Бесчувственные люди

“Don't move unless you know someone you can move And I bruise just like anyone would bruise And I know we've got a long way to go I know I've got so far” ♫ Manchester Orchestra - Virgin

Фэн Синь бежит. Петляющие коридоры, каменные стены проносятся мимо, и он только мажет по ним ладонью, чтобы не пропустить поворот и не врезаться в тупик. Он слышит рядом чужое дыхание, понимая, что не один. Впереди мелькает тень, бросающаяся из стороны в сторону, словно хочет запутать следы, как заяц, уносящийся от погони в зимнем лесу. У тени длинные, высоко забранные волосы, и Фэн Синь лишь замечает, как они ловят огненные всполохи, что заставляют их отливать медью. Он эту тень узнает, даже если все люди потеряют отражения и лица, и в трех мирах не останется ничего, кроме мрачных силуэтов, стелющихся по земле. В голове бессвязные мысли одна другой страшнее. Их предали. Он так и знал, он был в этом почти уверен, но какая-то его часть продолжала трусливо сомневаться. Фэн Синь пытался доказать всем, что так и есть: их сюда заманили, их подставили, а его самого хотели убить — ранить и оставить умирать среди руин, — но на деле жаждал убедить в этом лишь самого себя. Узкие пещеры, которые резкими поворотами уводят все глубже и глубже куда-то под землю, в самое пекло, заканчиваются огненной рекой лавы. Оттуда к Фэн Синю тянутся обезображенные руки с крючковатыми пальцами. Из пламени на него смотрят пустыми глазницами, и эти существа не вызывают страха — лишь презрение, смешанное с омерзительной жалостью. — Стой! — кричит он. — Здесь некуда бежать! Мрак, подернутый пожаром, вздрагивает от его голоса. Фэн Синь вновь видит высокую тень и бросается за ней, но на этот раз она останавливается, не давая ему возможности возобновить погоню. Он в несколько широких шагов сокращает расстояние между ними, протягивает руку, внутренне содрогаясь от страха, что пальцы сейчас пройдут насквозь, лягут не на плечо, а на бесплотный сгусток черного дыма, и он уже ничего не узнает. Человек в черном, стоявший к нему спиной, поворачивается. Высокий хвост из волос, похожий на водопад застывшего пепла, хлещет его по руке от резкого движения. Фэн Синь знает этот надменный холодный взгляд, уже ждет его, почти видит, но, вместо этого, на него смотрят потерянно и испуганно. Пламя ревет и пожирает стены, а лава выходит из берегов, стремительно приближаясь. Фэн Синь чувствует ее нестерпимый жар. Кажется, что одежда на нем сгорит в одну секунду, а следом начнет плавиться кожа, вспухая волдырями, превращаясь в угли. В прах. В ничто. — Вы же знаете, что я бы никогда не причинил вреда никому из вас. Фэн Синь слышит голос, который тоже знает до последней ноты. Ему хочется в это поверить, но разум подсказывает обратное. Их предали. Все факты указывают на это, он не мог ошибиться. Он бы так хотел ошибаться. Огонь мечется по пещере, так что Фэн Синь уже практически ничего не видит. Он вновь пытается дотянуться до человека напротив, но лишь обжигает пальцы. Дайте ему еще немного времени, еще немного, он еще не разобрался, он не знает, что ему делать. Еще ни разу за много лет ему настолько не хотелось просто поверить. — Му Цин! — зовет он, срывая горло. Но теперь перед лицом лишь стена пламени. Она воет, взмывая вверх до раскаленных камней под потолком, но не может заглушить отчаянный шепот, что звучит будто у Фэн Синя внутри головы. «Помоги». * * * Фэн Синь вскакивает с криком, застрявшим в горле, и едва не падает с кровати, подавшись куда-то в сторону, словно ему и сейчас нужно нестись со всех ног, бежать что есть силы. В комнате