Nota bene

По комнате раздались медленные, чёткие хлопки. — Браво, — ехидно выплюнул Снейп, — брависсимо, — опустил он руки. — Мы все, конечно же, прониклись и оценили ваши способности к чарам, — он хотел сказать что-то ещё, но прямо перед его большим носом появился бледный огонь, который Судьба послала в помощь пленникам. "Не шутка это, дети. Семь книг вы прочесть должны, много жизней спасти. Выхода отсюда вам нет, пока не осилите их. Спор только горечь принесёт". Учителя мгновенно оценили ситуацию: никто из учеников не доставал палочки после первого послания, а стиль написанного был настолько непохож на обычную речь, что большая часть сомнений у них отпала, хотя и оставались смутные подозрения, затаившиеся в закоулках мозга. Внезапно с пола послышался глухой "бум". Посмотрев вниз, пленники увидели стопку книг с затёртыми обложками. Несмотря на то, что они были предупреждены, никто не спешил брать появившиеся вещи в руки. Профессора сориентировались и проверили вещи на предмет проклятий - было понятно, что происходящее — не дело рук их учеников. — О чём книги-то? — спросил Рон, подобрав ту, что лежала выше всех. — Смотри! Она меняется! — воскликнула Гермиона, обращая всеобщее внимание на происходящую метаморфозу. А посмотреть было на что: обложка начала наливаться красками, появлялись изображения героев и слова названия. — "Гарри Поттер и философский камень"... А остальные?.. — постепенно все книги приняли свой истинный облик, — Да, на всех — его имя. — Отлично! И здесь всё крутится вокруг святого Поттера! Ещё и про него читать! — дернув плечами, Малфой, казалось, занялся любимым делом — пререканием со школьным недругом. — Мистер Малфой! Следите за языком, или я буду вынуждена снять баллы с вашего факультета. — Да, Малфой, будь душкой, — со странной для него ехидицей попросил Рон, на что его одарили пристальным взглядом старшие братья. Драко, конечно же, хотелось поставить Уизела на место, но его пыл остудил взор прищуренных глаз декана Слизерина, а потому он решил, что жизнь ему дороже, и не стал отвечать, хотя лицо его приняло не самое приятное выражение. — Говорите, "комната даст вам комфорт"? — пробормотал Гарри, силясь отвлечься от очередного обсуждения его персоны и мыслей о том, что у него, видимо, нет права на приватность. Гарри закрыл глаза и представил, как в помещении появляется камин, кресла и диваны, стол и пушистый ковер. По правде сказать, он не особо ожидал, что хоть что-то изменится, но очень на это надеялся. Думы об интерьере успокаивали его, тем более, что какой-никакой вкус у него был: захочешь читать, и каталоги тёти Петуньи покажутся лучшей сказкой с картинками. — Ну и что это? Кто это сделал? — послышался баритон профессора Снейпа, который с лёгким удивлением разглядывал новую обстановку. Гарри открыл глаза и с радостью отметил успех своей задумки. — "Комфорт", который нам обещали, профессор. Я просто подумал о том, что хотел бы видеть, — ответил Поттер, старающийся оставаться спокойным. — Надо признать, со вкусом у тебя неплохо, Потти, — сказал Драко под впечатлением, которое, однако, быстро прошло, — но у меня получилось бы лучше, — задрал нос блондин. — Не сомневаюсь, — устало выдохнул Гарри, с силой потерев переносицу. — Раз уж мистер Поттер позаботился обо всём, предлагаю, наконец, присесть, — сказала профессор МакГонагалл. Все молча согласились и расселись, однако не совсем так, как можно было бы ожидать. Сама декан Гриффиндора уместилась на кресле, которое стояло ближе всего к камину, её коллега занял соседнее кресло, а диваны заняли ученики — неосознанно ища поддержки среди чужих, Драко сел поближе к своему декану, а вместе с ним на одном предмете мебели оказались Джинни и Гермиона. Рон, Фред, Гарри и Джордж заняли последний диван, причём Поттер невесть как оказался зажат между близнецами, плюхнувшимися по обе стороны от него. Тихое шуршание мантий было заглушено протяжным, жалобным бурчанием чьего-то живота, а через секунду перед Роном появились сендвичи. — Рон, ты не ел всего два часа! — возмутилась Грейнджер. — Что?.. — увидев, что на него обращено всё внимание, спросил шестой Уизли. — Не всего, а целых два часа! А утоление чувства голода — тоже комфорт! — и был таков. Гермиона только прикрыла глаза рукой и вздохнула. Минерва открыла книгу и хотела начать прочтение, как небольшой листок, который, видимо, был зажат между частями форзаца, вылетел из неё и плавно приземлился на пол. Профессор Снейп, сидящий рядом, решил не утруждать даму и сам поднял сложенный вдвое кусок бумаги. Развернув его и пробежав по строкам взглядом, сердце профессора пропустило удар. Длинные пальцы с силой сжали несчастный листок, но через миг вдруг расслабились. "Не может быть", — думал он, — "всё меньше верится в то, что это — чья-то злая шутка". Внутренний трепет декана никто не заметил, что было неудивительно — держать лицо он умел, хотя в момент тишины все ощутимо напряглись. — Что там, Северус? — удивлённо спросила МакГонагалл. — Ничего особенного, — с предельным спокойствием проговорил Снейп и передал листок коллеге. — Кхм, — прочистила горло женщина и прочла содержимое записки. "Бремя мира — любовь. Под ношей одиночества, под ношей недовольства бремя, бремя, что несем мы — любовь. Кто отрицает?" — К чему всё это? — Джинни была пока что слишком мала, чтобы наполнить эти строки смыслом, но подсознательно ощущала, что они важны. На выручку пришла Гермиона. — Скорее всего, это