***
Первая половина дня прошла торопливо и мимо меня. Сначала был невероятно вкусный завтрак, за которым уже вернувшийся с пробежки Арсений на французском обсуждал с Оксаной моё РПП. Как я это понял? Марина подсказала. За что тут же была отправлена за соком на кухню. Не то чтобы у меня действительно были проблемы с едой — скорее Попов был слишком заботливым, когда дело касалось моего здоровья. Показалось ему однажды, что я ем мало и неправильно, и вот теперь каждую секунду мне в рот заглядывает. Вообще такие тайные переговоры очень напрягали. Я даже немецкий ещё не выучил, а уже приходилось считать, сколько бабок потрачу на уроки французского. Мда. В общем, следующие пару часов я искал идеальное место для моего мольберта и стыренной с кухни табуретки. Милые женщины-кухарки что-то ругательно кидали в мою сторону, но я на ломаном английском пообещал им нарисовать портреты, так что конфликт был улажен. Место выбрал хорошее. Подальше от алтаря, но чуть выше мест для гостей, чтобы была возможность всё видеть. С этой же точки весь танцпол был как на ладони, а софиты после церемонии должны были расположиться прямо над моей головой, так что проблем с освещением тоже не было. В перспективе. Я ещё не знал точно, какую часть свадьбы буду рисовать, но это место давало возможность запечатлеть каждое мгновение. Вплоть до обеда я расставлял краски, баночки с водой, носил к своему закутку холсты и кисточки и прикрыл всё это нагромождение горшком с монстерой. Чтоб не отвлекало никого. За это время я даже успел набросать общий план зала и залить фон, палитру подобрал, хоть и знал, что к вечеру все цвета станут совершенно другими. В общем, за обеденный стол меня Арс притащил силой, пусть я и не сопротивлялся почти. Только ворчал, вытирая краску с щеки. После обеда я поднялся в комнату, принял быстрый душ, торопясь не попасться на глаза Попова, что ещё недовольно косился на мою тощую фигуру, а потом так же быстро напялил на себя новый костюм. Оксана уже ждала меня в своей комнате, накрашенная и почти одетая. Спокойная, на первый взгляд, будто это не она пару минут назад истерично умоляла меня по телефону зайти к ней как можно скорее. — Что ты хотела? — запыханно и немного испуганно поинтересовался я. — Чтобы ты просто был рядом, — дрожащим голосом молвила девушка, еле сдерживая рыдания. Француженки рядом с ней нервно задёргались, хватая с комода салфетки и не зная, как к невесте подойти. А у меня сердце кровью обливалось — не любил я Оксанкины слёзы. — Окс, — я не подходил. Просто рухнул рядом с ней на колени и обнял, прижимаясь носом к нежному кружеву платья на плече, — Ну чего ты. Я же рядом. — Я тебя год не видела! А теперь… Женюсь и.. и совсем перестанем видеться! — Ой, вы посмотрите на неё, — притворно недовольно пробурчал я, — Куда ты денешься, Суркова? Я с тобой до конца жизни буду, — смотрел только на неё, в самую глубь её прекрасной души, — Даже если Марина твоя вдруг окажется ужасным монстром и абьюзером, не брошу. Из-под земли тебя достану, отряхну и увезу на дачу. Картошку собирать. — Обещаешь? Глаза у неё в тот момент были такие. Ох. Никогда не забуду. В них было всё: страх, нежность, любовь, сила, верность, счастье. Каждая эмоция, каждая мысль отражалась в зрачке, пуская лучи внутреннего света на радужку. Я мог только ловить эти лучи, невольно улыбаясь тепло и уже тоже не сдерживая слёз. — Обещаю. Обхватил её влажное лицо ладонями и медленно приблизился, оставляя полный любви поцелуй на лбу, а затем на носу. Она фыркнула будто бы недовольно, отстраняясь, но я видел её улыбку, видел, как она была счастлива. — А теперь иди умойся, невеста, — вставая с колен, проговорил чуть хрипло, всеми силами пытаясь подавить очередные непрошеные рыдания. Не хватало ещё на глазах подружек невесты потерять лицо, — А то вот, вся тушь потекла. И пока девушки были заняты восстановлением мейкапа Оксаны, незаметно стырил пару салфеток, запихивая их во внутренний карман пиджака. Церемония ещё впереди. Они обязательно пригодятся.***
