В чаще тихой

      Так странно в двадцать пять понять, что жизнь давно несёт тебя, как мутная река, залепляя глаза и уши склизким илом и песком, в неизвестном направлении. Странно и то, что, оказывается, давно можно было всплыть на поверхность, вдохнуть полной грудью, промыть глаза, прочистить уши и посмотреть вокруг.       Но всё могло быть и хуже. Я наконец вынырнула, вышла на берег и увидела на горизонте хоть и маленький, но яркий огонёк надежды на перемены. Я и не думала, что старая действительность разлетится вдребезги и я попрощаюсь с прежней жизнью. Как и не думала, что однажды с моих уст сорвётся фраза:       — Я уволилась.       Герда, застывшая в дверях, неопределённо кивнула.       — Жалеть не будешь?       — Если менять жизнь, то полностью.       Рассеянно глядя сквозь пространство, я перешагнула порог и вошла в квартиру. Герда молча смотрела, как я разуваюсь и снимаю пальто.       — Знаешь, было даже страшно. Но это какой-то приятный страх, — философски заключила я.       — Значит, бардак тебя точно не напугает. Идём.       — Так это и есть твоя комната? — с удивлением спросила я, когда мы прошли в тот самый зал с высокими полотками и гипсовыми орнаментами на стенах, где состоялась последняя встреча свидетелей.       — Неуютно, знаю. Не сказать, чтобы меня это беспокоило в последнее время.       Увидев на полу открытую спортивную сумку, я удостоверилась, что Герда тоже настроена серьёзно. Полки распахнутого настежь гардероба были пустыми, как и ящики комода. Я проследовала к сваленной в кучу одежде и выудила розовую футболку с надписью «Barbie Girl». Расправила её, приложила к груди и подняла взгляд, сдерживая ухмылку.       — Это не моё, — равнодушно сказала Герда, складывая вещи в стопку. — Мне подбросили.       Через секунду всё же не удержалась и засмеялась. Потом забрала у меня эту «постыдную» часть своей биографии и взглянула на неё со смесью печали и пренебрежения.       — Мать одно время пыталась из меня девочку сделать. Женственности научить, — поделилась Герда. Потом вздохнула, скомкала футболку и бросила в сторону. — Не вышло, как видишь.       — Ты и есть женственность, — ответила я уже серьёзно и совершенно искренне.       «Просто не та, которую все хотят видеть, — добавила про себя. — Неудобная. Несгибаемая. Абсолютная».       — Не думаю, — смутилась Герда.       — Я заметила, что в одежде ты тоже ценишь минимализм, — перевела тему я и кивнула на серую футболку с рукавами почти до локтя, которая была на ней.       — Да, наверное, — пожала плечами Герда и оценивающе окинула взглядом кавардак, царящий в комнате. — Надо решить, что взять с собой. Остальное выброшу к чёртовой бабушке. Поможешь? Как думаешь, брать? — Она продемонстрировала мне вязаный свитер.       — Конечно. Скоро зима.       Ей не нужно было украшать себя никакими тряпками. Она была украшением любой одежды. Даже серая футболка выглядела на ней как произведение искусства.       — Ты чего? — спросила Герда, с серьёзным видом сортируя одежду.       — Ничего, — зачарованно ответила я. — Просто ты очень красивая.       Мне показалось, что ей было сложно принимать комплименты. Хотя это был и не комплимент. Скорее чистосердечное признание.       — Я сейчас, — двинувшись боком к двери, пробормотала она.       Синий блокнот на пружине, лежащий на столе, на самом верху стопки из фотоальбомов, вызвал то самое щекочущее любопытство, которое многие испытывали в детстве, когда находили чужой ежедневник. Кто знает, сколько тайн и секретов он хранит?       Шариковой ручкой на ветхой обложке была старательно выведена надпись «Избранное». Как только я потянулась к нему, позади раздались шаги.       — Это так, ерунда, — смущённо пробормотала Герда и остановилась за моей спиной. Левая её рука обняла меня за талию.       — Когда так говорят, на деле обычно оказывается наоборот, — улыбнулась я и тактично отложила блокнот в сторону.       — Там просто воспоминания, — призналась Герда. — Знаешь… дневник я не вела. Просто решила записать лучшее. На всякий случай. Но теперь думаю, что не хочу брать это с собой. Как-то пессимистично, да?       — Немного. — Я потянулась к толстому фотоальбому. — Можно?       На первом фото щенок добермана усердно облизывал лицо Герды, а она смеялась и морщилась, закрываясь маленькими ручонками. На вид ей было лет десять.       — У меня был пёс. Тиму подарил. Он когда-то занимался разведением доберманов. Назвал Рес. Это от Антарес. Самая яркая звезда в созвездии Скорпиона.       Вторая рука появилась из-за моей спины и поставила на стол хрустальную вазу с виноградом. Потом поднесла к моему лицу влажную зелёную ягоду, а положив её мне в рот, тоже осторожно обхватила сзади. Герда вздохнула, наверняка от нахлынувших воспоминаний, и я почувствовала тяжесть её подбородка у себя на плече.       — Для нас фотоаппарат восьмым чудом света был, — поделилась она. — Тиму сразу сдался и отдал его нам. Он вообще нас разбаловал. Нельзя так.       