какое-то подобие дополнительного эпиграфа от того, кто хочет, чтобы мы прочитали эти книги. Но есть ли ещё какой-то смысл в этом отрывке? — Читайте, Минерва, — попросил Снейп, — чем раньше мы закончим, тем раньше выйдем отсюда. Профессор МакГонагалл поправила для верности квадратные очки и, наконец, начала, стиснув пальцы на обложке. Глава 1 Мальчик, который выжил Мистер и миссис Дурсль проживали в доме номер четыре по Тисовой улице и всегда с гордостью заявляли, что они, к счастью, абсолютно нормальные люди. Уж от кого-кого, а от них никак нельзя было ожидать, чтобы они попали в какую-нибудь странную или загадочную историю. Мистер и миссис Дурсль весьма неодобрительно относились к любым странностям, загадкам и прочей ерунде. — Эй, у тебя ещё более неправильные... — склонившись к уху Гарри, прошептал Джордж. — Родственники, чем мы думали, — так же закончил Фред. — Не нравится мне всё это... — как можно тише пробурчал Поттер. Он очень надеялся на то, что его жизнь с любимыми родственничками не будет затронута в посланных книгах, но ошибался. Мистер Дурсль возглавлял фирму под названием «Граннингс», которая специализировалась на производстве дрелей. Это был полный мужчина с очень пышными усами и очень короткой шеей. Рон и близнецы сдавленно засмеялись, при этом покраснев, стараясь не перебивать профессора. Тем не менее, книжное описание было удивительно точным, что только больше веселило их. Что же касается миссис Дурсль, она была тощей блондинкой с шеей почти вдвое длиннее, чем положено при ее росте. Однако этот недостаток пришелся ей весьма кстати, поскольку большую часть времени миссис Дурсль следила за соседями и подслушивала их разговоры. А с такой шеей, как у нее, было очень удобно заглядывать за чужие заборы. "Узнаю Петунию", — пронеслось в голове у Снейпа. — "Она всегда была горазда посплетничать". У мистера и миссис Дурслей был маленький сын по имени Дадли, и, по их мнению, он был самым чудесным ребенком на свете. Семья Дурслей имела все, чего только можно пожелать. Но был у них и один секрет. Причем больше всего на свете они боялись, что кто-нибудь о нем узнает. Дурсли даже представить себе не могли, что с ними будет, если выплывет правда о Поттерах. Пленники насторожились: какая такая правда о Поттерах? Что с ними не так? С Дурслями, конечно же, ведь все, кто знал Поттеров, никогда не слышал о каких-то их тайнах. Миссис Поттер приходилась миссис Дурсль родной сестрой, но они не виделись вот уже несколько лет. Миссис Дурсль даже делала вид, что у нее вовсе нет никакой сестры, потому что сестра и ее никчемный муж были полной противоположностью Дурслям. Гарри не мог терпеть оскорбления своих родителей, но на этот раз смолчал, так как понимал, что книга не виновата в том, как воспринимают его семью Дурсли, а потому он лишь незаметно сжал кулаки и вдохнул. Когда мистер и миссис Дурсли проснулись в одно скучное и серое утро во вторник — а именно с этого утра и начинается наша история, — ничто, включая покрытое тучами небо, не предвещало, что вскоре по всей стране начнут происходить странные и загадочные вещи. Мистер Дурсль что-то напевал себе под нос, выбирая для работы самый неприметный из своих галстуков. А миссис Дурсль, с трудом усадив сопротивляющегося и орущего Дадли на высокий детский стульчик, со счастливой улыбкой пересказывала мужу последние сплетни. Никто из них не заметил, как за окном пролетела большая сова-неясыть. В половине девятого мистер Дурсль взял свой портфель, клюнул миссис Дурсль в щеку и попытался на прощанье поцеловать Дадли, но промахнулся, потому что Дадли впал в ярость, что с ним происходило довольно часто. Он раскачивался взад-вперед на стульчике, ловко выуживал из тарелки кашу и заляпывал ею стены. — Ух, ты моя крошка, — со смехом выдавил из себя мистер Дурсль, выходя из дома. Он сел в машину и выехал со двора. На углу улицы мистер Дурсль заметил, что происходит что-то странное, — на тротуаре стояла кошка и внимательно изучала лежащую перед ней карту. — И кто бы это мог быть? — весело прошептал Фред. В первую секунду мистер Дурсль даже не понял, что именно он увидел, но затем, уже миновав кошку, затормозил и резко оглянулся. На углу Тисовой улицы действительно стояла полосатая кошка, но никакой карты видно не было. — И привидится же такое! — буркнул мистер Дурсль. Наверное, во всем были виноваты мрачное утро и тусклый свет фонаря. На всякий случай мистер Дурсль закрыл глаза, потом открыл их и уставился на кошку. А кошка уставилась на него. — И правда, кто же это? — тихо захихикал Джордж. Гарри же сидел между ними и не знал, смеяться ему или плакать. Мистер Дурсль отвернулся и поехал дальше, продолжая следить за кошкой в зеркало заднего вида. Он заметил, что кошка читает табличку, на которой написано «Тисовая улица». Нет, конечно же, не читает, поспешно поправил он самого себя, а просто смотрит на табличку. Ведь кошки не умеют читать — равно как и изучать карты. Мистер Дурсль потряс головой и попытался выбросить из нее кошку. И пока его автомобиль ехал к Лондону из пригорода, мистер Дурсль думал о крупном заказе на дрели, который рассчитывал сегодня получить. Но когда он подъехал к Лондону, заполнившие его голову дрели вылетели оттуда в мгновение ока, потому что, попав в обычную утреннюю автомобильную пробку и от нечего делать глядя по сторонам, мистер Дурсль заметил, что на улицах появилось множество очень странно одетых людей. Людей в мантиях. Мистер