Судьба/Уравнение героизма

«Десять лет назад Мальчик-который-выжил победил Того-кого-нельзя-называть! А Волдаморд этот ваш — это кто вообще?» — ребёнок, воспитываемый в окружении людей, неспособных произнести вслух имя одного тёмного мага.

Доковыляв домой, я сразу проверил тумбочку на предмет наличия вражеского устройства связи. На деле, за деревянной дверцей хранилась обувь, щётка для обуви, гуталин и, почему-то, солнцезащитные очки. Которые, на проверку, оказались самыми обычными очками, без капли магии. Похоже моя паранойя в отношении Дадли не сыграла. Или же мелкий биоробот успел подчистить за собой хвосты и сейчас ехидно посмеивается на втором этаже, набивая радиограмму своим собратьям-рептилоидам. Помимо попыток держать себя в руках, мне предстояли совершенно ненужные объяснения с родственниками. Пожалуй, только стремительно вечереющее небо и догоняющий грозовой фронт не позволили мне тогда просто развернуться и уйти. Ну и отсутствие обычных денег, конечно же. Гложили меня определённые сомнения в том, что в местном супермаркете принимают серебряные монеты. Да и проклятая на необнаружимость тележка к вечеру мне настолько осточертела, что я забыл все проблемы и тревоги, предавшись пленительному экстазу, в тот самый момент, когда получилось выпустить поклажу из рук. Пусть и ненадолго. Наиболее проблемным был дядя. Он и встретил меня, едва ли ни на пороге дома. Тогда, терпеливо дождавшись, пока я отлипну от тумбочки, дядя показался в прихожей. Почему-то с кочергой на плече. Как оказалось позднее, сделка по поводу ружья сорвалась, так как «недалёкий козодой» благоразумно не стал доверять оружие нервному потеющему моржу с бегающими глазами и что-то там бормочущему себе под нос. Поэтому пришлось вооружаться чем попроще. Вернон же, единственный из семьи, показал свою обеспокоенность тем, что придурковатый племянник пропадает на целый день в компании сомнительных волшебников без определённого места жительства. Его длинная лекция, к слову, по большей части касалась именно ухода с незнакомцем, без предупреждения, а не волшебства и магии. А воодушевлённые метафоры всё время скатывались к тому, что бегство сироты будет не очень здорово выглядеть в глазах соседей. Впрочем, вполне возможно, дело было в том, что дядя просто каждый раз сбивался с мысли, то и дело спотыкаясь о зачарованный сундук. Тётя и братец оказались более скупы на эмоции, будто бы в принципе не видя проблемы в волшебстве, волшебной школе и волшебнике из чулана. И если Дадли всё так же пытался удовлетворить своё любопытство, то и дело пытаясь незаметно подобраться к купленным вещам (довольно успешно, ведь одну из книг с моей фамилией на обложке я так и не нашел), то его мать будто бы вовсе не заметила произошедшего. Ни словом, ни жестом, ни интонацией. Если бы через неделю Петунья не отказалась приближаться к сундуку, с которого уже спали чары, во время генеральной уборки, то имелись бы все основания полагать, что она действительно ни о чем не знает. Каким-то образом. В любом случае, у меня уже не было ни сил, ни мотивации разбираться в причине показного равнодушия родственников. Мне и эта странность-то в глаза не сразу бросилась, так как были у меня и более невесёлые поводы задуматься. Несколько дней я напряженно ожидал. Хоть чего-нибудь. Авроров, обвиняющих меня в покушении на убийство. Группы сообщников сумасшедшего. Сказочных фейри, решивших, что я слишком дестабилизирую иллюзорную сказку про моё детство. Или хотя бы Дамблдора, со стороны которого было логичным хотя бы проверить утечку секретной информации, содержащейся в отправленном через Хагрида письме. Однако за весь месяц никто так и не пожаловал в гости. По приезду в Литтл Уингинг, на заборе меня ожидала жутко недовольная почтовая сова, которая и передала мне моё письмо о нарушении магического законодательства с чисто символическим, как для такого нарушения, штрафом в один галлеон. Нужная сумма в магической валюте у меня была, так что я положил монету в конверт, после чего сова недовольно ухнула и сорвалась в небо, оставляя меня размышлять о том, как работают чары надзора. В министерстве знали, что я использовал чары. Знали, что это были отталкивающие и дымные. Между строк, едва ли ни похвалили за успеваемость и при этом же пожурили за само, собственно, использование заклинания. А еще они знали, что никто из магглов этих чар не заметил или, по крайней мере, за магию их не принял, хоть и назвали это большой удачей, а не точечным расчётом. И при этом никто не обвинял меня в совершенном покушении. Забавно и нелепо, но так работает Надзор. Похожий аппарат есть и в Мунго, только отслеживает он не использованные чары, а жизненное состояние оплачивающих страховку магов, чтобы в случае возникновения проблем со здоровьем на место аппарировала дежурная бригада колдомедиков. И похоже сумасшедший при жизни был не очень большим любителем платить налоги, раз произошедшего инцидента никто не заметил и до сих пор не расследовал. Или, по крайней мере, не связал со мной. Быть детективом в магическом мире очень просто, до тех пор, пока преступник не выжигает всё место преступления адским пламенем. И ведь даже тогда остаются маховики, оракулы и пророки, проявители врагов, преступников и мудаков, вредноскопы, армия поисковых фамильяров и прирученные магические существа, способные считывать следы ауры на месте сроком до полутора лет. Единственный способ наверняка избежать раскрытия — сделать так, чтобы никто никого даже не искал. Первого сентября я с полным равнодушием выслушал топот на лестнице. Когда-нибудь Дадли станет массивнее и проломит своими прыжками деревянную лестницу, провалившись в мою «комнату». Несмотря на всё демонстрируемое им свинство, надеюсь, в тот момент рядом с ним будет кто-то, кто может вызвать скорую и оказать первую помощь. А еще лучше добить, чтобы не мучался. С последним готов помочь лично. Выбравшись из чулана я направился на кухню, где уже дожидался мною же и приготовленный завтрак. Ели мы, как правило, вместе, поэтому после готовки я на полчаса-час отправлялся обратно в свою «комнату». По итогу недавнего приключения, прибытие представителя Хогвартса сказалось на моих домашних обязанностях, не сказавшись ни на чем еще. Теперь я не работал в саду, да. Стоило того. Уж не знаю, может тётя и братец впечатлились до потери памяти, но при этом подсознательно помнили побитого жизнью бомжеватого байкера-рокера. Или те же люди, что в будущем могли заделать дверь в мою комнату тремя амбарными замками, переговорили между собой и пришли к консенсусу, не став лишний раз беспокоить меня и себя… Бред какой. В общем, меня почему-то не трогали и вслух волшебство не поминали, и объяснить это логически, не оставив после себя хотя бы одного калечного разумом болванчика, у меня не выйдет. Моя специализация в легилименции касалась защиты и экспресс-допросов, а