Бесчувственные люди

“Oh, the storm clouds were moving across your eyes And I could hear the war drums pounding from inside your mind So I gave up my life for love, but it still was not enough But it still was not enough, but it still was not enough” ♫ Lawless feat. Britt Warner - Diminuendo

Фэн Синь опасался, что два месяца на Тире окажутся тем еще испытанием, однако первая неделя пролетает быстро, как один день. Он привыкает к жаре и раскаленному белому солнцу, узким улицам в три дома и перестает блуждать по полчаса в одном квартале, ругаясь вслух из-за того, что забыл, где нужно спуститься, чтобы попасть к Се Ляню. Их соседка Аго — красивая полная гречанка, никогда не снимающая перемазанный тестом фартук, — считает целью всей своей жизни сделать так, чтобы Му Цин хоть немного поправился. Фэн Синь явно не вызывает в ней таких же чувств, но готовит Аго всегда, как на большую семью, хотя живет вдвоем с сыном. Фэн Синь не понимает ни единого слова из потока, что обрушивается на него каждый раз, стоит переступить ее порог, но женщине это и не нужно. По утрам, едва ветер доносит, кроме запаха моря, аромат свежей выпечки, Фэн Синь, прихватив кружку с кофе, несется к ней со всех ног. И каждый раз Аго дает ему шелестящий бумажный пакет «для друзей» (это Фэн Синь с горем пополам уже выучил) и хрустящий стебель сельдерея для Эмина. Гостинцы он честно передает Му Цину — а именно его чудо-повар всегда и имеет в виду, — а Эмина кормит сам, потому что это умилительно. Он по-прежнему считает себя бесчувственным человеком, но мимика одноглазого ослика заставляет сделать из этого правила огромное исключение. — Не торопись, жуй хорошо, — перевесившись через оградку загона с устланным соломой полом, советует Фэн Синь, тиская занятого едой Эмина за уши. Жое вертится рядом и поглядывает на него ревнивым взглядом. Свою часть гигантского сельдерея она уже слопала, так что остается лишь наблюдать, как со второй половинкой расправляется меланхоличный Эмин. Тот даже одним глазом умудряется смотреть так, что Фэн Синь готов отдать ему все, даже собственную почку, если понадобится. — Что? — спрашивает он, когда Жое тыкается лбом ему в бедро. — А кто кусается и бодается? Вот Эмин послушный, а у Джонаса от тебя палец распух! Коза коротко блеет и опять слегка толкает его в ногу. Эмин шевелит ушами и, кажется, понимает всю похвалу в свой адрес. Очевидное противостояние питомцев Саньлана и Се Ляня настолько забавляет, что Фэн Синь не упускает возможности их подзадорить. Вся неделя, проведенная на острове, слилась в череду алых, как зарево над полыхающим лесом, рассветов, которые он привык наблюдать из окна своей комнаты с сигаретой, лиловых закатов и сияющих белизной жарких дней. Единственное, что настораживает Фэн Синя в этом умиротворении, это то, что ему ни разу никто не позвонил. Цзянь Лань ограничилась парой сообщений, Пэй Мин как в воду канул, а господин Бай, словно выжидая, никак до сих пор себя не проявил. Еще раз потрепав ослика по мягкой, почти плюшевой голове, Фэн Синь медленно идет к дому, размышляя, чем сегодня предстоит заняться. Он уже успел позавтракать у Аго и сообщил Се Ляню, что отнесет Джонасу сушеные травы для компрессов на его многострадальный палец, но пакетик так и лежит в кармане. Не идти же ему на другую сторону поселения со стеблем сельдерея в руке! Му Цин с самого утра не выходил из своей комнаты. Не нужно и гадать, что он там делает, — читает или ведет свои записи, как обычно, причем ручкой по бумаге, а не за ноутбуком. Не ожидая никакого подвоха, Фэн Синь открывает дверь и заходит в дом, сосредоточенно отряхивая ладони от мелкой шерсти Эмина. Подняв глаза, он так и замирает, раскрыв рот. На кухне, не обращая на него никакого внимания, Саньлан самозабвенно целует Се Ляня, стоя между его ног, пока тот сидит на высокой столешнице стойки. Фэн Синь бы и хотел ничего не заметить и вообще стереть этот момент из памяти, но глаза — видят, а мозг — анализирует. Лучше бы он с такой скоростью решал действительно важные