фей, Богинь, Великанов и Демонов. Все расы могут считать людей никчёмными, слабыми, но именно люди являются теми, кто вносит прогресс и идеи в мир, в то время как другие расы живут тем, чем жили пять тысяч лет назад. Существование долгожителей — это и есть то, что тормозит мир. Она тормозит себя. Элизаздра и есть та, кто не меняет то, что ей не нравится. Она боится Мелиодаса, но продолжает искать встречи или же просто приходить к нему. Она переживает за Глоксинию, которого нет уже два месяца, такие ничтожные для их жизни, но долгие для ее прошлой. Переживает, но все еще стоит на месте не решаясь спасти или хотя бы проверить: что с ним и как он. Ведь ее срок жизни позволяет ей думать годами, смотреть в одну точку и ждать голода, который придет не скоро, а если и придет, то игнорировать его такое же время. Но эти ничтожные месяцы — срок который ничего не значит для смерти. Ей хватит и минуты забрать существо, пусть хоть то будет долгожителем. Крылья из черной материи появились внезапно, буквально по щелчку и не завидно тем, кто это увидел. Как в самых страшных кошмарах детей большой темный монстр вылезает из-под кровати, так и тут черная материя приняла вид больно похожий на невиданное существо, лишь потом принимая вид, отдаленно напоминающий крылья. Глаза заполнила чернота, перекрывая крупицы человечности, отражающиеся в них. Это довольно смешно, у бесчеловечного существа есть признаки человечности. На самом деле совсем не смешно, от этой новости все посмеются и назовут рассказчика полным лгуном, от этого вида глаза исследователей лихорадочно заблестят. Это нонсенс, невозможно, бред. У пожирателя Душ нет совести. У Пожирателя Душ нет морали. У Пожирателя Душ нет страха. У Пожирателя Душ не возникает привязанности. В них нет человечности. Она любит Глоксинию, как сестра может любить брата, как мать может любить сына, как дочь может любить отца. Она безмерно обожает Герхард. Любит сестринской любовью, материнской. И сама не понимает слов о том, что не может этого испытывать. Как? Почему? Тогда что это? Желание подставиться под удар, вместо Герхард. Желание пойти против самого большого ее страха ради Глоксинии. Этот проклятый Король хочет спасти ее? Обойдется. Она имеет право пойти против его желания. Элиза та, кто хотела спасти Глоксинию и Герхард от Кронпринца. Это случайность, что до сих пор она спасает и лес Фей. Он хочет вернуть ей долг, так пусть не лезет — вот плата, которую она требует. Крылья подымают крупицы земли и зелени, создается воздушный взрыв, раскидывая все в стороны. В считанные секунды она оказывается над лесом. Куда же девается ее скорость, когда рядом Мелиодас? Почему страх настолько заполняет голову. А страх ли это? Материя испаряется, оставляя ее беззащитной в паре километров над землей. Все сердца останавливают свой ритм на пары чертовски долгих секунд, которые стоили бы ей жизни, если бы здесь был враг и здоровой психики, если бы рядом был Он. Сейчас совсем не время думать об этом. Да, необходимо разобраться, но не сейчас, когда ей требуется сталь в голосе и чистота в разуме.***
Мелиодас скучающе помахивал ногой, сидя на холодном камне. Радом, кряхтя и пытаясь подняться шевелился Король Фей. На коже в некоторых местах были ожоги, грязь от земли, прилипшая к коже из-за крови и множество синяков. Со стороны это действительно выглядело, как издевательство, с чем Мелиодас бы согласился. Вот только издевался не он над Королем Фей, а как раз-таки, наоборот. Глоксиния не был достаточно сильным соперником, но в его власти было бы доставить проблемы, конкретно такие: замедлить, мешать, путаться под ногами. Все это не