не мягких незаметных воздействий. Можно было бы, конечно, просто спросить напрямую… Но что мы делаем, когда стоим перед лицом социальных взаимодействий и необходимости говорить? Правильно, «не сегодня». Вообще, мне самому была в радость такая медитативная житейская обязанность, как возня на кухне. Готовка чужой еды всегда смиряет с небольшими недостатками любых людей. Человека легче воспринимать человеком, зная, что можешь в любой момент подсыпать ему в еду что угодно, начиная лишней солью и заканчивая любым элементарным ядом. Да и лёгкая восторженность и гордость от хорошо проделанной работы никуда не исчезла: тот же кузен съедал блюдо практически любого качества, вне зависимости от того, насколько плохо оно получалось. И это всегда странно импонировало. Радости затишье родственников не вызывало. Скорее какое-то извращенное сочувствие и даже толику вины, учитывая-то, что именно я и был основным источником проблем этой семейной пары и их беспокойного отпрыска на протяжении последних лет десяти. Впрочем, как раз-таки Дадли прямо сейчас, можно сказать, пренебрежительно жевал свою порцию, а не просто копался в тарелке, как его родители. В его манере поведения прослеживалась некая подавленность, видимо и мешающая ему в обычной манере смести содержимое тарелки и сразу же затребовать добавки. Однако на фоне той же бледной, аки скатерть, Петуньи, всё так же никак не упоминающей волшебство и произошедшее, он по крайней не казался молодым вампиром, случайно забредшим в академию авроров. Хотя на её фоне даже всего лишь немного нервный Вернон выделялся не сильно. Куда больше проблем у меня возникло с так называемым «подарком», чем с родственниками. И дело было даже не в том, что Дурсли были резко против рыжего недоразумения у них дома. Не уверен, что мелкого вредителя вообще хоть кто-нибудь, опять же, заметил. Когда мы возвращались из злополучного приключения, что было уже в сумерках, я предварительно объяснил коту, что ему надо и не надо делать. Уверенность в том, что чудной зверёк меня понимает, правда, рушили его собственные действия, весьма далёкие от рациональности. Оставалось только гадать, каких именно богов мне довелось прогневать, что они натравили на меня своих шерстяных аколитов. — Мерлин, я ведь не всерьёз прошу животное стать немного рациональнее? — пальцы медленно массировали переносицу, пока рыжий наблюдал за моей реакцией. Уродец не был бы уродцем, не устрой он мне небольшую очередную утреннюю пакость. После эксцесса на станции он то и дело пытался испытать на прочность моё терпение. — Насколько я знаю, кошки так выказывают привязанность?.. — поморщившись уточнил я у склонившего голову набок кота. И эта привычка разговаривать с неразумными животными начинает напрягать даже меня самого. Сначала Дадли, затем Хагрид, потом вот недокнизл. — Извини, но цивилизованные люди покупают мясо в магазинах, — с некоторой долей брезгливости поднял я подарок подарка с помощью листа бумаги. — Если хочешь меня накормить — охоться на стейки в их естественной среде обитания — в мясном отделе супермаркета, — мне ведь не показалось, что это полуразумное создание смотрит на меня с насмешкой?.. Когда уродец перестал обижаться после того, как его не пустили в дом, он пошел по пути мести. Ну вот пример, он каким-то образом подружился с соседскими полукниззлами, выведал у них мои слабые стороны и демонстративно, я повторюсь, демонстративно нагадил на любимый цветочный куст тёти Петуньи. Не сказать, что список дальнейших преступлений был так уж велик — организованная драка с собаками и ежедневные утренние хоровые крики под окнами в течение месяца. Однако первый и единственный рейд на цветы уже успел ударить меня прямо в душу. Впрочем, всё в мире имеет тенденцию заканчиваться. Закончилось и злополучное лето. Каким-то мистическим образом мне удалось убедить дядю в том, что мне необходимо добраться до вокзала, и он должен мне в этом поспособствовать. Договорились даже на то, что через девять месяцев меня заберут назад, а не бросят в центре города в конце учебного года. — Бесполезная трата времени, — проворчал Вернон. — Чёртовы психи опять готовы сотворить что угодно. Ради чего? Зачем? А потом ни диплома об образовании, ни смысла в обучении. Пара фокусов в обмен на сколько-то там лет жизни, — и если бы его речь не перемежалась с яростными ударами по клаксону, я бы даже поверил, что он полностью спокоен. — А ведь мне уже начинало казаться, что ты вырастешь нормальным, что тебе не будет нужен мир этих двуличных паразитов и их проклятая школа. Я не был уверен, обращается он ко мне или пока еще только тренирует прощальную речь, однако мне в любом случае было не особо интересно слушать стенания дорогого дядюшки. — В школе мне всего лишь преподадут способы превращать людей в жаб, варить необнаружимые яды и стирать память людям, — и если показывать хорошие результаты — это будет материал первого курса. Если, конечно, можно назвать слабую версию конфундуса «стиранием памяти». — Но если я не вернусь к лету — можете освободить чулан. — О, это да, это они умеют. Ваши не были бы ненормальными, если бы не пытались всеми силами испортить жизнь нормальным людям, — пренебрежительно продолжил дядя, оглянувшись на меня в зеркало заднего вида. И, видимо, не распознав фальшивой угрозы. — Уже планируешь поселиться среди этих уродов? — Нет, если я не вернусь, то это значит у них получилось от меня избавиться, — прозвучал мой умиротворенный ответ. Остаток пути прошел в тишине, уже не нарушаемой глупыми вопросами. Лучше бы спросил откуда такая информация может быть известна ребёнку и откуда тот знал о том, что за ним придут и чем именно это грозит. Конечно, на эти вопросы я бы точно так же не ответил, но стоило же хотя бы попытаться. Отсутствие ответа на правильно заданный вопрос иногда намного красноречивее, чем развёрнутые описания. Впрочем, ему может быть и действительно всё равно. Сложно заподозрить подобную чёрствость по отношению к ребёнку в среднестатистическом англичанине, но пример подобного прямо сейчас сидит передо мной, нервно крутя баранку и обильно потея. Не представляю, как можно быть настолько нелюбопытным и равнодушным. Даже в конце войны мои многочисленные жертвы вызывали у меня больше сочувствия, чем этот человек выражает своему племяннику. Плевать, конечно. Само по себе это мало что меняет. Однако можно же было хотя бы сделать вид, что ты хоть чем-то отличаешься от придурковатого голема, живущего по принципу работа-дом-работа. Как ни смешно, но тот дядя, которого я помнил, мог быть каким угодно, но не равнодушным. Отчего становится тяжело воспринимать этого человека именно Верноном Дурслем, а не какой-то невнятной на него пародией. Выгрузив вещи на вокзале, скомкано попрощался и неторопливо покатил свою тележку к девятой платформе. До отправления у меня была целая куча времени, поэтому