Потом потянулась за следующей ягодой и поднесла к моим губам, а я осторожно взяла её руку и посмотрела на уже пожелтевшие синяки, рассыпанные по внутренней стороне предплечья.       — Тебе уже лучше?       — На мне всё как на собаке заживает. Не беспокойся.       На следующей странице альбома было только одно фото: с него смотрела девочка в строгой белой рубашке и с такой густой копной кудрей, что, казалось, она могла бы спрятаться в ней целиком. Так странно: личико детское, а взгляд — нет.       — У тебя такие милые локоны.       — Были, — прошептала Герда, а потом невесомым движением сдвинула мои распущенные волосы в сторону, обнажая шею. — Пока мелкий мозгоед жвачку к дивану не приклеил.       — Кто?       — Мати. Пришлось постричься. Потом поняла, что так практичнее, — пояснила Герда, проводя воображаемую линию от моего подбородка к основанию ключицы.       От этого невинного жеста пересохло во рту.       — Может, взять с собой пару снимков? Или это слишком сентиментально?       — Нет. Мне нравится идея.       — А это в конном клубе. Тиму пытался приобщить нас ко всем этим аристократическим штучкам, — встрепенулась она, когда я, уже на автопилоте перелистнула страницу. Потом прикоснулась губами к моей шее. — Каталась верхом когда-нибудь?       — А?       — На лошади когда-нибудь каталась? — повторила Герда, как и свой поцелуй.       — Нет. Я тоже не эта… как её… аристократка, — пробормотала я, срываясь на шёпот.       — И я. Тиму смирился не сразу, — хмыкнула она. — А вот и он, кстати, — сказала Герда. На фото тот самый рослый мужчина солидной наружности сидел в кресле-качалке, держа на коленях маленького Мати. Первый смеялся и сиял, как медная монета, второй — хныкал и явно не был настроен на фотосессию. — Хороший он мужик. Хоть и занудный временами. Я не заслуживаю такого отца.       — Ты заслуживаешь самого лучшего. — Я достала фото из альбома и поднесла поближе. — Когда он тебя удочерил?       — Хм, — задумалась Герда. — Вроде мне было девять. Или восемь… Это фото как раз с тех времён. С Мати и Юккой он сразу нашёл общий язык, а я выкаблучивалась долго. Сейчас жалею. Нам вообще несказанно повезло. Если бы кто рассказал, я бы подумала, что это сказка.       — Почему?       — Когда папаша допился и сдох, мать еле концы с концами сводила. Устроилась на производство уборщицей. Там они с Тиму и встретились. На проходной столкнулись. Она только потом узнала, что он этим производством и владеет. Горное оборудование делают. А все судачили, что она на его деньги позарилась…       — Действительно сказка, — согласилась я. — Знаешь, я так счастлива, что о тебе было кому позаботиться.       — Тиму святой. Это как же он любил мать, что взял на себя такую обузу… Троих голодранцев, которые ещё вчера искали объедки по помойкам.       — Я его видела. Сразу заметила, что у него глаза добрые.       — У тебя тоже.       Руки Герды крепче обняли меня, и она потёрлась щекой о моё ухо.       — Не знаю, — сказала я и ненавязчиво подставила шею. — Ты говорила, что напуганные.       — Нет, — прошептала Герда, двигаясь губами по сходящей с ума от биения сонной артерии. — Уже нет.       Она перелистнула страницу, и от возмущения я даже опешила. С фотографии, помимо Герды, одетой в короткий школьный сарафан и массивные ботинки, смотрела ещё и эта мерзкая альбиноска длинными и тонкими, как спички, ногами. Даже на фото она не отлипала от своего «идола».       Я обернулась, и мы оказались лицом к лицу, хотя мои глаза были почти на уровне её носа.       — Вы… ещё общаетесь? — стараясь не демонстрировать ревность, спросила я.       А Герда поджала губы, скрывая ухмылку, и откинула волосы со лба. Вроде всего лишь улыбка и взмах руки. Но даже такие простые манипуляции в её исполнении были истинной красотой.       — Нет, — ответила она. — Мы знакомы ещё со школы. Эир неплохая девчонка. Просто взбалмошная. Её братец думает, что я на неё плохо влияю. А после истории про вампиров совсем с катушек слетел. Помнишь день, когда мы встретились? Я ему тогда нормально всекла…       Признаться, я не особо слушала, о чём она говорит. Меня гипнотизировали движения её губ и кожа, похожая на акварельный рисунок.       — Ну что ты так смотришь?       — Ничего…       — Иди сюда.       Глубокий поцелуй был на вкус как крепкий, согревающий коктейль. От него бурлила и шипела кровь, а сердце высекало колючие искры. И чем дольше он длился, тем более жадной я становилась. Если бы Герда не усмирила мой пыл, я бы искусала ей губы.       — Тшш, — прошептала она и скользнула ладонями от моих скул к щекам. — Не спеши, — говорила тихо, касалась и снова отстранялась. — Нужно медленно. Так лучше запомнится.       — Буду помнить каждую секунду.       — Я тоже, моя Лис.       — Скажи ещё раз.       — Моя Лис.       — Зови меня только так.       