Начало вечера я не помню совершенно. Перед глазами постоянно стояла пелена слёз, через которую я с трудом пытался рассмотреть улыбки, взгляды, касания. Картину рисовал скорее по ощущениям, чем по натуре. Хотя она не получалась от этого менее точной. Ушло ещё часа два на то, чтобы довести полотно до ума. Это был ещё не конец работы над ним, но, вытирая руки от краски припрятанной заранее салфеткой, я был доволен своим трудом. — У вас талант, молодой человек, — послышался за плечом тихий женский голос. Я чуть дёргано обернулся, не ожидая услышать русскую речь от кого-то из гостей. Всё-таки друзья у Оксаны и Марины были сплошь иностранцами. Рядом со мной стояла женщина средних лет, опрятно одетая и улыбающаяся так нежно и заботливо, что у меня краска на лицо полезла. Не привык я к вниманию, жизнь студента-затворника не готовит к такому. — Спасибо, — смущённо промямлил, дрожащими руками под пристальным взглядом дамы собирая баночки и кисточки, — Это ещё не окончательный вариант. Просто набросок. — Очень талантливый набросок, — тут же пробасил ещё один голос. Я совсем испугано обернулся, задев рукой полочку и роняя несколько грязных салфеток и бумажек. Мужчина неловко, но добродушно улыбнулся мне, приобнимая, видимо, свою спутницу за плечи, — Простите, мы вас напугали. — А, — устало потирая горящие от яркого света глаза, пожал плечами, — Ничего страшного. Я просто бываю нелюдим во время работы. Забыл, что здесь есть ещё люди, кроме меня. Мой смешок поддержал ещё один мужчина, что подошёл в тот момент. Он внимательно осмотрел незаконченную картину цепким карим взглядом, отчего мне захотелось её прикрыть, а затем кивнул мне с хитренькой ухмылочкой. Рядом с ним оказался ещё один мужчина, а затем и ещё один, и все они, включая супружескую пару, что подошла ранее, начали что-то усиленно обсуждать на немецком. Я жопой чувствовал, что говорили они обо мне, видел это по их быстрым оценивающим взглядам, но даже не знал, что с этим делать. Только сидел на стульчике, комкая разноцветные салфетки, и оглядывал зал, где начали расставлять аудиотехнику. Я не замечал никого из знакомых, и это, в сочетании со всё нарастающим гулом иностранной речи, начинало пугать. Паника зародилась где-то глубоко в груди, и дыхание сбилось. А потом мне на плечо приземлилась увесистая ладонь, и тревога просто исчезла. Будто её и не было. Потому что я знал, кому она принадлежала. — Мама, папа, — кивнул паре Попов, — Как вам церемония? Стоп. Он сказал «мама»? «Папа»? Погодите! — Что- Рука на плече чуть сжалась, осаждая меня. Шок, видимо, отразился на моём всё ещё залитым краской стыда лице, потому что окружившие меня немцы умиленно улыбнулись, тактично не замечая дрожащие пальцы. — Она была восхитительная, Арсений, — проговорила, наконец, женщина, — Вы очень хорошо всё организовали. — Гости в восторге, — поддержал супругу мужчина, — Всё на уровне, как и всегда. — Рад, что вам понравилось, — хватая меня за пиджак и чуть ли не силой поднимая и встряхивая, ответил Попов, — А теперь позвольте украсть нашего гениального художника. Он ещё ничего не ел. — Но я не голоден! — уже больше на автомате воскликнул я, за что тут же схлопотал лёгкий тычок в бок, — Ах, да! Очень хочу кушать! Там остался ещё цезарь? — Остался-остался, — посмеиваясь, мужчина закинул руку мне на плечо и прижал к себе, похлопывая по сбившемуся в бок пиджаку и уводя в сторону столов, — Какой же ты ещё ребёнок, Шастун. — А вчера ты говорил другое. — Понятия не имею, о чём ты. — Придурок… — Выпьем? — Да!***
Когда началась неофициальная часть свадьбы, на импровизированную сцену вышли Серёжа и Дима. Они что-то балакали на нерусском, гости активно подхватывали речь аплодисментами, а я сидел рядом с улыбающимся Арсом и ничего не понимал. В меня запихивали уже третий кусок мясного рулета, когда весело лепечущие француженки подхватили меня под руки и чуть ли не силой усадили рядом с невестой. — Что за фигня? Оксана легонько посмеивалась. Она вытащила из посеребрённой коробочки салфетку и лёгким движением подтерла уголок моего рта. — Ведущие разделили нас на две команды, — махнула в сторону противоположного стола, где чинно-мирно сидели Поповы, — Я с тобой, а Марина с Арсом. Будут разные задания, в которых мы будем набирать баллы, а в конце