на длинных и пустых участках я не отказывал себе в медитативном удовольствии разогнать тележку, запрыгнуть на неё и катиться несколько метров по инерции, распугивая голубей и случайных прохожих. От такого способа передвижения уродец, расположившийся поверх чемодана, заметно начинал нервничать. Но я никогда не признаюсь, что решил столь мелочно отомстить бесполезному животному. Ни-ког-да. А спрыгнуть и бежать следом самому — это только его собственное кошачье решение. И вовсе не часть моего коварного плана по потере бесценного товарища. Около перехода на платформу я резко затормозил и, постояв пару минут, воспользовался инструкцией для дошкольников — закрыл глаза и разогнался, веря, что стены не существует. Какой-то частью сознания надеясь очнуться от коматозной комы посреди разрушенного взрывами поместья Реддла… Однако разделительный барьер, к сожалению, исправно выполнял свою единственную функцию и в роли портала в другие миры и времена не работал. И вместо желанного успокоения в привычной обстановке — мой безумный кошмар продолжился. Помнится, когда перемещение сюда только произошло, я мимоходом ощутил тень радости оттого, что многие еще не успели погибнуть, сломаться или безвозвратно исчезнуть в пламени гражданской войны и моих собственных ошибочных решений. Оттого, что мир еще не был безобразно изуродован, исполосован сотнями актов террора, взрывами, смертями, смертями, смертями… Мной и моим врагом. В общем я был неправ. Не совсем прав. Мой мир, все знакомые мне люди сгинули вместе со старым миром. Как говаривал какой-то мёртвый философ: человек — это накопленная в процессе жизни информация. Каждое изменение в прошлом до неузнаваемости перекраивает настоящее, а в моём случае, уже и совершенно непредсказуемое будущее. В самом лучшем случае повторятся основные факты, возможно самые крупные события… но мелкие частности умерли. Хотя именно это и делает абсолютно любую ситуацию лучшей. Грядущее попросту не повторится снова. А значит, скорее всего жертв будет меньше. Или их хотя бы разложат в другом порядке. Но тем не менее, эта аксиома не мешала мне настойчиво тянуть свой мир, которым я его помнил, сюда. — О, вы довольно рано! — улыбнулся работник вокзала паре из седого джентльмена и двух самых обыкновенных детей с одной общей поклажей. — Дела в министерстве, Дженгинс, сам понимаешь, — растягивая буквы чинно ответил мужчина. — Да и не мы одни тут ранние пташки. Вторая попытка якобы приоткрывает передо мной возможность сделать на этот раз всё быстро и правильно. Вот только мне неизвестно месторасположение последнего крестража. Да и в прямом противостоянии тёмный лорд распылит меня на одуванчики быстрее, чем я выговорю полное имя многоуважаемого директора. Хотя Том сам и будет до последнего сомневаться в своих способностях, благодаря моему образу и прошлым неудачным попыткам. Спокойная же жизнь для нас обоих отрезана пророчеством. Судьба будет продолжать сталкивать нас лбами, противопоставляя наши интересы и давя необходимостью уничтожить врага. Причём чем дольше, тем сильнее будет становиться эта одержимость. Это становится парадигмой мышления, просачивающейся через любые окклюментные барьеры — «враг должен быть убит». Обычный человек просыпается по утрам с мыслью «чего бы съесть на завтрак», а избранный не спит всю ночь с мыслью «как мы на этот раз будем убивать Тома Реддла». Более того, та же самая Судьба каждый раз это решение даёт. А может быть и нет и это я сам за годы одиночества и войны поплыл крышей, объясняя внешними факторами собственную одержимость и удачу, позволяющую раз за разом избегать смерти. Было бы действительно смешно. Разобрав тележку, сложил её в чемодан. — Оу, вам помочь? — обратился тот же самый Дженгинс уже ко мне. — Нет, я справлюсь, спасибо. Взмахнув палочкой, я пробормотал формулу заклинания левитации и переместил свои вещи непосредственно в вагон. Здесь было можно, территория вокзала отчего-то считалась пришкольной, хотя и обслуживалась другими людьми. Кондуктор чему-то покивал и с каким-то нездоровым энтузиазмом поскакал к другим студентам, у которых трудности, по всей видимости, возникли. А мне-то казалось, что люди на таких работах выгорают быстрее спичек и хотят только окончания рабочей смены, а не случайным прохожим помогать. Еще и добровольно, а не из-под палки. Впрочем, может он новенький просто. Первые пять минут на смене — энергия бьёт через край. Закатив чемодан в тамбур, я и сам забрался следом за ним. А мои мысли вновь вернулись к не самым радостным размышлениям. Мне не было интересно изучать детские заклинания и варить клей из жабьих внутренностей. Наверное, я бы мог попробовать в принципе отказаться от магии, а если кто-то попробует надавить, то попросту саботировать своё обучение. В сущности, магия лишь один раз в жизни дала мне что-то действительно хорошее. В день, когда меня приняли в школу, я наконец-то нашел настоящих друзей. Уизли, Невилл, Симус, Дин. Весь первый состав Отряда Дамблдора, чего уж там. Пара безответственных взрослых волшебников. Дальше эта самая магия только по кусочку отбирала свой собственный самый большой подарок. И если поначалу, то были обычные детские обидки, которые воспринимались слишком близко к сердцу, то дальше те же самые люди начали умирать. От рейдов нового министерства, падений в арку смерти, от моих собственных рук — не суть важно. Мне просто не хотелось вновь видеть знакомые лица. Людей, которые мне были когда-то знакомы… Но история внезапно решила наебать саму себя, вычеркнув всё плохое и хорошее, что нас с ними связывало. И тем не менее поездка в замок была совершенно необходима. Посещение Хогвартса было единственным надёжным способом встретиться с Дамблдором, раз уж он сам не посчитал нужным связаться со мной. Там меня вполне могла ждать засада. Какой-нибудь коридор, где на меня будут нападать конфетти и розовые латные доспехи — что-то такое было бы вполне в духе директора. Однако для меня это был приемлемый риск. Отчасти даже играющий мне на руку в моём нехитром плане. Опытный легилимент способен исправить ошибку Магии, Судьбы, прочих надуманных сущностей и самозваного лорда судеб. Аккуратно подавить прошедшую сквозь время память и оставить на месте Гринготтского мясника в теле ребёнка просто Гарри образца двухмесячной давности. Конечно, в процессе, политик получит информацию и для себя, однако это лишь уравняет его с Реддлом. А дальше пусть воюют сами. Не расстроюсь, даже используй они оба этого самого Гарри в своих целях. Потому что меня самого здесь уже не будет. — Полчаса до отправления! — прогудел гулкий голос снаружи поезда. Головной вагон встретил меня непривычной пустотой. Только лишь у головы состава суетилась какая-то тень; но и купе старост, и традиционная лавочка нелегальных по школьным меркам товаров — пустовали. Моим намерением было дойти до самой двери, ведущей