задачи, а не впитывал информацию о том, как бледные сильные руки сжимают чужую талию, комкая свободную рубашку, как губы впиваются в губы, словно двое желают отдать друг другу души, но никак не могут разобраться, кто же станет их обладателем. Фэн Синь, отвоевав у одеревеневшего тела возможность двигаться, пятится и больно натыкается поясницей на металлическую дверную ручку. — Твою мать! — орет он и шипит, потирая ушибленную спину. Саньлан даже не поворачивается, а вот Се Лянь, в свою очередь, звучно хватает ртом воздух и, поерзав в чужих руках, спрыгивает со стойки. — Фэн Синь! Я… я думал, ты у Джонаса! — Лучше бы я у него и был! — отвечает Фэн Синь. — Вы… я… Негромко усмехнувшись, Саньлан все же смотрит на него, еле касаясь пальцами своих губ. Се Лянь переводит на него взгляд, но почти сразу снова поворачивается к Фэн Синю. — Мы… в общем… Они, вероятно, так и обменивались бы рваными фразами: Се Лянь — пытаясь оправдать то, за чем их с его помощником застали, а Фэн Синь — свое внезапное появление, но спустившийся на первый этаж Му Цин спасает их от этой необходимости. — Шевелись, мы едем на Крит, — говорит он, собирая на ходу волосы на затылке. — Фэн Синь? — Куда? — заторможено спрашивает Фэн Синь, продолжая держаться за пострадавшую спину. Му Цин хмурится. — На Крит. Ио звонила — говорит, есть первые результаты. Или ты уже не собираешься вникать в исследования? Он собирается, но сначала нужно отойти от шока. Так Се Ляня и Саньлана связывают вовсе не дружеские чувства? Фэн Синю не было нужды размышлять над тем, почему эти двое так трепетно ухаживают друг за другом, он с самого приезда воспринял это как должное. Друзья же так и поступают, правда? Нет, Фэн Синь, друзья не целуются на кухне так, как будто хотят друг друга съесть. И не впихивают в себя блюда, от одной ложки которых можно отправиться к праотцам, если не хотят польстить драгоценному сердцу человеку. — Почему вы все выглядите так, будто кого-то убили и не успели спрятать труп? — спрашивает Му Цин, окидывая взглядом кухню. — Я совершенно спокоен, — отзывается Саньлан, как ни в чем не бывало доставая из шкафчика кружку. Се Лянь трогает волосы, пытаясь ими скрыть порозовевшие скулы. Были бы они у него длиннее, завернулся бы в них по самые брови. Фэн Синь вздыхает и качает головой. — Извините. Я не должен был так врываться. — Это точно! — вскинув вверх указательный палец, говорит Саньлан, звеня чайными ложками. — Это ты извини, — бросив на него взгляд, просит Се Лянь. — Нам стоило предупредить. Му Цин вдруг фыркает и закатывает глаза, скрестив руки на груди. — Кажется, я понял, в чем дело. Да, после этого тебе точно не мешает проветриться. Поехали, паром через полчаса, а нужно еще добраться до порта. Стащив со стола ключи от Фиата Се Ляня, он, не дожидаясь реакции на свои слова, выходит за дверь, снова пихнув ею замершего Фэн Синя в поясницу. Остается надеяться, что палец Джонаса не отвалится до вечера, потому что занести ему травы для компресса раньше уже не получится. Не в силах больше находиться на этой кухне, Фэн Синь, едва не путаясь в ногах, бросается на улицу следом. Они с Му Цином молча добираются до машины. Его манера вождения очень схожа с тем, как это делает Се Лянь: плавно и совершенно невозмутимо, даже когда на серпантине приходится разъезжаться с нагруженными туристами автобусами. Фэн Синь рассматривает с пассажирской стороны темную вулканическую породу, похожую на остывший и окаменевший пепел, но, когда порт оказывается совсем близко, не выдерживает: — Так Се Лянь и Саньлан… они… ну… Му Цин тихо хмыкает, входя в очередной поворот, только пальцы плотнее обхватывают руль. — Да. Не мучайся с формулировками. — Я как-то и не подумал. Пожав плечами и не взглянув на него, Му Цин паркуется и заглушает двигатель. — Лучше и не думай. Просто прими это, как факт. Фэн Синь ожидает, что по пути в Ираклион он опять будет погружен в свои книги, которые поглощает стопками, мог бы — читал сразу по две, но Му Цин все полтора часа смотрит в окно на однотипный