Она направила меня, и я послушно попятилась назад. Вжавшись спиной в стену, сдалась окончательно и безвозвратно. Левую, затем правую — Герда уверенно подняла мой руки и перекрестила, прижав запястья к стене у меня над головой. Свободной рукой провела по моей шее и груди, заставив изогнуться навстречу и схватить ртом воздух, но тут же отстранилась. Заметила, что я дрожу.       — Что с тобой? — спросила она, но я молча смотрела на неё взглядом обезумевшей неофитки. — Ты никогда не была с девушкой?       Я мотнула головой. Не знала, как сказать ей, что думаю совсем не об этом, а о том, что готова сделать всё, что бы она ни попросила. Что я совершенно безоружна перед ней. Что за её милым личиком прячется сила и сталь, а под сталью — пьянящая нежность, и это сводит с ума, отправляет моё сердце прямиком на американские горки, и оно несётся на всей скорости, ёкая и сжимаясь на крутых виражах.       Все купидоны мира пошли к чёрту. Я была готова дать ей заряженный арбалет и нарисовать мишень у себя на груди.       Стреляй. Пожалуйста.       Потянувшись к её губам, рефлекторно попыталась высвободить руки, но пальцы Герды лишь прочнее переплелись с моими. Она ласкала мою шею, и у меня подкашивались ноги. Серебряная серьга скользила по моей коже, и это было даже приятнее, чем я представляла.       Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы этот миг кончился. Но скрежет ключа в замочной скважине разрушил сказку, в которой хотелось утонуть и захлебнуться. Из прихожей донеслись голоса. Герда отстранилась и прислушалась.       — …ага, Порше, может? Вот как в школу вернёшься, тогда и поговорим.       — Ну мне же надо в эту школу на чём-то ездить! — прогнусавил Мати и, видимо, сердито бросил на пол забитые до отказа пакеты.       — Автобус будет в самый раз, — ответил второй голос, и Герда направилась к двери. — А пока только губозакаточную могу.       — Только вас и ждали, — поприветствовала она, остановилась в проёме и скрестила руки на груди.       — А что случилось? — Тиму подошёл к ней, заглянул в комнату и изобразил удивление. — Света нет? Чего в темноте-то сидите?       — Есть, — ответила Герда.       — Тьфу, напугали. Я уж подумал, ужин отменяется. Ну пойдёмте, чего стоите?       — Идём, — позвала Герда, и я с неловкостью и стеснением проследовала на кухню за всеми остальными.       — Так вы, значит, та самая Лис? — обернулся ко мне Тиму и посмотрел поверх очков, когда я устраивалась за столом на обитом кожей стуле.       Он сосредоточенно вынимал из пакета пучок зелени, упаковки со сладостями, лоток с клубникой и расставлял на добротной мраморной столешнице.       — Наверное, та самая.       — Проверка реакции! — пробасил Тиму, и я вздрогнула от неожиданности. Над столом просвистела упаковка с молотым кофе, и Мати схватил её налету. — Пять баллов. Заводи тарантайку.       Герда молча устроилась на диване в противоположном конце кухни и прилегла на подлокотник. Мурлыча что-то под нос, Мати заправлял кофемашину, просыпая кофе на пол. Тиму артистично закатал рукава рубашки, взялся за разделочную доску и играючи прикоснулся к поверхности индукционной плиты.       — Лис, вы же у нас человек науки? — прополаскивая зелень под краном, спросил он.       — Пожалуй.       — Вы немногословны. Может, этого лоботряса научите чему-нибудь? — Тиму кивнул в сторону Мати, который развалился на стуле и уже вовсю чем-то чавкал. — Ему наука не помешает.       — Не капай ей на мозг, — подала голос Герда. — Мы всё равно уезжаем.       Тиму остановился и перестал что-то рьяно смешивать и шинковать. Он странно вздохнул и отложил нож в сторону.       — Ты уж поосторожнее там, — тихо проговорил он.       — Ну началось… Я же тебе это уже обещала, — вздохнула Герда, подошла, обняла сзади и прижалась щекой к его спине.       — И в драки не лезь, — сказал Тиму и обернулся. — Ты ведь у меня умница, — добавил он и ласково сгрёб лицо Герды ладонями, отчего её щёки надулись, а губы приняли форму бантика. — Моя малышка… — пробормотал он и поцеловал её в нос, а потом порывисто обнял.       — Тиму? — сдавленно прокряхтела Герда, терпеливо похлопывая отчима по плечу. — Заканчивай этот цирк, а то я уеду прямо сейчас.       Тот не посмел ослушаться, шмыгнул носом и вернулся к своим делам, приподняв перед этим очки и смахнув слёзы. Глядя на то, какую нежность и любовь он испытывает к девочке, с которой его не связывают кровные узы, я и сама чуть не прослезилась.       — Как в последний путь меня провожаешь, — проворчала Герда и вернулась на диван.       — Так, ну-ка поухаживай за дамой, — обратился Тиму к Мати и как ни в чём не бывало бросил стейк на раскалённую сковороду.       Передо мной вмиг появилась тарелка, бокал и кофейная чашка. Мати принял просьбу слишком близко к сердцу и всё носил и носил на стол новые явства: печенье, блюдо с салатом, джем, вазу с конфетами, и вся эта кутерьма напомнила мне о том, чего у меня никогда не было.       — Ну ты погляди, какой джентльмен! — воскликнул Тиму и всплеснул руками. — Не лебези давай. Машину ты всё равно только после получения аттестата увидишь, заруби на носу.       Впервые за долгое время я смеялась. Впервые за долгое время было так хорошо, что никакие слова не смогли бы это передать. Герда загадочно улыбалась, смотрела в дисплей телефона и что-то увлечённо печатала, а я любовалась её лицом в мягком белом свете.       Через пару секунд мне пришло уведомление. Я достала телефон из кармана и прочитала три слова: «Я люблю тебя».

