В чаще тихой

      Никогда не верила в реинкарнацию и прочую чушь. Но, пожалуй, в природе всё же что-то такое существует, только не в том виде, в каком мы привыкли думать. Люди реинкарнируют, и умирать им для этого вовсе не обязательно. Достаточно превратиться в чьё-то воспоминание, чтобы потом, послав из прошлого путанные сигналы, внезапно стать настоящим. Это я поняла, когда встретила Юнаса.       Наделённый какой-то необъяснимой притягательностью, он был перерождением вокалиста «The Knives», в которого я когда-то влюбилась чистой детской любовью. Его общество укутывало в безоблачный вечер, спрятавшийся на задворках памяти, голос напоминал бридж после второго куплета слезливой «About My Sadness» и возвращал туда, куда, казалось, все мосты были давно сожжены.       То, как он прикуривал или заправлял за ухо волосы, завораживало, словно манипуляции иллюзиониста. Он не просто играл музыку — он сам был ею. «Неспроста Герда так сблизилась с ним после смерти брата», — мысленно рассуждала я, рассматривая массивный перстень на безымянном пальце музыканта, как вдруг Юнас отвлёк меня от внутреннего монолога:       — Чего смурная такая?       Его вопрос изрядно смутил, в принципе, как и приглашение на прогулку в сад Терна. Я перестала радоваться лету так давно, что праздничные мероприятия, гремящие в городе на каждом углу, казались мне пиром во время чумы. Особенно в этот год, когда я уже твёрдо знала, что с миром что-то не так.       — Я там не была с тех пор, как… — начала я, но окончание фразы встало поперёк горла, а пронёсшийся мимо мопед окончательно сбил с мысли.       — Знаешь, если боишься что-то сделать, то именно это сделать тебе и следует.       — А если я боюсь прыгать под поезд?       Должно быть, мой спутник знал что-то, чего узнать мне пока что было не дано. Пока я размышляла о том, как он может сохранять спокойствие и невозмутимость после всего, что произошло, визави снисходительно улыбнулся в ответ на мою дурацкую шутку.       — Бирте тоже придёт? — сменила тему я.       Мы уже были в начале пологого спуска к саду, и я вспомнила, как эти низинные улицы выглядят в конце лета. Вспомнила туман, струящийся по кривым тротуарам, и невольно передёрнула плечами, будто стряхивая с себя его ледяные касания.       — Конечно, — кивнул Юнас и поправил лямку гитарного чехла. — Какое может быть веселье без Бирте? — Затем покосился на меня и выдохнул в сторону дым тонкой струйкой. — Что это за взгляд такой?       — Так, ничего.       — Ага, я вижу. Ты ухмыльнулась.       — Просто мне показалось, что Бирте и веселье… Как бы это сказать? Понятия несовместимые, — брякнула я на свою грешную голову. — Чёрт… Я тебя обидела?       — Да нет, — совершенно без злобы хмыкнул Юнас, но его брови заметно напряглись.       Мы остановились около перехода через проспект, и он поднял руку, приветствуя возлюбленную, чей белый сарафан ярким пятнышком выделялся на фоне густо-зелёных зарослей за кованым забором.       Бирте держала объёмную соломенную сумку, которая, похоже, была до отказа заполнена принадлежностями для пикника, и с нетерпением переминалась с ноги на ногу. Несмотря на белое платье, её энергия, напротив, затеняла окружающую среду. Никогда бы не подумала, что эти двое смогут найти общий язык, но, вопреки моему впечатлению, они, похоже, были счастливы вместе.       — Просто ты не видишь то, что вижу я, Лис. — Юнас затушил окурок о ближайшую урну, закинул в рот мятную жвачку и с немым вопросом протянул упаковку, но я молча помотала головой. — Видела бы ты её тогда, осенью…       — О чём ты?       — На ней вообще лица не было. Помнишь, как всё произошло с тобой? Ей тоже страшно, и до недавнего времени казалось, что она сходит с ума, — рассказывал Юнас. — Сложно источать радость, когда твой папаша оказался вампиром, а мать чуть умом не тронулась.       — Прости.       — Да и я был не в лучшем состоянии. — Юнас с тяжёлым вздохом покачал головой, словно и не услышал меня. От ворот нас отделяла пара десятков метров, и он поспешил добавить вполголоса: — Но знаешь, что я понял? Иногда потери приносят самые ценные находки в жизни.       — То есть?..       — Я ни о чём не жалею. Пусть хоть сотня вампиров охотится на меня. Если бы не они, если бы не всё это… — Мой собеседник сбился и сделал глубокий вдох. — Если бы по нашим с ней душам не проехались одной и той же газонокосилкой, мы бы никогда не полюбили друг друга. Так что я даже благодарен.       Пока они обнимались и Юнас с нежностью целовал любимую в макушку, время ненадолго замирало. Смысл слов про газонокосилку ещё не дошёл до меня, но теперь я почему-то видела не только их тела, но и покрытые шрамами души.       К моему ужасу, сад Терна словно не изменился с тех самых пор. Пока мы двигались по тропинкам от центральной аллеи, а Бирте щебетала что-то о своей дневной смене в кофейне, мне мерещилось, что именно этот кривой сук я видела на распутье, а иссиня-зелёный плющ обвивал многолетние стволы именно таким узором. Но теперь тишину назойливо разбавлял отдалённый детский смех и гвалт аттракциона «Пиратский корабль».       А когда на небольшую полянку выбежал знакомый юноша с всклокоченными чёрно-красными волосами и я узнала в нём соседа Юнаса по общежитию, наконец вспомнила, что прошло уже девять лет с тех пор, как была здесь с Эн и Айну.       — Ох, не лги, дурачок! Забыл? — хохотал Дарин. — Иначе голова с плеч!       — Да заткнись ты, идиот! — Мати прыгал вокруг него в попытках зажать рот ладонью.       — Фани, он в тебя… — успел ляпнуть Дарин, прежде чем преследователь набросился на него сзади. — Втрескался по самые помидоры, говорю! — сумев на пару секунд высвободиться, визжал Дарин.       — Заткнись! — пыхтел Мати.       Фани, субтильная фигурка которой показалась на поляне следом за ними, робко обнимая бутылку с газировкой и стопку бумажных стаканчиков, ошарашенно следила за потасовкой и заливалась густой краской. Её нижняя губа ползла к уху, а глаза бегали из стороны в сторону.       — Слезь с него, — настойчиво произнёс знакомый голос, и все взгляды направились на его источник.       Герда не спеша выходила из-под рваной сени стеклянных деревьев, и солнечные блики играли на её фарфоровой коже, которая, по обыкновению, была «украшена» свежими синяками в области подбородка и предплечья.       Без особых усилий она взяла брата под локоть и с видом строгой мамаши отволокла в сторону, попутно буркнув что-то про сломанный нос. «А покрывало никто взять не догадался?» — причитала Бирте, подыскивая подходящее место для привала. А я приблизилась к Юнасу, не в силах удерживать крутящийся на кончике языка вопрос.       — Кто делает с ней это? — Я кивнула на сине-жёлтые «узоры» на коже Герды.       — Ты о чём?       Актёрского таланта ему явно не хватало. Он проворно снял гитарный чехол и уже хотел было плюхнуться на мягкую травку, чтобы от меня отделаться.       — Ты меня понял, — прошептала я, уверенно взяв его за рукав. — Это Миге?       Произнеся имя последнего, я внутренне содрогнулась от собственной догадки и осмотрелась. Но среди цветущих деревьев не было ни намёка на черноволосого мужчину с хищным взглядом коршуна.       — Почему ты подумала на него вообще?       — Твой сосед вроде накурился ещё до обеда. — Герда внезапно возникла рядом и чмокнула Юнаса в висок.       Она ласково убрала волосы с его влажного лба, потрепала по макушке и коротко кивнула в мою сторону.       — Не обращай внимания, — мурлыкнул в ответ Юнас. — Это его обычное состояние.       Хотела я открыть рот, чтобы выдавить приветствие, как налетевший из ниоткуда ураган, бряцающий бесчисленными бусами и браслетами, бросился на шею Герды и обвил костлявыми ручонками.       Девица была белокурой и светлокожей, как альбинос. Казалось, что её лишённые естественного пигмента брови и ресницы вот-вот растают под палящим солнцем. Бледную, как мел, кожу оттенял неприлично короткий красный топ с открытой спиной, а чёрные угольки зрачков были единственными контрастными пятнышками на белом лице.       — Опять нацепила всё лучшее сразу, Эир? — с хитрецой поинтересовалась Бирте, расстилая джинсовую куртку на траве и доставая из сумки хрустящие упаковки с чипсами и крекерами.       — Говорят, это отпугивает злых духов, — отозвалась альбиноска и демонстративно потрясла запястьем. Её капризный голосок вызвал неприятное ощущение зажёванной плёнки. Именно эти нервирующие частоты я уже где-то слышала.       — Просила же: не висни на мне, — тихо произнесла Герда и украдкой потёрла левое плечо.       — Богиня Саули не злая, — вставил свои пять копеек Мати, услышав заявление Эир. Он подошёл ближе, пригладил растрепавшиеся вихры и со знанием дела продолжил: — Она восстанавливает справедливость и защищает всех, кто чист в своих помыслах. Она наказывает только тех, кто этого заслуживает.       — Ага, вот именно, — расхихикался Дарин, но прилетевшая по касательной затрещина остудила его пыл.       — И в это до сих пор верят? — Я отошла от Эир, которая с упоением хвасталась пластмассовыми «амулетами», поближе к Юнасу.       — В смысле? — Судя по выражению лица, мой скепсис задел Мати до глубины души. — Знакомый моего друга своими глазами видел два светящихся зелёных глаза в глубине сада в том году! — Он и сам выпучил глаза, словно так его история станет ещё убедительнее.       — Началось. Друг подруги тёлки брата… — буркнула Герда. — Это были всего лишь светодиоды на рации охранника. — Она со скучающим видом потянулась, отчего подол безразмерной меланжево-серой футболки приподнялся и на пару мгновений обнажил плоский пресс.       — Не думала как-то, что нынешняя молодёжь таким увлекается, — смущённо добавила я.       — Молодёжь… — передразнил Юнас. — А тебе семьдесят, что ли, бабуль?       Благополучно спасшийся от допроса, он расчехлил гитару, бросил кокетливый взгляд на возлюбленную, которая то и дело нагибалась к сумке, и расплылся в мечтательной улыбке. Он лениво дёргал струны с видом удовлетворённого жизнью человека.       — Да нет. Но так смешно вспоминать, что тоже когда-то верила в это. — Я бросила сумку на траву и расположилась под тенью раскидистого дерева. — Странно торчать здесь, радоваться лету и обсуждать злых духов. Есть вполне реальная опасность.       — Расслабься ненадолго. — Юнас оторвался от созерцания округлостей своей девушки и похлопал меня по плечу. — Жара кончится через пару-тройку недель, а ты такая кислая. Даже в самые тёмные времена надо находить поводы для радости. — Он прищурился от ослепительного света, доставшего нас и под деревом, стоило набежавшему ветерку всколыхнуть ветви. — Хотя эти времена сложно назвать тёмными.       — И тебе не страшно? — уже не скрывая своего недоумения, спросила я. Пока остальные выясняли, каким образом бряцание бусин воздействует на потусторонние силы, я уселась на толстых корнях и сократила дистанцию, чтобы донимать Юнаса и дальше. — Знаешь, у меня уже давно ощущение, что вот сейчас, пока я сижу здесь, возможно, происходит что-то непоправимое. И, что самое ужасное, рано или поздно я об этом забуду. Как тогда, когда у меня отшибло память. И так ничего и не пойму…       — Я уже смирился с тем, что вряд ли когда-нибудь смогу понять, что происходит, — с возмутительным равнодушием пожал плечами Юнас. Он наклонился ко мне ещё ближе, чтобы Бирте не слышала нашу удручающую беседу. — Смысл в том, что нас догоняют, а мы убегаем. Или наоборот. Как думаешь?       — Смирился… — фыркнула я, пропустив вопрос мимо ушей.       — Смирился. Но играю же.       — Играешь? — Незаметно для самой себя я снова перешла на шёпот.       — Именно. Мы все играем в эту игру, хотя не знаем её правил. Да, возможно, доберутся и до меня. И вся моя грёбаная жизнь, всё, что я чувствовал, знал, о чём мечтал, потеряет смысл. Но мне не страшно. Давай не будем портить момент разговорами о туманном будущем? Сегодня я меньше всего хочу рассуждать о том, что случится со мной после… Я хочу просто смотреть, как эти идиоты бегают по лужайке, выпить холодной газировки и полежать в траве. И надеяться, что этот день останется у меня в памяти как можно дольше.       Юнас бренчал свежесочинённую мелодию, Дарин и Мати устраивали перед Фани турнир по армрестлингу, а Эир заливалась противным хохотом. Я привалилась к мшистому стволу и задумалась о туманном будущем. Вернее, о том, как я хочу забыть о нём хотя бы сегодня.       