сказать, что раздражало или наскучивало, скорее вызывало толику умиления. То, как он, кряхтя пытался подняться было похоже на щенка, делающего неуверенные и маленькие шаги. Для своего народа он был силен, но недостаточно, чтобы оказать сопротивление Заповедям или хоть кому-то приближенному по силе к ним. Элизаздра и то дольше держится в битве с ним, но может это дань опыту. У нее было много возможностей изучить его стиль. Элизаздра… Она самое раздражающее существо на этом свете. Такое безумное и чертовски интересное. Оскал начал украшать лицо Кронпринца. Глоксиния добился своего. То, что он еще жив — заслуга Элиды. То, что мерзкие Феи, те букашки, которые смели навредить, угрожать или презирать Элиру живы — это ее заслуга. Ощущать на себе привязанность такого существа как он — дорого стоит. Для владельца этого самого поводка. Мелиодас спрыгнул с камня, идя в сторону Глоксинии. Материя начала опадать все больше показывая человеческую внешность. Метка черного солнца сошла, чернота глаз начала как будто проникать под зелень, тонуть в ней. Когда Короля Фей подняли за волосы, тот столкнулся с сияющими безумием Изумрудами. — Я ее жду. Сейчас. Ясно? Не успел Фей ничего ответь, как Кронпринца оттолкнули с такой силой, что ближайший ландшафт рушился под его телом. Прям в полете призывая материю и разворачиваясь на ноги, он пропахал землю, оставляя там уже две борозды от ног. Только восстановив равновесие, он тут же блокировал удар ноги в черном сапоге с металлической подошвой, краем сознания отмечая, что услышал хрусть своей руки, которая, впрочем, тут же восстановилась. Полной грудью он втянул воздух, даже по запаху понимая кто это. Кровь, розы и свежесть, природа. Неповторимый запах, неповторимые змеи черных волос, даже оттенок черной материи был с отблеском красного. Такой знакомый бой сердец, их испуганный ритм. Мелиодас с невероятным восторгом заметил, что его собственные сердца взволновано забились, восхищенно. Прошло чуть больше двух месяцев с их последней встречи, но такое ощущение, как будто он не видел ее годами, десятилетиями. То, что она так грубо «поприветствовала» его не вызывало раздражения, более того, просто осталось в памяти, как что-то незначительное, обычное. Было глубоко все равно как это произошло, в голове, перед глазами, в мыслях было лишь то, что она здесь. Ничего более. Он превратил черную материю в гигантские когти с уверенностью в том, что она с легкостью увернется. Так и произошло, она отпрыгнула, взмахнув своими крыльями и приземлилась точно перед Глоксинией, всем видом говоря, что готова его защищать, рискуя жизнью. Полуулыбка, полу-оскал, который непроизвольно появился на его лице с появлением Элиры, погасла. Губы начало сводить от судороги, гнев и недовольство пробирались через грудную клетку. Внутри все пылало, выворачивало, бесило. — Ты обещал. Обещал, что не тронешь. — материя начала опадать, рассыпаясь как песок и пропадая, как будто уносимая ветром. Красные глаза сверкнули в обиде и недовольстве, в бессилии и страхе. Мелиодас медленно шел в ее сторону. Шел, когда она говорила, когда смотрела на него, шел, не меняя темпа даже тогда, когда всю радужку заполнил страх и остановился прям перед ней. Нос к носу. — Не обещал. — рубины столкнулись с изумрудами. «Верно» — пронеслось в ее голове — «Не обещал». Она пошатнулась от осознания этой простой истины. Верно, он не обещал, он никогда не говорил ничего подобного, но при этом и не обманывал ее. Она… Она сама себе все это придумала. Глаза начала заполнять соленая влага, Элиза резко развернулась к Глоксинии лицом, закрывая его собой и заплакала. Как плачут