В чаще тихой

      На фотографии со школьного субботника Эн выглядела пугающе. Пыльный комбинезон, след от лишая на щеке — лобзания с дворовыми кошками до добра не довели. А ещё эта «татуировка» на руке. Эн обводила рисунок снова и снова в надежде, что чёрный маркер намертво въестся в кожу. В общем, настоящая пиратка.       Но когда я смотрела на это фото уже в сознательном возрасте, пугала не её одежда или изображение топорика для мяса на внешней стороне ладони. Дело в выражении лица, позе, взгляде. Всё в ней не говорило, а просто кричало о том, что с ней лучше не шутить. И неудивительно — те весенние дни стали апофеозом её бунтарства. Или она была такой всегда? Почему я этого не замечала?       Эн не провоцировала конфликты, но и не уходила от них. Встречала их с распростёртыми объятиями и никогда не пряталась. Иногда даже получала удовольствие от процесса. Но почему-то ни разу не засандалила бледной девчушке, которая стоит рядом с ней на том старом фото с мешком для мусора в руках.       А ведь было столько поводов. Глупая сплетня, любимая песня или пропущенный звонок, в конце концов. Но почему-то по-настоящему поругаться у нас вышло лишь раз. Вернее, это я поругалась с Эн.       Я в тот роковой день почти ненавидела её. Почти пообещала себе раз и навсегда порвать и смыть в унитаз нашу дружбу, как и все плакаты «Ножей», чей мелодичный поп-рок до сих пор ассоциируется только с ней.       Начало последнего триместра, как всегда, напоминало выход из анабиоза. Слишком тихое и размеренное, чтобы быть правдой. Если долгой зимой всё казалось бесцветным, то теперь проявился хоть один цвет — серый. Серые лица одноклассников, столпившихся около стенда с темами итоговых контрольных, серое рагу на обед, которое будто сварили из мартовского неба, серый, как звук сломанного радио, звук в школьных коридорах.       Ничто не способно вызвать столь сильную тахикардию, как отец Эн, объявившийся посреди вот такого серого учебного дня на пороге школы с перекошенным от ярости лицом. Спустя десять минут пререканий с охраной выяснилось, что Эн не появлялась дома уже вторую ночь подряд. Ничего умнее, чем спихнуть всю вину на педсовет, её папаша не придумал. Ведь так легко заявить, что школа совсем не следит за учениками. Куда проще, чем признать, что бесконечный кнут без перерыва на пряник — не лучший метод воспитания…       Пока мы с Айну, затаив дыхание, слушали крики из кабинета завуча по воспитательной работе, и без того серый мир вокруг меня покрывался струпьями.       Не пришла домой. Телефон недоступен. Обзвонили все больницы и морги.       Обрывки страшных предположений и обвинений колючими дротиками вылетали через замочную скважину. А мы смотрели друг на друга и не произносили ни звука, будто наши мысли тут же материализуются.       Что она вытворила на этот раз? Да и вытворила ли вообще? Жива ли? Попала в беду? Она ведь и впрямь не взяла трубку вчера вечером. А я по привычке решила, что у неё просто отобрали телефон.       Это были самые длинные четыре часа в моей жизни. Я начала мысленно прощаться с ней. Пускай намёком, пускай шуткой — она всегда давала мне понять, что что-то не так. Оглушённая новостью, я впервые прогуляла несколько уроков подряд. Вернее, уже в конце учебного дня обнаружила себя под лестницей.       Чем больше минут утекало, тем сильнее меня придавливало глухое недоумение. Я не знала, как теперь можно учить логарифмы или запоминать законы электродинамики, когда Эн, возможно, гниёт где-нибудь в болоте. Как можно иметь план хотя бы на ближайший вечер, когда на том конце провода не слышишь «Привет, рыба моя!»? Как вообще продолжать жить теперь, если эта новая реальность окажется правдой?       «Не нравится ответ — не задавай вопрос», — вопреки всему гласила полустёртая надпись на такой же серой, как и всё, штукатурке под лестницей. Что Эн хотела сказать, когда оставляла эту наскальную живопись, и сейчас не представляю. Я перечитывала надпись так долго, что буквы утратили изначальный смысл. Прервать мои стенания смогла только Айну, которая появилась в «нашем месте» с озадаченным, но ничуть не встревоженным выражением лица. Она, как всегда, взяла на себя роль героя с холодным разумом. В то время как я готовилась к худшему, она опросила одноклассников Эн, прежде чем это успел бы сделать её папаша или учителя.       — У тебя в пятом задании ошибка, — оповестила Айну и протянула мне бланк с контрольной. Но, поняв, что на алгебру мне давно начхать, подала ещё и пластиковую бутылку из автомата с газировкой. Когда я помотала головой, продолжила: — Говорят, ушла с последнего урока позавчера.       Сил что-либо ответить у меня не было. Только тяжёлый, сокрушённый выдох вырвался из груди. Я закрыла лицо руками, но это не спасало от ужасных образов, которые обступали со всех сторон.       — Это в её стиле, — на удивление спокойно констатировала Айну. Раздался щелчок откручиваемой крышки, а затем звуки глотков. — Не надо раньше времени паниковать, прошу тебя. Лис? Она вот-вот появится.       — Не паниковать?! — взъерепенилась я, отняв руки от физиономии. — Да она там, может… не знаю…       Приступ заикания оборвал на полуслове. Пока я пила приторную отраву, изучающий и приценивающийся взгляд Айну бегал по моему лицу.       — Ту дылду с конским хвостом как зовут? Кид? — пробормотала вдруг она.       — Какую?.. — прохрипела я.       — Она с Юси везде шляется, а значит, такая же отмороженная. Я видела, что они там пыхали на новый год. И ты видела.       — Пыхали, не пыхали… Как это меняет дело?       — А так, что у неё родители уехали на неделю. В командировку. Я слышала. Только что. От Опал, — неуверенно дробя фразы, поделилась Айну. — Там сейчас наверняка мини-версия того дурдома.       По своей наивности и глупости я ещё не понимала, к чему она клонит.       — Рада за Кид, — пожала плечами я. — И за Юси.       Строгое лицо, обрамлённое непослушными волосами, терялось и тускнело в сгущающейся вечерней серости.       — Я тоже, — хмыкнула Айну. Она встала и принялась мерять шагами пространство с невесёлой ухмылкой. — А ведь Эн тогда не отпустили с нами. Помнишь?       — Думаешь, она решила наверстать упущенное? — сыронизировала я, но вслух это прозвучало не так глупо, как у меня в голове.       — Эн тогда взбесилась.       — Уже дело шьёшь? — кисло ответила я. — Отложи нитки, следователь. — По плечам пробежала неприятная волна, и спустя полминуты я добавила: — Она бы сказала мне. Не пропала бы вот так. Молча.       — Ну…       Айну даже ничего не ответила толком, а это «ну» разнеслось по лестничной клетке как приговор, не подлежащий обжалованию.       — Она бы сказала мне, — только и повторила я уже больше самой себе. Звуки почему-то произносились медленно и неуверенно, будто в язык вкололи анестетик. — Она бы…       Меня перебил школьный звонок, разлетевшийся по опустевшей школе. Пока звук заполнял коридоры и аудитории, уже подёрнутые сумерками, я вопросительно смотрела на Айну. Блики её глаз дрожали где-то наверху, за толстыми стёклами очков. Детский испуг и тревога внутри меня лениво ворочались, переворачивались на другой бок и превращались во что-то безрассудное и клокочущее.       — Уверена? — уже мягче спросила Айну, когда воцарилась тишина.       Каждая её реплика всё больше напоминала прощупывание почвы. Айну заправила рассыпавшиеся по плечам волосы за дужки и приспустила очки на нос. Так я лучше видела штиль в её зрачках. Она определённо знала что-то ещё, но не хотела говорить мне.       — На твоём месте я бы уже сложила два плюс два, Лис, — торопливо заключила Айну и запрыгнула на лестницу. — Идём, у меня всего час остался, — напомнила она. — В «Солнечный ветер» со мной пойдёшь?       Нет, я не была ни в чём уверена. И два плюс два не сложила. Мысль, что эта мерзавка может не просто быть живее всех живых, но ещё и отлично проводит время вдали от меня, едва зародилась в голове. Я гнала её прочь, не соглашалась, пыталась заглушить другими мыслями. Только тело, которое не удавалось обмануть, само поддалось импульсу. Ещё до того, как успела что-то сообразить, я рьяно вскочила, почти влетев виском в лестницу.       Айну сразу поняла, что я рвусь совсем не в антикафе, и схватила меня за шкирку.       — Лис, нет, — скомандовала она мне. Прямо как собаке. — Ничего приятного тебя там не ждёт, уверяю.       Не помню, ответила ли я что-то, но моё бешеное лицо, транслирующее нетерпение и испуг, наверняка сказало всё за меня.       Айну закатила глаза так, что те чуть не сделали сальто. А пока её глаза возвращались в обычное положение, уже было ясно как день, что она знает немного больше, чем озвучила. Она готовилась выдать самый последний козырь, который прятала в рукаве, дабы не травмировать мою хрупкую психику.       — Говорят, с ней там тот, «с бровью», — ехидно передразнила Айну кого-то из одноклассников Эн. Я высвободилась рывком, и меня повело в сторону. — Много таких знаешь?       «Тот, с бровью». Это было уже слишком. Выстрел в упор.       — Она не нуждается в няньках, так и не поняла? — говорила Айну мне вслед, но я уже её не слушала. — Если бы хотела, давно позвонила бы!..       Айну боялась, что от обиды я собственноручно сверну Эн шею. Но остановить меня не смогли бы и кандалы. Ведь теперь я чувствовала себя дважды отвратительно.       Да, всё оказалось прозаичнее, чем убийство с изнасилованием. Я была так зла, что даже посмелела. Не узнавала саму себя по пути в эпицентр разврата и морального разложения. Квартира той самой Кид, где добрая треть нашего и параллельного классов «пыхали» на новый год и куда Эн не отпустили даже до темноты, на счастье находилась всего в трёх кварталах от школы. Если бы взрослые знали, что происходило здесь, когда они перешагнули порог и закрыли за собой дверь…       Перепрыгивая лужи и вслепую перебегая улицы, я до боли впивалась ногтями в ладони. «Как ты могла? Почему? Никогда тебе этого не прощу... Никогда!» — бормотала я под нос, а может, и во весь голос.       Неприветливый город рычал и скалился, оглушал грохотом мчащихся мимо трамваев и раздражал звуковыми таймерами светофоров. Свет фар вонзался в болезненную мглу, заставлял щуриться прохожих, которые походили на нечисть и прятали взгляды и лица от колючего дождя под козырьками и за воротниками-стойками. Неприветливые, пугающие и почему-то все как один ненавистные.       Когда после пары неуверенных звонков мне никто не открыл, выяснилось, что в «дурдом» даже дверь запереть не удосужились. Да и, судя по звукам, больше здесь никого не ждали.       В квартире Кид царил кавардак, как в канун нового года. Но на сей раз было так темно, что я сперва подумала, что обозналась. От гадкого запаха курительной смеси с непривычки спёрло дыхание. На кожаной банкетке, на которой тогда Айну торопливо зашнуровывала ботинки, чтобы как можно быстрее унести отсюда ноги, были свалены куртки и пакет с фейерверками.       Не разуваясь, я боязливо прошагала по коридору в ту сторону, откуда донёсся пьяный гогот. Все окна были старательно завешены покрывалами и всем, что попалось под руку. Вероятно, для того, чтобы гости перестали ориентироваться во времени. Бесконечная ночь — бесконечная вечеринка.       