полумрак и никого нет. Хватая сухим ртом, в котором едва язык ворочается, воздух, он смотрит за окно на низкое свинцовое небо, нависшее над морем. Шторм. Белые гребни волн безмолвно скользят по поверхности воды. Их рокота не слышно за закрытой оконной створкой. Цветущую бугенвиллию в саду нещадно гнет к земле сильный ветер, обрывая нежные лиловые соцветия. Встряхнув головой, чтобы прогнать ужас очередного кошмара, Фэн Синь поднимается с кровати. Он полностью одет. Вчера, когда у Му Цина была лихорадка, он уснул вместе с ним, едва жар отступил, и так и не ушел в свою комнату. Однако проснулся все равно один. Вытащив из кармана телефон, Фэн Синь смотрит на время. Полдень. Ночью он слишком часто открывал глаза, проверял, стараясь не шевелиться, не поднялась ли снова у Му Цина температура, так что окончательно вырубился лишь на рассвете. Он идет в ванную, умывается и спускается на первый этаж. Видит у окна на кухне Му Цина, стоящего к нему спиной с чашкой, из которой поднимается тонкий едва заметный пар. — Ты как? — спрашивает Фэн Синь. Му Цин оборачивается. — Со мной все в порядке, — говорит он. Выглядит, как обычно, будто и не было ничего. Фэн Синь незаметно выдыхает с облегчением и плетется налить себе кофе, хотя его даже не хочется. Эти кошмары под конец пребывания здесь сведут его с ума или оставят полностью седым. — А где Се Лянь и Саньлан? — У Аго, — отвечает Му Цин, отпив из своей кружки. — У нее ветер дверь с петель сорвал, они помогают. Такой ветер не только дверь сорвет. За окном настоящий ураган. Фэн Синь не думал, что здесь вообще бывает такая погода. Если бы знал об этом заранее, когда сюда ехал, подивился бы, как на вершине этого острова еще остались дома, снесло бы уже давно всех отсюда вместе с высокими храмовыми шпилями и башнями с часами. Кофеварка жужжит, из-под ее крышки поднимается пар. Фэн Синь тупо смотрит на него, но потом все же задает вопрос, который крутится в голове со вчерашнего дня: — С тобой такое часто? — Что? — Это. Такие головные боли и жар. Я думал, ты сгоришь заживо. Му Цин тихо прочищает горло. Фэн Синь смотрит на него через плечо. — Нечасто. Я так реагирую на погоду. — В прошлый раз, когда мы были в Ираклионе, тоже был шторм, и с тобой все было нормально. — Это не каждый раз. Ясно. Снова ничего не понятно. Фэн Синь чувствует, что злится, но не на Му Цина. Злость какая-то ненаправленная, она просто есть и все. Потому что он правда испугался. И выглядело все это жутко. И кошмар этот гребаный, в котором было жарко, как на сталелитейном заводе. Там был Му Цин. Внутренности опять начинает скручивать от тревоги, так что Фэн Синь быстро берет кружку, куда натек кофе из кофеварки, и делает большой глоток, обжигая горло. — Слушай, тебе здесь кошмары снятся? — спрашивает он хрипло. Му Цин какое-то время задумчиво смотрит прямо перед собой, потом пожимает плечами. — Бывает. Как и у всех, я думаю. — А что снится? — не унимается Фэн Синь. — Разное. Когда-как. Да что ж с тобой поговорить-то нормально невозможно? Я же без упреков, горько думает Фэн Синь. Он, конечно, сам в этом виноват, потому что первое время только и делал, что огрызался и всячески избегал, но сейчас с Му Цином спокойнее. Даже вот с таким, когда от рыбы замороженной больше эмоций дождешься. Все равно. — Му Цин, — пробует он еще раз, отставляя свою кружку на стойку и подходя ближе. — Я не поругаться хочу. Ты за каждое слово по сто юаней платишь? — Нет. — Му Цин качает головой и не смотрит ему в глаза. — А что тогда? Знаю, я вел себя дерьмово, ну так у меня на это причины были, — говорит Фэн Синь. — И ты про