проКОСТИнация

Что же делать? Санс потирает лобную кость. Что же делать? Скоро он протрёт череп до дыр. Что же делать? Или короткие пальцы сотрутся о череп, и фаланги станут ещё короче. ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ ЧТО ДЕЛАТЬ?! Вопрос застрял в голове, его не выскрести, его не вытащить, не вытряхнуть из головы, потому что это важный, очень важный, просто невероятно важный вопрос. От этого вопроса зависит жизнь, его жизнь, жизнь брата, жизнь всего города и всего подземелья. Жизнь никогда не станет прежней, если он просто оставит всё, как есть. Если не предпримет ничего, кроме лжи. Ложь, ложь, ложь, а не клади. Клад! Клад! Клад? Заткнись. Санс нервно ходит туда-сюда по комнате, говоря в крепко сжимаемую до хруста трубку: - А... что будет, если Альфис узнает? Андайн? Андайн! Андайн точно ничего не должна узнать, она не должна узнать, понимаешь?! Я спокоен, я спокоен, я АБСОЛЮТНО спокоен, но если! Папирус! Гмхм!... Повисло молчание. В голове крутится: "я ничего не исправлю. Я сломаюсь. Мы все умрём. Я совсем не сплю. Я устал. Я чертовски устал. Я боюсь. Я очень боюсь. Слышишь? Слышишь? Понимаешь? Ответь. Нельзя вечно скрывать. Нельзя вечно прятаться. Я не знаю, что делать. Я не знаю, что делать. Я не знаю, что делать." В трубке молчат. Камень молча следит за тем, как Санс мечется из угла гостинной в угол кухни и молчит, словно камней в рот набрал. Обходит кучу грязных носков, сворачивает мимо дивана и трёт-трёт-трёт свой огромный лоб. В надутом молчании. "Здесь столько же беспорядка, как и у меня в голове", "Я считал себя всегда ПОРЯДОЧным монстром, чёрт, да какой порядок, я не в порядке", "Я не могу ни ВЫКИНУТЬ это из моей головы, ни мусор ВЫБРОСИТЬ", "Я не могу бросить брата, я не знаю, на какого врага набрасываться" - мысли скакали, отскакивали, рекошетили, как копья отлетали от костей на тренировках Папируса с Андайн. Тысяча сбивчивых нервно-неуместных каламбуров, из которых можно было разобрать только "порядок, в порядке, беспорядочность, бросить, выбросить, брат, враг, яд..." и что-то там ещё сумбурное и еле различимое. - Прости! Да... - он успокаивается, он понимает, что совсем загнался, начинает говорить тише, - Прости, сегодня... сегодня был очень тяжёлый день, я... я могу сказать? Санс перешагивает через ступеньку, снимая с перил носок, который просто попался под руку. Убрал носок и перестал переживать: как будто его убрала не его, а чья-то костлявая рука и всё хорошо. В голове только спокойное: "Ложь не может длиться вечно. Ложь не может помогать всегда". - Прости, просто не могу справиться с ситуацией. Это так СТРАШНО. Когда на тебя на улице все смотрят! Папирус ...Папирус не появляется на улице уже неделю, а я продолжаю говорить, ну, "он тут, рядом". Ещё и ... Альфис, - Санс делает паузу, проводя пальцами по скрипучей скуле, - будто бы обо всём догадывается, потому что, хах, она всегда онлайн, но не выходит на связь... хотя ....она никогда не выходила. И всегда была онлайн. Санс снова повышает голос, терзаемый догадкой: - Андайн постоянно названивает брату! - и тут же пожимает плечами, устало понижая голос, - ...но она всегда ему часто звонила. Он устало морщит переносицу и простанывает в динамик: - Я не могу так больше. Я не понимаю, где моя паранойя, а где - интуиция. Я не могу так больше. Я запутался, я устал. Я... - пауза. - Почему я перестал приходить? Эм-м-м. Понимаешь, я... Я не знаю, как... Эм... Как бы тебе объяснить? Думаю, ты сейчас всё... эм... поймёшь, я просто... не знаю, что делать и... - Санс замолчал. Пауза затянулась. Я просто не хочу тебе ничего рассказывать. Тягучая, словно медленно кружащийся снег, тишина. Разрезана острым восклицанием, чем-то между "ЙЕС!" и "ЭВРИКОЙ!". - До меня дошло! ПОСЛУШАЙ! - Санс перепрыгнул через подлокотник дивана и сел на мягкую красную обивку. - Я всё это время чем