А ещё о том, как я хочу снова наслаждаться теплом и безмятежностью. И любоваться россыпью прозрачных цветков над моей головой. И отмечать про себя, каким густым стал воздух и как нежно он трогает продрогшую за бесконечно долгую зиму землю, которая возбуждается от непривычно горячих и долгожданных прикосновений.       Герда расположилась наискосок от меня, присев на утонувший в густой траве скейтборд, и завязывала шнурки на высоких чёрных кедах.       — Все готовы? — громогласно вопросил Мати, разрубив мою тягучую мысль надвое. Он выудил из нагрудного кармана клетчатой рубашки стопку глянцевых карточек и ехидно оскалился. — На повестке дня немного криминала!       Паренёк старательно перемешал колоду.       Успевшая разомлеть в умиротворяющей тени, я с удивлением обнаружила, что Мати вихрем проносится мимо, оставляя в моих руках белую карточку рубашкой кверху. А стоило осторожно её перевернуть, как на меня уставилась кроваво-красная буква «М».       — Да ёбаный подъёбанный, — застонала Герда, как только очередь дошла до неё. Она с досадой бросила перед собой карточку с чёрной пометкой «В».       — Я в прошлый раз трижды был ведущим и не ныл, — цокнул брат.       — Зато ты сдашь мне всех с потрохами, — проворковала Эир. Она грациозно опустила костлявую пятую точку на доску рядом с Гердой, приняла из руки Мати карточку и с кокетливой гримасой взглянула на лицевую сторону. — Неплохо, неплохо…       — Проститутка попалась? — съехидничал Дарин, присаживаясь справа от Бирте.       — Знакомься, это мой сосед Дарин, — смущённо пробормотал Юнас и предложил мне крекеры.       — Знакомы уже.       — Вот сейчас мы доиграем, и я тебе патлы крашеные вырву, — прошипела Эир. Оказывается, у ласковой белой кошки были вполне себе острые коготки. — Пианист хренов…       — Главное — не шериф, — попыталась разрядить обстановку Бирте. — Слишком ответственно для тебя, юная леди.       — Сегодня без проституток, — с серьёзным и оттого комичным видом оповестил Мати, закончив с раздачей ролей. — Нас и так всего восемь. Тьфу!.. Да и сколько раз напоминать? Любовница, а не проститутка!       — Дружище, если будешь таким ссыклом, тебе ни та ни другая не светит. — Дарин наклонился к Фани, которая старательно прятала глаза под козырьком белой кепки. — Он про тебя уже все уши просвистел.       — Отвянь, а?.. — Востроносая девчушка окончательно стушевалась, продолжая обнимать бутылку, словно щит.       — Вот именно! — рявкнул Мати. — Ты вообще…       — Ну-ка заткнулись! И чтоб ни звука, — нетерпеливо скомандовала Герда. Она протяжно вздохнула и подпёрла подбородок ладонью. — Ну? Все готовы?       Карточка с красной буквой «М», которую я прижала к груди, будто приросла к коже. Сама того не желая, я получила власть над целым городом. Но пока что не понимала, рада этому или нет.       Игроки шумно рассаживались по своим местам. Эир же «Мафия», похоже, не особо интересовала. То, как бесстыдно и свободно её белые пальчики гладили длинную шею Герды, вызывало в груди обжигающие импульсы. Вместе с движением крови эти импульсы разносились по рукам и заставляли непроизвольно царапать ногтями ладони, будто я была боголюбивой прихожанкой, а Эир — сумасшедшей, которая ворвалась в храм и принялась облизывать иконостас.       — Нет, малыш, так мне будет неудобно. — Герда высвободилась из цепких объятий и повторила ещё громче и с нарочитой неохотой: — Все готовы?       Фани наконец рассталась с газировкой и поставила её перед собой, Мати перестал смущённо ёрзать и бросать на зазнобу оценивающие взгляды, а Дарин паясничать. Юнасу и Бирте пришлось отклеиться друг от друга, а мне — сделать глубокий вдох.       — Город засыпает, — оповестила Герда тоном профессионального гипнотизёра.       Я зажмурилась. На поляне воцарилось долгожданное молчание. Нарушал его только хруст, с которым Мати продолжал жевать чипсы даже во «сне».       — Просыпается мафия.       Когда я открыла глаза, Герда смотрела на меня в упор. Смотрела так, словно все секреты были написаны крупным шрифтом у меня на лбу. Смотрела не как всегда — пристально, изучающе и с вызовом.       Рефлексы от листвы наполняли её глаза и без того невообразимым цветом. Зелёный цвет захватывал всё: небо, воздух, букву на моей карточке и сам взгляд Герды, просвечивающий меня подобно рентгеновским лучам.       