***

      Под босыми ступнями шуршала мягкая хвоя. Я не знала, куда иду, но меня это совершенно не заботило.       Воздух в ночном лесу был напоён запахом смолы и мха, и его хотелось пить большими глотками. Я двигалась неуклюже, почти наощупь, то и дело натыкаясь на шершавые стволы деревьев. Вдалеке, за частоколом чёрных сосен, мелькнул жёлтый огонёк.       Лес наполнялся шорохами и шёпотом. Он просыпался и приветствовал меня, гостеприимно зазывая в самое своё сердце. Огонёк приближался. Я прибавила шаг и увидела её.       Герда неспешно брела вперёд, освещая путь и осторожно переступая спутанные корни. Когда я почти догнала её, она обернулась. На её лицо упал танцующий свет керосиновой лампы.       Ничего не сказав, Герда поманила меня свободной рукой и снова двинулась вперёд, всё дальше и глубже в тихую чащу. Что-то скользнуло по голой ноге, и я посмотрела вниз: десятки, а может, сотни змей устремлялись вглубь леса вместе с нами, ползли на свет лампы и что-то неразборчиво шептали.       Когда я была всего в нескольких шагах от неё, Герда вновь остановилась и поднесла к лицу лампу. Одна из змей скользнула по её ноге, талии и ловко обвила руку, как браслет. Герда восхищённо улыбнулась своей попутчице, любуясь дивной сверкающей чешуёй, а потом взглянула на меня.       Здесь мы были в полной безопасности.       — Лис?       Хоть она стояла в нескольких шагах от меня, её голос прозвучал так, будто нас разделяли сантиметры.       — Лис, — повторила она.       Я распахнула глаза, но снова увидела темноту.       — Ты не заперла дверь, — прошептала Герда мне на ухо.       — Чёрт… сама не заметила, как уснула, — опомнилась я и потянулась к выключателю.       Свет заставил прищуриться. Герда сидела около моей кровати, а рядом с ней стояла большая сумка. Я радостно вскочила, взяла её за руку и подвела к окну. Отбросив в сторону гардину, я указала на блестящую после дождя машину, припаркованную у подъезда.       — Она наша, — сказала я и побряцала связкой ключей. — Не Порше, конечно, но потратилась. Да и чёрт бы с ним.       Герда сгребла меня в объятиях.       — Не беспокойся. Я безобразно богата.       — Но какой ценой, — вздохнула я.       — Всё же в прошлом.       — Ладно. Только чур за рулём я. А то манера вождения у тебя, мягко говоря, специфическая.       — А у меня тоже есть новости. — Она задрала рукав толстовки и похлопала по плечу, на котором красовался антиникотиновый пластырь. — Уже обхожусь одной сигой в день.       Счастливая, как ребёнок, я рассмеялась и снова упала ей в объятия.       — У тебя мило. — Герда осмотрелась по сторонам.       — Раньше тут всё было по-другому, — сказала я. Улыбка сползла с лица, и в памяти цепной реакцией начали возникать события последних дней. — Я бы тоже показала тебе свои фотографии, но у меня их не осталось.       — Мы сделаем новые, — сказала Герда и погладила меня по щеке. — А это из твоей коллекции?       Я обернулась и увидела на краю стола алый камешек, про который благополучно забыла. Подошла ближе и почему-то с опаской взяла его в руку.       — Знаешь… этого не может быть, но, по-моему, это ваальдеит.       Герда с интересом склонилась над камнем.       — Как в музее? Ты же говорила, он очень редкий.       — Да, поэтому я в замешательстве. Хотела вплотную им заняться, но пока не до этого было. То одно, то второе. Полярископ и рефрактометр папа куда-то задевал ещё сто лет назад. Кстати, вчера вечером ездила навестить его, но меня…       Грохот оборвал на полуслове: кто-то колотил со всей силы по входной двери.       — Ты заперла за собой?.. — испуганно спросила я.       — Конечно.       Грохот повторился.       — Звонком пользоваться не учили? — риторически вопросила я, положила камень в нагрудный карман, как когда-то подаренный папой аквамарин, и направилась в прихожую.       — Лис, позволь мне.       — Всё в порядке, — заверила я и посмотрела в глазок. — О господи…       Разум замешкался, но руки сами собой поспешили повернуть ключ в замочной скважине. А когда я распахнула дверь, даже не нашла, что сказать, кроме:       — Кто тебя так?       Едва удерживаясь на ногах, Кьют привалился к стене и размазывал по лицу кровь, стекающую из разбитого носа. Судя по его виду, он уже давно должен был пребывать в горизонтальном положении и полном беспамятстве.       — Что с тобой? — почти вскрикнула я.       — Наподдали самую малость. — Он сплюнул кровь. — Но я, надо сказать, ещё не совсем потерял сноровку…       — Наподдал? Кто?       — Чёрт какой-то. Мы что-то не поделили… А что — не помню.       — Зайди, бедолага.       Герда уверенно вышла из-за моей спины и крепко взяла Кьюта под руку. Он так плохо соображал, что даже не особо удивился её присутствию. Проследовал с её помощью на кухню, рухнул на стул и запрокинул голову.       — Э, не, приятель, — замахала руками Герда. — Наклонись. Лис, есть лёд?       — Д-да, конечно…       — Да не кривляйся ты! Рэмбо…       Я достала из морозилки пакет с брокколи и протянула ей.       — Не надо, — как ребёнок капризничал Кьют и пытался увернуться, но Герда была настойчивой.       — Тогда катись отсюда в травмпункт на своих двоих, — твёрдо, но участливо сказала она, прикладывая пакет к его переносице. — Нос вроде не сломан.       Мимика Кьюта была деревянной. Он хмыкнул. Только отвечать ничего не стал. Несколько минут сидел молча, горестно повесив голову, прижимая брокколи к носу и рассматривая лицо Герды, которая изучала его разбитые руки.       — Надо раны обработать. Возможно, швы накладывать придётся, — комментировала она. — В поножовщине решил поучаствовать?       — Да уж лучше бы в ней.       Я была в замешательстве, в ужасе и стыде перед Гердой за то, что она вынуждена была видеть всё это, и вмешалась в разговор только сейчас.       — Зачем ты пришёл?       Кьют вздрогнул, как от удара, и тяжело вздохнул.       — Хотел поговорить с тобой. Но… видимо, я помешал вам.       — Лучше бы под забором валялся, — с доброй иронией ответила Герда.       Удивительно, как ей удавалось сохранять хладнокровие и самообладание в этой абсурдной ситуации, когда мой бывший парень сидел перед ней и нёс какую-то ересь.       С лица Кьюта сорвалось несколько багровых капель, и было уже непонятно: это кровь или слёзы вперемешку с кровью. Я взяла Герду за руку и отвела в сторону.       — Прости, пожалуйста.       — А ты-то в чём виновата?       — Я просто выслушаю его и всё. Подожди меня в комнате. А лучше ложись спать. Уже поздно. Надо выехать пораньше, пока дороги пустые.       Герда кивнула и нехотя ушла, а я отыскала антисептик и вернулась в кухню. Сев напротив Кьюта, я протянула ему полотенце. Он размазал кровь по лицу и шмыгнул носом.       — Не думал, что наша следующая встреча будет такой.       «Я вообще не планировала встречаться», — подумала я, но промолчала. Смочила бинт антисептиком и стала протирать его ссадины.       — Я просто хотел попросить у тебя прощения. Делать это по телефону дурной тон.       — Не стоит. Я не держу на тебя зла.       — Правда?       — Конечно. Уже нет. Тебе надо к врачу.       — Не надо. Я сам врач. Пациент скорее жив, чем мёртв.       Кьют отстранился, упёрся локтями в колени.       — Знаю, я должен был стать тебе опорой. Прости, что не стал. И что не верил тебе, — сокрушался он, а мне становилось всё более неловко.       Не дожидаясь ответа, он достал из внутреннего кармана пальто флягу, открутил крышку и сделал глоток.       — Обезболивающее.       — Тебе нормальное обезболивающее нужно.       — Это не от физических ран. И не делай вид, что тебе не всё равно.       — Слушай, ты мне не чужой. Если ты думаешь, что я желаю тебе зла, то ты заблуждаешься.       — Правда? Спасибо…       — Правда. Я не чудовище. И не брошу тебя в таком состоянии. Как ты вообще сюда добрался? Где твоя машина?       — Кажется, я разбил её. Не помню… Плевать, — отмахнулся Кьют, как будто это была какая-то ерунда. — Я просто хотел … — мямлил он. — Хотел услышать, что ты простила меня.       — Простила, — стоически повторила я.       С протяжным вздохом Кьют сполз со стула на пол. Он сидел передо мной на коленях, и как бы я ни была разочарована в нём, сердце разрывалось на куски. Он был частью моей жизни и памяти. Он был тем, кто спасал меня, когда спасти меня больше было некому. Он следовал за мной, куда бы я ни шла. Был моим эхом.       А сейчас был разбит и сломлен.       — Мы же будем ещё общаться когда-нибудь? — спросил он и поднял на меня глаза. — Соври, если нет.       — Конечно, — дрожащим голосом ответила я. Не могла добивать лежачего.       — Прости меня.       — Хорошо. Мне надо рано вставать. Завтра мы уезжаем из Медио, — на одном дыхании протараторила я. — Комната отца пустая, можешь там…       Поднял голову и ошарашенно уставился на меня.       — Чёрт, — пробормотал он и закрыл лицо ладонями. — Я точно вздёрнусь.       — О чём ты? — настороженно спросила я.       Он теребил полотенце и молчал, как назло. Потом его плечи стали подпрыгивать то ли от рыданий, то ли от нервного смеха.       — Кьют? — испуганно произнесла я.       — У матери нейробластому нашли. Прогнозы дерьмовые. Какая тонкая ирония, не находишь?       Я сползла на пол следом за Кьютом, села напротив и судорожно подбирала слова, но сказать было нечего. Только протянула руку и провела по его волосам.       