Merci

      Даже не прекращающее ныть запястье не мешало мне наслаждаться видами: дикие поля, поросшие разнотравьем, редкие цветастые домики, бесконечные ряды ветряков и электровышек. В воздухе летали мелкие листики и лепестки, птицы кружились прямо над бесшумно мчащей электричкой. Практически как наяву чувствовались уличные ароматы выпечки и грозы. Казалось, будто я попал в страну вечной весны.       Арс всю поездку пытался подсунуть мне эклеры и круассаны, но я только отмахивался с вымученной улыбкой. Устал. Есть после перелёта и марш-броска по магазинам совсем не хотелось, да и волнение перед предстоящим событием не давало полноценно расслабиться.       Свадьба. Моя подруга женилась.       Вау.       Когда мы подъезжали к красующемуся в солнечном свете белым камнем облицовки особняку, я уже не смотрел по сторонам. Даже на пару мгновений не отвлёкся на сады и побережье тихой речушки. Только вперёд, к дверям, где даже услужливый и несколько удивлённый персонал не смог получить от меня внятного ответа.       Кто я? Парень, который не видел свою лучшую подругу очень долго. Куда я? Вперёд, туда, откуда доносится её смех. Кто со мной? Они сами представятся, не тормозите меня!       Она сидела за длинным столом в окружении весело щебечущих девушек, перебирала какие-то бумажки и попивала сок из высокого, хрустального стакана. Вся светилась от счастья и излучала ещё больше весны, чем весь пригород Парижа. Прямо за её спиной стояла Марина, как телохранитель, прикрывающий тыл и надменно оглядывающий волнительную суету. Величественная, гордая, периодически она что-то тихо приговаривала на ухо будущей жены, отчего та краснела и мягко улыбалась в воротник белой рубашки. Можно было заметить, как бережно они касались друг друга, как облюбовывали взглядом.       Идиллия.       — ОКСАНА.       Наконец она повернулась, натыкаясь на меня удивлёнными и немного испуганными глазами. Подпрыгнула на месте, раскидывая вокруг себя бумаги и разбрызгивая из перевёрнутого стакана сок.       — АНТОН.       Понеслась со скоростью той электрички, на которой мы приехали, врезалась грудью в грудь больно и сжала в душительных объятиях. Я в долгу не остался: уронил сумку на пол, чтобы не мешалась, и обхватил хрупкую фигуру в ответ, с облегчением ощущая ударивший в нос аромат ромашек и лилий. Некоторое время просто наслаждался ощущением тепла в руках, вибрацией бешено стучащей грудной клетки и тихим, прерывистым дыханием на ухо. Слишком долго.       — Да, я тоже тут, Суркова. Рад тебя видеть, ага, — послышалось позади.       Девушка с еле слышным всхлипом вперемешку со смехом оторвалась от меня, тут же приникая объятиями к Диме. Более деликатно, будто извиняясь. Ещё и в щеку поцеловала, приваливаясь после на плечо и задорно проговаривая:       — Не бурчи, дорогой, — совсем незаметно картавила, что я заметил за ней давно, но тактично молчал, смеялась уже совсем откровенно и счастливо, — Мы с тобой встречались в прошлом месяце, а Шаста я не видела уже больше года.       — Это не отменяет того, что его ты любишь больше, — уже с лёгкой ухмылкой на лице проговорил Позов, получая в ответ невесомый тычок в рёбра.       — Не переживай, Дим. Зато я тебя люблю сильнее всех, — подмигнул мимо проходящий Матвиенко, вызывая яркий румянец смущения Позова, — Марина, здравствуй!       Я тут же окаменел, ощущая на спине жгучий взгляд.       Опять она.       Окей, когда Оксана рассказала, что общается в романтическом плане с девушкой, я не удивился. Совсем. Как сейчас помню: вечер, бутылка пива в руке, сохнущий проект по архитектуре на окне, скайп, Оксана выходит из шкафа. Это было ожидаемо, на самом деле. Но когда чуть позже я узнал о том, что её нынешней девушкой была сестра Арса, меня это повергло в шок.       Типа. Серьёзно? Марина? Эта змеюка?       Позже общение пришлось наладить, конечно. Я относился к ней крайне настороженно, но она очень долго и усиленно убеждала, что давно переросла свои детские обиды на брата и меня трогать больше не собиралась. Пришлось поверить. Особенно когда они съехались, и я стал невольным наблюдателем милейших домашних сцен.       Никогда бы не подумал, что Марина вообще способна на нежность и заботу, но пришлось, когда она из раза в раз приносила моей лучшей подруге кофе в постель, бережно укрывала её пледами по вечерам, ругала за долгий ночной разговор или обнимала крепко-крепко после возвращения с работы. Они вообще вместе смотрелись на удивление нежно и ранимо, хотя по отдельности олицетворяли исчадия ада, не меньше.       Возможно, я всё ещё относился к Поповой настороженно, но это не мешало мне видеть в ней идеальную партию для своей лучшей подруги. Поэтому, когда я повернулся, то вполне заслуженно получил троекратный поцелуй в щеку и искреннюю улыбку.       — Выглядишь неплохо, Шастун.       — Спасибо, — неловко ответил, подмечая такой знакомый оттенок голубого в глазах, светящихся счастьем и любовью. Никакого коварства. Вот уж действительно, любовь людей меняет.       — Вы уже получили ключи от своих комнат?       — Нет, конечно, — появился в дверях Арс, махнув рукой сестре мимоходом, — Антон так стремительно отправился на твои поиски, что распугал весь персонал, — и ухмыльнулся ещё так издевательски, что я не удержался и показал ему язык, — А потом ещё удивляется, почему русских так боятся иностранцы. Ты бы видел своё лицо.       — И какое оно у меня было?       — Я тебе потом опишу. А ещё лучше — покажу.       Вот пидорас.       Плавно и неторопливо мы вернулись в коридор, где вокруг чемоданов столпилась прислуга. Я неловко закашлялся, когда встретился взглядом с управляющим, которого пару минут назад так грубо отпихнул. Действительно, некрасиво получилось.       Ещё больше смущала свита из француженок, что не переставала хихикать и поглядывать на меня. Как будто я был каким-то щеночком или котёнком на витрине приюта, в самом деле. Давно так себя не чувствовал.       — Я занималась садом в этом особняке, и пожилая дама — хозяйка дома — разрешила провести здесь церемонию, — рассказывала Окс, попутно отправляя людей убраться в комнатах и отнести наши вещи.       — И сколько это всё стоит?       — Для меня нисколько, Дим, — ещё и улыбнулась так очаровательно хитро, что сразу стало понятно, насколько хорошо она уживается в этой атмосфере вечного цветения, — Женщина одинокая, в это время года живёт на квартире, а дом пылится в запустении. Она взяла с меня обещание, что я скину ей фото со свадьбы — это и есть моя плата.       — Где мне найти такую щедрую пожилую даму?       — Зачем? У тебя же есть Арс. Можешь попросить его напялить старушачье платье, он наверняка не откажет.       Я даже не успел поправить Диму, сказать, мол, не придумывай, нет у меня никого, но услышал задыхающийся кашель со стороны. Повернулся, а там Попов всеми силами пытался снова научиться дышать, но Серёжа рядом смеялся всё громче и помогать явно не собирался. Он явно не ожидал такой подлой шутки, это я уже привык к подколкам Димы. Только спустя пару мгновений меня тоже прорвало на истеричное хихи, которое подхватили мои друзья. Пожалуй, не буду поправлять.       — Il est très beau! — улыбнулась француженка возле меня, чтобы затем, поймав мой непонимающий взгляд, отвернуться и продолжить быстро-быстро тараторить, — Comme c'est mignon! Avez-vous dit que c'était un artiste?*       — Oui, c'est un très bon artiste,** — ответила Оксана, почему-то улыбаясь несколько надменно и хитро, будто что-то замышляя. Девушки возле неё тут же взорвались возгласами:       — Incroyable!***       — Je veux qu'il me dessine!****       — Nous serions comme Rose et Jack!*****       — Il n'a pas de petite amie, n'est-ce pas?******       — Je veux le prendre moi-même! Chaton russe!*******       Я стоял в абсолютном афиге, впервые за долгое время не понимая, что нужно делать. У меня был неплохой английский, и до этого момента он мне очень помогал. Но сейчас на меня обрушился шквал мурчащей французской речи, и я искренне ждал хоть какого-то перевода от Оксаны или хотя бы Марины, да только те молчали и смотрели так интригующе, что даже мурашки прокатывались по коже.       А потом мне на плечо приземлилась чья-то широкая ладонь и сжала горячую от смущения кожу. Арсений стоял слишком рядом, притягивал к себе ещё ближе и улыбался так едко и злобно, что было откровенно страшно. Глазами ещё так сверкал в сторону замолкших девушек. Я был рад, что не на меня, потому что сразу бы откинулся от такого взгляда. Откинулся, подставился, попросил пощады... Ну, и прочее.       — Dames! Ce mec est occupé! — придвинулся уже вплотную, опаляя дыханием щёку, обнимал будто бы непринуждённо, но все движения были настолько собственническими и уверенными, что я покраснел с ног до головы, с интересом рассматривая мраморный пол, — Je vous conseille de ne pas embarrasser mon chaton.********       О господи, он реально это прорычал.       Боже, он реально чмокнул меня в затылок.       Во-первых, ахуеть. Ему было мало немецкого, так он теперь и французским меня совращать собрался? Такой тон, такие лёгкие порыкивания. Серьёзно, я не доживу до конца церемонии.       Во-вторых, Оксана — сволочь. И Марина тоже. Стояли напротив, смеялись с меня. Видимо, прекрасно понимали, что Попов собирался делать, и даже не предупредили. Предательство в чистом виде.       И наконец, что бы Арс там ни сказал, это помогло. Девушки смущённо попрятали улыбки, быстро и задорно прохихикали что-то Сурковой и ускакали наверх, в свои комнаты. Эффективно, ничего не скажешь.       — Арс, — смог только через пару мгновений пропищать я, когда мужчина отошёл на приличное расстояние.       — Что? Это же не немецкий, — ухмылялся он, подмигивая.       — Ну ты с-       — Пойдём прогуляемся, пока ваши вещи закинут в номера! — быстро подхватила закипающего меня под руку подруга и поволокла на улицу, — Посмотришь, какой я сад здесь обустроила, давай! Блокнот свой захвати.       Арс помахал мне рукой, но я успел в последний момент показать ему средний палец.       Пидорас.