победителям дадут приз. — А почему такие команды странные? — Арсений напротив махнул мне рукой, привлекая внимание, после чего показал на пустую тарелку и пригрозил кулаком. Я со вздохом положил себе ещё один кусок рулета, чем вызвал его одобрительную улыбку. Придурок, — Логичнее было бы нас с фрицем в одну, а тебя с твоей нынешней женой в другую. — Всё не просто так, Шастун, — ухмыльнулась Суркова, — Это не первый сюрприз. — Уже боюсь. Мои горестные ковыряния рулета прервал голос Позова, который объявил первое задание для команды русской невесты. На протяжении часа мы не должны были отказываться от предложения потанцевать от всех гостей, чья фамилия не «Попов». Занятно и очень страшно. Уже в первые полчаса я перетанцевал со всеми подружками невесты и приглашёнными директорами крупных нефтяных компаний. Всё это время старался не сильно навязчиво держаться за партнера, не замечать настойчивые руки у себя на талии и периодически поглядывать на Арсения, который, казалось, вообще был очень за меня рад. Обидно вообще-то. Это задание ревность у него вызвать должно было, но, судя по всему, он видел моё страдальческое выражение лица, и поэтому больше умилялся, чем ревновал. Оксане тоже не везло. Её на танец приглашали исключительно те друзья и коллеги, что не умели танцевать от слова совсем. В итоге она свалилась рядом со мной, с усталым выдохом снимая туфли, и схватилась за холодную бутылку воды, начиная пить прямо из горла. — Когда уже этот час закончится? — Подружки невесты собрались на второй заход. — Может, вывесим белый флаг? — испуганно предложил я. — Русские не сдаются, Шастун! — грозно сверкая глазами, объявила подруга, — Но я тоже этого больше не выдержу. Надо что-то придумать. Некоторое время мы, устало привалившись друг к другу, наблюдали за тем, как восхищенно переглядывались гости и как надменно смотрели в нашу сторону Поповы. Ох уж эти их взгляды. Я был готов удавиться только ради того, чтобы стереть это выражение с их лиц. А потом до меня дошло: — Ты же фамилию не сменила? — Нет! — тут же подорвалась Суркова, залпом допивая бутылку и буквально влетая в лежащие под столом туфли, — И ты тоже! — Ну, я и не замужем. — Пока! Мой недовольный взгляд никак не остановил хохочущую Оксану. Она преувеличенно величественно обошла стол, поклонилась, подхватив подол платья руками, и торжественно пригласила меня на танец. Под умилённые взгляды гостей мы вышли в центр зала и закружились в невероятно медленном вальсе. Надо же было как-то оставшиеся полчаса потянуть. — Ты очень понравился родителям Марины. — Правда? Это пугает. — Я уверена, они бы украли у тебя танец, если бы их фамилия не была «Попов». — Всё ещё пугает. Музыка сменялась каждые минуты три, но мы не особо за ней следили, двигаясь в своём ритме и держась друг за друга так крепко, что даже если бы тут же упали от усталости, то вместе. Гости вокруг явно пребывали в недоумении, Дима с Серёжей оживлённо обсуждали, не являлся ли наш перформанс нарушением правил, а Поповы… Ох, Поповы! — Они ревнуют! — Что? — подняла голову с моего плеча девушка. — Марина и Арс, — я намеренно перехватил лидерство и развернул нас в их направлении, — Так смотрят, будто сейчас сгорят от злости. — Ну, Арсений Сергеевич явно недоволен, хотя не сказала бы наверняка, — как бы между прочим проговорила Суркова, — А вот Марина действительно горит. Меня ждёт восхитительная первая брачная ночь… И такое хихиканье вырвалось из подруги, что я не сомневался: она наслаждалась этим зрелищем. Я тоже наслаждался. Арс ещё ни разу за этот вечер не выглядел настолько хмурым. Пусть и внешне это было не сильно заметно, но я подметил это по деталям: он не отрывал от нас взгляда, прожигал почти, не отвлекаясь даже на вежливые разговоры с друзьями и важными людьми, комкал салфетки в руках и сжимал зубы, отчего кожа на щеках красиво перекатывалась в свете софитов. Меня грел огонь его ревности, и я хотел ещё. — Антон, — дёрнула меня за лацкан пиджака Оксана, — Хочешь, подорвём их? Взгляд подруги не предвещал ничего хорошего, но меня так прельщала перспектива ощутить ещё больше сладкой ревности, что я кивнул, соглашаясь. Невеста