Когда я приблизилась к порогу гостиной, истошный женский визг чуть не оглушил меня.       Я и без этого была на таком взводе, что от неожиданности чуть разрыв сердца не схлопотала. «Я что, в фильме ужасов?» Но я была не в фильме, а в замусоренной и провонявшей реальности. Фильм был на огромной плазме: акульи челюсти смыкались на теле длинноногой красотки. Телевизор отбрасывал вспышки багрового света на неровный рядок из пивных бутылок. Укуренные и уже порядком подуставшие зрители, рассевшиеся по бокам, внимательно наблюдали за фигурой, которая тем временем становилась напротив бутылок с чем-то шарообразным в руках. До кровавого хоррора на экране никому не было дела, как и до меня.       — Ну сейчас вы у меня попляшете! — объявил «боулер» и начал метиться.       За рьяным улюлюканьем и смешками я не расслышала, как кто-то подошёл сзади и наклонился к моему уху.       — А ты что тут забыла? — произнёс знакомый низкий голос, плохо выговаривающий звук «л».       Когда обернулась, первым делом увидела знакомую рваную джинсовку. Скарн не сводил с меня вопросительного взгляда и попутно прикуривал.       — Чем могу? — дала наконец о себе знать и хозяйка вечеринки. Закинув ноги на подлокотник кресла, Кид смотрела на меня из противоположного конца гостиной. В темноте вспыхнул тлеющий кончик самокрутки. — Её потеряла?..       Послышался нестройный смешок, и не успела я ответить, как «шар» покатился по паркету и с лязгом врезался в бутылки.       Игрок свистнул так, что у меня, кажется, лопнула правая барабанная перепонка. Некоторые зрители повскакивали с дивана и принялись расставлять «кегли» для следующего захода.       — Кыш! — только и скомандовали мне.       Так и не ответив Скарну, я отпрянула в сторону и продолжала растерянно рассматривать проступающие в темноте лица. Многих я видела в школьных коридорах, но то самое найти не могла. Только когда наткнулась на что-то в темноте и обернулась, ледяные когти на моём сердце ослабили хватку.       Всё это время она была здесь, в двух шагах от меня. Валялась на диване и безразлично таращилась в потолок. Я подошла ближе и обмерла, увидев застывшее, будто неживое лицо и взгляд, устремлённый в потолок из-под полуприкрытых век. Когда я коснулась её плеча, взгляд вяло переполз на меня.       — Ты мне снишься? — промычала Эн.       Я в шуточный реслинг ей всегда проигрывала, а тут вдруг какая-то суперсила появилась. Руки наполнились нечеловеческой энергией. Я грубо стащила её с дивана и поволокла к выходу. Никто из присутствующих даже не обратил на нас внимание. Нога подвернулась на пустой бутылке, а затем на чьих-то кроссовках, брошенных посреди коридора.       — Откуда ты тут взялась?       Эн неуверенно перебирала ногами, как и языком.       — Это я у тебя хочу спросить, — гневно бросила я. Дотащив это горе до прихожей, встряхнула её за плечи и прислонила к стене. Затем подошла вплотную и втянула носом воздух. Прямо как её папаша во время очередного допроса. Я вдруг почувствовала себя старше лет на двадцать, хотя ещё неделю назад мы с Эн соревновались, кто из нас громче рыгнёт.       — Да не злись ты так… У Кид родители уехали на выходные. Мы просто решили повеселиться. Вот…       — Обещаю тебе, ты повеселишься, когда вернёшься домой. Тебя ищут все, включая завуча! А может, уже и полиция! — чеканила я, задыхаясь. Пивная вонь и запах сладковатого дыма всего за десять минут пребывания здесь въелись в рецепторы. — А ещё твоего отца, — добавила я уже тише. — А ты тут просто… пыхаешь!       — Да я же всего одну затяжку…       — Почему ты никому ничего не сказала?!.. Ты вообще представляешь, что там происходит?!       