Дурсль не переносил людей в нелепой одежде, да взять хотя бы нынешнюю молодежь, которая расхаживает черт знает в чем! И вот теперь эти, нарядившиеся по какой-то дурацкой моде. — Профессор МакГонагалл, а чем ему не угодили мантии? — осторожно поинтересовался Драко, стараясь не разозлить деканов. Тем не менее, вопрос был действительно задан из интереса, так как наследник рода, проживший всю жизнь среди магов, о магглах имел самое что ни на есть смутное представление, хоть и считал их за полуразумных существ. — Всё дело в том, мистер Малфой, что магглы перестали носить мантии еще в новом времени. Сейчас их периодически носят только монархи и служители церкви, — вздохнула МакГонагалл. Драко сдержанно кивнул, чем заработал одобрительный, но холодный взгляд от Снейпа. Мистер Дурсль забарабанил пальцами по рулю. Его взгляд упал на сгрудившихся неподалеку странных типов, оживленно шептавшихся друг с другом. Мистер Дурсль пришел в ярость, увидев, что некоторые из них совсем не молоды, — подумать только, один из мужчин выглядел даже старше него, а позволил себе облачиться в изумрудно-зеленую мантию! Ну и тип! — О, нет! — потешался Джордж. — Как он мог! — поддержал Фред, обдавая ухо героя горячим дыханием. Гарри же сдавленно хихикнул. Но тут мистера Дурсля осенила мысль, что эти непонятные личности наверняка всего лишь собирают пожертвования или что-нибудь в этом роде… Так оно и есть! Малфой уже хотел открыть рот, чтобы с гордостью заявить, что маггловские деньги им, волшебникам, и даром не сдались, но вспомнил, что у его отца есть предприятия в маггловском мире, и передумал. Неприятная, противная его воспитанию мысль зародилась у него в голове и зудела на грани сознания. Тем не менее, он предпочёл отмахнуться от неё, как от назойливой мошки. Он подумает об этом завтра. Стоявшие в пробке машины наконец тронулись с места, и несколько минут спустя мистер Дурсль въехал на парковку фирмы «Граннингс». Его голова снова была забита дрелями. Кабинет мистера Дурсля находился на десятом этаже, где он всегда сидел спиной к окну. Предпочитай он сидеть лицом к окну, ему, скорее всего, трудно было бы этим утром сосредоточиться на дрелях. Но он сидел к окну спиной и не видел пролетающих сов — подумать только, сов, летающих не ночью, когда им и положено, а средь бела дня! — А что не так с совами? — шёпотом спросил Рон у Гермионы. — Они же не волшебные, почту не носят. А бодрствуют исключительно ночью, — поражаясь необразованности друга, ответила Грейнджер. В отличие от мистера Дурсля, находившиеся на улице люди отлично видели этих сов, стремительно пролетающих мимо них одна за другой, и широко раскрывали рты от удивления. Большинство этих людей в жизни своей не видели ни единой совы, даже в ночное время. В общем, у мистера Дурсля было вполне нормальное, лишенное сов утро. Он накричал на пятерых подчиненных, сделал несколько важных звонков и несколько раз повысил голос на своих телефонных собеседников. Так что настроение у него было просто отличное — до тех пор, пока он не решил немного размять ноги и купить себе пончики в булочной напротив. Мистер Дурсль уже забыл о людях в мантиях и не вспоминал о них, пока не столкнулся с группкой таких типов неподалеку от булочной. Он не мог понять, почему при одном только взгляде на них ему становилось не по себе. Эти типы тоже оживленно перешептывались, и он не заметил у них в руках ни одной кружки для сбора пожертвований. Выйдя из булочной с пакетом, в котором лежали пончики, мистер Дурсль вновь вынужден был пройти мимо этих странных личностей, и в этот момент он абсолютно случайно услышал: — Да, совершенно верно, это Поттеры, именно так мне рассказывали… — Да, их сын, Гарри… Мистер Дурсль замер. У него перехватило дыхание. Он ощутил, как на него накатывает волна страха. Он оглянулся на шептавшихся типов, словно хотел сказать им что-то, но потом передумал. Мистер Дурсль метнулся через дорогу, поспешно поднялся в офис, рявкнул секретарше, чтобы его не беспокоили, сорвал телефонную трубку и уже набирал предпоследнюю цифру своего домашнего номера, когда вдруг передумал и положил трубку обратно на рычаг. Затем он начал поглаживать усы, думая о том, что… Нет, конечно, это была глупость. Поттер — не такая уж редкая фамилия. На удивлённые взгляды чистокровных студентов Минерва решила пояснить. — Мистер Дурсль прав, — с долей неприязни заметила она, — но прав только для маггловского мира, ведь там фамилия Поттер — не редкость. Однако в магическом сообществе известна лишь одна семья, носящая эту фамилию, — МакГонагалл кивнула в сторону Гарри и прикрыла глаза. — К сожалению, мистер Поттер — последний её представитель. Мистер Дурсль легко убедил себя в том, что в Англии живет множество семей, носящих фамилию Поттер и имеющих сына по имени Гарри. И он даже не может со стопроцентной уверенностью утверждать, что его племянника зовут именно Гарри. Он ведь никогда не видел этого мальчика. Вполне возможно, что его зовут Гэри. Или Гарольд. Все, кому надо, сделали заметку на будущее. Гермиона и Драко задумались над полной формой имени Гарри: как его назвали родители? Может ли оказаться, что Гарри — лишь ласковое обращение? Близнецы же нашли новый повод для безобидных подколок, которые они опробуют чуть позже. В общем, мистер Дурсль решил, что ему совсем ни к чему беспокоить миссис Дурсль, тем более что она всегда ужасно расстраивалась, когда речь заходила о ее сестре. Мистер Дурсль не