эти причины в курсе. Му Цин низко опускает голову, обхватив свою чашку обеими руками и держа ее между ними, как баррикаду, словно сейчас как даст ею по макушке за любое неосторожное слово, осколки в разные стороны полетят. — Что, если я скажу тебе, что я не в курсе? — медленно произносит он. Фэн Синь сглатывает, а ком так и остается в горле. Это то, о чем он неоднократно думал последнее время, но ни разу не решился спросить. Точнее, решился — в тот вечер, когда был пьян и подрался с Му Цином прямо вот на этой кухне. И что тогда услышал? Да ничего, опять какие-то общие фразы. Му Цин закрывался от него, как мог, словно он на него с ножом набрасывался и угрожал кровавой расправой. Или это так и выглядело? — Ты не помнишь? — тихо спрашивает Фэн Синь. Му Цин все же поднимает на него взгляд. Он стоит, прижавшись поясницей к стойке, так что Фэн Синь оказывается чуть выше, хотя они одного роста. Глаза, как две черные пропасти в заснеженных горах. Так и кажется, что упадешь и сломаешь себе шею об ледяной выступ, умрешь, в конце не узнав, есть ли там вообще дно. — А ты? — выдыхает Му Цин. — Что я сделал? Фэн Синь опять судорожно сглатывает. Он пытается найти на лице напротив хоть какой-то намек на сарказм, но его нет. Это шутка такая? И в голове все смешивается, словно воспоминания о юности наталкиваются друг на друга, как идущие по реке глыбы льда весной. — Ты… ты… Это игра какая-то? — заикается Фэн Синь. — Мы с тобой были друзьями! Ты этого не помнишь? — Я тебя знаю, — спокойно отвечает Му Цин. — И помню. — И все время вместе были, — продолжает Фэн Синь, стараясь не скатываться в эмоции, которые клубятся внутри. — Всю среднюю и старшую школу! Му Цин кивает. — Да. Сколько тебе было, когда мы познакомились? — Лет… четырнадцать? — неуверенно отвечает Фэн Синь, хмурясь. — Да какое это имеет отношение к… — Что я тебе сделал? — спрашивает Му Цин, понизив голос почти до шепота. — Ты можешь четко сказать: что я сделал? — Сбежал! Просто исчез, когда я… когда мы в тебе нуждались! — Кто — мы? — выдыхает Му Цин. Фэн Синь отшатывается от него, пятясь к столу в середине кухни. За спиной что-то тихо звякает, когда он натыкается на него, но даже не поворачивается, чтобы посмотреть. В воспоминаниях — лишь разрозненные картинки, словно шторм прошелся, оставив куски, которые никак не соединить между собой обломанными краями. Еще только недавно на этом месте был полностью сложенный пазл, а теперь Фэн Синь не может понять, где какой угол, где верх, где низ, да даже что конкретно там было изображено! Как грязной губкой провели, оставив одни разводы. Они были друзьями. Му Цин прекрасно учился, хотя Фэн Синь тоже не мог сказать, что не успевал за ним. Их обоих всегда ставили другим в пример. Он и тогда был вспыльчивым, они нередко ругались, даже дрались, но после быстро забывали даже причины разгоревшегося скандала. А потом… потом… Что произошло потом? Внутри холодеет. К горлу подступает тошнота. Му Цин смотрит на него, и у него настолько уязвимое выражение лица, что от одного взгляда в его блестящие глаза становится только хуже. — Что я тебе сделал? — повторяет он свой вопрос. Голос полон такой горечи, что у Фэн Синя у самого сжимается от нее горло. Он моргает снова и снова и не может даже взглядом ни за что зацепиться. Каждый предмет вокруг, как нарисованный. Он не знает ответа. На месте прежней ненависти пустота. Мертвая, глухая пустота. В этот момент входная дверь распахивается, и за нее первой влетает Жое. У нее мокрая шерсть, и она мотает головой, отряхиваясь от капель. Снаружи начался дождь. Улыбка вошедшего следом