***

      — Я реально им понравился?       — Конечно, они чуть не подрались за право станцевать с тобой первый танец.       Сад был огромен и прекрасен. Разделён на несколько участков, в каждом из которых росли растения, определяющие какой-либо исторический период. Мы с Оксаной сидели в древнегреческой зоне, где уже была обустроена площадка для завтрашней церемонии и работники неторопливо расставляли стулья. Повсюду красовались заросшие вьюнком мраморные статуи, вдали виднелся огромный лабиринт из среднерослого кустарника и великолепные вазоны, в которых красовались лилии и розы. Конечно, я не отказался от возможности зарисовать шедевр садового искусства.       — Быть такого не может. Я же некрасивый.       — Тебе въебать? — я даже улыбнулся, позволяя себе взглянуть на её недовольный прищур, — О, нет. Я лучше расскажу об этом Арсу, и он уже проведёт с тобой все необходимые беседы.       — Жестокая ты женщина. От Марины научилась?       — Я всегда такой была, дорогой.       Телефон в кармане задребезжал новым оповещением, и я отложил блокнот с карандашом в сторону.       систр       Мама спрашивает как вы доехали       И доехали ли вообще

Вы Да все хорошо С Оксаной вот сижу разговариваю

      систр       Передавай ей привет!       И купи мне панамку       — Тебе Наташа привет передаёт, — не отрываясь от мессенджера, кинул в сторону подруги.       — О, ей тоже привет!

Вы Она тоже привет передаёт Зачем тебе панамка

      систр       Шаст не тупи       Мы же на дачу собираемся       Там сгореть можно за секунды

Вы А у нас в городе панамок нет?