упрекал жену — если бы у него была такая сестра, как у миссис Дурсль, он бы… На удивление, Гарри и профессор Снейп были удивительно единодушны в своих мыслях, когда услышали эти строки: Северус настолько чтил память о Лили, а Гарри так сильно любил мать, которой почти не знал и не помнил, что в их жилах закипала ярость. Об этом, конечно же, никто не узнает. Но тем не менее эти люди в мантиях и то, о чем они говорили, — все это было странно. После похода за пончиком мистеру Дурслю было куда сложнее сосредоточиться на дрелях. Когда в пять часов вечера он покидал здание фирмы, он был настолько взволнован, что, выходя из дверей, не заметил проходившего мимо человека и врезался в него. — Извините, — пробурчал он, видя, как маленький старикашка пошатнулся и едва не упал. Мистеру Дурслю понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что старичок был одет в фиолетовую мантию. Кстати, старикашка нисколько не огорчился тому, что его едва не сбили с ног. Напротив, он широко улыбнулся и произнес писклявым голосом, заставившим прохожих обернуться: — Не извиняйтесь, мой дорогой господин, даже если бы вы меня уронили, сегодня меня бы это совсем не огорчило. Ликуйте, потому что Вы-Знаете-Кто наконец исчез! Даже такие маглы, как вы, должны устроить праздник в этот самый счастливый день! — Ребёнка оставили сиротой, вот какой счастливый день, — процедил Гарри, забыв о преподавателях, друзьях, врагах и вообще обо всём вокруг. Баллов с него не сняли, даже не сделали замечания, но он удостоился странного взгляда от Снейпа, которого, впрочем, не заметил, снова остро переживая своё горе. С этими словами старикашка обеими руками обхватил мистера Дурсля где-то в районе живота, крепко стиснул его и ушел. Мистер Дурсль буквально прирос к земле. Подумать только, его обнял абсолютно незнакомый человек! Мало того, его назвали каким-то маглом. Что бы там ни означало это слово, мистер Дурсль был потрясен. И когда ему наконец удалось сдвинуться с места, он быстрым шагом пошел к машине, надеясь, что все происходящее сегодня — не более чем плод его воображения. Хотя мистер Дурсль крайне отрицательно относился к воображению и его плодам. Когда он свернул с Тисовой улицы на дорожку, ведущую к дому номер четыре, он сразу заметил уже знакомую полосатую кошку. Настроение его резко упало. Мистер Дурсль не сомневался, что это та самая кошка — у нее была та же окраска и те же странные пятна вокруг глаз. Теперь кошка сидела на ограде, отделяющей его дом и сад от соседей. — Брысь! — громко произнес мистер Дурсль. Профессор МакГонагалл странно хихикнула. Но кошка не шелохнулась. Более того, она очень строго посмотрела на мистера Дурсля, так что он даже подумал: «Может быть, кошки всегда себя так ведут?» Затем, собравшись с духом, он вошел в дом, внушая себе при этом, что ему ни в коем случае не следует ни о чем рассказывать жене. Для миссис Дурсль этот день был, как всегда, весьма приятным. За ужином она охотно рассказала мистеру Дурслю о том, что у их соседки серьезные проблемы с дочерью, и напоследок сообщила, что Дадли выучил новое слово «хаччу!». Мистер Дурсль изо всех сил старался вести себя как обычно. Когда миссис Дурсль уложила Дадли в кроватку, мистер Дурсль пошел в гостиную включить телевизор. По одному из каналов как раз заканчивались вечерние новости. «И в завершение нашего выпуска о странном поведении сов по всей Англии. Хотя совы обычно охотятся ночью и практически никогда не показываются днем, сегодня поступали сотни сообщений от людей, которые с самого рассвета в разных точках страны видели беспорядочно летающих сов. Специалисты не могут объяснить, почему совы решили изменить свой распорядок дня. — Тут диктор позволил себе ухмыльнуться. — Очень загадочно. А теперь я передаю слово Джиму Макгаффину с его прогнозом погоды. Как ты думаешь, Джим, не будет ли сегодня вечером новых дождей из сов?» «Не знаю, Тед. — На экране появился метеоролог. — Однако сегодня не только совы вели себя необычно. Наши зрители из таких отдаленных уголков Англии, как Кент, Йоркшир и Данди, звонили мне, чтобы сообщить, что вместо дождя, который я пообещал вчера вечером, у них был настоящий звездопад! Возможно, кто-то устраивал фейерверки по случаю приближающегося праздника. Хотя до праздника еще целая неделя. А что касается погоды — сегодняшний вечер обещает быть дождливым…» Мистер Дурсль застыл в своем кресле. Падающие звезды, совы средь бела дня, странные люди в мантиях. И еще непонятное перешептывание по поводу этих Поттеров… Миссис Дурсль вошла в гостиную с двумя чашками чая. И мистер Дурсль почувствовал, как тает его решимость ни о чем не говорить жене. Он понял, что хотя бы что-то ему рассказать все-таки придется. И нервно прокашлялся. — Э… Петунья, дорогая… Ты давно не получала известий от своей сестры? Как он и ожидал, миссис Дурсль изобразила удивление, а потом на ее лице появилась злость. Все-таки обычно они делали вид, что у нее нет никакой сестры. Так что подобная реакция на вопрос мистера Дурсля была вполне объяснима. — Давно! — отрезала миссис Дурсль. — А почему ты спрашиваешь? — В новостях говорили всякие загадочные вещи, — пробормотал мистер Дурсль. — Совы… падающие звезды… по городу ходят толпы странно одетых людей… — И что? — резким тоном перебила его миссис Дурсль. — Ну, я подумал… Может быть… Может, это как-то связано с… Ну, ты понимаешь… С такими, как она… Миссис Дурсль поджала губы и поднесла чашку ко рту. А