A hundred kisses

Они защитились лучше всех в группе; преподавательница, казалось, была готова радостно захлопать в ладоши по окончанию семинара: — Как же всё-таки вы оба интересно мыслите, какой хороший и глубокий анализ! — Курапика и Куроро, все время смотревшие то в свои заметки, то в сторону, не пересекаясь взглядами, застенчиво кивнули, произнеся: «спасибо, мэм». Они почти не разговаривали с тех самых пор, как Курапика, уснувший на полу, проснулся в своей кровати, накрытый тёмно-синим пледом. В этот момент он что-то понял в плане отношения Куроро к нему, однако все ещё не мог дать этому названия. Куроро буквально позаботился о нем пока он находился в одном из самых уязимых человеческих состояний — во сне. В этом не могло быть и капли враждебности, наоборот, в этом была какая-то нежность и интимность, из-за чего Курапика чувствовал себя крайне неловко. Он хотел как-то отблагодарить парня, но не смог — язвить не хотелось, а простое «спасибо» звучало слишком пресно. Куроро, судя по всему, ощущал нечто похожее, из-за чего за все утро они обменялись одним лишь «до встречи», покидая комнату Курапики, и все время смотрели куда угодно, но не в сторону друг друга. — Ощущение, что между этими двоими что-то произошло, — сказала Мачи, выходя из кабинета, нарочито громко, чтобы Куроро мог ее услышать. Пара литературы была последней во вторник, поэтому после Куроро решил пойти к себе — подготовить задания на завтра, возможно почитать, если удастся выкроить свободную минутку, но в первую очередь поделиться с важнейшим в своей жизни человеком тем, что терзало его душу и не давало ему спать — не разговоры Марджане с Богом, конечно, но тоже сойдёт. — Кого я вижу, мой младший братик наконец-то пришел к своей любимой старшей сестре за советом, — это было первое, что Куроро услышал едва успел он переступить порог своей комнаты. Эта едкая реплика принадлежала розоволосой девушке — Мачи Комачине, которая юридически приходилась Куроро старшей сестрой, пусть чисто биологически их едва ли что-то связывало. Глядя на них нельзя было и предположить, что они выросли в одной семье, и дело не во внешности: бунтарский дух Мачи был заметен во всем, от того, что она красила волосы во все цвета радуги, до того, что она не чуралась в открытую говорить о своей гомосексуальной ориентации и могла поносить Иисуса за воскресным обедом; Куроро же, как упоминалось ранее, был жутким педантом, когда дело касалось религии, аскетом, когда дело касалось его комнаты и гомофобом, когда дело касалось его принятия собственной ориентации. Впрочем, эти различия абсолютно не мешали ему любить Мачи, навязанная религией гомофобия не помешала Куроро принять ее каминг-аут, желание передразнивать любую ее фразу не отменяло того, что при посторонних он нежно упоминал ее как любимую сестру и был готов, вопреки всепрощающей христианской морали, навредить тому, кто как-либо ее обидит. — Тот факт, что ты родилась на два месяца раньше меня не делает тебя умнее, — произнося это, Куроро делал свой голос нарочито обиженным. Мачи громко вздохнула. — Ты же знаешь, что я не помогу тебе пока ты не принесешь мне кофе и сигареты? — она сидела на кровати, скрестив ноги, и едва заметно теребила свою подвеску — старая невротическая привычка. — Конечно нет, капитанка-очевидность. — Пачка с двумя кнопками в верхнем ящике, зажигалка там же. — Что бы я делал, если бы ты не напомнила мне, где хранятся твои сигареты. Вряд ли пошел бы искать их там, где они обычно и лежат, — с этими словами Куроро открыл ящик, достал зажигалку и пачку сигарет и кинул их на кровать, где находилась Мачи. — Ты посмотри на него, я ему помочь пытаюсь, а он язвит. Никакого уважения к старшим в этом доме, — сразу после этих слов послышалось чирканье зажигалки, и девушка затянулась. — Не уважай я тебя, вряд ли бы пошел варить тебе кофе. — Полторы чайных ложки на одну чашку. — О да, спасибо, что сказала, я ведь планировал варить американо¹. — Сдрысни уже, балабол, и возвращайся с кофе. Куроро вернулся с кухни через некоторое время с двумя чашками кофе. Мачи забрала из его рук ту, где напиток был потемнее (Куроро разбавлял свой кофе молоком), сделала глоток и поставила чашку на прикроватный столик. Затем она сделала еще пару затяжек и стряхнула пепел в