Теперь, когда я убедилась, что жизни этой мерзавки ничто не угрожает, всё, чего мне хотелось, это дать ей бодрящую оплеуху. Особенно когда осознала, сколько моих нервных клеток умерло напрасно этим утром.       — Ну, примерно… — пожала плечами Эн и сонно потёрла глаза. Идиотская ухмылка наконец растворилась и сменилась хмурым безразличием. — Слушай, у тебя попить нет? Юси двадцать минут назад за пивом пошла, а у меня такой сушняк…       — Ещё одна пропавшая. Попей из-под крана, — фыркнула я не в силах выносить этот бред. — Ты представляешь, что со мной происходило, пока я думала, что ты… откинулась где-нибудь?! Лежишь в лесополосе… По частям… в чёрных мешках…       — Лучше в лесополосе, чем здесь.       Эн выглядела помято и явно не расчёсывалась уже пару дней, но не узнавала я её не поэтому. В ней произошли какие-то другие пугающие метаморфозы.       — Да иди ты на хер, — только и сказала я, — сама объясняйся со всеми. И жопу свою сама прикрывай! — и выскочила за дверь.       Для человека в её состоянии Эн оказалась проворнее, чем я думала. Резко протрезвев, она бросилась следом и намертво вцепилась в мою куртку. Я развернулась, набираясь сил выплюнуть ей в лицо слова, которые сжигали меня изнутри с самого разговора с Айну.       — Куда помчалась, ты, истеричка?       Хоть я и трепыхалась, в глубине души хотела, чтобы она меня не отпускала. Чувство, взыгравшее во мне, было настолько новым, странным и почему-то стыдным, что я никак не могла его принять.       — Иди на хер! — брызгала слюной я.       — Э, там! — крикнул кто-то из гостиной. Когда мы с Эн уже почти дрались, им вдруг появилось до нас дело. — Либо ты зайди, либо ты выйди!       Рукав старенькой бордовой парки издал опасный треск в районе проймы.       — Тебе не идёт злиться, Лис, — пыхтела Эн. Наши силы от перетягивания куртки и нелепой борьбы были на пределе. — Становишься похожа на тойтерьера. Махонький такой… гавкает, надрывается… хотя… всё равно милый.       — Себя вообще видела?! — Я убрала прилипшие к потному лицу волосы и захлопнула за нами дверь. — Не говори со мной больше. И не подходи… И ничего мне не рассказывай! Мне насрать, что с тобой сделают теперь! Насрать! Ты сама во всём виновата! Только ты!       Эн с горечью ахнула.       — Ну спасибо, — произнесла она сквозь зубы.       — Обращайся.       Мне хотелось во что бы то ни стало выйти из этого разговора победительницей. Сделать ей как можно больнее. Больнее, чем она сделала мне своим недоверием и пренебрежением.       Она не подумала обо мне, когда приняла решение исчезнуть. Просто забыла меня! Ничего не сказала, как будто я для неё пустое место. Заставила меня умереть от одной мысли, что её, возможно, больше нет.       Но не забыла про Скарна. Выбрала его, а не меня. Его чувства она щадила, а мои нет. И от этого было так невыносимо смотреть на неё. Это уже не моя Эн, а кто-то другой. Будто до этого утра она была моим маленьким, уютным домом, но сегодня из него вдруг уехали прежние жильцы. И вроде дом всё ещё есть, и снаружи он такой же красивый, любимый и родной… А внутри уже кто-то чужой.       — Я просто не понимаю, зачем делать всё ещё хуже, — добавила я напоследок. — Теперь тебя посадят под домашний арест навсегда. Но ты сама превращаешь свою жизнь в хрен пойми что. Почему нельзя жить как все нормальные люди?! Дождись хотя бы совершеннолетия, а потом вали куда душа пожелает!..       Надо было уходить. Да и зачем я вообще приходила? Посмотреть в её бесстыжие глаза? Убедиться в том, что мои чувства для неё ничего не значат? Об этом давно уже можно было догадаться.       Эн предугадала моё желание броситься вниз по лестнице.       — Не понимаешь? — Она кивнула и не стала ждать ответа. — Сейчас я тебе объясню.       