мистер Дурсль задумался, осмелится ли он сказать жене, что слышал сегодня фамилию Поттер. И решил, что не осмелится. Вместо этого он произнес как бы между прочим: — Их сын — он ведь ровесник Дадли, верно? — Полагаю, да. — Голос миссис Дурсль был холоден как лед. — Не напомнишь мне, как его зовут? Гарольд, кажется? — Гарри. На мой взгляд, мерзкое, простонародное имя. — О, конечно. — Мистер Дурсль ощутил, как екнуло сердце. — Я с тобой полностью согласен. Гарри закатил глаза, думая, что имечко его кузена мало что может переплюнуть. Больше мистер Дурсль не возвращался к этой теме — ни когда они допивали чай, ни когда встали и пошли наверх в спальню. Но как только миссис Дурсль ушла в ванную, мистер Дурсль открыл окно и выглянул в сад. Кошка все еще сидела на ограде и смотрела на улицу, словно чего-то ждала. Мистер Дурсль спросил себя, не привиделось ли ему все то, с чем он столкнулся сегодня? И если нет, то неужели все это связано с Поттерами? Если это так… и если выяснится, что они, Дурсли, имеют отношение к этим Поттерам… Нет, мистер Дурсль не вынес бы этого. Так что мистер Дурсль сказал себе, что ни он, ни Петунья ни в коем случае не позволят втянуть себя в творящиеся вокруг странности. Мистер Дурсль глубоко заблуждался, но пока не знал об этом. Долгожданный и неспокойный сон уже принял в свои объятия мистера Дурсля, а сидевшая на его ограде кошка спать совершенно не собиралась. Она сидела неподвижно, как статуя, и, не мигая, смотрела в конец Тисовой улицы. Она даже не шелохнулась, когда на соседней улице громко хлопнула дверь машины, и не моргнула глазом, когда над ее головой пронеслись две совы. Только около полуночи будто окаменевшая кошка наконец ожила. В дальнем конце улицы — как раз там, куда неотрывно смотрела кошка — появился человек. Появился неожиданно и бесшумно, будто вырос из-под земли или возник из воздуха. Кошкин хвост дернулся из стороны в сторону, а глаза ее сузились. Никто на Тисовой улице никогда не видел такого человека. Он был высок, худ и очень стар, судя по серебру его волос и бороды — таких длинных, что их можно было заправить за пояс. Он был одет в длинный сюртук, поверх которого была наброшена подметающая землю лиловая мантия, а на его ногах красовались ботинки на высоком каблуке, украшенные пряжками. Глаза за очками, со стеклами в виде полумесяцев, были голубыми, очень живыми, яркими и искрящимися, а нос — очень длинным и кривым, словно его переломили по крайней мере в двух местах. Звали этого человека Альбус Дамблдор. Казалось, Альбус Дамблдор абсолютно не понимает, что появился на улице, где ему не рады — не рады всему, связанному с ним, начиная от его имени и заканчивая ботинками. Однако его, похоже, это не беспокоило и он рылся в карманах своей мантии, пытаясь что-то отыскать. Он явно чувствовал, что за ним следят, поэтому внезапно поднял глаза и посмотрел на кошку, взирающую на него с другого конца улицы. Странно, но вид кошки почему-то развеселил его. — Это следовало ожидать, — пробормотал он, усмехнувшись. Наконец во внутреннем кармане он нашел то, что искал. Это был предмет, похожий на серебряную зажигалку. Альбус Дамблдор откинул серебряную крышечку, поднял зажигалку и щелкнул. Ближний к нему уличный фонарь тут же погас с негромким хлопком. Он снова щелкнул зажигалкой — и следующий фонарь погрузился во тьму. — А это что? — Рон вопросительно посмотрел на Гермиону, и не поверил своим глазам — она была удивлена. — Не знаю, — покачала она головой, — возможно, в библиотеке есть какая-то информация, — поражённая своим незнанием, она перебирала в голове хоть сколько-нибудь похожие на описанное приспособления, и, не найдя ответа, решила, что ещё успеет его отыскать. "Не знать не стыдно, стыдно не хотеть узнать" пронеслось у неё в мыслях, и она быстро успокоилась. После двенадцати щелчков на Тисовой улице погасло все, кроме двух далеких крошечных колючих огоньков — глаз неотрывно следившей за Дамблдором кошки. И если бы в этот момент кто-либо выглянул из своего окна — даже миссис Дурсль, от чьих глаз-бусинок ничто не могло ускользнуть, — этот человек не смог бы увидеть, что происходит на улице. Дамблдор засунул свою зажигалку — точнее, гасилку — обратно во внутренний карман мантии и двинулся к дому номер четыре. А дойдя до него, сел на невысокую каменную ограду рядом с кошкой и, даже не взглянув на нее, сказал: — Забавно видеть вас здесь, профессор Макгонагалл. Он улыбнулся и повернулся к полосатой кошке, но та уже исчезла. Вместо нее на ограде сидела довольно сурового вида женщина в очках, форма которых была до странности похожа на отметины вокруг кошачьих глаз. Женщина тоже была в мантии, только в изумрудной. Ее черные волосы были собраны в тугой узел на затылке. И сразу было заметно, что вид у нее встревоженный. — Как вы меня узнали? — спросила она. — Мой дорогой профессор, я в жизни не видел кошки, которая сидела бы столь неподвижно. — Станешь тут неподвижной — целый день просидеть на каменной ограде, — парировала профессор Макгонагалл. Изумленные взгляды устремились на МакГонагалл. Ей стало так неуютно от них, что она поёжилась и поспешила пояснить. — Думаете, ваши профессора не люди, что ли? — приподняла она брови, смотря на Северуса, который тоже, к слову, был чрезвычайно удивлён описанным в книге. Посчитав свой ответ исчерпывающим, она продолжила чтение. — Целый день? В то время как вы могли праздновать вместе с другими? По пути сюда я стал свидетелем, как