пепельницу, стоявшую на том же столике. Отдав кофе сестре, Куроро присел на пол у кровати (признаться в таком, глядя ей в глаза, он не мог) и терпеливо ждал, пока девушка завершит свой нехитрый ритуал и окликнет его. — И что же тебе нужно? — девушка закурила уже вторую сигарету; краем глаза уловив белую струйку дыма, исходящую от сигареты, Куроро невольно вспомнил тот эпизод с курящим Курапикой. — Помощь. — Тю, эт сразу понятно, ты ко мне просто так поболтать никогда не заходишь, — Мачи начала наигранно причитать, — Куроро совсем перестал общаться со своей сестричкой! — Умоляю, прекрати ломать комедию, дело серьёзное. — Ну что у тебя там? Снова по ошибке украл камень из цветочного горшка и не можешь себя простить? — Мачи, — начал Куроро уже совсем другим тоном. — Первое слово, которое приходит тебе на ум, когда ты думаешь обо мне? — Семья. К чему этот опрос? Куроро слабо улыбнулся и уставился в потолок. Он выглядел уставшим и сегодня казался даже задумчивей, чем обычно. — Вау. Даже не религия? — съязвил он, не обращаясь ни к кому конкретному. — Очередной кризис веры? Давненько их не было, — усмехнулась Мачи, но и во взгляде ее, и в голосе заметно было сопереживание. — Нет, — пробормотал Куроро, не сводя глаз с потолка. — Дело не в вере как таковой. Но все видят во мне только ее. Может быть, потому что я действительно много говорю об этом порой… Но это ведь не все, что во мне есть? Куроро обнял себя руками на секунду, но, быстро опомнившись, просто скрестил их на груди. — Или же все? — Что заставило тебя так думать? И почему это вдруг начало тебя волновать? — Я влюбился, — Мачи удивилась: Куроро не мог этого видеть, но знал, что тогда она вскинула брови и приоткрыла рот. Неловкое молчание затянулось на несколько секунд. — Оу. И кто же он? — в ее голосе был слышен неподдельный интерес. — С чего ты вообще взяла, что это он? — раздражённо ответил он, а после короткой паузы добавил — Может быть, это она. — Закон гласит: если в семье из двух разнополых детей девочка — лесбиянка, то мальчик обязан быть геем, — Мачи произнесла это так, будто такой закон действительно был подтверждён и записан в какой-нибудь толстой книжке². — Откуда ты вообще это взяла, нет такого закона, — пробурчал Куроро, мысленно отмечая, что, несмотря на это, правда все равно на стороне Мачи. — Ну докажи, что нет, скажи мне имя объекта твоего воздыхания. — Курапика. Курапика Курута, с бизнеса, — после этой фразы Мачи бросила на Куроро победоносный взгляд и ухмыльнулась. — Не хочу тебя расстраивать, но Курапика парень, пусть и феминный. — Да-да, имел честь узнать об этом из первых уст, так сказать. — Подожди, то есть это ты тот самый обалдуй, который подошёл к нему с утра и сказал: «не знал, что ты девушка»? — Куроро вздохнул. — То есть об этом случае все знают, что ли? — возможно, ему хотелось провалиться сквозь землю. — Курапика рассказывал мне об этом в курилке, — уточнила Мачи, — теперь я понимаю, почему у него на тебя зуб. — Ты не помогаешь! — воскликнул Куроро. — Ну и как тебе помочь? — казалось, девушку уже начинал утомлять этот разговор. — Что мне делать? — Просто признайся ему. — Да-да, признаться тому, кто фактически является твоим противником, в любви, очень просто. — Ну сложно признайся. — Мачи! — Куроро! — Ну серьезно, вот что мне делать? Как мне признаться? — он поднял голову и заглянул сестре в глаза. В его взгляде читалось какое-то странное отчаяние. — Почему млм вообще решили, что я знаю, как правильно признаться парню, я лесбиянка до мозга костей. — К тебе приходил кто-то еще с таким вопросом? — Да буквально до тебя приходил Хисока и спрашивал, как сказать Иллуми, что тот ему нравится, — Куроро бросил злобный взгляд куда-то в сторону. — Надеюсь, он не наступал на мою половину комнаты, — Хисока был старым другом Мачи, которого Куроро недолюбливал отчасти из-за внутренней гомофобии, отчасти из-за его клоунского поведения. — Но вообще странно, что у него есть такая проблема, он ведь очевидный. — Чья бы корова мычала, — Куроро откинул голову назад и закатил глаза. — Это тоже ни черта не помогает, — отчеканил он. — Ну что ты хочешь от меня услышать? — Как ты начала встречаться с Шизуку? Ты ведь единственная из всей нашей компании, у кого на личном фронте нет проблем. Что