Да, я никогда не говорила с ней на одном языке. Наверное, даже ненавидела её за то, что она не считала меня ровней своему сыну. Но это не шло ни в какое сравнение с болью, которую я испытывала, глядя на Кьюта. Такого привычного и такого далёкого. Чувства, вскипевшие во мне, хлестали друг друга, как штормовые волны.       — Чем тебе помочь?       — Твоё общество мне помогает.       — Где она сейчас? — проигнорировав его высокопарные речи, спросила я.       — В больнице. Был у неё пару дней назад. Что было дальше, в общем-то, и не помню.       — И… как она?       — Какое это уже имеет значение?       — Такое, что тебе надо быть рядом.       От его упёртости я даже начала злиться. По крайней мере становилось ясно, что заставило его довести себя до такого состояния помимо нашего разрыва.       — Знаешь, мне тоже сейчас непросто.       — Ага, ретроградный Меркурий…       Тиканье настенных часов отмеряло и издевательски дробило время, но оно будто стояло на месте.       — Тебе надо вернуться к ней, — сказала я самое разумное и логичное, что пришло в голову. — Я… помогу, если это будет в моих силах. Родители это самое важное, что у нас есть. Я в этом уже убедилась.       — Ты бежишь от них, да? От вампиров? — спросил вдруг Кьют, и, к моему удивлению, в его голосе не было ни капли сарказма или издёвки, как раньше.       Услышав в ответ молчание, он продолжил:       — Это ведь случилось с твоим отцом. Расскажи мне. Кажется, я был не прав. Ты боишься?       — Нет. И я не бегу.       — Как они это делают? Я тоже хочу знать, — вопрошал Кьют тихо и спокойно.       Он смотрел на меня так пристально, так пытливо, так искренне, что я сдалась.       — Если бы я знала.       — Они правда влезают людям в память? Думаешь, они могут проникать в чужой разум и рыскать там, красть, грабить?       — Я в этом уверена.       — Как они делают это? Тайно, когда никто не видит, да? — спрашивал он.       — Да. Никто не видел, как они это делают. И я тоже.       — Наверное, это как таинство исповеди для них. Только вместо священника — вампир, — изрёк Кьют, не сводя с меня глаз.       — Наверное… — пробормотала я, удивившись такому странному сравнению.       — Я думаю, им даже не надо касаться жертвы. Ведь никаких повреждений у жертв не было, — добавил он. — А ты как думаешь?       — Мне… неважно, — с усталостью ответила я.       Мы смотрели друг на друга долго. Как будто играли в гляделки, как в детстве: кто кого переглядит. Но сейчас это словно была игра «Кто сможет первым отвести взгляд». И ни у кого из нас не получалось. Кажется, Кьют продолжал говорить что-то, но я его не слышала. Напала страшная сонливость. Изображение уже начало искажаться, лицо Кьюта раздробилось на отдельные части, как это бывает, когда долго таращишься в одну точку, а его зрачки стали увеличиваться и заполнять радужки чернотой.       И вдруг почувствовала тепло в районе груди: это был камень, лежащий в кармане. Он почти обжёг меня.       — Ай!       Взгляд разорвался. Лопнул, как натянутый донельзя канат. Я посмотрела вниз, и увидела под тканью рубашки фиолетовое свечение. Сердце забилось чаще. Кажется, я ещё столько не знала об этом пришельце…       — Как?.. Не может быть, — бормотала я.       — Лис? — звал Кьют и пытался взять меня за руки, но мне уже было не до него.       — Как такое может быть вообще?..       — Лис?       — Вставай. Мы оба очень устали, — опомнилась я, но прижала напоследок ладонь к ещё тёплому камню. — Завтра мы всё равно едем в Гело на время и подбросим тебя. Не хочу, чтобы ты где-нибудь раскроил себе голову. Ты нужен матери.       Кьют посмотрел на меня ошарашенно и удивлённо. Даже приоткрыл рот.       — Д-да… Подбросьте. Спасибо.       Настенные часы показывали час ночи. Мы разговаривали почти два часа, а мне казалось, от силы двадцать минут. Оказывается, время не останавливалось, а наоборот куда-то ускользнуло. Кьют всё ещё смотрел на меня снизу вверх глазами, полными чувства, которое было мне не знакомо. Это было и восхищение, и усталость, и страх, и, возможно, даже любовь.       — Идём.       Он умудрился добраться до кровати без моей помощи, но остановился в дверях и посмотрел на меня.       — Ты уникальная, Лис. Таких, как ты, больше нет, — прошептал Кьют всё с тем же странным выражением лица.       — Я такая же, как все, — сказала я и подтолкнула его вперёд.       Он рухнул на покрывало и замер. Пару минут я стояла на пороге и смотрела на его обездвиженное тело. Потом тихо прокралась в свою комнату и легла, не раздеваясь, рядом с Гердой. Камешек так и сигналил мягким сиянием из моего кармана, но постепенно гаснул.       Глухое раннее утро пробивалось сквозь занавески, когда около моей головы прозвонил будильник. Я протёрла глаза и повернулась.       — Ты не спала?       Герда помотала головой.       — А я хоть немного забылась. — Я взяла её руку и поцеловала. — Прости за всё это… Я загружу его в машину и высажу в Гело. У него… мать при смерти. Не хочу, чтоб он влез в какую-нибудь историю с летальным исходом. Но больше он нас не побеспокоит. Обещаю.       