минимум, дюжины вечеринок и гулянок. Профессор Макгонагалл сердито фыркнула. — О, да, действительно, все празднуют, — недовольно произнесла она. — Казалось бы, им следовало быть немного поосторожнее. Но нет — даже маглы заметили, что что-то происходит. Они говорили об этом в новостях. — Она резко кивнула головой в сторону темного окна, за которым находилась гостиная Дурслей. — Я слышала. Стаи сов… падающие звезды… Что ж, они ведь не полные идиоты. Они просто обязаны были что-то заметить. Подумать только — звездопад в Кенте! Не сомневаюсь, что это дело рук Дедалуса Дингла. Он никогда не отличался особым умом. — Не стоит их обвинять, — мягко ответил Дамблдор. — За последние одиннадцать лет у нас было слишком мало поводов для веселья. — Знаю. — В голосе профессора Макгонагалл появилось раздражение. — Но это не оправдывает тех, кто потерял голову. Наши люди ведут себя абсолютно безрассудно. Они появляются на улицах среди бела дня, собираются в толпы, обмениваются слухами. И при этом им даже не приходит в голову одеться, как маглы. Она искоса взглянула на Дамблдора своими колючими глазами, словно надеясь, что он скажет что-то в ответ, но Дамблдор молчал, и она продолжила: — Будет просто превосходно, если в тот самый день, когда Вы-Знаете-Кто наконец исчез, маглы узнают о нашем существовании. Кстати, я надеюсь, что он на самом деле исчез, это ведь так, Дамблдор? — Да, все выглядит именно так, — ответил тот. — Нам есть за что благодарить судьбу. Не хотите ли «Лимонный щербет»? — Что? — «Лимонный щербет». Это такие карамельки, которые едят маглы, — лично мне они очень нравятся. Гарри, Снейпа и МакГонагалл передернуло от одного упоминания этих сладостей. Они, конечно же, отказывались от них, но, так как директор настойчиво предлагал их при каждом визите в его кабинет, у этих людей выработалось стойкое отвращение именно к этому сахарному изделию. — Нет, благодарю вас. — Голос профессора Макгонагалл был очень холоден, словно ей совсем не казалось, что сейчас подходящее время для поедания карамели — Итак, я остановилась на том, что даже если Вы-Знаете-Кто действительно исчез… — Мой дорогой профессор, мне кажется, что вы достаточно разумны, чтобы называть его по имени. Это полная ерунда — Вы-Знаете-Кто, Сами-Знаете-Кто… Одиннадцать лет я пытаюсь убедить людей, что они не должны бояться произносить его настоящее имя — Волан-де-Морт. Все в комнате, кроме Гарри и Снейпа, вздрогнули. Профессор же болезненно поморщился, будто его ногу снова погрыз Пушок. Профессор Макгонагалл вздрогнула, но Дамблдор, поглощенный необходимостью разделить две слипшиеся лимонные карамельки, похоже, этого не заметил. — На мой взгляд, возникает ужасная путаница, когда мы говорим: Вы-Знаете-Кто, — продолжил он. — Никогда не понимал, почему следует бояться произносить имя Волан-де-Морта. — Да-да, конечно. — В голосе профессора раздражение чудесным образом сочеталось с обожанием. — Но вы не такой, как все. Все знают, что вы единственный, кого Вы-Знаете-Кто — хорошо-хорошо, кого Волан-де-Морт — боялся. — Вы мне льстите, — спокойно ответил Дамблдор. — Волан-де-Морт обладал такими силами, которые мне неподвластны. — Только потому, что вы слишком… слишком благородны для того, чтобы использовать эти силы. — Мне повезло, что сейчас ночь. Я не краснел так сильно с тех пор, как мадам Помфри сказала мне, что ей нравятся мои новые меховые наушники. Взгляд профессора Макгонагалл уткнулся в Альбуса Дамблдора. — А по сравнению с теми слухами, которые витают в воздухе, стаи сов — это просто ничто. Вы знаете, о чем все говорят? Они гадают, почему он исчез? Гадают, что же наконец смогло его остановить? Впечатление было такое, что профессор Макгонагалл наконец заговорила о том, что беспокоило ее больше всего, о том, что ей так хотелось обсудить, о том, ради чего она просидела целый день как изваяние на холодной каменной стене. И буравящий взгляд, которым она смотрела на Дамблдора, только подтверждал это. Было очевидно: несмотря на то, что она знает, о чем говорят все вокруг, она не поверит в это, пока Дамблдор не скажет ей, что это правда. Однако Дамблдор, увлекшийся карамелью, с ответом не торопился. — Как и всегда, — прервав себя же, фыркнула Минерва. Снейп лишь коротко кивнул, соглашаясь с коллегой, на что получил понимающий взгляд молодого Поттера. — Говорят, — настойчиво продолжила профессор Макгонагалл, — говорят, что прошлой ночью Волан-де-Морт появился в Годриковой Впадине. Что он появился там из-за Поттеров. Если верить слухам, то Лили и Джеймс Поттеры… То они… Они мертвы… Гарри судорожно вздохнул, но держался, хотя это давалось ему немалыми душевными усилиями. Он, узнавший правду о родителях всего какую-то пару лет назад, очень трепетно относился к ним самим и воспоминаниям других людей о них. Сосчитав до десяти, он выдохнул. Дамблдор склонил голову, и профессор Макгонагалл судорожно втянула воздух. — Лили и Джеймс… Не может быть… Я так не хотела в это верить… О, Альбус… Дамблдор протянул руку и коснулся ее плеча. — Я понимаю… — с горечью произнес он. — Я очень хорошо вас понимаю. Когда профессор Макгонагалл снова заговорила, голос ее дрожал: — И это еще не все. Говорят, что он пытался убить сына Поттеров, Гарри. Но не смог. Он не смог убить этого маленького мальчика. Никто не знает почему, никто не знает, как такое могло произойти. Но говорят, что, когда Волан-де-Морт попытался убить Гарри Поттера, его силы вдруг иссякли — и