Се Ляня гаснет в считанные секунды, когда он видит их обоих. — Что-то случилось? — спрашивает он. Фэн Синь переводит на него взгляд, хотя Му Цин даже не шелохнулся. К нему ластится Жое, но он не обращает на нее никакого внимания. — Что вы сделали со мной? — непослушными губами произносит Фэн Синь. Шедший с улицы последним Саньлан захлопывает за собой дверь, оставив за ней бушующую снаружи бурю. Он напряженно хмурится и останавливается плечом к плечу с Се Лянем. — О чем ты? Фэн Синь вскидывает перед собой дрожащую руку, указывая на них пальцем. — Почему я ничего не помню?! — кричит он. — Пока я не приехал сюда, со мной все было нормально! Се Лянь делает острожный шаг навстречу. Фэн Синь подается назад, но лишь толкает бедром стол. Скрипят по циновкам деревянные ножки. Жое беспокойно крутится у ног Му Цина, но смотрит все равно на него. — С тобой и сейчас все нормально, — ровным тоном произносит Се Лянь. — Ни хрена не нормально! Зачем я здесь? Я слышал твой разговор! Ты упоминал меня и Му Цина! Кто такой Цзюнь У?! С лица Се Ляня словно сходят все краски, сделав из него застывшую маску. Видно, как в теле Саньлана, который будто стал выше ростом, напрягается каждая мышца. Му Цин так и стоит на месте и выглядит почти таким же растерянным, как Фэн Синь себя чувствует. — Фэн Синь, успокойся, — просит Се Лянь. — Пожалуйста. — Не хочу я успокаиваться! — восклицает Фэн Синь. — Зачем я здесь вообще? За все это время мы были в лаборатории один-единственный раз! Так долго определять возраст этого гребаного колокола?! Да ученые, едва что-то находят, сразу вопят на всю сеть, а тут мы уже месяц топчемся на одном месте! Вы держите меня за идиота? — Об этом лучше спросить того, кто тебя сюда отправил, — жестко произносит Саньлан. — Саньлан, — потрясенно выдыхает Се Лянь, поворачиваясь к нему. — Что, гэгэ? Пусть спросит. Я бы и сам не прочь услышать ответ. Се Лянь мотает головой. — Нет. Фэн Синь, пожалуйста, сядь. Мы спокойно поговорим. Фэн Синя трясет так, что больно челюсти, которые он крепко стиснул, что зубы едва не крошатся. Он встречается взглядом с Му Цином. Он был в курсе? Он знал с самого начала, что здесь что-то не так? Почему только теперь все резко захотели разговаривать, а до этого делали вид, что все нормально, что все так и должно быть? А сейчас, когда действительность в буквальном смысле начала трещать по швам, решили быстренько все подлатать? Почему и он продолжал думать, что все под контролем, когда все это было странным с первого дня? — Я возвращаюсь в Шанхай, — говорит он, прикрыв глаза, чтобы успокоиться. — Фэн Синь, на море шторм, — возражает Се Лянь. — Он здесь всегда быстро заканчивается. Выплюнув это, Фэн Синь разворачивается и взлетает на второй этаж, почти бегом бросаясь в свою комнату. Собрать вещи и уносить отсюда ноги — вот единственная цель, что бьется в его голове, вытесняя остальные мысли. Он найдет господина Бая и все ему объяснит. Нет, найдет его и сам потребует объяснений. Колокол — подделка. Будь ему хоть миллион лет, как динозавру, его в котлован подбросили, а значит, объект ни при чем. Фэн Синь вернется и продолжит свою работу. Пока он не встретил в тот вечер Му Цина, его жизнь была понятной. Она была его. А теперь в ней сплошная вязкая каша. Почему он так ненавидел его все пятнадцать лет, если сейчас не может четко вспомнить — за что? Сердце больно сжимается, когда Фэн Синь задает себе этот вопрос, но он не обращает на него внимания, быстро кидая в сумку все, что видит и распознает, как собственную вещь. Шторм за окном еще не стих, но дождь прекратился. Он дождется парома