Мы собирались в полном молчании. Герда с жалостью посматривала на Кьюта, сидящего в плетёном кресле с закрытыми глазами. Выглядел он ужасно, даже смотреть на него стало больно. Было непонятно, спит ли он и в сознании ли вообще. Перетащив наши сумки в прихожую, Герда осмотрелась по сторонам и почесала в затылке.       — Вставай, Рэмбо, — сказала она и помогла Кьюту подняться.       — Спасибо, — прохрипел тот. — За помощь.       — Шагай давай.       Он, на удивление, не сопротивлялся. Забросил руку ей на плечи и направился в сторону выхода. На ходу Герда взяла мою сумку и обернулась.       — Справишься? — спросила она, указав на оставшиеся вещи, и я кивнула.       Выйдя на лестничную клетку следом за ними, я заглянула напоследок в пустую квартиру.       — Пока, — прошептала я и заперла дверь.       Сумрачные улицы ещё спали. Я никогда не испытывала чувство, когда мчишься по пустой дороге в новую жизнь, но, кажется, это было именно оно. И хоть от недосыпа немного звенело в голове, мне даже как будто стало легче дышать.       Я впервые подумала о том, что в Медио осталась почти вся моя жизнь. Каким бы мрачным, холодным и несовершенным он ни был, там жили воспоминания о людях, которые мне дороги. И пускай многие из них меня уже просто не помнили. Зато я помнила их.       Когда мы выехали из города, начало светать. Туман рассеивался, влажный ветер гнал его с полей и низин. На грязном небосклоне неказистым пятном багровел рассвет. Вылезшее из-за горизонта солнце ударило по глазам, но не успела я открыть козырёк, как оно тут же спряталось за серыми облаками.       Мы были в дороге больше часа. Борясь с зевотой, посмотрела на Герду: она тоже сонно потирала глаза. Хотела что-то сказать, но её прервало сопение, донёсшееся с заднего сиденья.       — Спит без задних ног, бедолага.       — Спасибо.       — За что?       — За понимание, — говорила я почти шёпотом.       Герда положила ладонь мне на колено, легонько сжала. Устало улыбнулась и закрыла глаза.       — И всё равно не понимаю… — раздалось у меня за спиной.       — Чего? — нахмурилась я.       — Зачем уезжать.       — Спи, — сказала я.       Слева проносилась мрачная рощица из голых деревьев, а справа — бескрайние поля. Где-то там, за ними, бежала и Таленна, в которой Герда утопила машину. Вспомнив тот день, я невольно улыбнулась.       — Вы думаете, это поможет? — опять подал голос Кьют.       — Давай мы помолчим, а ты поспишь, — мягко ответила я.       — Ну правда, зачем?       И я, и Герда проигнорировали вопрос, потому что уже привыкли к тому, что мало кому хочется нас понять. Но Кьют не отступал.       — Лис, расскажи, прошу тебя, — продолжал он.       — Что тебе рассказать?       — С чего вы взяли, что бегство — это выход? Мне вот так не кажется.       — Да ни с чего, — вспылила я и тут же пристыдила саму себя за то, что так грубо ответила и без того настрадавшемуся человеку. — Мы просто уезжаем туда, где они нас не найдут.       В салоне воцарилось молчание. Я выдохнула и успокоилась. Подумала, что он снова уснул.       И это было прекрасно, потому что я могла спокойно наслаждаться моментом. Думать, мечтать, планировать.       Мысли о камне фоном следовали за всеми остальными. Я чувствовала, что в моих руках оказалась реликвия. И это будоражило.       Ещё фантазировала, чем мы займёмся в Гело. Думала, как, должно быть, приятно будет засыпать и просыпаться вместе. Даже не так: как приятно, что Герда просто рядом. Фантазии так и уносили бы меня вихрем в будущее, если из-за моей спины не подали голос снова:       — Лис, останови машину, будь добра.       — Что? Укачало?       Я вздохнула и сбавила скорость. Только сейчас заметила, что в салоне холодно, потянулась к выключателю отопителя и тихо спросила:       — Ты не замёрзла?       Не услышав ничего в ответ, я повернула голову вправо. Но стоило это сделать, как я тут же забыла, о чём спрашивала.       Герда смотрела на меня, приоткрыв рот, и не моргала. Впервые в её глазах был ужас. А мне казалось, в этом мире нет ничего, что может её напугать... Пока мне в шею не упёрлась ледяная сталь.       Страх взял власть над всеми остальными чувствами и ощущениями. Я не понимала, что происходит, но знала, что сейчас как никогда лучше выполнить просьбу.       Съехав на обочину, я вдавила педаль тормоза, но не набиралась сил обернуться. Было страшно даже пошевелиться. Даже дышать. Я съёжилась настолько, что едва не превратилась в камень. Будто если я буду так сидеть вечно, время замрёт и ничего не случится.       — Выходите.       Туман ушёл из Медио, но теперь он, кажется, поселился в моей голове. Происходило что-то непоправимое, что-то, на что никак нельзя было повлиять, потому что можно было сделать только хуже. Но туман, будто защитная реакция, застилал взор и не давал увидеть действительность, потому что от неё можно было свихнуться.       