морской пейзаж. За прошедшую неделю все желание ругаться с ним и разбираться в старых и давно поросших паутиной обидах прогорело внутри, оставив лишь странную, не поддающуюся никакой логике надежду: вдруг что-то все же изменилось? Или вдруг Фэн Синь услышит от него хоть какое-то объяснение? Но как вообще начать этот разговор? Или, может, не стоит начинать его вовсе? Чтобы занять руки и голову, Фэн Синь копается в приложениях на телефоне, читает плохо грузящуюся в Эгейском море ленту Weibo. Пэй Мин тоже устроил себе небольшой отпуск — пишет, что поехал куда-то в горы вместе с Пэй Су, захватив девушек из отдела. Прекрасно, а за объектом кто следит? А кто ведет переговоры с заказчиком? Фэн Синь злится, но потом понимает, что злость какая-то слабая, едва ощутимая, так что не хочется даже звонить и грозить свернуть братьям головы по возвращении. В конце концов, он здесь тоже не на рисовых полях трудится. До «Музея Критской этнологии» они добираются на такси. Водитель пристает к Му Цину с какими-то расспросами, и его нисколько не смущает то, что тот отвечает односложно, а порой и вовсе пропускает его слова мимо ушей. Фэн Синь сидит на заднем сиденье и разглядывает то плавно сменяющиеся за окном улицы Ираклиона, то плечо Му Цина и недлинную прядку волос на нем, что выбилась из хвоста. Почему, интересно, он стал заниматься этнологией? Все ведь хорошо было и с иностранными языками, и с географией, и с историей. Му Цин мог позволить себе любой университет со своими баллами, но почему-то выбрал копаться в разрытых котлованах и счищать пыль с костей, пролежавших в земле сотни лет. И читает он либо классическую художественную литературу, либо какие-то заумные трактаты. Выписывает что-то. По вечерам иногда засиживается над книгой на кухне, хотя предпочитает проводить время в своей комнате. Вот так же, как сейчас, задумчиво куда-то смотрит, будто и в небе, и на стенах тоже что-то написано. Какие вопросы могут так занимать ум человека, что он за ними света белого не видит? В своей голове, думая о «Музее Критской этнологии», Фэн Синь рисовал себе чуть ли не необъятные павильоны, кучу зданий и этажей, как в кино показывают места, где ученые, переходя группой из одной лаборатории в другую, могут по пути разгадать любую тайну, размахивая кипой бумаг. Однако это комплекс небольших двухэтажных построек. В одной проводятся выставки, это Фэн Синь читает на двуногой табличке у входа, но туда они не идут. Му Цин, расплатившись с таксистом наличными, уверенным шагом двигается куда-то во дворы, а потом ныряет за неприметную деревянную дверь здания с песочного цвета стенами. Внутри прохладно и пахнет, как между страниц тяжелой энциклопедии, если открыть ее бездумно на середине и упасть лицом в разворот. Коридоры маленькие и короткие, петляющие, а еще темно, как в подвале. Разве лаборатории не должны быть освещены ярким и белым, будто операционные? — А где колокол? — спрашивает Фэн Синь, которому уже надоело поворачивать то налево, то направо, видя перед собой только спину Му Цина. — В хранилище, — коротко отвечает тот, не поворачиваясь. Фэн Синь надеялся хотя бы взглянуть на эту святыню, когда ее уже достали и отделили от грязи, в которой она лежала. Столько мороки из-за одного куска металла. Хотя он соврет, если скажет, что ему совсем не интересно узнать, что же там обнаружили ученые. Му Цин толкает бежевого цвета дверь с узкой табличкой на греческом, и они заходят в небольшой кабинет, в котором даже на стульях лежат кипы бумаг, словно кто-то в приступе ярости распотрошил огромный телефонный справочник. Сперва кажется, что внутри никого нет, пока из-за стола не поднимается низенькая девушка с длинной черной косой. — Му Цин, ты приехал, — говорит она на хорошем китайском с почти не заметным акцентом. — Привет, Ио. Это Фэн Синь, доверенное лицо господина Бая. — Очень приятно. Я Ио. — Взаимно, — отвечает Фэн Синь. Му Цин берет папку, которую ему сразу протягивает девушка, и погружается в чтение. Фэн Синь только мельком сует туда свой нос, но