на Крит в порту, а по пути успеет купить билет на ближайший рейс из Ираклиона хоть с десятком пересадок, ему плевать. В этом доме больно находиться. Он сходит здесь с ума. «Что я тебе сделал?» Фэн Синь зажмуривается и, не выдержав, сметает сумку с кровати на пол. Звякают об дерево пряжки на ремнях. Он закрывает лицо ладонью и опускает голову. Если бы Му Цин не помнил, что между ними произошло, он бы это еще понял. Учитывая, что Фэн Синь видел вчера, это можно объяснить чудовищными головными болями. Но почему он сам не способен поймать воспоминание, которое столько лет отравляло его своей горечью? Оно словно ускользает от него, как тень в его кошмарном сне. Простояв так какое-то время, Фэн Синь выдыхает и поднимает с пола свои вещи, заканчивая собираться. Когда он снова спускается на первый этаж, Се Лянь и Саньлан молча сидят за кухонным столом. Му Цин так и остается на том же месте у стойки, словно забыл, как двигаться. Под ноги бросается Жое. Она блеет и пытается уткнуться Фэн Синю лбом в колени, мешая пройти. — Старые отчеты у меня есть, — глухо говорит он, посмотрев на Се Ляня. — Если будет что-то еще, сбрось мне на почту. Тот кивает. — Хорошо. Обойдя истошно блеющую Жое, Фэн Синь открывает дверь, но останавливается и поворачивает голову. Му Цин смотрит на него. У него абсолютно непроницаемое лицо и сухие глаза, но Фэн Синь невольно думает, что лучше бы он его ударил изо всех сил, чем вот так. Он делает шаг за порог и захлопывает за собой дверь, полностью уверенный, что больше никогда не вернется в этот дом. * * * У Цзянь Лань такой вид, словно в гостиной, вместо Фэн Синя, появился призрак из ее самых страшных кошмаров. Они с Цоцо как раз ужинают, когда он вваливается в прихожую после двенадцати часов полета и часовой пересадки где-то в заднице всех миров. Он даже не помнит, в каком аэропорту менял самолет и как добирался до второго. Мозг отказывается воспринимать шумный вечерний Шанхай накануне выходных. Для Фэн Синя вокруг слишком много звуков, от которых он отвык за этот месяц. Слишком много бессмысленной беготни, ярких огней и машин. — Не рада меня видеть? — спрашивает он у оторопевшей жены, которая так и застыла с тарелкой в руке. — Привет, — вместо Цзянь Лань, здоровается с ним Цоцо. Фэн Синь кидает сумку у входа в гостиную и подходит ближе, гладит сына по волосам. Тот, чуть нахмурившись, смотрит на него, а затем продолжает ковырять зеленую спаржу на тарелке. — Я думала, ты вернешься через месяц, — медленно произносит Цзянь Лань. — Что-то случилось? — Ничего, — отвечает Фэн Синь, целуя ее в щеку. От жены, как и всегда, сладко пахнет корицей, и это не духи. Ее кожа имеет такой аромат, будто она искупалась в глинтвейне. Раньше Фэн Синю это нравилось, но сейчас хочется поскорее отстраниться, хотя Цзянь Лань не виновата, что он так пристрастился к свежей горечи, которой пахнет не она. Цоцо задумчиво стучит палочкой для еды по краю тарелки. Фэн Синь вдруг чувствует себя лишним на собственной кухне. И квартира, которую он сам же покупал и обустраивал, кажется ему чужой, будто и не жил здесь никогда. Подавив это ощущение, он открывает мини-бар и роется в нем в поисках чего угодно, что поможет заглушить самого себя. Он смертельно устал и хочет упасть и уснуть, а затем проснуться, словно ничего не произошло. В своей, черт побери, жизни, к которой привык, в которой делал ремонт куда дольше, чем в этой квартире. В которой не было сомнений и тоски, ломающей ребра. За многочасовую дорогу он так и не смог ничего вспомнить. В голове по-прежнему царит пустота, сплошное эхо от звона огромного