В чаще тихой

      Дача Снежной королевы находилась в Медио.       Её интерьер был выдержан в тёплых пастельных оттенках, а изобилие состаренного дерева и фарфора, наверное, позволяло хозяйке мысленно уноситься в Прованс. Раньше я не задавалась вопросом, зачем упорно пытаться убежать из холода, когда он и так внутри тебя.       Снежная королева любила сочетание простоты и изящества, кованые абажуры и льняные скатерти, свою оборудованную по последнему слову техники кухню и камин, облицованный терракотовой плиткой. После тяжёлого развода со Снежным королём и смерти старшего сына это барахло спасало её бесконечными вечерами от ощущения одиночества, как и кулинарные передачи, гиацинты и кофе по-ирландски.       При более близком знакомстве начинало казаться, что ничто человеческое ей не чуждо: королева любила ароматические свечи, собирала волосы в пучок с помощью карандаша и занималась пилатесом, а в трудовые будни успешно прикидывалась главврачом столичной клиники. Возможно, когда-то она и похищала детей, но уже давно с этим завязала. Хотя порой мне казалось, что Кьют у неё в плену, настолько не хотелось верить в то, что у них может быть что-то общее, кроме аристократической стройности, острых скул и одинакового изгиба рта.       Её взор не обращал в лёд, но обладал, без сомнения, волшебным свойством: он заставлял чувствовать себя декорацией, одним из предметов театрального реквизита, которые долгое время окружали Кьюта и которые должны были отправиться за сцену после антракта.       Акт сменился. В жизни Кьюта началась новая глава под названием «Университет». Но я, несмотря ни на что, осталась, и королеве пришлось перестать делать вид, что я всего лишь мимолётное увлечение её сына. Я даже поверила, что она восприняла меня всерьёз. А эти слова… «Мама хочет тебя видеть». Они действовали на меня как седативы.       Королева даже научилась улыбаться. В такие моменты она и вовсе становилась похожей на простую смертную. Тем вечером это произошло уже дважды. Первую улыбку я узрела при встрече, когда вручила ей букет белых лилий. Второй — когда Кьют даже с третьего раза не смог выговорить «фрикасе». Вряд ли он волновался так же, как я, но, в отличие от фрикасе, явно находился не в своей тарелке.       Это был наш первый совместный ужин. Обстановка подозрительно смахивала на смотрины, хоть мы с Фелис и были давно знакомы.       Вдоволь наговорившись о тонкостях приготовления белого соуса и арктическом циклоне, она подбиралась к более важным вопросам и даже не скупилась на рассказы о себе.       — А вот мы отличников трогали наудачу, — вспоминала она, неожиданно ударившись в ностальгию по студенчеству. — Такая примета, чтоб сессию хорошо сдать. Так, глупости.       — Предпочитаю более традиционные методы, — улыбнулась я и выдержала паузу, а когда Снежная королева вопросительно подняла брови, добавила: — Учу билеты.       — Какая умница! — Фелис кивнула на меня сыну: — Двоечниц не держим?       Её неоднозначная похвала так долго витала над столом, уставленным фарфоровыми салатницами и соусниками, что я невольно вжала голову в плечи.       — Хотя у нас по геотектонике и экстрасенс останется с неудом. Преподаватель просто зверь какой-то, да и трогать некого. Отличник пока не определился даже.       — Я тебе потрогаю. — Кьют бросил в меня скомканную салфетку.       Ловко поймав летящий в меня «снаряд», я тут же отправила его обратно.       — Прикиньте, а мне ребята из двести пятой рассказали, что им на кафедре анатомии предлагали зачёт автоматом, если они помогут захоронить останки препаратов, — вернув салфетку на колени, поделился Кьют с будничным спокойствием. — Кишки, кости, руки, ноги.       — Фу, Кьют! — с отвращением скривилась я. — Приятного аппетита.       — Вот будешь знать, прежде чем кого-то трогать. Веди себя хорошо, а то подарю разбитое инфарктом сердце!       — Да, сейчас образование совсем не то, — вздохнула Снежная королева. Она явно пребывала глубоко в своих думах и не особо обращала внимание на нашу шутливую перепалку. — Всё делается спустя рукава. Сплошная халтура даже в таких благородных профессиях.       — Уверена: ты ничего хоронить за зачёт не будешь, — сказала я Кьюту, но адресовано это было больше его матери.       — Лучше расскажи о своих планах, Лис, — воодушевлённо предложила Фелис. — Подай соль, милый. — Она протянула руку через стол и продолжила: — Если честно, не совсем понимаю, зачем наша молодёжь рвётся в горняки. Сфера вроде и так перенасыщена специалистами.       Она впервые с таким интересом расспрашивала меня о моей жизни и планах. До этого, когда я приходила к Кьюту, чтобы помочь с физикой или алгеброй, она ограничивалась сухим приветствием. Поэтому теперь, когда на её холодном лице заиграло искреннее любопытство, я почувствовала, что выиграла джекпот.       — Не сказала бы. Там хорошо платят, — пожала плечами я. — Только туда не стремлюсь. Я хочу заниматься геохимией.       — Странно. Почему-то я думала, ты однажды пополнишь ряды работников горной промышленности. Инженеров, к примеру. — Фелис подлила мне ещё белого вина.       — Мой папа — горный инженер. С нашей династии хватит.       — Ах да! — Королева взглянула на сидящего наискосок сына. — Кьют рассказывал мне про него что-то.       Когда Кьют увлечённо слушал собеседника, на его лице появлялось характерное только ему выражение. Голова наклонялась в бок, левый глаз прищуривался чуть сильнее, чем правый, а взгляд становился сосредоточенным и цепким, напоминающим липкую жвачку. И иногда он даже раздражал.       — Папа много лет проработал на алмазном карьере, — кивнула я.       Снежная королева склонила голову на бок, а её глаза внимательно прищурились: левый чуть сильнее, чем правый. Такой сосредоточенный, цепкий взгляд. Приклеивающийся, как жвачка.       Как выяснилось, этот взгляд никогда не принадлежал Кьюту. Он принадлежал ей.       — Значит, он разочарован в деле своей жизни? — осведомилась Фелис.       — Он много лет назад открыл мастерскую по обработке камня, — добавила я и придвинула поближе бокал, но пить не стала, — так что вроде себя нашёл и вполне доволен жизнью, — соврала зачем-то.       — Что же ты не взяла его с собой? — оживилась Фелис и наконец перестала сверлить глазами.       — Да он не очень любит… ходить в гости.       — Может, он всё же как-нибудь заглянет к нам, когда мы снова будем в городе? Я даже приготовлю что-нибудь особенное по такому случаю. Ты могла бы и сейчас звякнуть ему и предложить к нам присоединиться. Твой папа дома?       — Угу. — Я сглотнула вставший комом в горле салат. — Просто…       «Просто не все дома у папы. Ещё не хватало приволочь его сюда, чтобы вместо кофе и десерта вечер закончился вызовом скорой», — договорила я про себя.       Не придумав другого способа заполнить паузу, Фелис подложила мне ещё салата из рукколы, томатов и каких-то экзотических семечек.       — Я думаю, глупо дёргать его в такую непогоду, — поспешил мне на выручку Кьют и бросил взгляд в сторону окна. За плотными портьерами и двойной рамой с великолепной шумоизоляцией ползли по мёрзлой земле завитки метели, а с неба сыпался сухой, мелкий снег.       — Да, конечно. Успеем, — согласилась Фелис. Она потёрла руку об руку: жди беды. — А мама?       Салат, который я всё никак не могла проглотить, уже распался на атомы у меня во рту, а я продолжала и продолжала его жевать. Как корова.       Ни одни смотрины, как и ни одно собеседование не могут пройти без стандартных вопросов, на которые не хочется отвечать, но можно обойти стороной.       — Мама ушла семь лет назад.       