понимает, что там все предсказуемо на греческом, и он разберет только пробелы и знаки препинания. Остается лишь терпеливо дожидаться, пока Му Цин все это изучит. Не проходит и пяти минут, как тот вскидывает голову и смотрит на Ио. — Ты уверена? — Абсолютно. — Девушка обходит Фэн Синя и встает рядом с Му Цином с целью заглянуть в бумаги. Тот немного опускает руки, чтобы ей с ее ростом было удобнее. — Посмотри, нет ни одного совпадения. Фрагмент колокола пролежал в этой земле не более месяца. Фэн Синь, у которого глаза к этому времени начали слипаться от долгожданной прохлады после жары и самой атмосферы этого места, мгновенно просыпается. — Что? — спрашивает он. — Я правильно расслышал? То есть этой железяке нет и месяца? Ио качает головой. — Не совсем так. Возраст самого колокола пока не установлен, нужно еще немного времени. Но в месте, где он был обнаружен, он пробыл около месяца. Под тонким слоем почвы из котлована не удалось найти других следов породы. Другими словами, фрагмент был помещен в землю совсем недавно. Частички бытовой пыли в образцах свидетельствуют о том, что он явно хранился в современном культурном слое. — Где-где? — болезненно морщится Фэн Синь. — Не там, где вы его раскопали, — отвечает Му Цин, отдавая бумаги Ио. — Есть предположения? — спрашивает он девушку. Та хмурится и поджимает губы. — Если бы это исследование не спонсировалось так серьезно, я бы решила, что это подделка. — Подделка? — снова вмешивается Фэн Синь. — Получается, это все хрень и никакой исторической ценности не несет? — Я совсем не это имела в виду, — говорит Ио, переведя на него взгляд. — Сам фрагмент колокола, несомненно, очень древний. И пока мне не удалось определить состав верхнего слоя материала, слишком много неизвестных примесей. Но сам факт находки — подделка. — То есть… — медленно произносит Фэн Синь. — То есть котлован, из которого вы его вырыли, не является местом, где его на самом деле когда-то нашли, — объясняет Му Цин, скрестив руки на груди и постукивая пальцем по своему предплечью. — Кому только это было нужно? Ио пожимает плечами и кладет папку на стол. — Вам нужны копии отчетов? — Да, пожалуйста, — говорит Му Цин, глядя прямо перед собой. — И передай мне то, что уже есть, по примесям в верхнем слое материала. Я хочу взглянуть на химический состав. — Конечно, — шелестя бумагами, отзывается Ио. — Только одно вещество нам так и не удалось распознать. Му Цин хмурится еще сильнее. — Не удалось? — Нет. Его происхождение неизвестно. Чудные дела, думает Фэн Синь. Всего две минуты назад он представлял, как скажет господину Баю, что все это чушь несусветная и можно спокойно продолжать строительство, даже мысленно начал собирать вещи, уже летел обратно в Шанхай, а теперь выясняется, что колокол — фрагмент, простите, — все же представляет какую-то историческую ценность. Вот только что скажет господин Бай на новость о том, что в земле, на которой должен был стоять его отель, этой железяки месяц назад и не было? Му Цин еще более задумчив на обратном пути в порт Ираклиона, чем до этого. Фэн Синь и сам, глядя в окно такси, ловит себя на том, что не видит города за ним. Все это слишком странно. Он действительно полагал, что в отчетах все будет просто и понятно. Это же современные ученые, а находка — лишь колокол, а не скелет инопланетянина, чтобы не суметь что-то определить при помощи технологий. И он бы еще спокойно пережил даже неизвестное вещество, мало ли, что может измениться в материале под воздействием почвы и чего-то, что в ней содержится, но как объяснить странность с местом обнаружения фрагмента? Хочется поговорить, но Му Цин, как заснеженная скала, не пробьешься. Фэн Синь думал, что они хотя бы пообедают в Ираклионе, но вспомнил про это благое намерение уже на пароме на Тиру. Погода стремительно портится, и, когда они уже приближаются к порту, начинается настоящий шторм. Паром мотает из стороны в сторону, вверх и вниз на волнах, а небо сливается по цвету с водой, напоминающей свинец. Если бы у Фэн Синя была