колокола, будто прямо над ухом по нему колотили гигантским молотком. — Будешь ужинать? — спрашивает Цзянь Лань. Фэн Синь качает головой и наливает в стакан виски. Здесь нет Му Цина, который с укором скажет, что он опять пьет. Да, я опять, думает Фэн Синь с вызовом. И не смотри на меня так. Вибрирует телефон в кармане. Поморщившись, он достает его, не глядя отвечая на звонок. — Слушаю. — Фэн Синь, вы вернулись в Шанхай? — спрашивают на другом конце связи плавным, мелодичным голосом. — Да, господин Бай. — Фэн Синь делает глоток виски, который обжигает потрескавшиеся сухие губы. — В таком случае буду рад вас видеть у себя в офисе, когда отдохнете. — Исследования еще не завершены. Я вернулся раньше, — говорит он. — Хотелось бы услышать от вас причины. О, я тебе столько причин расскажу, ты сядешь прямо там, где стоишь, раздраженно думает Фэн Синь. Если господину Баю так важен этот проклятый колокол, пусть едет на Тиру сам и сидит там, как Будда на вершине горы, дожидаясь непонятно чего. А с него хватит этих глупостей. — Я приеду, — отрезает он и сбрасывает вызов, не дождавшись ответа. Цзянь Лань продолжает смотреть на него так, словно на нем таймер тикает, отмеряя секунды до конца света. Фэн Синь чувствует ее взгляд и только отпивает еще виски, который проваливается в него, как в пустоту, не принося ни облегчения, ни ощущения тепла в груди. — Как там в Греции? — предпринимает попытку разрядить обстановку Цоцо. Фэн Синь садится напротив него за стол. — Жарко, и ослы кругом. Сын многозначительно вскидывает брови и кивает, будто этот ответ говорит ему все и сразу, можно уже больше ничего не спрашивать. Цзянь Лань отбрасывает назад с лица тугие мелкие кудри и тоже присаживается рядом. Они продолжают ужинать, а Фэн Синь просто сидит и смотрит на прозрачно-бронзовый виски в стакане. Ему не хочется пить. Так и не пообщавшись нормально с семьей, которая так тихо себя ведет, будто и жена, и Цоцо стараются привлекать себе как можно меньше внимания, он уходит сначала в душ, потом — в спальню, где забирается под одеяло и долго крутится, не в силах уснуть. Мешает шум, который вроде и не должен долетать с улиц до тридцать шестого этажа, но все равно долетает. В комнату проникает яркий свет высоток, и Фэн Синь, встав, задергивает резким движением штору, едва не сорвав ее с карниза. Цзянь Лань проскальзывает в комнату и, стараясь не шуметь, тоже ныряет в постель, ложась с самого края. Фэн Синь укладывается на другой бок, притягивает ее к себе, зарывается носом в сладко пахнущие волосы, гладит по мягкой коже, опускаясь с обнаженного плеча с тонкой бретелькой майки к груди. Жена поворачивается к нему, целует в небритый подбородок, а потом забирается сверху. Фэн Синь кладет обе руки на ее ягодицы, сжимает их, цепляя пальцами ткань кружевных трусиков. Она наклоняется к нему, целует в губы. Сладкая, знакомая, мягкая, как бисквит, пропитанный коричным сиропом. Фэн Синь отвечает на поцелуй, хватая ее за талию. — Ай! — негромко восклицает Цзянь Лань и ерзает на нем, откидывая мешающие волосы. — Больно, ты чего? — Извини, — шепчет Фэн Синь, расслабляя руки и поглаживая ее по бокам. Они какое-то время целуются, но потом Цзянь Лань вдруг вздыхает и, оторвавшись от его губ, касается своими кончика его носа. — Ты устал, — говорит она. — В каком смысле? — возражает Фэн Синь. — Я хочу тебя, меня месяц дома не было! — М… Твое тело так не считает. Это правда. На возбуждение нет и малейшего намека. Цзянь Лань сидит на нем верхом с обнаженной грудью, потому что Фэн Синь стащил с ее плеч тонкие бретельки, оставив легкомысленную маечку