ты ей такого сказала? — Ой, давай только не будем сравнивать меня с Шизуку и вас. — Сама же говорила, что любовь пола не имеет! — Я хотя бы не приняла ее за парня при первой встрече. — Так она же на него не похожа. — Ты понял, что я имею в виду! Они замолчали. Часы на прикроватной тумбочке Мачи отмерили чуть больше минуты, прежде чем Куроро снова заговорил. — Но все же, — не унимался он, — как? — Как что? — Мачи уже даже не пыталась скрывать свою усталость от этого разговора. — Как ты начала встречаться с Шизуку? — Подошла и сказала «давай встречаться?», и она согласилась, — конечно, Мачи говорила полуправду. Тот факт, что она уверенно позвала тогда ещё подругу на свидание вовсе не означал, что в свое время она не переживала, и гормоны не заставляли ее думать, что если ей ответят отказом, это будет ощущаться как конец света. Шизуку вообще была девушкой неэмоциональной, поэтому определять ее настроение по языку тела было задачей не из лёгких. К тому же, прямо сейчас Мачи волновало кое-что ещё, связанное с личным фронтом, но этим она ни с кем не делилась, уж слишком неординарной была ситуация. — Все у тебя просто, — беззлобно произнес Куроро. — Ну хорошо, что тебя так сильно волнует? — Мы враждуем. — Кто тебе это сказал? — Тот факт, что у меня проблемы с пониманием чувств, не означает, что я слепой, это очевидно. — От любви до ненависти один шаг, — Куроро вновь закатил глаза. — Но не в этом же случае! — Курапика буквально би, у вас есть все шансы, — он едва заметно удивился, хотя, конечно, считать его гетеро было глупо. — Мне кажется, что я просрал каждый из них. — А этой ночью ты что, закапывал каждый из них и плевал сверху? — Откуда ты знаешь, что я не ночевал в нашей комнате? — спросил он больше для проформы, Куроро никогда не отличался способностью хорошо скрывать свои планы. — Это было сложно не заметить, я буквально легла спать без тебя, к тому же, твоя кровать не тронута. Где ты ее провел кстати? — Куроро зарделся. — С Курапикой. — И потом он мне говорит, что у них нет шансов! — Мы просто писали работу вместе! В пятницу мы должны были готовиться к семинару, но поссорились. — Так вот почему ты на выходные заперся в комнате, — протянула Мачи, — он ведь извинился? — Да, вчера. После мы корпели на семинаром, и это заняло всю ночь, — о том, что Куроро уложил спящего Курапику в постель, а до этого любовался тем, как золотистые локоны парня рассыпаются по чёрно-белым страницам, он решил умолчать. — И после этого он мне говорит, что Курапика его ненавидит, — парень едва слышно цокнул, — он не пускает в комнату каждого встречного, а ты был там дважды. — Но… — Ладно, дам я тебе пару советов. Не торопись с признанием, обдумай все, что скажешь, можешь даже на бумагу выписать или перед зеркалом порепетировать. И не воспринимай Курапику как врага, вы буквально спали. — Мы не спали! Ну, точнее мы точно не занимались тем, что ты вкладываешь в это понятие. — А выглядите так, будто сегодня на этой планете стало на двух девственников меньше. — Возможно, я жалею, что обратился к тебе за помощью, — Куроро отвернулся, и на пару мгновений в воздухе снова повисла тишина, — как там Хисока, кстати? Ну кроме того, что он никак не может признаться Иллуми, — спросил он отстраненно. — А чего это ты вдруг спросил? — Куроро покраснел. — А что, нельзя? — Можно, конечно, — усмехнулась Мачи, — собирается ставить что-то новое, надеюсь, мне не придется одалживать у тебя деньги на покупку новых тканей, — вышеупомянутый Хисока управлял театром в колледже, работая там также актером, гримером и костюмером одновременно. Этим Куроро не мог не восхищаться при всей своей неприязни к нему — Хисока был на редкость талантливым молодым человеком, — почему нас вообще так дерьмово финансируют? — спросила Мачи, глядя в пустоту перед собой. Будучи второй костюмеркой в театре, она часто тратила огромную часть стипендии на покупку тканей для новых костюмов. Такое положение дел возмущало многих, и Хисока пытался уладить этот вопрос с администрацией колледжа, но по какой-то причине у него это не вышло. — Никогда не понимал, они вроде сами говорят, что театр важен для колледжа, а по факту на костюмы мы всем миром скидываемся, — ситуация с деньгами у Мачи была крайне шаткой: часть стипендии уходила