к локомотиву, и забиться в самое крайнее купе, еще и заслонившись от внешнего мира чемоданом. Хотелось бы сказать, что от самого дома я ощущал чужое внимание, отдающееся щекоткой в третьем шейном отделе позвоночника, но это было не так. Я не ощущал чего-то необычного, а наблюдатели не спешили показываться мне на глаза. К этому времени я в принципе сомневался в том, что Дамблдор хоть кого-то за мной отправил, ведь это не имело никакого смысла. Следовало признать, что директор мог оставить письмо без внимания. Если оно всё-таки дошло. Ведь, в свою очередь, Хагрид мог умудриться не справиться даже с ролью почтовой совы и потерять письмо по дороге. Тогда-то конечно весь мой путь прошел в окружении, разве что, раздраженного Дурсля-старшего и собственной меланхолии. Можно было, конечно, попробовать поиграть на нервах невидимых наблюдателей и попытаться их спровоцировать… Чтобы в конце оказалось, что за мной никто не следил. Пройдя по пустому вагону я упёрся в стенку, смежную с локомотивом. Едва ли кто-то станет искать меня среди преподавательского состава и старост. Безусловно, последние могли бы проговориться, если бы разглядели шрам на лбу. С другой стороны, поток зевак, если и соберётся, то двигаться будет только с одного направления. И в случае чего… Я ощутил, как у меня непроизвольно дёрнулась бровь, пока взгляд выделял всё новые детали внешности не такого уж и незнакомого мне человека. Который примерно так же нагло рассматривал меня, на краткий миг ощутившись сдвоенным потоком эмоций. Если не знать, что именно искать — то и не заметишь вовсе. …мне поможет Квиррелл из соседнего купе, потому что помощь студентам — это его должностная обязанность. Стоит ему просто приоткрыть дверь и уже запаха чеснока вполне хватит, чтобы разогнать особо брезгливых. Но я-то не просто стандартный Гарри из провинциального городка, желающий избежать внимания. Имея десятилетний опыт диверсий и тактического планирования, я должен учесть все возможные факторы и составить гарантированно рабочий план, который не развалится лишь из-за нежелания профессора светить содержимым своего неизменного тюрбана. А значит нужно войти прямо в логово тьмы и затаиться на виду. Дверь рывком отъехала в сторону. — Здравствуйте, профессор, — мои губы изогнулись в гримасе приветственной улыбки. — Привет, Том, — освободив руку от удержания поклажи, я еще и помахал, и едва не протянул руку для рукопожатия. И что-то я определённо сделал не так… По крайней мере судя по стремительно краснеющему и подорвавшемуся с места Квирреллу. Ну и ладно. Я ребёнок, шокированный новым для себя миром, пусть обзаведутся хотя бы толикой понимания. Впрочем, наверное, это и было именно понимание, как я внезапно осознал для себя, всучив профессору свой чемодан. Для порядка изобразив восторг, я сопроводил восхищенным взглядом пролевитированные до верхней полки щелчком пальцев вещи и благодарно кивнул весьма странно ведущему себя преподавателю. Который делал то шаг к креслам, то к выходу, при этом не забывая делать какие-то невнятные жесты руками и лицом, которые вполне можно было бы принять за какой-то магический ритуал. — М-ми-мистер П-поттер, — наконец кивнул мне в ответ странный преподаватель. — А к-кто т-т-такой «Т-том»? — Ваш воображаемый друг, кто же еще, — небрежно отмахнулся я от нелепого вопроса, с комфортом располагаясь в свободном кресле. Если Реддл не решился на повторное внедрение в Хогвартс столь сомнительным способом, то его имя Квирреллу знать незачем. Будет в школе вполне обычный для магического мира преподаватель, весь обвешанный чесноком, в какой-то арабской одежде и с патологическим заиканием, что в принципе уже не вяжется с тем, чем Квиррелл был на самом деле. А если Том действительно здесь, то моих слов хватит, чтобы заставить его показаться. В кратковременной перспективе у него всегда недоставало сдержанности. При этом, я надеюсь, хотя бы одному из них хватит мозгов вспомнить, что поезд обвешан защитой практически на уровне отдела тайн. И должна произойти совершенно специфичная ситуация, чтобы какое-нибудь маломощное проклятье здесь вообще сработало. — После всех совпадений и предзнаменований, вот совершенно не удивлён, что встречу тебя здесь. — О ч-ч-чём вы? — продолжил играть дурачка профессор. Однако его выдавали… да много что выдавало, перечислять устанешь. Но в особенности его выдавали руки. Ну какой вообще учитель магии скрестит пальцы в присутствии всего лишь безоружного ученика? Волшебники нечасто пользуются беспалочковой магией, потому что она менее эффективна, более напряжна и диво травмоопасна. При этом каждый сам определяет себе жест-триггер для беспалочковых заклинаний, а щелчки — издревле один из самых распространённых. Потому что простой и в быту применяется нечасто. Это тем, кто в принципе щёлкать пальцами не умеет, приходилось извращаться и придумывать целые системы телодвижений, которые бы не перенасыщали конструкт заклинания. — Не так давно мне снился очень долгий сон, — скромно обобщил я ситуацию, с интересом наблюдая за живой мимикой готового сорваться профессора. — О волшебном мире, о Хогвартсе. О том, как вы в компании нашего проклятого друга неудачно воруете философский камень… А вот это заставило его действовать. Лицо отразило краткий миг внутренней борьбы и большой палец всё-таки скользнул по безымянному, устремляясь к ладони… …а я сам сделал быстрый шаг вперёд, заводя палочку за спину и плавно вытягивая левую руку из кармана. — Не двигайся, Квиринус! — прошелестел потусторонний голос, принуждая нас обоих воздержаться от необдуманных действий. — Медленно расслабь руки так, чтобы не провоцировать агрессию. Ты слишком важный элемент моих планов, чтобы терять тебя сейчас. Едва сдержав дрогнувшую руку, я демонстративно отвёл нож от бока едва не потерявшего частичку печени «Квиринуса» и сделал шаг в сторону. Сердце билось в привычном ритме. Похоже мне действительно не хватало чего-то подобного. — А вот и воображаемые друзья вступили в диалог, — вымучено улыбнулся я преподавателю, преисполненному явно не самыми благонадёжными намерениями. — Ненадолго же тебя хватило, господин министр. Или вы уже отошли от политики и сейчас занимаетесь менее возвышенным делами, нежели спасение положения магической Англии на мировой арене? Кто бы знал, чего мне стоило без запинки выговорить эту конструкцию. — Скажи, Поттер, почему я не должен убить тебя прямо сейчас? — прошелестел Том на грани слышимости. — Хм… — задумчиво протянул я, картинно приложив ладонь к подбородку в стиле карикатурного детектива. — А ведь действительно… Почему? — моя ухмылка только стала шире. Квиррелл наполовину кипел чужой сдержанной ненавистью, наполовину собственными растерянностью и непониманием. Это всё даже ощущалось весьма специфично, не завидую их общей нервной системе и гормональному балансу организма. А учитывая, что все