Этот взгляд медленно, но верно материализовывался и отделялся от тела. Беззвучно и осторожно, чтобы не дай бог не разбудить спящих горожан, он прокрадывался в центр круга, тихо колыхая блестящие мягкие травинки. То затаивался робкой бабочкой, то ускорялся, как готовый к прыжку хищник.       Он подошёл ко мне вплотную. Дыхание стало поверхностным и частым. Божественный зелёный свет затуманил зрение.       Я почувствовала физическое и осязаемое тепло. Взгляд ласково коснулся моей щеки, скользнул по шее и оставил горячие влажные следы на предплечье. Он вплетался в мои волосы, обвивал талию, царапал кожу на рёбрах и настойчиво задирал футболку.       Красноречивый кашель Дарина привёл меня в чувство. От неожиданности по спине пробежали мурашки.       Герда улыбнулась уголком губ и прервала пытку, спрятав взгляд под пушистыми ресницами.       — У мафии трудности с выбором, — хмыкнула она.       Это было неправдой. Выбор я сделала полчаса назад. Ещё до того, как получила свою карточку.       Я указала на спящую мирным сном Эир. На лице Герды не проскользнуло ни капли удивления, и во мне взыграло колючее и упоительное злорадство.       — Мафия засыпает.       После её приказа я с сожалением закрыла глаза и ещё долго ничего не слышала, кроме стука крови в ушах. Голос Герды изредка прорывался сквозь него, будил шерифа или доктора и снова смолкал. А я судорожно обдумывала, каким образом буду отводить от себя подозрения, будто и впрямь пристрелила эту назойливую занозу в заднице.       Утром город наконец узнал о совершённом под покровом ночи убийстве. Больше всего меня удивило не то, что Эир оказалась доктором, а то, что её негодование было недолгим.       Теперь, сидя на скамейке выбывших, она снова могла спокойно виснуть на шее Герды и свирепо коситься на Дарина.       — Я знаю, что это ты, пианист грёбаный! — оскалилась она, показав ему средний палец, но Дарин сохранял завидное хладнокровие. А когда Эир узнала личность кровожадной мафии, и вовсе затихла, наверняка списав всё на случайность.       Город пережил три или четыре беспокойные ночи, прежде чем бравый шериф смог меня вычислить. К тому моменту, как Мати меня рассекретил, об убийстве Эир все, кажется, давно позабыли. Кроме ведущей, чьи взгляды я то и дело ловила на себе. Но теперь они были отрывистыми и ускользающими.       За игрой мы и не заметили, как день в невыдуманном мире стал клониться к закату, а солнечный свет — преломляться и багроветь. От земли уже исходил вечерний холодок, но я вдруг вспомнила то детское и упрямое нежелание отпускать утекающие сквозь пальцы мгновения лета и идти домой.       Не знаю, что так подействовало на меня: возвращение туда, куда много лет боялась вернуться даже мысленно, летний зной или слова Юнаса, но к вечеру я вдруг осознала, что пускай и ненадолго, но всё же перестала думать о туманном будущем.       Прохладные сумерки не благоволили к посиделкам на сырой земле, и посетители сада стекались в сторону сияющего гирляндами кафетерия. Первой с поляны улизнула Фани, а Мати вызвался её проводить. Остальные тоже начали нехотя покидать насиженные места.       Когда я с приятным звоном в голове возвращалась к главным воротам, мне впервые за долгое время хотелось, чтобы прожитый день остался в памяти как можно дольше.       На главной аллее меня окликнули. Позади раздалось дребезжание колёсиков на неровном асфальте. Поравнявшись со мной, Герда спрыгнула со скейтборда и ловко подхватила его одной рукой.       Её голову украшал венок из веточек стеклянного дерева. Первые прозрачные цветы удивительно подчёркивали нежный цвет лица. Герда несла этот венок бесстыдно и гордо, а предписания городской администрации для неё, видимо, были пустым звуком.       Она подошла ко мне вплотную и тихо произнесла:       — Всего один вопрос. На раздумья три секунды. Готова?       Движение воздуха, окутавшее запахом молодой листвы, табака и хлопковой футболки, парализовало и окончательно спутало мысли. Высокий дребезжащий голосок нагло ворвался в моё почти коматозное состояние:       — Там были только лайт!       