именно поэтому он исчез. Дамблдор мрачно кивнул. — Это… это правда? — запинаясь, спросила профессор Макгонагалл. — После всего, что он сделал… После того, как он убил стольких из нас… он не смог убить маленького мальчика? Это просто поразительно… Если вспомнить, сколько раз его пытались остановить… Какие меры для этого предпринимались… Но каким чудом Гарри удалось выжить? — Мы можем лишь предполагать, — ответил Дамблдор. — Возможно, мы так никогда и не узнаем правды. Профессор Макгонагалл достала из кармана кружевной носовой платок и принялась вытирать слезы под очками. Дамблдор шумно втянул носом воздух, достал из кармана золотые часы и начал пристально их разглядывать. Это были очень странные часы. У них было двенадцать стрелок, но не было цифр — вместо цифр там были маленькие планеты, при этом они не стояли на месте, а безостановочно вращались по кругу. Однако Дамблдор прекрасно понимал, что именно показывают часы, потому что он засунул их обратно в карман и произнес: — Хагрид задерживается. Кстати, я полагаю, именно он сказал вам, что я буду здесь? — Да, — подтвердила профессор Макгонагалл. — Но, я полагаю, вы не скажете мне, почему вы оказались именно здесь? — Я здесь, чтобы отдать Гарри его тете и дяде. Они — единственные родственники, которые у него остались. — Неужели вы… Неужели вы имеете в виду тех, кто живет здесь?! — вскрикнула профессор Макгонагалл, вскакивая на ноги и указывая в сторону дома номер четыре. — Дамблдор, вы этого не сделаете. Я наблюдала за ними целый день. Вы не найдете другой парочки, которая была бы так непохожа на нас. И у них есть сын — я видела, как мать везла его в коляске, а он пинал ее ногами и орал, требуя, чтобы ему купили конфету. И вы хотите, чтобы Гарри Поттер оказался здесь?! — Для него это лучшее место, — твердо ответил Дамблдор. — Когда он повзрослеет, его тетя и дядя смогут все ему рассказать. Я написал им письмо. — Не лучшее, профессор, далеко не лучшее, — горько просипел Гарри, в горле которого образовался ком, который всё никак не желал уходить. — Письмо? — очень тихо переспросила профессор Макгонагалл, садясь обратно на ограду. — Помилуйте, Дамблдор, неужели вы на самом деле думаете, что сможете объяснить в письме все, что случилось? Эти люди никогда не поймут Гарри! Он станет знаменитостью, даже легендой — я не удивлюсь, если сегодняшний день войдет в историю как день Гарри Поттера! О нем напишут книги, каждый ребенок в мире будет знать его имя! Снейп уже хотел выдать свою обычную реплику о славе, но, взглянув на Поттера, прикусил язык и задумался: подросток выглядел настолько несчастным, будто он потерял родителей не двенадцать лет назад, а, максимум, неделю, когда ты, вроде, и привык, что их нет рядом, слёзы уже кончились, но дыра в сердце даёт о себе знать каждую секунду, каждый вдох. — Совершенно верно, — согласился Дамблдор, очень серьезно глядя на профессора поверх своих очков. — И этого будет достаточно для того, чтобы вскружить голову любому мальчику: стать знаменитым прежде, чем он научится ходить и говорить! Он даже не будет помнить, что именно его прославило! Неужели вы не видите, насколько лучше для него самого, если он будет жить здесь, далеко от нашего мира, до тех пор, пока не вырастет и будет в состоянии справиться со своей славой? Профессор Макгонагалл поспешно открыла рот, чтобы сказать что-то резкое, но, передумав, сделала глубокий вдох и перевела дыхание. — Да… Да, конечно же вы правы. Но скажите, Дамблдор, как мальчик попадет сюда? Она внимательно оглядела его мантию, словно ей вдруг пришло в голову, что под ней он прячет Гарри. — Его принесет Хагрид. — Вы думаете, это… Вы думаете, это разумно — доверить Хагриду столь ответственное задание? — Я бы доверил ему свою жизнь, — просто ответил Дамблдор. Рон с братьями переглянулись и весело кивнули друг другу, безмолвно соглашаясь со словами директора. — Я не ставлю под сомнение его преданность вам, — неохотно выдавила из себя профессор Макгонагалл. — Но вы ведь не станете отрицать, что он небрежен и легкомыслен. Он… Что это там? Ночную тишину нарушил низкий рокочущий звук. Это звук становился все громче. Дамблдор и Макгонагалл стали вглядываться в темную улицу в поисках приближающегося света фар. А когда они наконец догадались поднять головы, сверху послышался рев, и с неба свалился огромный мотоцикл. Он приземлился на Тисовой улице прямо перед ними. Мотоцикл был исполинских размеров, но сидевший на нем человек был еще больше. Он был почти вдвое выше среднестатистического мужчины и по меньшей мере в пять раз толще. Попросту говоря, он был непозволительно велик, и к тому же имел дикий вид — спутанная борода и заросли черных волос почти полностью скрывали его лицо. Его ладони были размером с крышки от мусорных баков, а обутые в кожаные сапоги ступни — величиной с маленьких дельфинов. Его гигантские мускулистые руки прижимали к груди маленький сверток из одеял. — Ну наконец-то, Хагрид. — В голосе Дамблдора явственно слышалось облегчение. — А где ты взял этот мотоцикл? — Да я его одолжил, профессор Дамблдор, — ответил гигант, осторожно слезая с мотоцикла. — У Сириуса Блэка. А насчет ребенка — я привез его, сэр. Удивлённые тем, что Хагрид мог что-то взять у сбежавшего маньяка, дети подозрительно переглянулись и решили поговорить об этом с учителями позже. — Все прошло спокойно? — Да не очень, сэр, от дома, считайте, камня на камне не осталось. Маглы это заметили, конечно, но