проблемы тела сказываются на духе… То-то Тома сорвало с нарезки к моменту его воскрешения. Чудо, что он вообще умудрился восстановиться. — Через пару лет на моей стороне будут волшебники, способные за десятилетие достичь моего текущего уровня. Через три подчинены финансовые потоки всего Альбиона. Через пять лет на моей стороне будет весь Визенгамот. Через шесть закончится срок правления Огдена, и я вернусь на свой пост. Имея под собой силы, способные посчитаться со всем миром, — повышая голос и тон шипения с каждым новым предложением, перечислил кусок тёмного лорда в затылке взвинченного профессора. — А что сейчас есть у тебя, чудовис-ще в теле мальчишки? — Палочка, пара зажигательных смесей, нож, — довольно открыто описал я свой боекомплект. — Шикарный рыжий кошара… я его случайно забыл на перроне, но он есть. Отсутствие клейма международного террориста, целые руки, живой Дамблдор. Способность в любой момент безнаказанно уйти отсюда вне зависимости от любого твоего решения… А еще есть часть тебя, прямо сейчас ведущая со мной увлекательную беседу с глазу на глаз. Мы оба знаем, обычно мне хватало намного меньшего, — я опустил голову от созерцания потолка к отступившему на шаг преподавателю. Будто бы полметра дистанции могли играть хоть какую-то роль. — Кстати, твой план с одержимостью — откровенная лажа. Оба раза. — Сядь, Квиррелл, — не поддался на провокацию Том. — Я бы успел раньше, — мрачно выдавил из себя профессор, мимолётом оценивая тут же скрывшийся в рукаве нож. — А сейчас тем более… — Он тебе не по зубам. Не здесь. Хмыкнув, я подавил подспудное желание нервно потереть палочку и даже слегка расслабил мёртвую хватку на её рукояти. Держать содержимое своей головы под полным контролем было несложно, но весьма выматывающе. — А мысленно общаться вам мешает вера в то, что я не подслушиваю? — просто не мог не выразить свой интерес в происходящем. Нет, мне было понятно, что мысленный обмен ослабляет контроль над обстановкой, ввиду необходимости сосредоточения. Так же мне было понятно, что Том сказал это для меня. Чтобы, минимум, ослабить бдительность и, как максимум, предложить кратковременный акт ненападения. А так же я знал, что Том знает, что я об этом знаю и каждый из нас двоих прямо сейчас зашел в эту нехитрую логическую рекурсию. Мне это было выгодно. Поэтому я мирно уселся на кресло, которые были здесь вместо лавок, и расслабился, забив на сюрреализм происходящего. — Так всё-таки эти «перемещения во времени» — твоих рук дело… Неплохо, — специально выделил я лёгкой иронией термин, в котором не был уверен. Маленькая слабость в попытке не показаться неграмотным быдлом, что так и не поняло, что же именно с ним произошло. С другой стороны, ну не злейшему же врагу меня судить. — Только честно, в какое время тебя забросило? Я вот проснулся месяца полтора назад в своём чулане. То еще, надо сказать, начало приключения. Прищурившись, я не забыл мило улыбнуться замершему, в молчаливой готовности к бою, Квирреллу. Из-за предельной концентрации, капилляры в глазах профессора налились кровью. У меня не было сомнений в том, что Томас ответит на мой вопрос — ему было не чуждо тщеславие. И даже годы в роли последней опоры умирающего государства не изжили в нём комплекса главного злодея. С той лишь разницей, что со временем в монологи о планах по завоеванию мира начала включаться дезинформация. Лазейки и ловушки, нередко обеспечивающие ему победу на очередных дебатах в международной конференции магов. Эх, большая политика его испортила. — Я сделал шаг в тот день, когда ты стал частью пророчества, Поттер. Моя насквозь фальшивая ухмылка стала шире, хотя казалось, что шириться уже некуда. Я даже прикрыл глаза якобы от какого-то гордого удовольствия. Такой ответ превосходил все мои ожидания. И многое объяснял с точки зрения эффекта бабочки. — Если пророчество всеми силами препятствовало нашей победы в настоящем, я был готов стереть первопричину еще в колыбели. Не дать именно тебе стать мне равным… Не допустить того, чтобы мир вмешивался в мою судьбу. По крайней мере не твоими средствами. — И что там произошло? — задумчиво протянул я, прикидывая варианты. — Прилетели гоблины верхом на Гриндевальде, назначили тебя наследником Мерлина, возопили о могуществе силы любви и у тебя хорошо, что вовремя остановилось сердце от открывающихся перспектив? — Я попытался убить тебя, Поттер, — зло прошипел какую-то несуразную дичь говорящий тюрбан. Эту эмоцию не пришлось играть. Он попытался… что?.. Открыв глаза, я повернулся к почему-то нервничающему Квирреллу. Похоже слуга только что осознал высочайший уровень интеллекта и непревзойденный уровень стратегического планирования своего лорда. Ведь лучше предпринятого решения представить себе невозможно. Если бы я писал пособие по составлению гениальных и надёжных, как Гринготтс, планов, то именно данный пример занимал бы там почётную первую страницу. В категории крайне, блядь, неудачных примеров. Вздохнув, рукой я придержал дёрнувшееся веко. — Лучше бы ты в гоблина реинкарнировал, дебил, — монотонно проговорил я, что, конечно, поубавило мне убедительности. — Какой фантастический план: «В прошлый раз меня разорвало после попытки убить младенца… Давай-ка попробую еще разок.» — еще раз вздохнув, приложил свободную руку ко лбу. — Может ты еще из маминого сервиза себе крестражей по дороге наделал? — Не зарывайся, Поттер, — прошипел затылок преподавателя. — У меня были причины считать, что на этот раз моя попытка окажется… ус-спес-шнее. К тому же только благодаря этой моей ошибке Ты сейчас здес-сь! — За это стоило бы выписать тебе отдельный счёт, но… Это всё-таки не совсем твоя вина, а для мести Судьбе у меня силёнок не хватит. И у тебя, видимо, тоже. А жаль, — я прикрыл глаза, ощущая какое-то несоответствие в собственных словах. — Почему я вообще здесь? — наконец прозвучал вопрос столь долгое время не дававший мне покоя. — Неужели так обязательно было тащить меня за собой, Том? Я всё еще что-то упускал, эта мысль билась где-то на границе осознания, задействуя обрывки пророческого дара. Однако именно сейчас не было никакой возможности пытаться её выцепить, а за время разговора предчувствие успеет десяток раз перенаправить точку фокуса. Намного проще развести на ответы более опытного волшебника, у которого, к тому же, на размышления был десяток лет. — Что, Поттер, мозгов хватает только на террор и убийства? — выделила мои сильные стороны паразитическая сущность. — В некоторой мере, — степенно кивнул я. — Сначала я предположил, что мир вокруг — это мой персональный ад. Однако для ада тут оказались слишком уж курортные условия. Потом пошли предположения о иллюзиях, параллельных мирах и, наконец, я пришел к идее уничтожения части потока времени с сохранением знаний о том, что там происходило. Но тут ты прав, больше я нихрена не понял, да и в этом-то