хихикнула, а затем резким движением опустила руки прямо мне на задницу, крепко обхватив, чуть сжав и прижав к себе ближе. Устроилась на плече, невинно прикрыв глаза и будто бы не слыша охи и ахи из зала. — Как ты только дотянулась? — засмеялся я, не без удовольствия проследив за стремительно покрасневшими Поповыми, — И не стыдно тебе? — Совершенно нет, — буднично хмыкнула она, — Я так устала. Мне платье сменить надо, а меня всё с танцпола не отпускают. Вот, пусть теперь пожалеют об этом. — Мстительная ты женщина, — без какой либо опаски я напрямую наблюдал за Арсом, улыбаясь нагло и немного нахально. Он тоже смотрел на меня. Прожигал взглядом, будто пытался клеймо мне на лбу поставить. А я готов был сделать следующий ход в нашей игре, — Хочешь, украду тебя? — Кража невесты? — КРАЖА НЕВЕСТЫ! Я быстро наклонился, подхватывая подругу под попу, поднял её, закидывая себе на плечо, и помчался в сторону дома под ошарашенное молчание гостей и заливистый смех Сурковой. В конце концов, мне было совершенно не важно, что обо мне думали эти люди, Оксана на плече была счастлива, а остаток вечера обещал быть весёлым. Именно за этим я и приехал.***
Постепенно гости расходились, задания становились всё бредовее и откровеннее, и в какой-то момент торжество перебралось в большой зал особняка, где стояло несколько диванов и камин горел в углу в окружении шкафов, полных книг. Ночь была холодной, и мы с Оксаной укрылись пушистым пледом, подсчитывая на салфетке наши баллы. — Выходит, что нам не хватает одного задания, чтобы сравнять счёт, — зевнув, сокрушалась невеста. Я только меланхолично сосал леденец на палочке, не собираясь даже голову от подушки поднимать. Рядом остались только самые близкие: Дима, Серёжа, кто-то из свиты Марины и сами Поповы, что ехидно ухмылялись в нашу сторону. Да, они очень постарались, чтобы обойти нас в этой глупой игре: и со связанными ногами прыгали, и яйца голыми руками ловили, и гостей на руках таскали — атлеты просто. Мы, честно, пытались хоть как-то их догнать, но даже в заданиях на логику побеждали только с позволения немецкой команды. — На самом деле есть ещё одно задание, которое мы не задействовали, — поправляя очки, проговорил Позов. Марина слишком громко хмыкнула, и я прищурился, подозревая что-то неладное. — Что за задание? — Оксана же воодушевилась, подобравшись на диване, и меня призывая принять вертикальное положение. — Нужно поцеловать человека, чей поцелуй вы считаете лучшим, — не отрываясь от телефона, пробубнил Матвиенко, после чего Арсений расплылся в победной улыбке. Мы с подругой переглянулись. — Задание рассчитано на определённое количество гостей, — начала рассуждать девушка, деловито отставив подушку в сторону, — На большой публике его бы посчитали слишком вульгарным, но они не убрали его окончательно из программы как раз на такой случай. — С точки зрения Марины в этой комнате нет никого, с кем бы ты целовалась, — под недоуменные переглядывания подхватил я, с лёгкой улыбкой прокручивая палочку от конфеты между пальцами и не спуская взгляда с немца, — В окружении всех гостей, возможно, такие были, но даже там она была бы уверена, что ты подойдёшь к ней. — С точки зрения Димы во всём мире есть только один человек, с которым ты целовался. Хотя, конечно, есть ещё Марина, но там всё было по принуждению, насколько я помню, — пожала плечами Суркова, — Занятно, как программа скатилась в задания, у которых есть только один способ решения. — Ну, они так думают, — палочка полетела в камин, где удачно сгорела, а я со всё той же ехидной улыбочкой повернулся к подруге, — А мы как думаем? — Иди уже сюда, сладкий. Не прошло и секунды, как нежные руки притянули меня за шею ближе, а пухлые, чуть влажные и пахнущие клубничным бальзамом губы прижались к моим. Поцелуй был долгим, показательным, глубоким. Этакий акт сопротивления. Я полностью отдался эмоциям, мысленно возвращаясь на то поле и в тот год, почти почувствовал запах диких ромашек и ощутил мягкость ткани старого халата под пальцами. Она неторопливо оторвалась от меня с шаловливой улыбкой и светящимися глазами. Я нежно заправил прядь волос ей за ухо, после чего