Мне уже почти не было больно в этом признаваться. Другое чувство возникало в душе каждый раз, когда произносила это вслух, — стыд, ощущение собственной ничтожности, желание закрыться в чулане и долго дышать пылью и темнотой в надежде раствориться в них.       — Ушла? То есть как? Насовсем?       — Да, вроде того.       — Бедная девочка. — Фелис неплохо сыграла сострадание. — Никогда не понимала, что должно быть в голове у человека, чтоб так поступить со своим ребёнком.       И тут она была как никогда правдива, ведь ради собственного ребёнка точно с лёгкостью уничтожила бы своим холодом целые города, а может, и континенты.       — Узнаю — расскажу. — Я поняла, что уже полминуты с противным скрежетом вожу вилкой по тарелке.       — Салат удался, — нелепо вставил Кьют с набитым ртом. Он громко переставлял посуду, видимо, в надежде вытащить меня из этой вязкой и мерзкой, как болотная трясина, темы.       — Ну, мы отвлеклись, — согласилась Фелис и сцепила руки в замок. — Чем планируешь заниматься после выпуска?       — Мам, ты ещё про планы на пенсию спроси. — Кьют со вздохом закатил глаза. — Мы тут ужинаем, а не собеседование в «Блэк даймонд Медио» проводим.       — Надеюсь, я буду ходить в экспедиции, — сказала я, проигнорировав реплику Кьюта, наконец наколола на вилку измученный листик рукколы и отправила в рот. Я была несказанно рада, что тема родителей успешно преодолена, как барьер на беговой дорожке. — Искать новые месторождения, собирать пробы, составлять геологические карты — такая работа мне по душе.       Фелис подпёрла острый подбородок кулаком и увлечённо катала по тарелке физалис.       — Звучит романтично.       — Да, так все говорят, — призналась я. — На самом деле это очень трудно.       — А уж для такой хрупкой девушки... — Фелис всплеснула руками. — Дальние походы, да и оборудование наверняка тяжёлое…       — Женщин неохотно берут в поля, — согласилась я. — Условия там не для принцесс на горошине. Некоторые маршруты с трудом выдерживают даже физически подготовленные люди.       — Она справится, — вмешался Кьют и положил ладонь на мою руку.       Вилка с лязгом выскользнула из пальцев. Ужин, который, как назло, протекал медленно, подобно снежному кому обрастал всё большей неловкостью.       — Ты то же самое говорил, когда на сноуборд меня взгромоздил, — попыталась отшутиться я.       — И, кстати, у отца Лайне приятель был… Ну, напомни. — Кьют щёлкал пальцами и пристально смотрел на мать. — Как там его?       — Ансмун, что ли? — Та только уныло отпила из бокала.       — Точно! — Кьют навалился грудью на столешницу, предприимчиво зыркая то на Фелис, то на меня. — Он же половиной Медио владеет. И у него ещё это… ну, как его… предприятие алмазодобывающее. И какая-нибудь контора по геологоразведке найдётся. Может, он подсобит с устройством как-то, раз уж вы хотите о будущем поговорить.       — Так, стоп, — только и успела вставить я. Перспектива устраиваться куда-то с помощью связей этого кретина Лайне, родившегося с серебряной ложкой во рту, меня абсолютно не прельщала. — Мне не надо ничьей помощи. — У меня вырвался нервный смешок.       — Нет, всё это верно. У вас ведь ещё вся жизнь впереди. Может, ты и сама прекрасно устроишься, Лис, — ослабила свою хватку Снежная королева. — Главное — чтоб экспедиции не сильно затянули твою девушку, — обратилась она к сыну.       — Если затянут, буду навещать её, — хитро улыбнулся тот. — Но сперва надо купить внедорожник.       Я посмотрела ему в лицо: как же оно напоминало её! Те же поджатые в моменты волнения губы, те же светлые глаза, та же фактура волос. Но всё внутри меня отказывалось верить, что они одной плоти и крови. Отказывалось признать, что у них гораздо больше общего, чем мне хотелось бы.       — Да чего мелочиться? Можно и вертолёт сразу.       Когда голос матери откровенно задребезжал, Кьют поерзал на стуле и сбивчиво спросил:       — Что на десерт?       — Тирамису. Вы уж извините, савоярди покупные. Никогда мне не удавались, — сообщила Снежная королева. Она стала нащупывать сигареты в кармане брюк, дёрнула плечом, поправила свитер и встала из-за стола. — Надеюсь, ты ешь сладкое, Лис?       — Сладкое? Да она скоро в праноеды заделается. — Кьют кивнул на мою полную тарелку.       Фелис с озабоченным выражением лица принялась собирать грязную посуду.       — Позвольте мне, — подпрыгнула было я, но меня тут же осадили.       — Ни в коем случае, ты же в гостях, — напомнила Снежная королева. — Милый, лучше ты помоги-ка мне поухаживать за дамой.       — Слушаюсь, — любезно склонил голову Кьют.       Он поцеловал меня в лоб, прежде чем проследовать в кухню за матерью.       «В гостях». Обычно эта фраза звучит мягко и приветливо при похожих обстоятельствах. От неё веет бездельем и приятной расслабленностью, запахом камина и разговорами до самой ночи. В моём же случае было понятно, что этот дом, эта атмосфера и эта семья никогда не станут для меня чем-то родным. Я всегда буду здесь гостем. Возможно, в большинстве случаев не совсем желанным и даже мешающим. Никогда не стану ровней.       Слушая звон посуды и приглушённые голоса, я наконец смогла преодолеть лёгкое напряжение в каждой конечности, которое сковывало меня при виде Фелис, и вышла из-за стола. А когда приблизилась к порогу кухни, к звукам разговора добавился шум кофеварки.       — Экспедиции… — передразнила Снежная королева, выдыхая дым. Она достала из настенного шкафчика кофейный сервиз и подбоченилась.       — Прекрати. — Кьют протёр чистую тарелку полотенцем и поставил в сушилку.       — И ты пробы собирать поедешь? — Его мать расставляла чашки по блюдцам и упорно избегала зрительного контакта. — Займёшься изучением рельефа?       — Займусь, если понадобится.       — Как дать бы! — Фелис шутливо замахнулась. — До самой ординатуры с тебя не слезу.       «Мама хочет тебя видеть». Именно в тот вечер я поняла истинное значение этих слов. С языка Кьюта их можно было перевести как «мама хотела бы, чтобы я нашёл себе подходящую пассию, которая не будет мешать моему профессиональному становлению. А может, чтобы я никогда и ни при каких обстоятельствах не полюбил никого сильнее, чем её, и не тратил время на девушку, с которой, скорее всего, расстанусь из-за непреодолимых разногласий. Но я всё равно, как упёртый осёл, буду устраивать неловкие совместные ужины и надеяться, что вы найдёте общий язык».       Звонкий сигнал возвестил о готовности кофе. Поймав себя за наглым подслушиванием чужого разговора, я сконфузилась и сделала шаг назад. Фелис снова потянулась к настенному шкафчику, достала пустую на треть бутылку «Джемесона» и задела рукой цветы, которые лежали так сиротливо на кухонной тумбе.       — Белые лилии… — фыркнула она. — Их вроде в знак скорби дарят.       — Ты что-то напутала. — Кьют понизил голос до шёпота. — Хватит бубнить. Ты утомила.       Снежная королева ничего не ответила сыну, который уже справился с превратностями подросткового максимализма и, в отличие от Кая, не пытался сбежать на волю.       Может, его мама и покровительница вечного холода, но только для него, для самого любимого и ненаглядного мальчика, даже в холодном сердце всегда найдётся немного любви, иногда колючей и ненастной, но самой несокрушимой и вечной, как арктические льды.       Когда мы с Кьютом собачились по пустякам, у него был коронный жест примирения: подходил вплотную, ерошил мне волосы, после чего улыбался, ждал, пока не улыбнусь я, и ласково зачёсывал мои растрёпанные пряди вправо.       Снежная королева подошла вплотную к сыну и заглянула в его нахмуренное лицо снизу вверх. Улыбнулась, потрепала по голове, дождалась, когда улыбнётся её самый дорогой на свете мужчина, и заботливо убрала его волосы вправо.       Нет, этот жест никогда не принадлежал Кьюту. Он всегда принадлежал ей.