занимался? Нет, я знаю, что ты скажешь, что ничем, но... Всё, что я делал: от шуток до спагетти... Я понял, Я ПОНЯЛ, ЧТО ПАПИРУСУ... Прости, я постараюсь говорить тише... Этим Папирусу не помочь. Папирусу плохо. Всё ещё плохо. И... Что если... ЧТО ЕСЛИ... Я так напуган. Я боюсь не найти правильный ответ. Я боюсь не успеть разобраться. Я боюсь опоздать. Санс сжимает ладонь у глазницы, держит самого себя, сгорбившись, за несуществующий глаз, и громко, рокочуще шипит. Словно порезался пальцем о бумагу. Я боюсь, что уже опоздал. Что если обман раскроют, сдадут Папируса на опыты, что если Папс при смерти, что если он сходит с ума или...? И л и?! Мысль прерывается низким, дрожащим голосом: - Что если он уже сошёл?! Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ, ЕСЛИ ЭТО ТАК! Я НЕ ЗНАЮ! Слышишь, Ториель?! Тишина била внутри пустой головы. Разливалось эхом внутри полых костей. Санс тяжело дышал, потер переносицу, поморщился. Он уже жалел, что говорит это вслух. Впрочем, его всё равно никто не слышал. - Я так боюсь, что Альфис, - Санс перебирает пальцами надбровную дугу, потирает лобную кость дрожащими фалангами пальцев. -... сделает что-нибудь с ним... Пойми, я просто ужасно, просто смертельно устал. В его телефоне никогда не было контакта "старой леди". - Я перестал понимать, какой сейчас день. Я расстроен. Растерян. Подавлен, - пальцы продолжают массировать огромное белое пятно лба. Ториель не могла ему ответить, а он не мог ей позвонить. Санс ходил из угла в угол, метался больным зверем, нашёптывал жалобы в трубку. Молчащую трубку. Он никому не звонил. Он просто держал телефон около ушного отверстия и дрожал. Он говорил сам с собой. И когда он, наконец, договорил, опустил дрожащую руку и закричал прямо в экран несчастного телефона: - Я просто НЕ ЗНАЮ! Что мне! Делать! Санс печально осел на диван грудой рассыпавшихся камней, подтаявшим снеговиком прислонился к спинке дивана, склонив голову и опустив руки: - Если бы я знал... Телефон брошен на диван, ладони сдавливают глазницы. Приготовить спагетти? Помыть кастрюлю? Рассказать шутку? Сыграть на трубе? Санс думает, думает, думает, словно чистит зубы перед зеркалом. - Нет-нет-нет, спагетти Папирус не оценил, кастрюля... как чистая кастрюля может помочь? Папирус даже не видит, грязная она или стоит и сушится, блестя так, хоть глазницы носками забивай. Шутки... хах, не до шуток как-то, но можно попробовать. Шутки же поднимают настроение? Вот и Папируса надо поднять. Ха, а это мысль. Это как дать ребёнку конфету. Или... Погодите-ка минутку! Сладкое. Пирог! Я же покупал форму. Где же она там?... Блестящая, аккуратная, круглая. Ей ни разу не пользовались. Когда-то давно Санс хотел попробовать приготовить что-то этакое, уж очень "старая леди" хвасталась, что знает в выпечке толк. Нужен рецепт. Санс в принципе мог вспомнить его по памяти, Ториель достаточно подробно описывала, как она замешивает тесто, добавляет в ириски... корицу? Или...? Нет-нет, было что-то похожее, но что? Санс поморщился: - Ладно, разберусь. Санс суетливо накинул куртку на плечи, метнулся на улицу, провалившись в сугроб неочищенной дорожки. И побежал к крольчихе, покупать ингредиенты. Составить список продуктов? Остановиться и понять, что нужно купить? Ну уж нет, он вспомнит всё по дороге! Нужно торопиться изо всех сил. Но, как известно, поспешишь - людей всех насмешишь. Санс так сильно хотел сделать пирог, что не стал рыскать по кухонным ящикам, искать продукты. Как итог, теперь, спустя поход в магазин, прямо перед ним стоят 2 пакета с костной мукой вместо одного. Хотя, по рецепту (Санс щурится, скашивая надбровные дуги) хватило бы и половины одного такого пакета, если не четверть. - Ничего, - с улыбкой успокаивал себя Санс, закатывая рукава, - мои старания станут залогом успеха. Но пирог сгорел: завонял на всю кухню, пришлось окошко