все, подрагивая, перебивая дыхание в каждом всхлипе, с забитым носом и глубокими вздохами в рот. Она плакала как любой другой, но молча. Молчала, не роняя ни звука, именно что не тихо, а просто молча. Как будто смотришь фильм, и в этот момент отключили звук. Актер кричит, размахивает руками, обвиняет, но из-за отключенного звука ты этого не слышишь. Мелиодас скривился с неким отвращением смотря на столь яркое проявление чувств, но позже это сменилось удовлетворением. Даже в такие моменты она выглядела сильной, не до конца разбитой, готовой идти до конца ради того, что хочет. А в данный момент она хочет защитить, спасти жизнь. — Рубин… — хрипло подал голос Глоксиния, но его прервали. Черной материей Кронпринц буквально закрыл ему рот, не давая сказать ни слова. Король Фей был награжден безумной и довольной улыбкой Кронпринца. Тот выглядел по-детски радостным, в предвкушении. Как будто сейчас получит то, чего хотел, чего добивался. Глаза Феи расширились от осознания того, что информацию, которую он хотел использовать против принца, тот использует во благо себе — это были последние мысли Глоксинии, прежде чем он потерял сознание от нехватки воздуха. Черная материя так же закрыла и нос, вместе с мыслью в голове четко запомнилось заплаканное лицо Зары, которая держала его щеки.***
Pov Мелиодас. Я медленно опустился пред плачущей Эли на колени, пытаясь состроить максимально скорбное выражение лица. Признаю, получалось плохо, изнутри распирало некое подобие радости. От предвкушения подрагивали пальцы. Стоит признать, я помешался. Но до конца я же буду отрицать то, что это любовь. Неееет, это больше похоже на одержимость, интерес что угодно, но не на это глупое слово. Она очень-очень интересная вещь, к которой, стоит признать, чтобы предотвратить дальнейшее развитие слабости, я привязался. Посчитал своей? О чем я? Она моя. Я ее нашел, я ее растил, я ее учил. Она моя. — Я его больше не трону. — Ты уже…! — она остановилась, не закончив предложение, глаза неверующе посмотрели на меня. Не удивлюсь, если мое лицо действительно выглядит равнодушным. Я не вру, действительно больше его не трону. Зачем мне это. — Ты осознаешь, что сейчас это именно обещание? — Судя по ее лицу, это и заставило ее замолчать на начале предложения. Она в отчаянии, она боится меня и того, что я могу сделать с ее двумя обожаемыми Феями. Это просто прекрасно! Прекрасный шанс, прекрасный момент. Она сама признает, что отныне моя! Моя вещь, моя игрушка, просто моя. — Что? Что еще тебе надо, я и так все делаю, все. — она смотрела своими красными глазами на меня, не моргая. Не плача, не истеря. Слушая, беря себя в руки, пытаясь найти ответ. Это не менее прекрасно, то, как она быстро справляется со своими эмоциями, которые обычных людей доводят до самоубийства. Нет, это не сравнимо с ее сородичами или мной и отцом. Но гнев — это то чувство, которое не могут подавить даже ее сородичи, то чувство, которое не могут подавить Заповеди. Она же контролирует абсолютно все свои состояния, пусть не сразу, но с каждым разом ей требуется все меньше и меньше времени. — Ты признаешь — она смотрела внимательно, не отрывая своих глаз от моих, внемля и чуть ли не заглядывая в рот — что принадлежишь мне. Вся. Я же не трону никого из Фей, даже помогу защитить твоих ненаглядных Герхард и Глоксинию, если возникнет необходимость. Признай. Признай, что у тебя нет права решать свою судьбу без меня. И я выполню все, что сказал. Она не выглядела удивленной, скорее завороженной, безвольной, но не равнодушной. Спокойной. — Да, принадлежу. End Pov Мелиодас. Pov Элизаздра. Я внимательно смотрела, как Мелиодас отлетел