В чаще тихой

      Сколько всего готов стойко перенести человек…       Лишения, одиночество, боль, перспектива сдохнуть не самой лучшей смертью. Это уже не говоря о каких-то мелких бытовых трудностях. Возможно, потому что в глубине души он знает: никто не присматривает за ним откуда-то сверху. О нем позаботится разве что такой же слабый и хрупкий человек.       Но музейная ценность — не человек. Она не станет приспосабливаться, терпеть и ждать, не сможет спрятаться от беспощадного времени или ядовитого солнца. Наверное, именно это всегда подогревало во мне чувство собственной важности. Ощущала ли я себя из-за этого кем-то свыше? Вряд ли. Максимум ангелом.       Есть среди ценностей и архиценности. Такие экспонаты и образцы, равных которым нет и не было в мире. Они уникальны и необыкновенны, хотя на первый взгляд может показаться, что в них нет ничего особенного. Их хотят заполучить коллекционеры, изучить люди науки и увидеть простые зеваки. К ним всегда влекло и меня.       Одна из таких архиценностей должна была вот-вот появиться в нашем хранилище. И сама мысль об этом вызывала во мне детский трепет.       Уже в апреле музей стоял на ушах, хотя выставка должна была открыться только летом. Ее главный виновник, редчайший минерал, найденный на Сером хребте почти пятьдесят лет назад, всего через месяц должен был поступить в запасник. Это прибавило бумажной работы и головной боли, но я была даже рада окунуться в дела и задерживаться на два, а то и три часа каждый день. За бесконечной суетой и подготовкой документации дни пролетали со скоростью штормового ветра.       Я давно привыкла к искусственному свету и холодному полумраку, что стелется между длинными стеллажами со множеством пронумерованных полок. Но, выходя на улицу по вечерам, все равно испытывала странную тоску по солнцу, застать которое у меня получалось лишь по утрам, по пути в музей. «Смотри не начни пить кровь», — угрюмо шутил Кьют, когда мы встречались по выходным.       В четверг я вырвалась раньше обычного, чтобы зайти на почту. Миновав несколько коридоров служебного помещения, я вышла в главном зале музея. Вечерние лучи уже проникли сюда через арочные окна, с каждой минутой преломляясь все сильнее и образовывая замысловатые тени на стенах и деревянных стеллажах. Здание, помнящее события как минимум двух веков, наполнилось солнечными зайчиками: они играли в витринах, отскакивали от разноцветных образцов камней, украсили ажурную лепнину под потолком и выделили рельеф мраморных перил.       Я ненадолго остановилась возле штуфа горного хрусталя и окинула взглядом преобразившуюся экспозицию. Посетителей в будни всегда немного, и старая смотрительница задремала на стуле в противоположном углу, скрестив морщинистые руки на груди.       Ветреный вечер в городе по обыкновению протекал суетливо и шумно: машины толпились на перекрестках, у входа в Академию наук кучковались утомленные наукой студенты, за спиной раздавался гвалт ремонтных работ и голос громкоговорителя, зазывающий в очередной никому не нужный сувенирный магазин.       На пешеходном переходе перед трамвайной станцией было особенно многолюдно. Толпа подростков оживленно обсуждала планы на предстоящие выходные, и за шумом я не сразу услышала, что кто-то выкрикнул мое имя. Я двинулась вперед, когда светофор загорелся зеленым светом для пешеходов, но теперь до моих ушей явственно донесся голос.       — Эй, Лис! — позвал кто-то, и я принялась озираться по сторонам.       — Ну что встала, как клуша, — буркнул кто-то, обходя меня слева.       — Лис! — услышала я снова и посмотрела направо: из грязного красного седана во втором ряду высунулась знакомая физиономия.       Я поспешно обошла несколько автомобилей и остановилась около чумазой машины с большой вмятиной на переднем крыле. На пассажирском сиденье я увидела Мати, высунувшегося из окна почти по грудь.       — Вот это встреча! — почему-то смеясь, воскликнул он и крикнул водителю: — Я же говорил, что это она!       — Да уж, вот так неожиданность, — сухо ответила я и слегка пригнулась, заглядывая в салон.       За рулем сидела Герда. Она нетерпеливо стучала пестрящими от ссадин пальцами по обивке руля и сосредоточенно жевала нижнюю губу. Царапина на ее подбородке почти затянулась.       