на сигареты, часть — на ткани, и в итоге у нее едва ли были какие-то сбережения. Родители отказались ее обеспечивать то ли после ее каминг-аута, то ли из-за ее выбора будущей профессии. Куроро находил такой расклад крайне несправедливым, и когда ему приходили деньги от родителей, часть он отдавал сестре, чтобы у нее было хоть какое-то подобие заначки. — На словах ты Лев Толстой, а на деле ху- — Не матерись, — оборвал сестру Куроро. — Но вообще, что произошло между тобой и Курапикой? — В каком это смысле? — На вас обоих лица нет с самого утра, — конечно, уткнувшийся взглядом в пол Куроро не мог видеть лица Курапики в то утро, а своего лица он не мог видеть по понятным причинам, — я не буду вас осуждать. Ну постараюсь, — парень сделал глубокий вдох и выпалил на одном дыхании: — Курапика уснул за работой на полу, и я отнес его в кровать на руках, а сам спал на стуле у его письменного стола, — Мачи чуть не выплюнула свой кофе. Воцарилось молчание. — И после этого ты говоришь мне, что вы враждуете, и у тебя нет с ним не единого шанса?! — Куроро стыдливо отвёл взгляд, — ты обязан ему признаться, а если он тебе и откажет, то я оплачу тебе лучшую брейк-ап вечеринку с Баскин Робинс, Хисокой и просмотром Heathers. Ладно, без Хисоки. С ним вы всё-таки враждуете нефигурально. Они снова замолчали. Каждый задумался о своем: Мачи — о странных, обуревавших ее чувствах и о том, как ей придется изворачиваться с покупкой тканей, если они опять будут ставить пьесу, для которой придется шить новые костюмы с нуля, Куроро же задумался, как это ни странно, о Хисоке. Хисока и Мачи дружили ещё до поступления в колледж, и Куроро как брат Мачи не мог не знать его в лицо. С самого начала Куроро в нем что-то очень не понравилось, однако это не помешало его сознанию не единожды сгенерировать не самые приличные сны с участием Хисоки. Возможно все это время Хисока так сильно не нравился Куроро из-за того, что тело последнего считало его привлекательным. Немаловажным было и то, что Хисока всегда был открытым би, в то время как Куроро пытался скрывать свою ориентацию всеми возможными способами. В какой-то степени он завидовал Хисоке, его открытости, и эта дикая смесь из внутренней гомофобии и сильного влечения вылилась в то, что Куроро в щепки поругался с другом своей сестры из-за незначительной шутки про бога. Он пришел к этим выводам ещё в воскресенье вечером, но не стал поднимать эту тему в разговоре с Мачи — засмеёт ещё. Скорее всего, она с самого начала подозревала о чувствах Куроро и именно поэтому предположила, что и следующий его избранник будет мужского пола. Тем не менее, это осознание в какой-то степени успокоило Куроро. Он начал молиться за душу Хисоки по вечерам и даже подумывал извиниться перед ним — не прямо сейчас, конечно. Из-за этого осознания Куроро стал более лоялен и к себе тоже; католичество все ещё связывало его по рукам и ногам в этом плане, однако, признавшись в этом себе и частично Мачи, он немного успокоился. Куроро думал об этом обо всем ровно до того мгновения, когда Мачи бросила взгляд на часы и вскрикнула: «блять, опаздываю!» Она схватила сумку и хотела было выбежать в коридор, как Куроро окликнул ее. — Ты говорила, что у вас кофе кончается. Вечером возьми деньги из моей тумбочки и купи его, ну и девочкам возьми чего-нибудь сладкого, — девушка была раздражена из-за собственного опоздания, но не могла не чувствовать благодарность. — А ты точно не хочешь вступить в наш клуб? — Куроро лишь отрицательно покачал головой, — спасибо, — уже тише добавила Мачи. — До вечера, удачной вам репетиции. — И тебе хорошего дня, — крикнула девушка уже из-за двери. Оставшись один, Куроро принялся за рутинную домашнюю работу, и до самого вечера он чувствовал странную легкость, а улыбка не сходила с его лица, хотя, конечно, до полного понимания что ему делать дальше было ещё далеко. ¹ — американо считается крайне разбавленным кофейным напитком. ² — проведенное в 1991 году исследование генетики сексуальности (Bailey & Pillard's study) показало, что в паре из двух приемных братьев в 11% случаев оба идентифицируют себя гомосексуалами, однако из-за маленькой выборки, нарушенной методологии, исключения бисексуальности и кросс-культурных различий данные считаются недостоверными.