Она начала нервно стаскивать через голову толстый свитер и задирать футболку.       — Новый партак? Засунь себе его знаешь куда…       Но стоило только обернуться, как я тут же оцепенела от ужаса.       Эн стояла ко мне боком и смотрела через плечо с немым вызовом, а я смотрела на бледную кожу, обезображенную сине-зелёными полосами. Эти полосы пересекали рёбра и прерывались ближе к позвоночнику, слабели, как пунктирная линия. Видимо, тот, кто их оставил, сам не знал, что хочет сказать.       С первых дней нашей дружбы я догадывалась, что её отец — натуральный психопат. Но, как выяснилось, даже на йоту не представляла, что она переживает на самом деле. А Эн и не жаловалась никогда. Никогда не давала понять, через что ей приходится проходить. «Опять меня запер на два часа, старый осёл», — только и могла сказать при встрече. Зато теперь, когда я рассматривала свежие сине-зелёные синяки на её боках и спине, я понимала, какой слепой дурой была все эти годы.       — Спросишь за что? — Эн одёрнула футболку и подняла с пола свитер. Теперь, когда поняла, что меня парализовало, она спокойно прошагала к замызганному окну и привалилась лбом к стеклу. — Просто прогуляла последний урок в понедельник. Нахер мне эта биология, если после школы всё равно стоять за кассой? Ну ничего. На этот раз я точно на него настучу.       Эн ещё даже не успела поведать свой коварный план, а перед глазами уже складным чёрно-белым трейлером с гнетущей музыкой проносилось её недалёкое будущее: органы опеки и попечительства отправят её в интернат, а дальше почему-то следовало детское отделение полиции и наркопритон. Трейлер расплывался и искажался, как улица за заляпанным окном, в которое брызгал истеричный дождь.       — Т-ты же понимаешь, что тогда его лишат… этих, как их…       Рядом с Эн было опасно произносить фразу «родительские права» всуе. Я не закончила мысль, рухнула на ступеньку и схватилась за голову.       — А ты что за нюни развела? — вздохнула подруга. Я слышала, как она села рядом, а затем почувствовала её руку у себя на загривке. Холодная ладонь принялась участливо поглаживать шею, и по коже разбежались неприятные уколы. — Ну не плачь, не настучу, — немного погодя, добавила Эн. — Да и к тому же, у меня мать есть. Дура, конечно, та еще…       — Болит? — всхлипнула я.       — Жить буду. Пряжкой гораздо больнее, — буркнула Эн в сторону. — Да и когда пьяный, бьёт как девка, — со знанием дела поделилась она.       В бурлящее зелье из злости, стыда и разочарования с шипением и бульканьем добавилось склизкое бессилие. Удивляюсь, как я не отравилась тогда этим хрючевом из чувств, но клянусь, что в тот день я точно стала старше.       — Что сказал хоть? — полюбопытствовала Эн.       — Что школу засудит. — Я шумно вытерла нос пострадавшим рукавом парки. — Они у завуча разбирались. Мы слышали только, что про воспитание говорил. Мол, педсовет своих функций не выполняет… что-то типа того.       — Воспитатель хренов, — хмыкнула Эн. — Рассказывать, что этому предшествовало, не спешит что-то. Думаешь, он по дочурке соскучился? Хрен там. За свою жопу геморройную перепугался.       — Думаю, он это так не оставит. Орал так, что вся школа сбежалась.       — Как же приятно, твою мать… — упоённо выдохнула Эн и даже слюну сглотнула. — Как бальзам на душу.       — Чего?..       Увидев непонимание, Эн мягко опустила мою голову себе на плечо и стала тихонько покачивать.       — У нас порочный круг давно, Лис. Уже не помню, кто его начал. И не знаю, кто закончит. Я его злю, потом он даёт мне пизды, а я за это злю его ещё сильнее. Понимаешь?       — Нет.       — Забей. Мне просто нравится его доводить. Так, чтоб у него сосуды в глазах лопались!.. Приятнее только пыхнуть. Или красное пятно на трусах после недели задержки увидеть.       