      систр       Французских нет

Вы —_—

      систр       Тебе что жалко чтоли?       Я все маме расскажу

Вы Да куплю я Куплю

      — Как она там?       — Нормально, — телефон вернулся в карман, а я лёг, вытягиваясь на скамейке во весь свой рост (надо же, реально поместился) и устраивая голову на коленях подруги, — Начинает понемногу готовиться к экзаменам, маме помогает по дому. По выходным ездят на дачу, прибираются там.       — Та самая дача?       — Да, — перед глазами пронеслись воспоминания трехлетней давности, и почему-то они вызывали только улыбку. Суркова тоже улыбалась, загадочно смотря сквозь меня, — Я давно там не был. Обещал им после всего этого приехать на месяц, погостить. Там как раз всё цветёт, много работы в саду.       — Я теперь тоже хочу на вашу дачу, — засопела подруга, нежно почёсывая мои волосы на затылке, — Может, уговорю Марину вместо медового месяца к вам приехать.       — Ого, почётно, — только Оксана могла променять шикарный отдых в Греции на батрачество в огороде, — Мама кстати давно хотела с твоей будущей женой познакомиться.       — Жалко, что она не смогла приехать.       — Работа, — пожал я плечами, — Ты знаешь, как она дорожит своим местом, особенно после появления Наташи. Не то чтобы в этом была нужда, конечно.       — Ты всё ещё отправляешь им свою стипендию?       — Конечно, благо что социалку получаю. Мне же она ни к чему, у меня Арс есть, — против воли хитрая ухмылочка скользнула по губам, и Оксана тоже усмехнулась, пусть и покачала головой будто бы осуждающе.       — Она до сих пор не принимает Попова?       Я даже зажмурился от той волны боли, что пронеслась по запястью. Конечно, при упоминании того конфликта старые раны начинали ныть сильнее, но не только ментально. Рука даже спустя годы продолжала иногда напоминать о себе: или климат так на неё влиял, или стресс, или нагрузки. Ничего не помогало, врачи разводили руками: пришлось просто смириться и везде носить с собой утяжку. Сейчас же я старался как можно менее заметно размять болезненно скованный сустав и не показать подруге, насколько мне больно. Усиленно разглядывал предзакатные золотые хлопья облаков над головой и жмурился будто бы от света.       — Она его недолюбливает, конечно, но ей приходится мириться с нашей дружбой. К тому же Наташа постоянно отвлекает её от этой темы, спасибо ей огромное, — немного отпустило, и я закинул руки за голову, перебирая пальцами прохладную листву куста, — Маме будет трудно его простить. Не уверен, что это вообще возможно.       — А сам-то ты простил?       Взгляд невольно соскользнул на такие пытливые глаза Сурковой. Она даже наклонилась, чтобы не пропустить ни малейшего движения моих губ, и наверняка заметила, как рвано ворвался воздух в мои лёгкие.       — Да, — пару мгновений она всё ещё смотрела, выискивала ложь на дне зрачка, но, удовлетворившись ответом, откинулась на спинку скамейки, — Ты же знаешь, насколько настойчиво он извинялся, и как долго я старался на него злиться. Не думаю, что это произошло в одно мгновение, но понимаю, что сейчас уже совсем не обижен на него за то... что было.       — Но говоришь об этом всё равно с трудом.       — Потому что всё ещё больно.       Девушка задумчиво замолчала, вставая с места и отряхивая брюки от пыли. Я с недовольством поднялся, вспоминая, положил ли утяжку и тейпы в рюкзак.       — Ты тоже был придурком, — наконец заключила подруга, разминая затёкшие плечи, — Машину его разбил. Вы друг друга стоите.       — Этим и успокаиваюсь.       Мы двинулись к лабиринту, решив немного пройтись перед ужином. Вокруг были лишь кустарники и клумбы белых роз, и в обстановке уединения так легко было рассказать о чём-то очень личном, что мы не переставали откровенничать и шутить на острые темы. Мне этого действительно не хватало.       — Ты не боишься, что Серёжа с Димой испортят тебе свадьбу?       — Всю их программу Марина переписала трижды, — закатила глаза Суркова, — Поверь, она точно не допустит ничего чересчур пошлого и тупого. Там же её родители будут.       — Ого, — искренне удивился я, — Ты с ними познакомилась?       — Конечно. Это было неловко, но они не такие уж и жёсткие.       — Арс говорил, что они гомофобы, — многозначительно проговорил я.       — Они были, — подтвердила подруга, но затем улыбнулась победно, — Но Марина умеет переубеждать. К тому же под моим натиском она наконец занялась семейным бизнесом, журналистика же надоела. Это подкупило доверие отца семейства, а мать и так была мной очарована.       — Круто.       — Кстати они про тебя спрашивают очень часто. Хотят познакомиться.       — Со мной? — голос даже сорвался на фальцет от страха, — Зачем?       — Им интересно увидеть того, кто завоевал сердце их сына.       — Боже.., — холодный пот проступил на лбу и стены лабиринта будто начали двигаться, — Мы же не встречаемся даже!       — Да?       Оксана выглядела настолько хитро и надменно, что я впервые испугался за собственную шкурку в её присутствии. Она двигалась хищно, сверлила ухмылкой и проникала в мозг, будто мощнейший экстрасенс в попытке выведать информацию. Прочитает мысли и заставит заплатить за сеанс, а денег-то у меня нет. Создавалось ощущение, что она не просто так меня в этот лабиринт завела. Сейчас вот заведёт в тупик и сожрёт с потрохами в качестве платы.       В тупик мы действительно забрели, но то, что там происходило, вмиг отрезвило нас обоих.       — А когда вы нам собирались сообщить о своих отношениях?       Дима тут же отскочил от охреневшего Матвиенко, пытаясь сделать вид, будто это не он несколько секунд назад с ним сосался. Даже волосы пригладил, словно это действительно помогло бы нам поверить, что не он прижимал Серого к зелёной изгороди.       — Димас, ну вот вообще нечестно, — скрестил руки на груди, чтобы выглядеть недовольно, а не так, будто сейчас взорвусь от смеха, — Я тебе, между прочим, все детали своих романов рассказывал.       — Я тебя об этом не просил вообще-то!       — Ой, ну и пошёл тогда нахуй, — показала другу язык Ксанка, беря меня под руку и уводя в сторону, — Или кто у вас там сверху. Всё, не мешаем!       Мы ещё долго слышали возмущённые бухтения Димы и разочарованные вздохи Серёжи, но не смеяться не могли. Не знаю почему, но Позову до сих пор было сложно демонстрировать свои чувства, особенно когда это касается Серёжи. Будто у него в голове застряла установка «все геи — пидоры», а он пидором ну вот совсем быть не хотел.       Конечно, мы с Оксаной знали, что они встречаются. По-другому и быть не могло: Дима слишком часто возвращался с ночёвок у Матвиенко растрепанным и покрытым засосами, отмахивался, мол, на пылесос упал, но даже через экран скайпа можно было почувствовать наш скептицизм. Мы не ждали от него официального признания, просто радовались, что они наконец-то разобрались в чувствах.       — Осталось только тебе с Поповым сойтись, и радужное трио восторжествует, — заключила Суркова.       — Почему вы все разом решили, что это произойдёт именно сейчас?       — У нас есть план, дорогой мой, — подмигнула девушка, выводя меня из лабиринта, — Твой не работает уже как год, а мой начал действовать уже с первых минут.       — Мне страшно.       — Ты даже представить не можешь, как много людей поставили на завтра. Да я сама на завтра поставила.       — Серьёзно? — вдалеке уже виднелся величавый особняк, и времени на этот разговор оставалось всё меньше, ведь у дверей стоял курил Арс, — А если все проиграют? Точнее, а когда все проиграют, куда эти средства пойдут?       — Тебе на булочки. Будешь заедать свой недотрах.       — Булочки? — уловил лишь часть (я очень надеюсь на это) фразы Попов, — Ты проголодался?       Не удержался от мягкой, застенчивой улыбки и кивнул мужчине, нагло вырывая из его пальцев сигарету и туша её о стоящую рядом пепельницу. Мы вместе направились в главный зал дома, и Арс пристально следил за тем, что и в каком количестве я ел. Пялился с такой нежностью и заботой, что я и сам начал думать над тем, чтобы сделать ставку в оксанкином тотализаторе.