Вслед за голоском из-за деревьев показалась и назойливая Эир. «Тебя вообще вроде убили», — рыкнула я про себя.       Герда молчала и продолжала взглядом источать зелёный туман. Её пухлые губы снова изогнулись в улыбке, и у меня под рёбрами приятно заныло. Так бывает, когда слышишь песню и знаешь, что она вонзится в твою память на всю жизнь. Когда видишь оригинал великой картины и осознаёшь, что для настоящей красоты времени не существует. Когда смотришь на человека и всё, что с тобой происходило до этого, теряет смысл.       Её стройное, но в то же время сильное тело выглядело хрупким под безразмерной футболкой. Длинные руки и ноги, безупречная осанка и королевская стать — один в один молодой гепард. Даже с пятнышками. Но кто их оставил?..       Эир подошла ближе, сняла шелестящую слюду с пачки и с религиозным благоговением поднесла сигарету к губам Герды, попутно убрав упавшую на её лицо прядку и дотронувшись до бархатной щеки.       «Почему она может к ней прикасаться, а я нет?»       — Идёт. — Я сухо сглотнула. — Какой?       Услужливая Эир протянула к сигарете зажигалку, но её остановили на полпути.       — О чём ты думаешь? — спросила Герда.       Наверное, мне напекло голову, но вдруг померещилось, что на её поясе сверкнули серебряные ножны, а глаза вспыхнули волшебным светом.       Следовало бы скорее что-то ответить, но сердце заходилось непрерывной барабанной дробью.       Бах-бах. Бах-бах. Прерывистая систола — болезненная диастола.       — Думаю, шериф из Мати никудышный.       Альбиноска только сейчас обратила внимание на моё существование. Она положила голову на плечо Герды и вытаращилась с неподдельным любопытством. Вместе они напоминали обложку июньского выпуска журнала мод.       Герда беззвучно рассмеялась, не прерывая зрительного контакта и показывая ряд белых блестящих зубов. Возможно, я выглядела как дура. Пускай так. Меня это абсолютно устраивало.       — Шухер! — Эир схватила её за запястье и дала дёру к воротам.       Не успела я опомниться, как Герда бросила скейт на асфальт, вспрыгнула на него и умчалась со скоростью ветра. Следом уже нёсся грузный охранник в бежевой робе и оглушительно свистел в свисток.       Рядом появился Юнас и с характерным звуком вскрыл покрытую ледяной испариной жестянку с газировкой.       — Чего стоим? — спросил он, отпил и удовлетворённо выдохнул. — Кайф. Будешь?       — Нет, — на автопилоте отмахнулась я, хотя во рту была выжженная пустыня.       Оказавшись дома, я упала на незаправленную кровать не разуваясь. Заходящее солнце, подталкиваемое душным ветром к горизонту, сонно желало сладких снов и заливало семейные фотографии на стене цитрусовым коктейлем. Монотонная мелодия города, льющаяся из открытого настежь окна, сегодня приобрела поистине летнюю аранжировку.       Горячее, обжигающее напряжение ритмично сокращалось в животе и концентрировалось всё ниже и ниже. Ладонь сама скользнула под пояс джинсов, стараясь найти точку, прикосновения к которой снимут эту нестерпимую вибрацию.       Скрипнула входная дверь. Я испуганно разложила руки по швам. Папа, шурша пакетами, прошёл на кухню, начал расставлять что-то по полкам холодильника и тихонько комментировать под нос свои действия, как он часто делал наедине с собой.       Я достала из заднего кармана джинсов телефон и долго вертела его в липких ладонях. Короткое «дзынь» — и внутренние органы сделали тройное сальто назад. Но имя Кьюта на дисплее сразу же отрезвило меня. «В следующие выходные мама будет в городе. Она хотела бы увидеть тебя. Ничего не планируй на субботу», — с привычным энтузиазмом оповещал он.       Пальцы отказывались писать ответ. Вместо этого они перебирали контакты из телефонной книжки в поисках того, который продолжал вызывать мучительное тепло в животе одним своим существованием.       «Я соврала. Наверное, Саули придёт за мной. На самом деле я думала о том, что ты безбожно красивая», — не попадая по клавишам, настрочила я.       Быстрее. Лишь бы не передумать. Вдавила кнопку «Отправить», бросила телефон в сторону и зажмурилась, слушая, как сердце остервенело отбивает бластбит в ожидании входящего сообщения.