Пока слова последней фразы складывались в логическую цепочку, кровь бурно приливала к лицу. Я отстранилась от Эн и расстегнула ворот куртки. Почему-то стало душно и показалось, что вот-вот вывернет.       — Ты что… — робко пробормотала я, силясь не демонстрировать своё недоумение. — Ты со Скарном?.. Ну… это…       Картины, которые любезно подкидывало мне воображение, заколотили в виски с новой силой и были ещё более красочными, чем сюжет про наркопритон. На них Эн, в которой я почему-то упорно продолжала видеть такую же маленькую девочку, как и я, была уже взрослой и ещё более чужой. А главное, я её совсем не знала. Она уже не просто трахалась с кем-то, но, видимо, даже не додумалась предохраняться. И я не знаю, что из этого делало мне больнее.       Другие образы были совсем идиотскими: вокруг Эн бегали и верещали дети. Такие же белобрысые, как Эн, и все как один напоминали Скарна. У некоторых даже была проколота бровь. Наследственность — штука серьёзная… И всех их мне хотелось выбросить с балкона.       — Ты что, спала со Скарном? — только и произнесла я, когда вскипевшие в груди чувства подостыли.       — Да нет, Лис, ты чего, — совершенно спокойно и буднично иронизировала Эн. — Мы читали друг другу стихи.       «И не сказала мне», — мысленно проворчала я.       — И не предохранялась? — спросила я вместо этого.       Эн цокнула языком и запричитала что-то неразборчиво.       — Я что, на дуру похожа?       — Да, — честно призналась я. — В голове не укладывается…       — Ты о чём?       — Обо всём. Ты, вот этот сумасшедший дом, — я кивнула на дверь квартиры, — твой отец, педсовет… Скарн. — Я запнулась. — Ну а если бы пятна так и не было?       — Чё? — Эн рассеянно перевела взгляд со стены на меня. Пока я сокрушалась, она благополучно ушла в себя.       — Я говорю, а если бы ты залетела? Понимаешь вообще, какая началась бы задница? Тебе семнадцати ещё нет… сама не верю в то, что говорю. Какая-то чушь…       — Как залетела, так и вылетела бы, — нисколько не смутившись, ответила Эн, а потом снова задумалась на минуту. — Хотя… когда-нибудь я хотела бы дочку. Такую маленькую и носатенькую, как ты. — Она принялась тискать меня за щёки и уже было потянулась, чтобы поцеловать в нос.       — Прекрати, — отпихнула её я. Мне, в отличие от Эн, становилось от этого разговора только хуже. — Если вы решите когда-нибудь завести детей, ты про меня точно забудешь. И дружить мы больше не сможем.       — Святые небеса… Даже когда у нас будут дети, они будут играть с твоими. Дочку я назову Лис, кстати. Я уже решила, — Эн прищурилась и потёрла подбородок. — А ты назовёшь свою Энсио?       — Даже если родится мальчик.       Подруга обладала неоспоримой способностью доводить меня до смеха даже тогда, когда мир рушился у меня перед глазами. Но сейчас у меня выходило только криво улыбаться: к уголкам рта будто по гире привязали.       — Мы бы купили им одинаковые футболки, — продолжала фантазировать Эн. — Отправили в один детский сад. А пока они играли бы на детской площадке, мы с тобой сидели бы на скамейке и вспоминали бурную молодость, — расписывала Эн. — Так что не придумывай. Хрена лысого тебя брошу, даже если у меня будет двадцать детей. Я всё равно всегда выберу тебя.       — Ты даже между мной и этим… — осеклась я. — Между мной и Скарном выбрала не меня. Его ты в известность поставила. И даже с собой притащила.       Я физически ощутила, что мне стало легче после того, как изрыгнула обиду.       — Чего уже о детях говорить… Это вообще якорь на всю жизнь.       — Ой… Ты опять умных книжек начиталась? — раздражённо перебила Эн. — Да, меня занесло. Но и ты могла бы хоть попытаться меня понять! — не выдержала потока обвинений она. — Я не могла оставаться в одном доме с этим мудилой. Хотела забыться. А тут такая возможность!       — А в итоге забыла про меня.       — Ты сама ведешь себя как эгоистка! — закричала Эн.       Эхо её крика докатилось до первых этажей, а потом воцарилась звенящая тишина. Даже гогот в квартире смолк ненадолго.       — Ну прости. — Эн снова положила ладони на мои щёки, но на этот раз тискать не стала и сосредоточенно посмотрела в глаза. — Ты важнее всех для меня. Слышишь?       — Даже важнее ваших будущих детей?       — Важнее всех детей мира.       — Даже важнее Скарна? — выпалила я.       Эн уже обзавелась одним ребёнком. И он любил её самой преданной, глупой и безоговорочной любовью.       — Даже важнее его, — уверенно ответила Эн, нисколько не задетая моей наглостью.       Её лицо с осыпавшейся тушью под глазами и обветренными губами было так близко и было таким привычным и родным, что мне почти удалось полноценно улыбнуться.       — А Скарн в курсе? — не удержалась от дружеской колкости я.       — Теперь да, — раздалось у нас над головами, и я мелко вздрогнула от испуга.       Я подняла глаза: его лицо было серьёзным и холодным, как и всегда. Иногда мне казалось, что он вообще лишён эмоций. Что только она, эмоциональная наркоманка, нашла в нём? Даже своей проколотой бровью не повёл, пока подслушивал наш разговор. Да и подслушивал ли вообще?..       — Твой ход, — добавил Скарн и снова скрылся в квартире.       — Мы играем на бонг. И денежное дерево, — пояснила Эн. — Мне надо выбить ещё пару страйков.       — А говоришь, что биология не нужна, — вздохнула я.       — Да нет, ты не поняла. Оно реально денежное!       — Кажется, ему это не очень понравилось то, что ты сказала, — робко констатировала я.       Теперь уже Эн утомлённо вздохнула и поднялась с лестницы.       — А... Перебесится, — махнула рукой она.       Всё познаётся в сравнении. Если бы я тогда знала, что Эн ещё не так может забыть меня… Но куда хуже, что она и себя забыла. Забыла, что она рисовала чёрным маркером на руках, забыла, почему ей нравилось носить булавку вместо серьги, забыла текст «About my sadness» и путь в наше тайное место. Но, справедливости ради, плохое тоже. Как, например, эти синяки от ремня на рёбрах. И пускай сейчас она есть где-то, она уже не та, что была. И уже никогда не будет прежней. Как большой уютный дом, из которого навсегда уехали старые жильцы.       И у меня в этом доме была комнатка. Но что такое какая-то комнатка по сравнению с целым домом? А теперь в нём вообще живут новые люди. Какие-то странные. Неизвестные. Перекрасили стены и всю мебель переставили.       Красивый родной дом вроде ещё есть. А внутри уже кто-то чужой.       — Когда ты вернёшься? — прошептала я.       — Скоро.       — Что мне им сказать?..       — Ничего, — перебила Эн. — Я сама всё разрулю.       — А если он за тобой придёт? — неуверенно спросила я. — Или полиция…       — Если ты никому ничего не скажешь, не придёт. — Эн хмуро распутывала волосы пятернёй. — К тому же, со старым мудаком я в любом случае скоро увижусь. А полиция тут уже была вчера. Соседи вызвали.       — И они вас даже не разогнали?       — Нет, — пожала плечами Эн. — Кид дала им денег, и они уехали.       Я бы расхохоталась во всю глотку, если бы на меня не давило перманентное беспокойство о том, что будет совсем скоро, когда вечеринка кончится. Мне надо было уходить. А Эн надо было остаться.       — Обещай, что больше не забудешь обо мне. — Я прижала её к себе, позабыв о том, что могу случайно сделать больно. — Что расскажешь мне всё, куда бы ты ни сбежала. Несмотря ни на что.       — Обещаю, — горячо выдыхала она мне в ухо. — Несмотря ни на что.