морская болезнь, пришлось бы очень туго. К счастью, он никогда не страдал чем-то подобным. — Здесь что, так бывает? — пытаясь перекричать ветер, спрашивает он у Му Цина, когда они оказываются на каменистом берегу. — Да, — отзывается тот. — Редко. Конечно, редко. В сети не отыскать фотографию белоснежных домиков острова под небом, что цветом похоже на крышку алюминиевой кастрюли. Оно тяжелое, сизое, вот-вот свалится прямо на голову, проломив череп. Они с Му Цином не успевают даже дойти до припаркованной в порту машины, когда начинается ливень. Капли мелкие и острые от ветра, вгрызаются в кожу и обжигают ее холодом. Из-за контраста с жарой зуб на зуб на попадает. Фэн Синь рывком открывает дверь Фиата и протискивается в салон, поскорее захлопывая ее за собой. Му Цин садится на водительское. С волос течет, светлая рубашка намокла и облепила грудь и руки, как тонкое рисовое тесто. — Доедем? — спрашивает Фэн Синь, пытаясь за стеной дождя разглядеть серпантин наверх. — Нет. Нужно переждать, опасно. Му Цин лишь вставляет ключ в замок зажигания, но не поворачивает его, чтобы завести двигатель, так и сидит, оставив руку на брелоке. — Что думаешь? Молчание. Слышно только их дыхание и звук, с которым капли барабанят по корпусу машины и лобовому стеклу. — Му Цин, — пробует Фэн Синь снова. Му Цин все же переводит на него взгляд. Он смешной намокший. Сразу вся холодность испарилась. Глаза черные, как и раньше, но мокрые ресницы и прозрачные капли на скулах делают взгляд не ледяным, а открытым. Возможно, против его воли. — Холодно? — спрашивает зачем-то Фэн Синь. Му Цин качает головой. — Нет. — А мне вот холодно в сырой одежде. Заведись хоть. — Душно будет. — Ладно. — Фэн Синь убирает со лба мокрые волосы и вытирает ладонью лицо. — Будем сидеть так. — Ты скажешь господину Баю? — вдруг произносит Му Цин. — Про что? Про колокол? — Да. Бушующий снаружи ветер вбивает в стекло дождь с пассажирской стороны. Фэн Синь наблюдает, как оно медленно запотевает от их дыхания. — Наверное, — говорит он. — Иначе зачем я здесь? Му Цин медленно моргает и стирает тыльной стороной ладони влагу со щек. — А тебе самому не интересно? — В какой-то степени, — пожимает плечами Фэн Синь. — А как ты начал всем этим заниматься? И почему здесь? Тебе в Китае мало лабораторий? — Не мало, — качает головой Му Цин. — Но мы всегда работали с Се Лянем. Как-то… так получилось. Ему нравится здесь жить. — А тебе? Му Цин зачем-то кладет пальцы на руль, хотя они никуда не едут. Взгляд снова притягивает белая отметина на его запястье. В капкан он попал, что ли, пока в лесу каких-нибудь мамонтов раскапывал? — Здесь хорошее место, — наконец, говорит он. — Красиво. Фэн Синь вздыхает, от нечего делать вырисовывая пальцем на запотевшем стекле неведомые каракули. — Это не ответ на мой вопрос, ну да ладно. Я уже понял, что не дождусь от тебя никогда прямых ответов. У тебя есть полное право мне не доверять, я ведь тебе не доверяю. — Я очень удивился, когда Се Ляню позвонил господин Бай, — словно не слыша его, произносит Му Цин. — Я не был с ним знаком до этого. — Вот как? А они давно знают друг друга? — Как я понял, да. Се Лянь не любит о нем говорить. Фэн Синь хмурится, постукивая рукой по коробке передач. — Странно. Господин Бай говорил, что не знает ученых, которые будут заниматься исследованием. Сказал, что только незадолго до того ужина с вами познакомился. Му Цин трогает мокрые волосы у лица в бесплодных попытках их подсушить. — Может, он имел в виду меня? — И какому идиоту понадобилось подкидывать колокол? Как это вообще можно сделать, если мы на месте храма тогда уже готовили котлован? — Как можно снести храм, которому больше полутора тысяч лет? — недовольно спрашивает Му Цин. Фэн Синь слышит в его голосе колкие нотки, но за ними прячется искреннее сожаление, и ему на этот раз не кажется. — Ну извини. Забыли спросить. Получается беззлобно. В любом случае, ответов на все эти вопросы нет. Фэн Синь не любит религию. Наверное, в глазах Му Цина он совершил страшное