болтаться на талии, но члену на это все равно. Вот такой подставы от собственного тела Фэн Синь не мог и ожидать. Му Цину достаточно было на него посмотреть из темноты, волосы свои, сыпучие и мягкие, одним движением с лица убрать, чтобы у него уже в животе все сжалось. Они могли заниматься сексом дважды за ночь, и Фэн Синь утром все равно просыпался со стояком, хоть обратно беги в соседнюю комнату, чтобы продолжать снова. А Цзянь Лань его жена. Такого раньше никогда не было. Она перебирается на свою половину кровати и берет с тумбочки телефон, освещая себе лицо разблокированным экраном. — Извини, — выдавливает из себя Фэн Синь. — Долгий перелет. — Да я вообще удивилась, что тебя после такой дороги на что-то потянуло, — заботливо говорит жена, не глядя погладив его по плечу. — Поспи, утром наверстаем. — Как новый телефон? — спрашивает Фэн Синь, чтобы уйти от темы, которая вот-вот раздавит его мужское самолюбие. — Неплохо. Фэн Синь уже хочет перевернуться на другой бок в надежде все-таки уснуть, но вдруг замирает, вспоминая подслушанный разговор жены по телефону накануне своего отъезда. «Пусть Цзюнь У засунет себе свои угрозы в задницу!» «Лучше бы ты убил его сразу, как он тебя просил». Цзянь Лань коротко вскрикивает от неожиданности и роняет смартфон, когда Фэн Синь хватает ее за плечи. — Кто такой Цзюнь У? — спрашивает он. — Фэн Синь, мне больно! — С кем ты говорила по телефону в ванной, когда я уезжал? Ты назвала это имя — Цзюнь У! Кто он такой? Жена перестает вырываться и растерянно смотрит на него. Единственный источник света в спальне — экран ее телефона, что медленно сползает по одеялу. Едва Фэн Синь успевает подумать, что, возможно, он тогда неправильно расслышал и ошибся, она вздыхает и опускает голову. — Это все равно случилось бы рано или поздно. — О чем ты? Цзянь Лань! — Это господин Бай! Цзюнь У — это господин Бай, Фэн Синь. — Цзянь Лань сбрасывает с плеч его руки и подтягивает колени к груди. — Пожалуйста, не спрашивай меня больше ни о чем, лучше поговори с ним сам. Господин Бай? Но инвестора зовут Бай Усян, откуда у него появилось какое-то другое имя? Или это гребаный псевдоним? Фэн Синь чувствует, что снова сходит с ума, вот только на этот раз ему уже некуда бежать и некого в этом обвинять. — Кто тебе тогда звонил? — продолжает задавать вопросы он. — Умоляю, — вдруг тихим шепотом произносит Цзянь Лань. Экран ее телефона гаснет, погружая спальню в темноту. — Не втягивай меня в это больше, чем я уже влипла. Мы с Цоцо ни при чем. — Цоцо? — выдыхает Фэн Синь через сжавшееся горло. Жена выбирается из постели, уронив на пол тяжелое одеяло, и в спешке выбегает в коридор, захлопнув за собой дверь. Фэн Синь так и остается сидеть, чувствуя, как весь мир методично по кусочкам падает, и падает, и падает вниз, подобно дождю, что скатывается каплями по лобовому стеклу. * * * Офисное здание в деловом центре Шанхая, которым заведует господин Бай, наполнено людьми даже субботним утром. Не сомкнувший всю ночь глаз Фэн Синь мчит туда через половину города, обгоняя все автомобили на окружной магистрали без пробок. Если он не получит сегодня ответы на все свои вопросы, у него точно взорвется голова. Се Лянь тоже говорил с Цзюнь У в тот день, когда они с Му Цином вернулись из Ираклиона и дожидались окончания ливня, чтобы подняться по серпантину. Он был зол и взволнован. Обещал убить его, если он еще хоть раз приблизится к Му Цину. Но как господин Бай с ними связан, кроме истории с колоколом? Имеет ли это какое-то отношение к тому, что у Фэн Синя пропали воспоминания об обидах, которые он так лелеял на