ответе сомневаюсь, — на губах сама собой появилась слабая усмешка, а Квиррелл почему-то побледнел. — Убивать намного проще. С характерным шипением поезд тронулся, медленно набирая ход и ускоряя ритмичный перестук колёс о стык рельс. Однако ни у меня, ни у профессора не задалось настроение для любования пейзажами утреннего Лондона. Он всё больше терял концентрацию из-за лопнувшего сосуда, а я продолжал сверлить его отстранённым взглядом, не давая расслабиться. — Так что именно произошло? — Ошибка в рас-счётах, — коротко, но ёмко ответил тёмный лорд. Вероятнее всего солгав или о чём-то умолчав. Ну и пожалуйста. Ну и не нужно. Обычно волшебнику сложно уловить чужое заклинание до его создания. То, как желание вплотную упирается в разум, настолько сильное, что необходимость жеста и слова уже не ограничивает мага от высвобождения намерений в окружающий мир. Однако мы с Томом были далеко не чужими людьми. Мне было достаточно видеть его, чтобы мир вокруг будто бы начинал умирать, в столь желаемой и ненавистной ему зелени. А ведь раньше этот цвет был абсолютен… Аналогично, и он ощущал на себе, как мои пальцы мелко подрагивают от концентрирующейся в них боли. То, как сама суть ближайших предметов начинает очень медленно и незаметно разлагаться, переживая своеобразный стресс-тест от мира магии. В то же время Квиррелл, например, практически не ощущался, даже несмотря на свое положение и явную попытку показать готовность к бою. — Что станешь делать сейчас-с? Выдас-шь нас Дамблдору? Только вот в таком случае, твоя паршивая-с мес-сть исполнена не будет… — Зачем мне это делать? — искренне удивился я нелепому предположению, что скорее всего понял и эмпат-легилимент. — Наша война не была местью. По крайней мере я не помню причин для чего-то такого. Это был вопрос принципа. А теперь мне это всё надоело. Надоел ты, игры в противостояние, судьба. И то, с какой периодичностью мы сталкиваемся лбами, даже того не желая. Слишком долго, как по меркам человеческой жизни, мы оба отказывались умирать, каждый раз подходя вплотную к грани… — Ты стал неплохим министром, Том, — не мог не признать я заслуги своего заклятого врага. — Скажем так, я читал о политике Огдена в газете и на твоём фоне он как-то не смотрится. Не говоря уже о Фадже. Я не собираюсь чинить тебе препятствий. Могу даже поручиться за тебя перед Дамблдором. У каждого есть шанс исправиться, — я сложил руки в замок у пояса, пародируя позу и голос нынешнего председателя Визенгамота. — С-шкажи, Поттер, ты идиот? — Сказал «гений», дважды убившийся собственной авадой. Квиррелл продолжал изображать сидячую статую имени себя, очень реалистично доведя оттенок лица до цвета мрамора. И даже так, после моей реплики, профессор умудрился стать еще белее. В отличие от него, меня совсем не пугала возможная «неправильная» реакция тёмного лорда. Даже без учёта повышенной безопасности на транспорте, он бы не стал рисковать, участвуя хоть в чём-то, прямо или косвенно порочащем его новое тело. Полноценная одержимость — это не палочки друг другу во имя Магии полировать, это практически симбиоз, пусть и слегка неравноценный. Любые травмы-проклятья, нанесённые носителю, дорого обойдутся паразиту. Сожженное лицо профессора, например, очень долго мешало Тому обзавестись человеческой кожей. А Азкабан станет крайне мучительным концом для них обоих. В теории. Так что не было ничего удивительного в том, что Том продолжил диалог, а не взорвался проклятьями. Пусть и спустя целых полминуты молчания. Надо же было успокоиться. — Я был не в себе. Сильно не в себе. Твой же идиотизм сейчас ничего не оправдывает. — Убеждаешь начать петь оды в твою честь? — Ис-сщу подвох… — продолжил тюрбан свой разговор со стеной, так и не решившись показаться лицом к лицу. — Шестнадцать лет ты словно бешеная псина брос-сался на каждого, кто так или иначе был со мной свяс-сзан. Слуги, друзья, коллеги, партнёры, — исходя злобой продекламировал статистику моих заслуг бывший министр магии. Будь атмосфера чуть торжественнее, решил бы, что мне орден Мерлина вручают. — И сейчас ты решил отступить… — кулак Квиррелла непроизвольно сжался, что ему самому явно не очень понравилось, судя по испуганному взгляду на эту руку брошенному. — Дас-сже сейчас ты не демонстрируешь раскаяния или сожаления… Гордость… Вечная ухмылка… С-счто это — очередная ложь или твоя ис-стинная природа, чудовис-ще? — Я сказал, что хотел, дело твоё — верить или нет. Я сам к тебе претензий не имею. Может быть всепрощения хватит и у Дамблдора. Правда меня это уже не будет беспокоить, если всё пойдёт по плану. — Старикаш-шка не даст мне шанса. Хотя бы из-за моего маленького секрета, — будто бы сам себе прошипел магический тюрбан. — Но даже если я договорюсь с ним, останутся и другие. Тот же Снейп еще не перерыл половину Англии только из-за того, что о моём секрете он не знает. — И членства в пожирателях, — зевнув продолжил я за него. — Погоди. серьёзно? Снейп? — А ты думал, он мне беспрекословно верен? — с ощутимой усмешкой спросил Том. — Нет, я знал, что он та еще змея, но личные встречи у нас как-то не задались после шестого курса. Помню, он как-то очень нелепо умер, после чего мне было очень обидно, что не получилось разобраться с ублюдком лично. Так что, Снейп оказался еще большим уродом, чем мне казалось? — Насколько мне известно, в том времени он одинаково ненавидел обе стороны конфликта. Сначала собственноручно убил Дамблдора, а потом использовал его планы, чтобы добраться до меня, — выдал мне шокирующее откровение Тот-который-Том. К сожалению, полусонное состояние оказалось сильнее и достоверно изобразить шок и припадок у меня не вышло. — Но на этот раз я выполнил поставленное им условие и еще при жизни успел припрятать кое-что для него. — Какой-нибудь словарик оскорбительных афоризмов? — В некотором-с роде… — с прежним артистичным драматизмом прошипел потусторонний голос. — Ты очень хорошо угадываеш-шь детали, не видя самой сути. — Ему так нравятся редакции прошлого десятилетия? — В данном случае, выдержка чарами только улучшит качество, — зловеще затихла примерно одна двадцатая часть Квиррелла. Я, конечно, знал, что мой будущий профессор зельеварения тот еще моральный разложенец, однако про алкоголизм даже как-то не думал. Впрочем, Том, покупающий верность Снейпа за бутылку, тоже звучит слишком довольным собой, будто бы совершил какую-то внеочередную пакость. Так что скорее всего, это я неправильно разгадал этого загадочника. Но не мне судить. Врагу, пусть и бывшему, вообще не стоит выдавать хоть какие-то сведения. Это у нас тут минутка откровений, вызванная, вероятно, тем, что Реддлу просто было тяжело воспринимать одиночество после нескольких лет головокружительного успеха на посту министра. После десяти лет в облике призрака, наверное, даже Квиринус не кажется такой уж плохой компанией. А уж после Квиррелла