получил ещё один робкий поцелуй в самый краешек губ. — Всё так же великолепен, Тош, — хмыкнула, наконец отстраняясь с лёгким румянцем на щеках. — И ты, — отбил я, слизывая остатки бальзама со своих губ и расслабленно откидываясь назад, — А разве мы не собирались держать это в секрете? — Я очень извиняюсь, но ЧТО ЭТО ТАКОЕ, БЛЯТЬ?! — Как хорошо, что мы заменили «потрахаться» на «поцеловать», — послышался на фоне Позовского негодования немного хрипловатый голос Серёжи, — А то хер их знает! Что у них там ещё за секреты есть… Я намеренно не смотрел в сторону наших невольных зрителей. Как и Оксана. Мы смотрели только друг на друга, улыбались многозначительно и касались друг друга совсем невесомо. Играли так умело, что почти сами поверили в эти чувства. — Поздно уже, — протянула девушка, пропуская мои слегка вьющиеся волосы сквозь пальцы, — Пойду спать. — Да, ты права, — согласился я, вставая с тёплого места и всё ещё игнорируя настойчивый, прожигающий взгляд голубых глаз, пусть внутри всё и горело от чувства превосходства и безнаказанности, — Мне ещё в душ надо. Спокойной ночи, Ксан. — Сладких снов, Тош. Мы ещё раз показательно чмокнулись, после чего, не сдержав злорадствующего, победного смеха, убежали в сторону лестницы. Игра продолжалась.***
В душе я пробыл долго, но на то были веские причины. Во-первых, мне нужно было время, чтобы смыть с себя все чужие касания, накопившиеся за вечер, во-вторых, мысли в порядок тоже не сразу пришли, уже молчу об алкоголе, что вообще не собирался выветриваться. В-третьих, дверь номера хлопнула только спустя тридцать минут, и вот тогда я понял, что самое время выйти. Не то чтобы я на что-то надеялся, но вечер и правда был горячим (мягко говоря). Я даже не подозревал, что был способен на такие откровенные дразнилки, а такую реакцию на обжималки с Сурковой тем более не мог предвидеть. Как-никак, всё складывалось весьма неплохо, и было откровенно всё равно на исход вечера, ведь время я провёл невероятно хорошо. Вышел из ванной комнаты в одном полотенце, что болталось на бёдрах. Даже вытереться не захотел. Голова кружилась от пара и жара, а холод номера мгновенно привёл меня в чувство. — Арс? — потирая озябшие плечи, оглядел темноту комнаты, но немца поблизости не обнаружил. Немного расстроился, — Я ванну освободил. Там, правда, шампунь закончился… Но можно же попросить у служа- Сначала услышал стук и только потом понял, что это моя голова ударилась о стену. До пьяного организма долго доходило, что положение немного сменилось, стало в разы теплее и что-то очень настойчиво надавливало на мои плечи, лишая возможности улизнуть. Подняв взгляд, наткнулся на ледяные океаны глаз, что горели острой смесью ревности и желания. Дыхание сбилось, и мне пришлось облокотиться руками об упирающуюся в поясницу тумбочку, чтобы не скатиться вниз, к его ногам. — Всё, ты выиграл, Junge, — буквально прошипел мне на ухо немец, намеренно понижая тон голоса и ещё крепче прижимая к стене, — Довёл меня до звёздочек перед глазами. И что теперь? Готов ответить? — Всегда готов, Арсений Сергеевич, — просто не мог удержаться от нахальной улыбочки, ведь да, да! Наконец-то! Немец в ответ прижался ко мне совсем близко, громко дыша в ухо и заставляя тянуться вверх, повинуясь сильным рукам. Сжимал мои бока, пока только пальцами очерчивая линию над полотенцем, а я уже горел, уже утопал в прикосновениях. Уже готов был умолять о большем. — Ты три года меня дразнил. Три. Года. — Неприятно, когда чувства игнорируют, правда? Крепкая рука обхватила мою челюсть, стискивая почти до боли и поворачивая голову так, как пожелается. Жаркое дыхание опалило губы, он наклонился надо мной, сложив меня на этой тумбе почти в два раза, и остановился в миллиметре от поцелуя. — Я тебя на лоскуты порву, выдеру, живого места не оставлю. Но сначала выпорю. Внутри всё сжалось, а изо рта вырвался непроизвольный стон. Подобрался, изогнувшись, бесконечно медленно приближаясь к желанным губам. Прошептал в них: — Так чего же ты ждёшь? Попов усмехнулся, чуть отстраняясь и закатывая рукав рубашки на левой руке. Посмотрел на часы. — Полуночи. Я глупо заморгал. — ..чегось?