Я приветственно подняла правую руку. Герда наконец сфокусировала взгляд на мне, прищурилась, будто не сразу узнала, и безмолвно кивнула, вернувшись к изучению стоящего впереди джипа. Мне стало немного неловко от такого холодного приема.       — Прости. — Мати почувствовал мое замешательство и перестал сотрясаться от смеха. — Куда идешь?       — Домой. — Я снова невольно взглянула на Герду, позабыв о письмах в моем портфеле. Та подперла висок кулаком и с безразличным видом посматривала на светофор.       — Так давай садись в наш кабриолет! Подбросим! — Мати лучезарно улыбнулся и прыснул от смеха.       Герда протяжно и шумно вздохнула и откинула назад волосы. Сейчас ее лицо выглядело абсолютно отрешенным. Совсем не таким был ее взгляд в тот вечер, когда она обеспокоенно предложила проводить меня. И я наблюдала за этими странными метаморфозами с почти научным интересом.       — Эй, вы! Уснули там?! — раздалось позади, когда светофор показал зеленый свет и впередистоящие машины тронулись с места. Недовольные водители стали сигналить наперебой.       — Да едем мы, не ори! — крикнул Мати куда-то назад, снова высунувшись из окна, и проворно вернулся на место, звонко задев макушкой дверцу. Он потер ушибленное место, обернулся ко мне, и его лицо переполнилось нездоровой радостью. — Что ждешь? Давай садись! А то нам сейчас въедут в зад!       Признаться честно, с момента моей последней встречи с этими двумя я ни на секунду о них не забывала, как и обо всем случившемся на «собрании». Тот вечер будто стал точкой невозврата, и все, что происходило вокруг меня хотя бы минутой раньше, сделалось странным и блеклым «до». Я запрыгнула в машину без раздумий, и седан с визгом сорвался с места.       Первые пару дней у меня все валилось из рук. Я со смятением ждала хоть какого-то знака. Но мой телефон молчал. Герда так и не позвонила, хотя обещала, а я боялась выйти на связь первой. И теперь, кажется, сама судьба рассерженно и нахально дала мне пинка.       — Где ты живешь? — бесцветно произнесла Герда.       — Возле десятой общаги.       — Десятой? — встрепенулся Мати. — Давай в гости заедем? — обратился он к сестре и снова залился смехом. — Может, Юнас поедет с нами? Будет весело!       — Помолчи лучше, — приказала Герда, сбавляя скорость на очередном светофоре. Она подперла висок указательным пальцем в ожидании зеленого света, и наши взгляды пересеклись в зеркале заднего вида.       — А ты что, работаешь? — словно не услышав последней реплики в свой адрес, болтал Мати. — Ты выглядишь такой умной… — Он посмотрел на кожаный портфель, который я положила на колени, и округлил глаза, искрящиеся легким безумием. — Наверное, работа у тебя тоже очень умная. Ты банковский служащий? Нет… Секретарь! — Паренек поднял вверх указательный палец и визгливо расхохотался.       Я почувствовала, что заливаюсь краской. Так всегда бывает, когда мне приходится говорить о себе.       — Твоя логика дала сбой. — Мои слова прозвучали чересчур надменно. — Да, работаю иногда, — добавила я, смягчив тон.       — А где? — спросил Мати, блуждая по мне рассеянным взглядом.       — В Минералогическом музее. — После каждого своего слова я невольно смотрела в сторону Герды, но она продолжала молчать, как партизан.       — Ничего себе! — Мати присвистнул. — Ты делаешь… Как это называется? Забыл слово… Проводишь экскурсии? Нас как-то таскали туда… Скука страшная! Ну хоть не на уроках торчать…       — Я работала экскурсоводом. Но это было год назад. — Я позволила себе немного расслабиться и осмотреться. Рядом, на сиденье, в груду были свалены ветровка, несколько банок пива, моток проволоки, стамеска и монтировка. — Сейчас я работаю хранителем.       — Ого, ничего себе! Кажется, я понял. — Мати так округлил глаза, что те чуть не вывалились из орбит. — Ты охраняешь музей от этих… как их… злых сил? Пха-ха-п-кмх… — Он поперхнулся и начал громко откашливаться.       — Нет, не совсем, — ответила я, тактично сдержав снисходительную улыбку. — Я занимаюсь экспонатами. Отвечаю за их учет, сохранность и перемещения.       — Ну, это сразу видно, — неопределенно констатировал Мати и, раскрыв рот, долго смотрел в одну точку.       — Что видно? — не удержалась я от вопроса.       — Что ты умная! — взвизгнул паренек и повернулся ко мне с новой очередью вопросов. — А сколько тебе платят?       — Мати, — одернула Герда. Она свернула на улицу Агнета с таким безразличным видом, что казалось, ей нет дела до наших разговоров.       — Я будто на собеседовании… — ответила я, желая перевести тему. — Куда вы едете?       — За город! — Мати вновь оживился, и я приготовилась к новому рассказу. — Тут совсем недалеко есть замечательное местечко, на Таленне, — Мати зажал рот рукой, и сначала я подумала, что он чихнул, но паренек опять давился от смеха. — Так вот, там такое место… Мы хотели прогуляться…       — Сейчас нагуляешься, — вставила Герда. В отличие от брата она выглядела холодно и отстраненно.       — Сперва у нас есть одно дело, а потом мы будем свободны, — добавил Мати, вытирая с глаз слезы. — Ах, что за денек! Обожаю прогулки на природе!       — А купаться не любишь, случаем? — Герда нарочно выкрутила руль, и машину занесло на соседнюю полосу. Мати вскрикнул и расхохотался еще громче.       Я схватилась за сиденье и выругалась про себя. Сказать вслух все, о чем думаю, я не решилась, хотя хамская манера вождения и неадекватный смех начинали меня настораживать.       — Да, мне знакомо то место, — наконец заговорила я, желая разрядить обстановку. — Папа часто брал меня туда с собой в детстве. Там много горного хрусталя. Мы любили долго ходить по берегу, разглядывать камешки под ногами. — Подозрительный взгляд Герды упал на меня через зеркало, но тут же вернулся к изучению дороги.       — Хрусталь? — переспросил Мати и вытер глаза.       — Да. Его кристаллы напоминают кусочки стекла, знаешь?       — Слушай, а поехали с нами! — воскликнул Мати. — Покажешь свои эти… Как там они называются…       — Что ты к ней привязался? — рявкнула Герда.       — А что такого? — почти закричал Мати. — Заодно поможет нам! Лис, ты же хорошо знаешь берег?       — Я была там очень давно, — с недоумением ответила я.       — Нам нужен крутой обрыв.       — И что вы собираетесь там делать?       — Рыбу ловить, — буркнула Герда.       — Ну что, ты с нами? — Мати сиял от своей идеи.       — Да, не откажусь. Я давно не была там. — Сказав это, я окончательно поняла, что не вылезу из машины ни под каким предлогом.       — Так поехали! Нам не помешают лишние руки.       — Лишние руки? — переспросила я.       — У тебя сегодня никаких рук не останется, — шепотом произнесла Герда, но я все же расслышала ее слова. За окнами показался поворот на общежитие. — Ты каким местом думаешь, укурыш?!       — Ты ее обидишь, — капризно и нарочито громко канючил Мати. — Посмотри не нее? Она такая милая! Она мне нравится! А тебе что, нет?       Посмотреть в зеркало и встретиться с ее взглядом я не осмелилась, потому что побоялась быть застреленной на месте. Но в то же время под ложечкой клокотало негодование. Чем я ей не угодила? Я чувствовала себя школьницей с запудренными мозгами. «Черта с два вы от меня отделаетесь», — только и подумала я.       — Ты не умеешь отрываться! — воскликнул Мати.       — Зато отрывать умею. — Сомнений в ее словах не возникало.       — Это она про меня. — Мати обернулся ко мне. — Думает, она уложит меня одной левой.       — Да я тебя одним пальцем размажу! Забыл, что было позавчера?       — Это не считается! Я тебе подыграл! — Мати приподнялся с сиденья и начал трясти сестру за плечи.       — Сядь и пристегнись, дурак!       Они начали пихаться, как малые дети, и тыкать друг друга под ребра. Машину повело в сторону, Герда оттолкнула Мати и вовремя схватилась за руль. Нужный съезд давно просвистел мимо.       Герда разогналась так, что проносящаяся за окном череда столбов смазалась в сплошную линию. Машина направлялась в сторону пригородного шоссе, а я наблюдала за увлеченным своими заботами городом, над которым еще не скоро сгустятся ночные тени.       Потрепанный красный седан мог ехать хоть на луну. Меня совсем не заботило, где я окажусь в ближайшие минуты. Впервые за много лет я чувствовала, что нахожусь там, куда долго не могла попасть. А Мати все говорил без умолку: о каком-то Миге, который отказался продать ему пиво, потому что он малолетка, об апельсиновой газировке, о приятелях, о вечеринке с коктейлями, которая будет в субботу.       Когда мы выехали из Медио, по обе стороны от шоссе раскинулся пригород, кое-где разбавленный хвойными перелесками. Мы были в пути около пятнадцати минут. Герда сбавила скорость и свернула с дороги на глинистый съезд. Косые солнечные лучи освещали прокатанную через поле дорогу. Я слушала, как колеса шуршат на неровной каменистой почве и увлеченно изучала окрестности.       — Иди-ка проверь багажник, — тихо сказала Герда и притормозила возле сосновых зарослей. — Тебе тоже лучше выйти, — обратилась она уже ко мне, и это прозвучало почти как угроза. Но я назло не двигалась с места.       — Пора вершить правосудие! — Мати подпрыгнул на месте, поспешно вышел из машины и открыл багажник. В салоне повисла глухая тишина, которую вскоре прервал вздох Герды.       — Что вы задумали? — напомнила о себе я.       Герда открыла бардачок и перевернула вверх дном какие-то бумажки и сердито смахнула упавшие на глаза волны непослушных волос.       — Я же попросила тебя выйти, — только и ответила она. — Мати! — крикнула она. — Что ты там делаешь?       — Тут какое-то барахло! — раздался звонкий голос парнишки. Он помахал небольшим черным свертком.       — А ну положи на место. — Герда выскочила из машины, оставив дверь распахнутой. — Я же сказала — больше ничего отсюда не брать!       Я обернулась на сиденье и увидела, как она подошла к брату и вырвала пакет у него из рук. Из завязавшейся перепалки я разобрала только обзывательства и угрозы оторвать голову, без которых, как мне начинало казаться, Герда вовсе не умеет общаться.       Я неуверенно вылезла из машины, ощутив под ногами каменистую землю. В памяти тотчас промелькнуло пестрый берег, переливающийся влажной галькой и речным кораллом. Где-то рядом умиротворенно плескалась быстрая Таленна. «Она неспроста убегает в противоположную сторону от города», — так говорил папа, когда мы бродили по отмелям. Вечерний свет пробивался сквозь иголки на невысоких соснах в нескольких метрах от авто. Я запрокинула голову и удивилась необыкновенно чистому небосклону.       — Не зли меня! — прогремела Герда и захлопнула багажник.       Мати недовольно насупился, выпятив нижнюю губу. Увидев меня, противники утихли и разошлись в разные стороны как ни в чем не бывало. Герда бегом вернулась к машине. Несколько секунд она копошилась в салоне, выбрасывая вещи с заднего сиденья. Мой рабочий портфель просвистел мимо и упал в траву.       — Все, хватит мямлить, — оповестила Герда и снова села за руль.       — Куда она? — спросила я.       Машина направилась сквозь заросли к берегу, приминая слабенькие сосновые побеги. Мати тоже не особо стремился что-либо мне разъяснять. С безумным хихиканьем он семенил по примятой колесами сухой траве и что-то бормотал себе под нос. Я поспешила следом. Тропинка уводила к каменистому обрыву. Возможно, самому крутому во всей округе.       Герда снова вышла из машины и громко хлопнула дверцей.       — Что вы хотите сделать? — поинтересовалась я, и две пары светло-зеленых глаз уставились на меня.       Мати хохотал, балансируя на одной ноге и пребывая в каком-то неопределенном радостном возбуждении, чего нельзя было сказать о его сестре.       — Чья это машина? — спросила я.       — Иди сюда. — Герда командовала им, словно не слышала моего вопроса. — Там точно ничего не осталось?       — Не-а, — отмахнулся Мати.       Он в три прыжка подбежал к сестре, встал возле нее и уперся руками в багажник. От обрыва машину отделяло не больше метра.       — А ну, взяли!       Хотя Мати и был таким же долговязым, как Герда, в физической силе он явно уступал. Охая и краснея от напряжения, он упирался в грязный багажник, но его руки соскальзывали, а ноги подворачивались на камнях. Неуклюжий, как олененок.       — Да нет же, подойди ближе, — поучала Герда. — Ну? Готов? Насчет три. Три!       Они с новой силой навалились на машину, но та только раскачивалась и не двигалась с места.       — Там что-то мешает, — выдохнул Мати. Так непринужденно, будто они на пару двигали мебель или стригли газон. — Лис, ну, помоги, что ли!       — Не впутывай ее! — огрызнулась Герда. — Иди лучше посмотри, что там под колесами.       Мати обошел машину, опустился на четвереньки и начал расчищать «взлетную полосу». В сторону полетели сучья, камни и куски земли.       — Ну? — поторапливала Герда.       Мати с довольным видом вернулся на исходную позицию и принял полную готовности стойку. Парочка обменялась красноречивыми взглядами и не сговариваясь налегла на машину. Та наконец неохотно тронулась с места. Под колесами захрустела сухая хвоя.       — Там опять что-то мешает… — прокряхтел Мати.       — Силенок в тебе мало… — протараторила Герда на выдохе.       Машина резко подалась вперед, и край обрыва начал крошиться, словно песочное печенье. Передние колеса автомобиля со скрипом сорвались вниз.       Раздался опасный скрежет. Мати и Герда отпрянули назад. Машина на секунду застыла над обрывом, после чего стала неумолимо крениться вперед под собственным весом. Днище со скрежетом ползло по камням. Когда центр тяжести полностью миновал черту обрыва, машина издала протяжный угрюмый скрип, медленно склонила бампер к воде, увлекая за собой комья земли, перевернулась и безнадежно рухнула вниз. Через секунду она всем весом ударилась о воду, а Мати и Герда и не подумали укрыться от летящих во все стороны брызг. Они стояли на местах, зачарованно наблюдая за тем, как из-под крышки капота вырываются крупные пузыри воздуха.       Я пришла в себя, когда с обвалившегося берега перестали срываться мелкие камешки, а облако пыли слегка рассеялось. Позади, за деревьями, уже зажглась цепочка огней вдоль пустынного шоссе. Солнце почти скрылось. Над поверхностью реки еще виднелась колеса авто, а потревоженный песок, подгоняемый течением, всплывал со дна и завивался вокруг мутными клубами. Мати присел на корточки, собрал ладонями горсть мелких камешков и швырял по одному вниз.       Происходящее стало похожим на панихиду. Я посмотрела на лица Герды и Мати, застывшие погребальными масками. Безумные огоньки в глазах погасли, как перегоревшие лампочки. Паренек закашлял и рассеяно почесал затылок.       — Так тебе, урод! — победоносно крикнула Герда куда-то вниз, и с дерева на противоположном берегу сорвалась стая птиц.       Мати отвлекся от своего занятия и снова встал рядом, угрюмо сунув руки в карманы.       — Так тебе! — продолжала Герда.       Судорожно переминаясь с ноги на ногу, она сжимала руки в кулаки, будто перед ней стоял невидимый противник. Герда сделала шаг назад и начала расшнуровывать высокие красные кеды, цепляясь за рукав брата, чтобы не потерять равновесие и не сорваться в воду. Она тяжело дышала, шумно втягивая воздух сквозь зубы, как разъяренная львица. Сняв один ботинок, Герда замахнулась и швырнула его в реку. Внизу раздался глухой удар.       — С ума сошла?! — Мати попытался схватить Герду за руки, и в запале оба чуть не рухнули вниз. — Я тебя свяжу!       Было поздно. Герда стащила второй ботинок и отправила вслед за первым. Она свирепо осмотрелась по сторонам в поисках того, чем еще можно запустить в машину, но, похоже, гнев начинал медленно остывать.       Мати протяжно вздохнул, и они будто поменялись местами: он стал выглядеть рассудительным взрослым, а Герда — маленькой, строптивой девчонкой. Юноша молча заключил ее в объятия, и над рекой повисло молчание, разбавленное тихим и монотонным шелестом воды.       — Ну все, хорош. Теперь твоя душа будет спокойна. — Мати растягивал слова, и это убаюкивало даже случайных свидетелей вроде меня. — Ну… почти? Он получил по заслугам. А что будет дальше, нам и неважно. Прикинь, как он офигеет? — Мати улыбнулся и попытался заглянуть в лицо сестре. — Представляешь его рожу?       — Пусть только попробует еще раз на меня… еще… — задыхаясь, бубнила Герда ему в плечо, все еще сжимая руки в кулаки до белых костяшек.       — Успокойся. — Мати ненадолго замолк, после чего разжал объятия и посмотрел вниз. — Ты и носки выбросила? Дура…       Юноша отошел от обрыва, шатаясь на полусогнутых ногах, и плюхнулся на землю. Герда последовала его примеру и легла рядом. Мати достал из кармана сигареты и попытался прикурить, но ветер упрямо задувал огонек. Я подошла ближе и заслонила зажигалку ладонями. Когда Мати наконец прикурил и благодарно кивнул, я улеглась рядом и взглянула на потемневшее небо.       Оно было размытым и воздушным, как легкая акварельная краска. Такое небо всегда внушало умиротворение.       — Черт, подруга, — подала голос Герда. Он звучал глухо и устало. — Извини, домой придется на своих двоих…       Я ничего не ответила.       — Это будет замечательная прогулка, — сонно промямлил Мати.       — Обожаю бывать на природе, — прошептала я, стараясь глотать слезы как можно тише.       Прямо над нами, в жидких сосновых ветках, тихо и размеренно попискивая, копошилась какая-то птичка.       — Как, говоришь, выглядит твой хрусталь? — спросил Мати и сгреб небольшую кучку камешков возле наших голов. Блики его глаз уставились на меня.       Меня медленно, но верно разбирал истерический смех, а по вискам стекали горячие соленые капли.       — Юми… — опомнилась вдруг я.       — Какая Юми?       — Юми, — повторила я, — Наша секретарша. Я должна была позвонить ей, когда отправлю письма в департамент культуры. Она немного приболела…       Мати промычал что-то одобрительное, а я положила на колени свой портфель и шарила по карманам.       — Не могу найти телефон, — пробормотала я.       Мои спутники привстали с земли и из вежливости осматривались вокруг. Впрочем, разглядеть они все равно ничего не смогли бы. Я еще раз похлопала по карманам, после чего мой взгляд упал на поверхность воды, на которой еще показывались время от времени пузыри воздуха. Я затряслась от беззвучного смеха, когда Маттау и Герда подползли ближе и озадаченно посмотрели вниз.       — Ты забыла его в машине?       — Наверное, выпал из кармана, — предположила я, всматриваясь в толщу черной воды и воображая, сколько интересных находок таится под ней.       — Я бы нырнул за ним, но он уже все равно будет неисправен, — растерянно изрек Мати.       — Ты чемпион по плаванию, что ли? — хмуро пробубнила я.       — Нет, — ответил Мати. — А ты случайно нет? — обратился он к Герде.       — Я по легкой атлетике, дурачок, — вздохнула та и взяла из его рук сигарету. — А еще брат называется…       — Попробуй упомни все твои звания, — насупился Мати и натянул капюшон.       — Неважно, — сказала я, встала с земли и отряхнулась. — Он все равно был старый. Придется восстанавливать всю телефонную книжку. Но это завтра.       — В Медио я знаю почти всех. Обращайся, — подала голос Герда. Я посмотрела в ее сторону и пожалела, что в такой темноте с трудом могу различить черты ее лица. — Кажется, у нас там было пиво, или оно тоже утонуло?       Мы направлялись к выезду на шоссе, но Герда больше не проронила ни слова. Она хмуро шагала голыми ступнями по каменистой тропинке, закинув на плечо монтировку. Маттау брел позади и отрешенно потягивал пиво. Время от времени он беспокойно оглядывался назад, на темные силуэты сосен.       — Может, все же возьмешь мои кроссовки? — спросил он и тронул сестру за руку, но она только отмахнулась.       — Этот балбес нашел косяк в бардачке, — произнесла Герда, подойдя ко мне чуть ближе.       — Что? — удивилась я.       — Да ты просто завидуешь, что я нашел его первым!       — Я с этим разгильдяйством покончу, заруби на носу. — Тон Герды был таким уверенным и строгим, что даже мне стало неловко.       — Ты только что машину угнала! — взвизгнул Мати.       — Ты знаешь, почему я это сделала! — крикнула Герда вслед брату. — Так как? Ты все понял?       Мати молчал и усердно рассматривал свои ногти. Совсем как дети, которые думают, что если очень сильно постараться и сделать вид, что ничего не слышишь, тебя не выпорют.       Мимо, в сторону ночного города пронеслась фура, подняв вихрь пыли и обдав нас едким выхлопным газом. Мы подошли ближе к кромке асфальта и двигались гуськом. Я шла прямо за Гердой и, пользуясь возможностью, с любопытством рассматривала ее силуэт, слегка самоуверенную походку, широкие шаги и тяжелую, несмотря на босые ноги, поступь. Она резко притормозила и встала вполоборота.       — Ну что мне, выгнать тебя надо было? — с чувством воскликнула она оправдывающимся тоном. Наконец я начинала понимать причину ее неприветливости.       — Я сама напросилась, — снисходительно ответила я.       — Ну, а ты не хочешь ничего добавить? — крикнула Герда вдогонку Мати, который упорно делал вид, что занят своими мыслями.       Паренек остановился, протяжно вздохнул и, закатив глаза, продекламировал:       — Извини, Лис. Я не особо соображал.       Мне было неудобно слушать их извинения и смотреть, как Герда отчитывает брата. Я и сама была хороша, но решила занять выжидающую позицию и ничего не ответила. Я знала одно: мне надо держаться к ним как можно ближе и смотреть в оба.       Мимо нас проехал серебристый пикап. Машина сбавила скорость и преградила путь на обочине. Из окна высунулась голова мужчины.       — Подбросить до города?       — Нет, — крикнула Герда. Голова мужчины исчезла, и машина стремительно набрала скорость, поднимая новую волну пыли. — Еще сесть к непонятному типу не хватало. Блядь...       Она остановилась, приподняла левую ступню и вытащила из нее не то камешек, не то осколок бутылки, не дрогнув ни единой мышцей на лице.       — Столбняка не боишься? — робко спросила я.       — Это столбняк боится меня. — Герда отбросила осколок в траву и направилась вперед.       Когда она шла передо мной, то погружаясь во мглу, то выходя из нее на свет очередного фонаря, я не могла вообразить, что этот вечер мог пройти как-то иначе. Герда обхватила брата за плечи, и я расслышала, что он начал тихонько ворчать что-то о насморке.       — Лис, мы тут подумали… Мы должны возместить твои потери, — стыдливо пробормотал Мати. — С нас телефон.       — Бросьте… — отмахнулась я.       — Нет, так не идет. — Герда замотала головой. Она ловко смяла руками банку от пива. — Кстати, может, зайдешь в субботу? Там все и решим.       — Что? — не расслышала я.       — В субботу будет вечеринка, — с картинным раздражением повторил Мати. — Я же битый час тебе рассказывал.       — Не знаю. Вроде я не занята.       — Что ты любишь? — спросила Герда.       — Что люблю? — с недоумением переспросила я.       — Ну, виски там? Джин?       — Я не особо притязательна.       — Нам теперь надо угодить тебе, чтобы извиниться за этот спектакль…       — Можно просто пообещать, что я не стану соучастницей угона.       Герда запрокинула голову и заливисто расхохоталась, продемонстрировав все зубы. В ее языке сверкнула серебряная штанга. «Еще ни разу не слышала ее смех. Неужели я сказала что-то глупое?» — со смущением и легким раздражением подумала я. Вся ситуация была такой странной и бредовой, что мое сознание наотрез отказывалось ее пережевывать.       — Соучастницей… — передразнила девушка и промокнула глаза рукавом. — Не переживай. Я крепко держу этого полудурка за яйца. Он заявит на меня только в том случае, если захочет присесть за хранение и распространение, — пояснила Герда. — Я напишу тебе адрес в СМС.       — Мой телефон утонул, — напомнила я.       — Черт, точно… Знаешь кофейню «Белый ворон» через улицу от Коды? — спросила Герда.       — Кажется, знаю. Она вроде в здании, где было министерство юстиции.       — Угу. Можно встретиться там в восемь. Идет?       — Ладно, — одобрила я и задрала рукав пальто, подставив циферблат часов под свет фонаря: время шло к полуночи. — Трамваи еще ходят?       Только когда мы оказались в черте города, на меня обрушилась усталость, а мои спутники, хотя порядком и поутихли, все равно источали энергию. Добравшись до трамвайной остановки, мы молча обменялись многозначительными взглядами. Я попыталась представить, как Мати и Герда проведут остаток нескончаемого вечера, и моя фантазия погрязла в бескрайнем множестве вариаций.       — Это наша маленькая тайна, — вкрадчиво напомнил Мати.       — Ничего себе маленькая, — хмыкнула я и осмотрелась по сторонам. — Что ж… все же пойдете пешком?       — Да. Мне надо заглянуть по пути кое-куда, — пояснила Герда, прикуривая.       — Почти в полночь? — осведомилась я. — Босиком?       — Я никогда не засыпаю раньше трех. А ботинки мне для этого точно не понадобятся, — с невозмутимым видом ответила Герда.       За нашими спинами раздался нарастающий шум последнего трамвая. Дребезжащая металлическая гусеница проползла вдоль тротуара и устало замерла напротив остановки. Перед тем как исчезнуть в слепящем свете открытых дверей, я поймала взгляд Герды и не отпускала его до тех пор, пока не почувствовала, что задерживаю движение транспорта.       — До встречи, — торопливо распрощалась я.       — До субботы! — звонко крикнул Маттау.       В паре десятков шагов от дома я остановилась и взглянула на единственное неспящее окно на четвертом этаже. Из глубины помещения показался силуэт: папа склонился над кухонным столом, наверное, заваривая чай. Обычно в это время он уже спит. Интересно, что не так сегодня?       Поднявшись на этаж, я аккуратно отперла дверь, стараясь производить как можно меньше шума. Дом встретил меня густым теплом, в котором растворился знакомый запах. Дверь кухни распахнулась, и силуэт папы отбросил длинную тень на потертый деревянный пол.       — Стоит хотя бы звонить, когда так задерживаешься… — пробубнил он, беззвучно ступая мимо.       