хорошей компанией покажется вообще кто или что угодно. — А почему ты не стал действовать раньше? Настолько понравилось в Албании? — Мне понадобилось с-шесть Мордредовых лет, чтобы подобраться к кольцу. И только потому что у меня получилось поглотить его, ты еще жив после всего сказанного. — А ты сам всё еще не самый разыскиваемый полтергейст Великобритании, — неохотно поддержал я невидимую из-за тюрбана гримасу. — Ну или, вернее, Квиринус не стал самым разыскиваемым преступником. Или просто трупом. Тут как повезёт. Начал собирать крестражи значит… Довольно опасно. И немного радует. Ровно настолько, чтобы не завершать эту встречу смертоубийством. Будучи адекватным, Реддл сделал для Британии больше, чем все министры за последнее столетие. Сам я, конечно, ситуацию не анализировал и лишь цитирую первую полосу Пророка от проплаченных журналистов… Пожалуй, это был не лучший источник сведений, но в геополитике меня всегда больше интересовал прикладной аспект, в плане нанести удар так, чтобы нанести максимальный урон. — Я бы успел… — поглаживая ткань мантии напротив печени повторил профессор, продолжая заниматься самоубеждением. — Или успел, или не успел, — ровно ответил я, не пытаясь вдумываться в мотивы вчерашнего выпускника Хогвартса, ставшего вместилищем национальной страшилки. — Но жизнь у вас одна, мистер Квиррелл. И переиграть неудачу еще раз у вас не выйдет, в отличие от вашего господина и его дочери В стакане на столе ощутимо громче задребезжала чайная ложка, заставляя меня скосить на неё взгляд. В последние лет пять зелень была не единственным спутником тёмного лорда, иногда ему хотелось просто бить врагов о потолок левитацией. Та же сила нередко использовалась даже для созидания. И магия услужливо менялась, подстать желаниям волшебника. Медленно и незаметно. Мимо двери как раз проезжала только тележка с закусками, так что я не стал обращать внимание на очередной нервный срыв Реддла. — Хотите лягушку? — непосредственно уточнил я у двух существ в одном теле. На что Квиррелл еще больше побледнел, но достаточно уверенно для своего состояния покачал головой, а Волдеморт не ответил по каким-то своим, наверняка надуманным причинам. Возможно очень стеснялся незнакомых людей. Или настолько восхитился перспективой отведать шоколада, что подавился собственным языком и сейчас неторопливо задыхается… Хотя, как это вообще возможно, если у них несколько ртов на одну голову и только одни лёгкие? Пожав плечами, я вышел в коридор и вернулся с четырьмя шоколадками, две из которых положил на стол и предлагающе пододвинул в сторону одержимого. Квиррелл с каким-то благоговением посмотрел на угощение и было дёрнулся обычным для себя щелчком пальцев закрыть купе, однако нарвался только лишь на судорогу в сведённых пальцах. Я сам проигнорировал эту сцену, принявшись возиться с упаковкой шоколада. — Какой же ты всё-таки мудак, Поттер, — как-то уже без шипения прокомментировал мои действия Том, едва получив таковую возможность. — Учти, что наш собственный выбор — штука очень зыбкая. Я сам претензий к тебе не имею, однако это не значит, что нам не придётся в конечном итоге убить друга, — проигнорировал я прямое оскорбление, ощущая, как в груди медленно разгорается искра того жара, что раз за разом толкал меня на баррикады. — Ты ведь тоже должен это чувствовать. Пока еще это выглядит как обычная череда совпадений… Мы едва разминулись в банке. Сразу же встретились в поезде. Пророчество будет сталкивать нас снова и снова, и снова, — я прислушался в себе и продолжил, с разогревая в себе азарт. — Тебе ведь тоже уже сейчас не терпится вцепиться мне в глотку? Резко усилившаяся боль заставила меня крепче вцепиться в первое, что попалось под руку. Побелевшая ладонь буквально провалилась в подлокотник, разлагая составляющую его древесину на липкую пыль… … однако мне удалось сдержать чуждую силу в узде, не перенаправив потусторонний магический выброс в сидящего передо мной человека. Похоже, чему-то очень мразотному очень не понравилось желание избежать предназначения. Но удар именно сейчас ничего не решал, в мире еще полно крестражей и от перспективы их уничтожения Мальчик-который-выжил отказаться не сможет. Пророчество будет исполнено, пусть и намного позднее. И только поэтому мне было позволено отступить. — Будь ты здесь весь, а не частью, то всё бы уже закончилось, вне зависимости от наших желаний. Как много проблем можно было решить за раз, — ощущаемый только мною жар втянулся в тело, и я резко посмурнел. После чего обратил внимание на второго собеседника. — А вы, профессор, как умудрились второй раз стать одержимым? Честно говоря, не помнил чего-то сверхъестественного от Квиррелла. Заика. Любитель чеснока. Не любитель троллей. Так себе профессор. Жертва шуток младшеклассников. То ли дурачок, то ли донельзя самоуверенный ублюдок, который принципиально пользуется только беспалочковой невербальной магией. Сосуд для души Тома. Первая жертва. — Поначалу это был не совсем добровольный процесс, — зачем-то ответил преподаватель. Что только вежливость с людьми делает. — Ну, а теперь, вы, наверное, спонтанно стали лучшими друзьями и всё изменилось. Ведь ничто не сближает лучше, чем совместная жизнь до самой смерти. В прошлый раз кровь единорогов растянула процесс аж на целый год, так что, надеюсь, у вас есть план. Ну хоть какой-то. Через застеклённые двери купе в очередной раз заглянула парочка школьников, сначала с интересом поизучав меня, а потом торопливо шарахнувшихся от взгляда Квиррелла. — Вы, кстати, отлично изображаете страх, — похвалил я профессора, надеясь, что он всё-таки перестанет изображать столь достоверный ужас. С некоторых любопытствующих станется распустить слух, что я запугиваю взрослого волшебника. — Перестаньте, пожалуйста, — пришлось добавить, видя, что от похвалы Квиррелл, похоже, решил продемонстрировать своё актёрское искусство во всей красе. — Мне, честно говоря, не совсем понятна ваша реакция. Неужели «добрый друг» не предупредил о последствиях сожительства с тёмным лордом? — Я поделился с Квиринусом той частью воспоминаний, чтобы мы оба могли изучить проблему. В том числе это касается и воспоминаний о тебе, чтобы он примерно представлял, с чем сейчас имеет дело. — Оу… — ненатурально изобразил я стеснение и снова слабо улыбнулся. — Это так мило, уже делишься с друзьями своим грустным прошлым, — из тюрбана послышалось какое-то неразборчивое шипение. — А пару лет назад за такое ты бы запытал кого-нибудь круцитусами. Ну и не за такое. Насколько я помню, у тебя вообще это заклинание под любой повод годилось — и под радость, и под траур. — Я не буду оправдываться за своё прошлое. Уж точно не перед тобой. — Да нет, я просто рассказываю мистеру Квирреллу, как ему повезло с начальником. Со второго раза, по крайней мере. В первый-то раз всё не очень хорошо закончилось. — М-мы