злодеяние, но на самом деле даже не он подписывал бумаги о сносе. Это сделал господин Бай. Формально, храм снесли рабочие фирмы Фэн Синя, но почему Му Цин разговаривает с ним так, словно он собственноручно разобрал на камушки и доски древнюю святыню? Дождь заканчивается. Му Цин, не говоря ни слова, заводит машину и под плещущий звук из-под колес выезжает на серпантин. Фэн Синь приоткрывает окно, чтобы прогнать влажную духоту из салона. В пасмурную погоду вид с обрыва меняется. Сквозь серые облака пробиваются блеклые лучи солнца, и море от них светлеет, но не теряет сизого оттенка, так и не становясь привычно лазурным. Наверху улицы пусты, а в выбоинах мостовых стоит скопившаяся дождевая вода. С неба продолжает накрапывать, но Му Цин выбирается из машины и идет уже знакомой Фэн Синю дорогой, решив не дожидаться, пока тучи окончательно рассеются. Фэн Синь едва не поскальзывается на мокрых ступеньках, ведущих к дому Се Ляня, но вовремя цепляется за тонкие металлические перила. Не хватало еще голову здесь разбить. Про врачей и больницы на острове он вообще ничего не слышал. Это край, где никто не болеет и ничего не случается. Му Цин открыв калитку и пройдя по каменной дорожке, уже берется за ручку двери, но вдруг вместо того, чтобы повернуть ее и открыть, замирает, так что Фэн Синь налетает ему на спину. Приходится придержать его за плечи, чтобы они вдвоем не полетели вперед. — Ты чего? — возмущается он. — Тихо! — шепотом одергивает его Му Цин. Фэн Синь так и остается с ладонями на его плечах, забыв их убрать. Сначала он не понимает, в чем дело, но потом отчетливо слышит голоса Се Ляня и Саньлана. Они звучат совсем не так, как обычно, словно эти двое о чем-то активно спорят. Точнее, спорит Се Лянь. Саньлан отвечает мягко и осторожно, но это все равно совсем на них не похоже. Повернувшись, Му Цин медленно идет вдоль дома к окну и останавливается рядом с приоткрытой створкой. Фэн Синь следует за ним и, чтобы не мелькать перед стеклами, встает позади. — Зачем ты это делаешь? — доносится до слуха голос Се Ляня. — Это ни к чему не приведет! — Гэгэ, — пытается вставить хоть слово Саньлан, но ему даже не дают продолжить. — Нет, послушай меня! Я не стану участвовать в твоих играх! Это зашло слишком далеко. Потом будет потом! — отчаянно кричит он. — Нельзя делать это сейчас. Они к этому не готовы! Пауза. Фэн Синь хмурится, пытаясь утихомирить свое дыхание, потому что от каждого его выдоха подсыхающие волосы Му Цина, в которые он почти уткнулся носом, щекочут лицо. Если отодвинуться, будет хуже слышно. Ответа Саньлана не следует, а Се Лянь, помолчав, снова продолжает говорить: — Нет, я еще не решил, как поступлю. Почему я должен принимать это решение? Пусть лучше Фэн Синь возненавидит и меня тоже, но я не дам ему снова пережить эту боль! Фэн Синь ошеломленно выдыхает, уловив собственное имя. Му Цин чуть поворачивает к нему голову. — Это не в первый раз, — еле слышно произносит он. — Что? — Такие разговоры. Правда раньше они касались меня. — Гэгэ, хватит с ним говорить, — вмешивается Саньлан. — Мы сами разберемся. Так Се Лянь общается по телефону? Тогда кто его собеседник? И при чем тут Фэн Синь? За что он должен его возненавидеть? Почему что-то должно принести ему боль? — Не вздумай делать это, — напряженно, как сквозь зубы, произносит Се Лянь. Что-то звякает на кухне, слышно, как мечется, шелестя копытцами по циновкам, Жое. — И не смей даже приближаться больше к Му Цину, или я убью тебя, Цзюнь У! Му Цин едва заметно вздрагивает, но Фэн Синь все равно это видит. — Кто это? — шепотом спрашивает он. — Кто такой Цзюнь У? Кажется, он уже где-то слышал это имя, причем не так уж давно. Но вот где? Му Цин разворачивается и смотрит на него. — Я не знаю. На кухне повисает молчание. Через несколько мгновений Саньлан что-то произносит, но из-за ветра его тихий голос уже не удается разобрать. Мокрая одежда липнет к спине. Становится холодно, но Фэн Синь не спешит возвращаться в дом. Он уже не кажется ему таким теплым и простым, как раньше.