***

      Конечно, нас поселили в одной комнате, где даже второй кровати не было. Когда Оксана сказала, что у неё был план, что-то такое и представлялось в моей голове. Я был приличным мальчиком, так что отвоевал себе место на диване и на заикающемся английском попросил у прислуги дополнительный комплект постельного белья.       Перед сном Арсений устроился в кресле и что-то печатал на ноутбуке, попивая зелёный чай. Периодически оглядывался на меня, тужившегося над увлекательным процессом подготовки места для сна, с еле заметной ухмылкой. Конечно, он был доволен: я щеголял в его одежде, по его комнате, на свадьбе его сестры. Даже пах им теперь. Идеальный вечер в представлении немца-собственника.       Наконец я удовлетворенно выдохнул, падая на пахнущую лавандовым мылом подушку лицом, и тут же пожалел об этом, потому что подогнувшееся под телом запястье тут же пронзило острой болью.       На мой вскрик Попов подскочил моментально. Он бережно поднял меня, даже не пытался прикоснуться к руке, которую я прижал к груди, только сопел недовольно и ругался себе под нос.       — Ну что?       — Почему не сказал раньше, что рука болит? — намеренно ещё тона нагнал учительского, знал, что я из-за него не мог дерзить, — Как ты завтра рисовать собрался?       — Перетяну всё тейпами и нарисую...       — Антон, давай скажем Оксане, что ты не сможешь завтра нарисовать церемонию, — он отошёл ровно на минуту, только для того, чтобы достать из своего чемодана какую-то мазь и эластичный бинт, — Она не обидится, ты же знаешь.       — Нет! — я даже руку сильнее к себе прижал, но, стоило Арсу строго взглянуть на меня, как выдохнул тяжело и откинулся на подушку, протягивая пульсирующую болью кисть, — Конечно, не обидится, но я сам себя не прощу. Мы очень давно планировали это. Мне и полностью рисовать картину не обязательно. Только намечу основные фигуры и всё. Ай!       Попов растирал запястье крайне аккуратно, но застывшие мышцы с трудом поддавались его манипуляциям. Я почти слышал, как скрипели суставы и трещали связки. На все мои вздохи и охи, мужчина только успокаивающе поглаживал большим пальцем кожу и шептал что-то на немецком. Будто заговаривал меня.       — Если я завтра увижу, как ты кривишься от боли, немедленно пойду к Оксане и расскажу об этом, понял?       — Что у вас за привычка такая: Оксана грозится пожаловаться тебе, ты грозишься пожаловаться Оксане. Я что, ребёнок? — не то чтобы меня это правда обижало, но недовольство моё действительно росло, — Ай, Арс, больно! — видимо, он воспользовался моей отвлеченностью, чтобы сделать это жуткое вращательное движение и вызвать наиглупейший всхлип, — Пожалуйста, хватит!       — Чшш, потерпи ещё немного. Чуть-чуть осталось.       Я видел, как он улыбался. Конечно, ведь только что я возмущался, говорил, что незаслуженно меня ребёнком все считают, и тут же захныкал как самый настоящий малолетка. Не издевался, но это ты-и-сам-всё-понимаешь выражение читалось где-то между его бесстыжими ледяными глазами.       Это на самом деле было немного обидно и жгло сильнее разогревающей мази.       — Я правда веду себя как ребёнок?       Видимо, что-то печальное промелькнуло в моём голосе, потому что Попов тут же придвинулся ближе, всеми силами стараясь заглянуть мне в самую душу. Даже этот теперь уже расслабляющий массаж приостановил. Я не отвернулся, пусть и очень хотелось. Уши горели от стыда и близости любимого человека, но нет, не отвернулся. Ждал.       Арс устало выдохнул, а затем потянулся за эластичным бинтом, который оставил на столике перед диваном. Не отпускал мою руку и продолжал еле заметно круговыми движениями поглаживать костяшки.       — Ты инфантилен, — наконец произнёс, тут же дополняя, — Это как черта характера. Не знаю, чем она у тебя продиктована. Может быть, с возрастом она пропадёт, а может, нет. В любом случае я нахожу это очаровательным, — я уже собирался насупиться недовольно, но его мягкая улыбка и осторожные поглаживания по наконец расслабленному запястью успокоили меня, — Это не значит, что ты ребёнок. Твои поступки, твои мысли и решения не по годам зрелые. Не многие взрослые могут таким похвастаться, — я придвинулся ещё ближе и, движимый каким-то внутренним зовом сердца, устроился на его плече, слушая остаток речи через пелену накатывающего сна, — Так что я не считаю тебя ребёнком. И Оксана не считает. А если кто-то и считает, то этот человек просто не знает тебя так, как знаем мы. Не думай об этом, ладно? Антон?       Я уже вовсю сопел ему в шею, разморенный массажем и низким голосом. Улыбался устало, и помню только, как перед падением в глубокий сон прошептал тихо-тихо:       — Danke.