Он был спокоен, даже чересчур, и от этого сердце приятно сжалось, как потягивающаяся сонная кошка. Я разулась и взглянула на свое отражение в настенном зеркале, ужаснувшись испачканному пальто и пригладив растрепанные волосы. Из моей комнаты раздался шорох, и я незамедлительно направилась в ее сторону.       Дотронувшись до выключателя, я вздрогнула и опустила руку: взгляд упал на кресло, в котором вырисовывался знакомый как свои пять пальцев силуэт человека в пальто. Кьют не двигался, словно старался остаться незамеченным или пытался что-то выразить этим театральным безмолвием. Я осмотрела его с головы до ног, подошла вплотную и заглянула сверху вниз в дрожащие от напряжения блики глаз. Наши колени соприкоснулись. Даже сквозь одежду чувствовалось тепло кожи.       — Как ты сюда попал? — удивилась я. Мне еще восемнадцати не было, когда в наш дом приходили гости. Да и повод был важный — мое поступление на геологический факультет и приз за лучшее научное исследование по петрологии среди абитуриентов.       Кьют уверенно поднялся с кресла и навис надо мной, взяв за руку. Теперь я ясно почувствовала запах его парфюма и удостоверилась, что он не был галлюцинацией. Кьют щурился не то от темноты, не то от раздражения.       — Через дверь, — хриплым шепотом сказал он. — Почему твой телефон недоступен?       — Я не знаю. — Я высвободила руку и отошла на несколько шагов, чтобы раздеться. — Я потеряла его.       Кьют включил люстру и порывисто обернулся ко мне. Его лица коснулось едва заметное удивление. Он обошел меня слева, выразительно рассматривая пятна грязи на одежде, и замер в молчаливом недоумении.       — В чем дело? — сказал Кьют уже во весь голос. — Где ты так перепачкалась?       Странная штука — темнота всегда располагает к шепоту, даже если в доме никто не спит.       — Какой-то придурок утром разогнался и окатил меня грязью возле тротуара, — устало отозвалась я и начала стаскивать грязные брюки.       — Мне удалось вырваться на день раньше, — глухо произнес Кьют, глядя в пол. — Хотел сделать сюрприз.       — Тебе это удалось, — ответила я. — Прости, я так устала…       — Мне кажется, нам надо многое обсудить.       — Так и есть, — кивнула я и швырнула одежду в угол. — Давно ты тут?       — Около часа.       — М-м-м, — задумчиво промычала я. — Папа ничего не сказал тебе?       — «Заходи» и «Принести чаю?» считается? — приподняв брови, ответил Кьют. После недолгой паузы он снова перешел на шепот и добавил: — Ты зря бегаешь с ним, как курица с яйцом. Он уже давно вполне здоров.       — Не хочу проверять это сегодня. — Я начала расстегивать рубашку. — Давай закончим наш разговор в другой раз. Я очень хочу спать.       — Как скажешь, — угрюмо согласился Кьют.       Он взял с кресла кожаное портмоне и положил на прикроватную тумбу маленький сверток, украшенный синей лентой. Скорее всего, очередной подарок, подумала я. Снова топорно замаливает грехи. Пройдя в прихожую, Кьют поправил безукоризненную прическу, мимоходом заглянув в трюмо, и скрылся за входной дверью.       Когда я удостоверилась, что он не вернется, я подошла к окну и настежь открыла обе створки. Ледяной ночной воздух лениво перевалился через подоконник. Мне хотелось, чтобы он как можно быстрее растворил преследовавший меня шлейф парфюма, не дающий привести в порядок разрозненные мысли, несмотря на то, что мне придется околеть от обманчивой апрельской погоды. За углом дома завелся мотор машины, и его гул заполнил двор. Автомобиль медленно выехал с парковки и направился в сторону шоссе, а затем кто-то со всей силы выжал педаль газа. Когда рев мотора стих, я упала на кровать и закрыла глаза, предоставив возможность тягучей усталости одолеть меня всецело.       Мне снилось, что я под водой, и тихое течение ласково гладит мои волосы, заботливо вплетая в них исчерна-зеленые водоросли. Знакомый шепот увлекал меня за собой, в неизвестном направлении, и я податливо отдавалась движению воды. Мимо проплывали письма в департамент культуры и мой рабочий пропуск, испачканное пальто и замолчавший навеки телефон. Течение уносило в мутно-зеленую даль спящих, как и я, людей, ненадолго задремавших прямо в уличной одежде и позабывших о своих дневных заботах, угнанные машины, стеклянный флакон с одеколоном, источающим свой навязчивый древесный аромат даже под водой, и чьи-то красные кеды.