п-партнёры. Н-не начальник и п-подчинённый, — с каким-то непонятным вызовом пролепетал профессор, настойчиво отводя перенапряженные глаза в сторону. — Это так мило, я сейчас прямо слезу пущу. — Ты не умрёшь своей смертью, Поттер, — поведал очевидное огрызок тёмного лорда. — Тюрбану слово не давали. Хочешь бросаться угрозами, делай это в лицо. Возможно это не было самым сильным оскорблением, прозвучавшим за последний час, однако именно оно было тем, что сломало слону хребет. Шторки на окнах и двери купе воспарили в воздух, будто бы обдуваемые мягким потоком ветра. Все стёкла напротив, мелко задрожали, однако концентрация желания Тома довольно быстро перешла с большой площади на один многострадальный стакан. Квиррелла противоестественно затрясло. — Дай мне контроль над телом… — взбешенно пророкотал неназываемый. — Я откручу ему голову голыми руками. — М-мой лорд, в-вы еще с-слишком слабы! — попытался урезонить буйного партнёра откровенно перепуганный профессор. — «Для этого у меня сил достаточно!» — пафосно провозгласил я и злобно расхохотался. Ну, или по крайней мере попытался это сделать, однако выразительности снова не хватило, а смех получился скорее апатично-равнодушным повторением нужных звуков. — Или ты тогда не смеялся?.. Не помню. Было бы вполне в твоём стиле. Глядя на дёргающегося передо мной Квиррелла, нашедшего смелость спорить с самим собой, я напряженно думал. Одни боги ведали, чего мне стоило неторопливо поглаживать рукоять волшебной палочки, вместо того, чтобы впиться в дерево ногтями, в нежелании хоть на мгновение разрывать контакт со своим щитом и мечом. Терзающий меня вопрос был прост и не затрагивал высокие материи. Адское пламя или не адское пламя? С одной стороны, самая активная частица тёмного лорда исчезнет здесь и сейчас. С другой, остальные крестражи никуда не денутся и рано или поздно оно вернётся. А мне всё так же придётся ему противостоять. Ну ладно, не совсем мне, но можно ведь и проявить каплю альтруизма. Или проще будет дать Тому собраться обратно в живого и почти разумного человека, и только после этого переходить к смертоубийству? Его жизнь приведёт к жертвам в будущем. Смена режима никогда не проходит бескровно. Всегда найдутся несогласные, уверенные в себе настолько, чтобы защищать свою позицию с палочкой в руках. Но и не только они, пострадают и самые обычные мирные жители, маглы, волшебники, магические создания… Передел сфер влияния так или иначе коснётся каждого жителя туманного Альбиона, а кого-то и не по одному разу. Однако… Его смерть же приведёт к жертвам уже сейчас. Притом, что будет временной. Может быть кому-то и удалось бы изгнать духа без излишней иллюминации, но я в число этих людей не входил. Здесь и сейчас у меня вполне есть шансы победить, пока он представляет собой лишь часть от себя целого, однако всё упирается в сопутствующий ущерб… Только в первом, самом непопулярном среди школьников вагоне находится около тридцати человек. Не считая возможности применения чар расширения пространства, которыми любили баловаться особо продвинутые старшекурсники. В зависимости от длительности противостояния, первый вагон отправится в Тартар полностью, а все остальные вероятнее всего начнут сходить с рельс после первых ударов. Итого: от пары десятков гарантированных и до пятисот потенциальных жертв. Плюс маглы, оказавшиеся неподалёку от железной дороги. Довольно глупая дилемма, как для международного террориста. Или очень притянутое за уши оправдание моему бездействию, тут уж как посмотреть. Я сжал пальцы в кулак, отгоняя излишне навязчивую идею закончить всё здесь и сейчас. — Маглолюбская крыса. Жалкая пародия на настоящего волшебника! Только пророчество и ничего больше! — надрывался выведенный из себя тёмный лорд, тем не менее не делая более неосмотрительных поступков. Удивительно на самом деле, как для текущего состояния его души. — Но ты отметил меня равным, Том, — спокойно парировал я, видя, что рукава Квиррелла едва заметно колыхаются без ветра и сквозняков, после чего помещение начало заполняться едва видимыми одноразовыми барьерами-усилителями. Тут же потухшими, естественно. Извечный враг тоже смог сдержать порыв начать бой. — Считай, что у нашего предназначения своеобразное чувство юмора. Ты умеешь создавать величественные заклинания, я умею убивать людей из ружья. Баланс, знаешь. — Именно поэтому ты никогда не победишь, Поттер, — выплюнуло замотанное тканью лицо, смотрящее в стену. — Ты смог стать настоящим монстром, но волшебники тысячелетиями истребляют монстров. И я лично буду тем, кто в конечном итоге вскроет тебе горло и вырвет клыки. За всё то, что ты сделал. Даже иронично, что именно сейчас он ближе всего подобрался к исходному тексту пророчества. Может стоит камином наведаться в министерство, чтобы избавиться от оригинальной записи и здесь? — Ты хотел знать, чувствую ли я бесконтрольное желание убить тебя? О, да, Поттер, чувствую, — ненависть, сквозящая в каждом слове, заставляла злополучный стакан подрагивать и трескаться. Постепенно урон распространялся и на сам стол, но на такой урон чары поезда реагировать не должны. — Меня останавливает только место, где мы находимся. И отчасти моё состояние. Однако если ты посмеешь напасть сейчас, я не пожалею этой части своей души, чтобы данная ошибка выжгла клеймо на твоей мерзкой сущности. Наверняка, как обычно, тебе удастся выжить, однако забыть это своё решение у тебя уже не получится. Я едва сдержал рвущийся наружу смешок. Забавно, как легко меняются роли. — Ну это же переговоры, Том, — отмахнулся от нелепых обвинений. — Здесь говорят, а не жгут друг друга в адском пламени. Пламя — это когда провал переговоров. Когда стороны не могут прийти к консенсусу и всё такое. — Я восстановлю свою душу, и мы встретимся вновь. Тебе это выгодно, не придётся бегать, а уничтожить части души тебе всё равно не по силам. Тогда и будут приниматься все рес-сшения, — Реддл выборочно то становился громче, то затихал, будто бы радио-тюрбан терял сигнал вне города. — Надеюсь, пламя феникса сожжет тебя куда раньше. — В общем-то это взаимно, но словечко я за тебя всё равно замолвлю. За окном пейзажи задворков Лондона перешли в очень редкий лес, выраженный тремя молодыми деревьями в чистом поле у автомагистрали. Куда-то с утра пораньше спешили далеко не редкие автомобили. Мы вот тоже потенциально всем поездом на тот свет спешили, кто бы еще знал о том, какая именно опасность только что дохнула в затылок толпе несовершеннолетних волшебников. — Ладно, не буду вас обоих нервировать, — я с показной неохотой встал с поразительно удобного сидения и направился к выходу из купе. — Едва ли мы еще встретимся в прежнем качестве. Прощайте, Том, профессор, — я дважды кивнул преподавателю и вышел, даже не потянувшись за чемоданом. Какое вообще место может быть лучше для хранения вещей, чем купе тёмного лорда?