протяжении пятнадцати лет? Которые и сделали его таким, какой он есть сейчас. И как во всю эту цепочку вписались его жена и сын? Цзянь Лань утром так и не вышла из комнаты Цоцо, хотя Фэн Синь стучал и звал ее. Неужели его супруга, прожив с ним столько лет, смогла настолько испугаться, что сбежала посреди ночи из спальни, бросив свой телефон и не дав толком объяснений? Но одно она сказала точно — неизвестный Цзюнь У и господин Бай — один и тот же человек. И с него Фэн Синь точно потребует все ответы. Молодая секретарша с прозрачно-голубыми глазами просит его подождать, пока она сообщит о его визите. Долго ждать не приходится. Почти сразу Фэн Синя приглашают в кабинет. Господин Бай сидит за столом из темного дерева, на котором стоит пиала со спелой вишней. — Фэн Синь, я не ждал вас сегодня, — улыбнувшись и закинув в рот алую ягоду, говорит он. — Полагал, вы весь день проведете с семьей и будете отдыхать от утомительного перелета. — Я не устал, — отвечает Фэн Синь, обернувшись на дверь, за которой исчезла секретарь. — В таком случае, я вас внимательно слушаю. Но с чего начать? Вот так и задавать в лоб все эти вопросы, рискуя показаться сумасшедшим? Фэн Синь подходит ближе к столу и останавливается у высокой резной спинки кресла для посетителей. Господин Бай следит за ним внимательным цепким взглядом. — Мне обращаться к вам Бай Усян… или Цзюнь У? — спрашивает Фэн Синь, решив пойти ва-банк. — Потрясающе! — Глаза напротив загораются неподдельным весельем. — Кто же сломался первым? Се Лянь? Или, может, ваша красавица-жена? Фэн Синь сглатывает, чувствуя, как внутри все вскидывается от злости. Он делает шаг к столу, но тут господин Бай сам поднимается на ноги и обходит его угол, приближаясь вплотную. — Жена, верно? Цзянь Лань с самого начала была в ужасе от этой ситуации, но согласилась помочь. — В чем помочь? — насилу выдавливает из себя Фэн Синь. — В том, о чем ты так умолял. Избавить тебя от боли и чувства вины, которые в буквальном смысле убивали в тебе все человеческое. И как тебе жизнь смертного, Генерал Наньян? Жизнь в ненависти, жизнь, свободная от чувства любви и горя утраты? Она лучше? Хуже? Мне нужны все подробности. Фэн Синь во все глаза смотрит на лицо перед собой, не в силах поверить в то, что слышит. О чем он говорит? О чем… — Что вы несете? — спрашивает он. — Что это за чертовщина? — Чертовщина? — Господин Бай вынимает изо рта вишневую косточку и плавным движением опускает ее в серебряную пепельницу на столе. — Какое меткое слово. Он протягивает руку и одним пальцем молниеносно расстегивает пуговицу рубашки у Фэн Синя под шеей. Фэн Синь не успевает отступить, когда чужая рука обхватывает горло, но не сдавливает, только держит. — Хочешь вернуться назад? Но не ты ли умолял меня сделать это с тобой? Сяньлэ так и не решился снять это. — Шершавый палец проходится по шее, очерчивая края татуировки и оставляя за собой обжигающий кожу след. — Снова меня разочаровывает. Фэн Синь отбрасывает от себя чужую руку и пятится назад. Он задыхается. Сердце бьется в горле, а шея горит, словно на нее нацепили раскаленный добела металлический обруч. — Кто вы? Вопрос срывается с губ раньше, чем он успевает подумать, насколько абсурдно он звучит. — Только не делай такое лицо, — качает головой господин Бай с тошнотворным пониманием во взгляде, делая шаг ему навстречу. — Человеку, вроде тебя, не пристало так относиться к таким, как я. — Каким?.. — Не стоит так смотреть на демона тому, кто женат на демоне, — продолжая приближаться, произносит он. — Воспитывает демона. И так страстно, отчаянно влюблен — в демона.