открывать. Гадко так. Запах стоял такой, словно кто-то поджарился на солнце или выгорел на работе. Ха. Внешне пирог выглядел вполне сносно, ну, немного днище покоричневело, но в целом, на вкус должно быть... Пирог оказался гадким. Санс весь обплевался. Запах должен был КАЗАЛОСЬ бы намекнуть, что ничего хорошего ждать не стоит, но Санс... хранил в своей душе надежду. Санс резко встряхнулся, всё его существо затряслось, загремело костями. Не сдавайся. Не отчаивайся. У тебя есть столько попыток, сколько ингредиентов в холодильнике. Но весь прилив сил тратится на попытки отодрать первый пирог от дна формы. Санс сорвался в гневную ярость, выскоблил-таки испорченный ком теста прямо в мусорное ведро. Ничего не получается? Получится. Пирог оказался гадким на вкус, потому что он сгорел, ты ведь не умеешь готовить. И это нормально! Это нор-маль-но, чувак! Ты впервые месил тесто и, думаешь, что всё получится с первого раза? В конце концов это тебе не хот-доги из рогоза и улиточной слизи. Соберись в кучку и сделай это снова! Санс решил приготовить пирог ещё раз. Муки много. Можно сделать ещё. Замесил тесто. Заполнил форму. Поставил пирог в духовку. Встряхнулся костями. Взбодрился. Пирог - это вкусная еда, это удовольствие. Но удовольствие можно получить и другими способами, верно? Но как? Санс стоял, почёсывая подбородок. Смотрел вглубь гостинной, сосредоточившись на мыслях. Тренировки с Андайн? Коллекционные фигурки? Походы по свалкам? Нет, в помойках он не ориентируется так же хорошо, как Альфис или Андайн. Даже если бы он решил, что Папирусу нужен ещё один флаг с черепом, сунуться в эти лабиринты он... чёрт, он не настолько храбрый. Не на столько терпеливый, чтобы искать в мусоре золотую монету или иголку в стоге сена. Всё не то, продолжим список. Великие обходы, работа? Санс работает, только чем это Папируса развеселит? Чтение общей книги в гостинной, сказки на ночь... Погодите. Хотя нет, будем честны, Папирусу вряд ли нравилось его детство. Да и потом он уже такой взрослый для таких нелепых историй. Ещё нелепее, чем дёрганье Метта... ТЕЛЕВИЗОР! Это же гениально! Просто гениально! Телевизор - это же развлечение-отвлечение, верно? Санс всегда от всего отвлекается, пока смотрит телек. Забывает обо всём на свете. Подчистую. Об обещаниях в том числе. «Решено!» - Санс схватился пальцами за обивку кресла и решительно подошёл к телевизору. Попытался передвинуть телевизор ближе к дивану, чтобы Папирус мог его смотреть (с его зрением - ведь зрение у Папируса, мягко говоря, не очень, ), но тапки нещадно заскользили по полу. Санс выпрямился, выдохнул и попробовал ещё раз, сдвинув телевизор ближе к дивану и всё-таки шлёпнувшись копчиком об пол из-за скользящих тапок. Довольный своей работой поднялся, подвинул телевизор ещё чуть ближе к дивану, проверил пирог, попытался перетащить телевизор в комнату брата, уронил телевизор на себя, поставил его на лестнице, достал пирог, который начал дымиться, но ещё пока не сгорел, выдохнул с облегчением, переставил телевизор на его место, разрезал пирог, положил кусочек на тарелку, чтобы отнести первый ничего-такой-пирог брату на пробу, НО ПОСКОЛЬЗНУЛСЯ НА НОСКЕ, НЕ ВЫДЕРЖАЛ РАВНОВЕСИЯ, УПАЛ, ПОТЯНУВ ЗА СОБОЙ СКАТЕРТЬ, РАЗБИЛ ТАРЕЛКУ, РАЗМАЗАВ ПИРОГ КРЕСТЦОМ ПО ПОЛУ, ПОЛУЧИЛ ЛОЖКОЙ В ГЛАЗНИЦУ. Санс пе-ре-терпел крах на кухне И ВЗБЕСИЛСЯ. ИЗ-ЗА ИСПОРЧЕННЫХ ШОРТ. Санс срывается, буквально бьёт кулаками во все стороны, сидя в осколках, от осознания: он поскользнулся на носке, размазав пирог крестцом по полу, испоганив единственные шорты, сидя с кастрюлей на голове. Чёртов пирог! Чёртов... ПИРОГ ВМЕСТЕ С ФОРМОЙ, НЕ ВЫДЕРЖАВ ЕГО УДАРОВ ПО ШКАФУ, СВАЛИЛСЯ СО СТОЛЕШНИЦЫ ПРЯМО НА ПОЛ. ВЕСЬ ПИРОГ ПОЛЕТЕЛ ЦВЕТКУ ПОД КОРЕШОК! - ИДИОТИЗМ! ЧЕРТОВЩИНА! - Санс произносит одно ругательное слово за другим, половина из которых похожи на "баклажан", "карандаш", "устрица"! - Бульон!!! Санс ударяет по осколкам своей пяткой и, раздражённый, раздосадованный, разочарованный, замечает... камень. На него из угла комнаты смотрит камень. Обсыпанный кокосовой стружкой. Санс криво улыбается. Встаёт с места, отряхивает шорты. Подходит к камню. Он так хочет наорать сейчас. Что же такого выкрикнуть? Обзывательства? Нет. Может быть, наорать за то, что камень на него уставился? За то, что лежит, не шевелясь и молчит, пока Санс старается не сдаваться изо всех сил? Кривая улыбка скисает. Камень не виноват, в том, что произошло, камень просто лежит, на камень орать нет смысла. ВСПЫШКА ОСОЗНАНИЯ пробивает в черепе не много, не мало дыру. Переносицу сводит, челюсти сжимаются, становится больно дышать от напряжения в глазницах. Санс болезненно выдыхает, чуть ли не хныча. ЭТО И ПРО ПАПИРУСА ТОЖЕ. Санс потёр глазницы, задумался. Смысла тащить телевизор в комнату брата нет. Он забыл, что Папирус... отказался от телевизора ещё тогда. В прошлый раз. Санс посмотрел на календарь. И пошел спать. Запутался в простыне. На душе так гадко! Так... бессильно! Я устал от гнева и неудач. Должно же мне повезти? Обнял ком одеяла покрепче. Он ворочается, переворачиваясь с бока на бок, запутываясь в простыне всё больше, прикладывая одеяльный ком то к крестцу, то к копчику, и не может уснуть. Странное дело, думает Санс, пялясь в стену, кошмары ему уже давно не снятся. Его комшар - лежит, не шевелясь, за стенкой. А Санс лежит, пытаясь уснуть. И думает. Что же ему завтра делать. Пост, уборка, пирог, отвести подозрения. Что ещё можно сделать? Что можно сделать завтра, послезавтра, через неделю, сейчас? Что ещё можно сделать, чтобы брат снова стал веселым, энергичным, бодрым, целеустремленным? Что нужно сделать, чтобы помочь ему стать самим собой? Санс лежит в кровати всего пять минут, но для него самого словно прошло не меньше двух часов. Его колотит, он не может лежать спокойно даже пару секунд, он ворочается, ворочается и ворочается. Его колотит, колотит, колотит изнутри. Он встаёт с кровати. Хочется что-то сделать, его кости зудят от желания хоть что-то сделать. Санс СПУСТИЛСЯ вниз, ещё раз подошёл к телевизору, взял его в руки и... заметил стикеры на стене. Убери носки. Убери носки. Убери носки... Санс решил убрать носки, потому что Папирус постоянно про это говорил. Санс снимает стикеры со стены, оставляет их на диване, начинает методично подбирать носки с пола. Раз носок, два носок, три носок, носок с полоской, носок в косточку, носок парный, носок без пары. Напряжение в костях не проходит. Что ещё можно сделать? Что можно сделать? Что же можно сде... "всё будет хорошо", произнесённое шёпотом. В голове промелькнула искра. Санс бросил свору носков на диван и бросился к брату в комнату. Осталась единственная вещь, которая могла всё исправить. Любовь. Санс распахнул дверь, накинулся на брата, сжав его в объятиях, потеряв в полёте левый тапок. Санс зажмурился, крепко-крепко обняв Папируса и сказал то, что помогало ему жить в минуты панических атак и уныния. Что всё будет хорошо, что он рядом. Санс не помнил, как именно это сказал, но говорил он сбивчиво, долго, не переставая обнимать брата. Санс говорил и говорил, повторяя слова, гоняя их по третьему кругу, пока они не закончились. И когда слов не осталось, Санс замер, не отпуская Папируса. В комнате было так же тихо, даже ещё тише. Сбивчивая речь отражалась и отражалась в голове санса, превращаясь в белый шум. Тишина. Папирус лежал не шевелясь, не вздохнув, не сказав "Санс, слезь с меня", и Санс был... в какой-то степени рад, что не разбудил его. С другой стороны...так хотелось изменить ситуацию этими тремя словами. До ноющих от тоски костях. Потому что это была последняя вещь, которую Санс был способен придумать. Ничего хорошего не будет. И с тех самых пор Санс никак не мог уснуть. ***