я успел забрать ребенка, прежде чем они туда нагрянули. Он заснул, когда мы летели над Бристолем. Дамблдор и профессор Макгонагалл склонились над свернутыми одеялами. Внутри, еле заметный в этой куче тряпья, лежал крепко спящий маленький мальчик. На лбу, чуть пониже хохолка иссиня-черных волос, был виден странный порез, похожий на молнию. — Значит, именно сюда… — прошептала профессор Макгонагалл. — Да, — подтвердил Дамблдор. — Этот шрам останется у него на всю жизнь. — Вы ведь можете что-то сделать с ним, Дамблдор? — Даже если бы мог, не стал бы. Шрамы могут сослужить хорошую службу. У меня, например, есть шрам над левым коленом, который представляет собой абсолютно точную схему лондонской подземки. Ну, Хагрид, давай ребенка сюда, пора покончить со всем этим. Дамблдор взял Гарри на руки и повернулся к дому Дурслей. — Могу я… Могу я попрощаться с ним, сэр? — спросил Хагрид. Он нагнулся над мальчиком, заслоняя его от остальных своей кудлатой головой, и поцеловал ребенка очень колючим из-за обилия волос поцелуем. А затем вдруг завыл, как раненая собака. — Тс-с-с! — прошипела профессор Макгонагалл. — Ты разбудишь маглов! — П-п-простите, — прорыдал Хагрид, вытаскивая из кармана гигантский носовой платок, покрытый грязными пятнами, и пряча в нем лицо. — Но я п-п-п-просто не могу этого вынести. Лили и Джеймс умерли, а малыш Гарри, бедняжка, теперь будет жить у маглов… — Да, да, все это очень печально, но возьми себя в руки, Хагрид, иначе нас обнаружат, — прошептала профессор Макгонагалл, робко поглаживая Хагрида по руке. А Дамблдор перешагнул через невысокую ограду и пошел к крыльцу. Он бережно опустил Гарри на порог, достал из кармана мантии письмо, сунул его в одеяло и вернулся к поджидавшей его паре. Целую минуту все трое стояли и неотрывно смотрели на маленький сверток — плечи Хагрида сотрясались, профессор Макгонагалл сильно моргала глазами, а сияние, всегда исходившее от глаз Дамблдора, сейчас померкло. — Что ж, — произнес на прощанье Дамблдор. — Вот и все. Больше нам здесь нечего делать. Нам лучше уйти и присоединиться к празднующим. — Профессор МакГонагалл, вы же наложили согревающее? — со странным блеском в глазах спросила Гермиона. Минерва чуть нахмурилась, вспоминая события давно минувших лет, и ошарашенно просипела: — Нет, даже не подумала... — Читайте, коллега. У нас ещё будет время подумать над этим, — увидев состояние Минервы, Снейп попытался отвлечь её от деструктивных мыслей. — Да, да... — сказала она и продолжила. — Ага, — сдавленным голосом согласился Хагрид. — Я это… я, пожалуй, отгоню мотоцикл. Доброй ночи вам, профессор Макгонагалл, и вам, профессор Дамблдор. Смахнув катящиеся из глаз слезы рукавом куртки, Хагрид вскочил в седло мотоцикла, резким движением завел мотор, с ревом поднялся в небо и исчез в ночи. — Надеюсь увидеть вас в самое ближайшее время, профессор Макгонагалл, — произнес Дамблдор и склонил голову. Профессор Макгонагалл вместо ответа лишь высморкалась. Дамблдор повернулся и пошел вниз по улице. На углу он остановился и вытащил из кармана свою серебряную зажигалку. Он щелкнул ею всего один раз, и двенадцать фонарей снова загорелись как ни в чем не бывало, так что вся Тисовая улица осветилась оранжевым светом. В этом свете Дамблдор заметил полосатую кошку, заворачивающую за угол на другом конце улицы. А потом посмотрел на сверток, лежащий на пороге дома номер четыре. — Удачи тебе, Гарри, — прошептал он, повернулся на каблуках и исчез, шурша мантией. Ветер, налетевший на Тисовую улицу, шевелил аккуратно подстриженные кусты, ухоженная улица тихо спала под чернильным небом, и казалось, что если где-то и могут происходить загадочные вещи, то уж никак не здесь. Гарри Поттер ворочался во сне в своих одеялах. Маленькая ручка нащупала письмо и стиснула его. Он продолжал спать, не зная о том, что он особенный, о том, что стал знаменитостью. Не зная, что он проснется через несколько часов от крика миссис Дурсль, которая перед приходом молочника откроет дверь, чтобы выставить за нее пустые молочные бутылки. Не зная о том, что несколько следующих недель кузен Дадли будет щипать и тыкать его — да и несколько последующих лет тоже… И еще он не знал, что в то время, пока он спал, люди, тайно либо открыто собиравшиеся по всей стране, чтобы отметить праздник, поднимали бокалы и произносили шепотом или во весь голос: — За Гарри Поттера — за мальчика, который выжил! — Конец главы, — голос профессора МакГонагалл под конец сипел не сколько от количества прочитанного вслух — ей не привыкать читать длинные лекции — сколько от того осознания, которое на неё вдруг навалилось всем своим тяжком грузом. Как она могла оставить ребёнка на пороге ноябрьским утром без согревающих чар? Почему даже не помыслила об этом? Почему спокойно ушла, не дождавшись того, как Петуния откроет дверь и увидит мальчика? Эти и ещё многие вопросы роились в её голове, но были прерваны тихими словами Гарри: — Вы сделали всё, что могли, профессор. Спасибо вам, — глядя в глаза своему декану, грустно сказал подросток. — Не сделала, мистер Поттер, — судорожно вздохнула она и продолжила, — но спасибо, что вы это говорите, — Минерва слабо улыбнулась, передавая книгу коллеге. — Дети ещё бодры, так что мы можем прочитать ещё одну главу, — сказала МакГонагалл, глядя на Снейпа, вопросительно приподнявшего бровь, — пожалуйста, Северус, приступайте. Профессор зельеварения вздохнул, но начал. Глава 2 Исчезнувшее стекло