от Глоксинии после моего удара. Немедля ни секунду приближаюсь, ударяя пятком ботинка по его руке, слыша хруст. Сердца отзываются неприятным покалыванием и трепещут в таком привычном страхе, когда я радом с ним. Его губы изогнулись в странной усмешке-улыбке, оскале, я не знала как это назвать, только испуганный всхлип при виде этого рвался из груди. На секунду, всего на секунду мне показалось, что он сделал глубокий вздох, когда мои волосы были близко, но эта мысль уплыла, когда он замахнулся материей в форме когтей. Взмахиваю чернильными крыльями оказываясь около Глоксинии, вставая перед ним. В этот момент сердца опять затрепыхались, как рыбы, брошенные на сушу, как птицы в тесной клетке. Я четко ощутила, что его начал заполнять гнев, не без удивления отмечая, что до сих пор его и не было. Он не был зол, не был раздражён, но сейчас… — Ты обещал. Обещал, что не тронешь. — в данном случае это звучало глупо, бесполезные потуги, просто слова, чтобы заполнить этот момент, хоть как-то перенаправить страх, заглушить его. Он медленно шел в мою сторону, в нашу сторону. Не ускоряясь, а казалось, наоборот, замедляясь. Почему?! Почему он просто не может придвинуться сюда, как обычно, это делал! Быстро, без жалости, моментально! Я просто чувствовала себя ребенком, меня тошнило, хотелось разрыдаться. Я его ударила, я сломала ему руку, он зол! Он не убьет, но от этого еще хуже. Я не знаю, что он сделает! Нос к носу, глаза в глаза и дыхание почти на моем лице. — Не обещал. — щелчок. Картинки в голове. Холодная вода и сверху ведро из-под нее. Вот как я себя сейчас себя ощущала. Диссонанс и растерянность. Он…не врал. Нет, но как же…? Он ведь… «Если не придешь я самолично приду за тобой и обещаю, что в этот раз ту фею не отпущу. И Король Фей меня не остановит» «Умеешь контролировать черное пламя?» «Здраво. Это опасно без должного умения» «Я сделаю, что ты просишь, но не тронь Глоксинию и Герхард А как же остальные феи? Мне нет до них дела.» …не обещал. Ноги подкосились окончательно, силы покинули меня. Разворачиваюсь и падаю на Глоксинию, закрывая его тело своим. Не получается, истерика накатывает пульсирующими волнами, единственное на что меня хватает это молчать. Истерить как во всевозможных мелодрамах, но молчать, не произносить ни звука. — Рубин… — резко вздергиваю голову уже поздно замечая, как чужая черная материя перекрыла дыхание и рот Глоксинии. Злость и крики остановила одна фраза: — Я его больше не трону. — Ты уже…! — слова вырвались раньше здравой мысли. Верно… Он ни разу до этого не обещал, точнее только один раз. Если я нарушу его приказ, он доберется до Герхард. Всегда, любые мелочи, он всегда сдерживал слово. — Ты осознаешь, что сейчас это именно обещание? — Что? Что еще тебе надо, я и так все делаю, все. — Я завороженно смотрела на него. Не моргая, чувствуя быстро образовывающуюся сухость в глазах. Это то, что мне не нравилось, всегда. Такой самоконтроль, не присущий людям, но демонам, такие приглушенные эмоции, моменты, когда даже во время срывов получается себя контролировать. Гаснущие эмоции. — Ты признаешь, что принадлежишь мне. Вся. Я же не трону никого из Фей, даже помогу защитить твоих ненаглядных Герхард и Глоксинию, если возникнет необходимость. Признай. Признай, что у тебя нет права решать свою судьбу без меня. И я выполню все, что сказал. — В голове слова повторялись из раза в раз, в горле пересохло, сердца забились ритмично и нервно. Смущенно, от чего стало еще противнее. Пожалуйста, пожалуйста нет. На что, на что я иду, не говори, не говори этих слов. Я не могла, не могла… — Да, принадлежу. …полюбить. End Pov Элизаздра