Отстёгиваясь, открывая дверцу и выходя из машины, изо всех сил старалась проснуться, но не получалось. Не получалось! Я слышала и понимала всё, но звуки как будто прокручивались задом наперёд.       Герда тоже выполнила просьбу и уже стояла в расстоянии двух метров от меня на обочине. И смотрела всё с тем же ужасом.       — Ты остаёшься, Лис, — сказал Кьют, без тени сомнения направляя на меня дуло пистолета.       И мне было абсолютно нечего противопоставить.       — Что ты делаешь? — только сейчас спросила я, не веря своим ушам и глазам.       — Ты остаёшься. А мы уезжаем.       — Куда… Зачем? — мямлила я, но Герда смотрела на меня уже не с ужасом, а с бессилием. Она поняла всё гораздо раньше, чем я.       — Не понимаю, с чего вы взяли, что они не найдут вас, — философски изрёк Кьют.       Его слова стали оглушительнее любого выстрела.       — Они вас уже нашли.       Я смотрела ему в глаза и пыталась отыскать хотя бы тень того, за что когда-то его полюбила. Или признаки того, что это самый дурацкий розыгрыш на свете. Но видела только собственную роковую ошибку. Она разрасталась и увеличивалась, как заражённая гниющая рана, и я знала, что буду видеть это до конца своих дней.       — Пожалуйста, — начала я, когда наконец стала осознавать, что происходит. — Ты можешь сделать со мной всё что угодно, — уверенно просила я, а по щекам уже катились водопады. — Только не трогай её.       Вдалеке показалась машина, и я хотела преградить ей путь, кричать, просить о помощи. Но на меня направляли пистолет. А машина пролетела мимо: только дурак остановится в такой ситуации.       — Этого я и хотел, Лис, — сказал Кьют с таким выражением лица, будто это было чем-то очевидным, а я, как дурочка, до сих пор не догнала. — Но у меня ничего не вышло, сколько я ни пытался. Как тебе это удаётся?       — Что?..       — Думаю, ты уникальная. Но я знал это, — признался Кьют и горько улыбнулся. — Я... не знаю только, как ты это сделала. Но я неплохо импровизирую, как видишь. Они поймут меня и оценят это. Знаешь, это будет даже слаще, — со злостью выплюнул он.       Он был рядом слишком долго. Я практически не помнила себя без него. Считала его частью себя. Но я совсем забыла, что моя тень, везде и всюду следовавшая за мной, однажды может сделать то, чего я меньше всего от неё ожидаю. Вернее, я так этого и не узнала.       Доверие, привычка, любовь — они настолько сладкие и пьянящие. Они искажают действительность до неузнаваемости, переворачивают всё с ног на голову. И мы забываем, что чем ближе опасность, тем меньше у нас шансов её заметить. Они ничтожны.       — А ты должна отдать мне то, что я скажу, — обратился Кьют к Герде. — Её жизнь, — кивнул он на меня, — нам не нужна. Но ногу ей прострелить я вполне могу, если не согласишься.       — Только попробуй, — процедила она.       — Кьют, ты же давал клятву… Ты же врач!       — Уже нет.       — Я обращусь в полицию.       — Попробуй. Ты всё равно ничего не докажешь, — сказал он, и эта фраза кольнула и заставила съёжиться.       — Тебя найдут!       — Там, куда я ухожу? Никогда.       — Убери пистолет, — твёрдо, но уже без страха вмешалась Герда. — Я сделаю всё, что ты скажешь.       Её слова разбили мне сердце.       — Нет! — закричала я, позабыв о том, что нахожусь в самом дерьмовом на свете положении. — Герда, прошу тебя! Не надо…       — Это всего лишь память, — почти ласково сказал мне Кьют.       — Отдай ей вещи хотя бы, — сказала Герда.       Она умудрялась думать о каких-то там вещах в то время, когда у меня в голове извергался вулкан. Кьют боком двинулся к машине, открыл дверцу и с барского плеча бросил мне мой кожаный рюкзачок.       — Только попробуй что-нибудь с ней сделать. Я тебя с того света достану, — тихо сказала Герда.       — Твоя жизнь мне тоже не нужна, — напомнил Кьют свою вампирскую мантру. — Просто делай что говорят. Не бойся, это не больно.       — Дай хотя бы попрощаться.       Попрощаться? Зачем? Это был какой-то бред. Я надеялась, что у меня галлюцинации. Что просто я такая же ненормальная, как папа. Отказывалась верить, что это наяву.       — Ладно. У вас минута. Всё равно скоро ты ничего не вспомнишь.       Герда подошла ко мне вплотную и положила руки мне на плечи.       — У меня есть к тебе пара просьб, выполни их, пожалуйста, — начала она, но смысл слов терялся, чем больше я пыталась его уловить. — Не возвращайся в город, — шептала Герда. — И не беспокойся обо мне. Обещай, что не дашь себя в обиду и уедешь подальше отсюда.       — Нет, нет, нет… — бормотала я сквозь рыдания и мотала головой. — Я не могу… Не могу… Я ничего не понимаю…       — Ты можешь всё. Я знаю.       — Прости меня… — Я прижималась к её лицу и целовала его. — Прости!..       — За что? — мягко спросила Герда, целуя меня в ответ. — За то, что подарила мне смысл? Ты показала, что можно жить по-другому. Вытащила из мрака на свет.       — Прости меня… Я люблю… Я так люблю тебя… Я не оставлю это так! Я всё исправлю!.. — вторила я невпопад.       — Время вышло, — напомнил палач.       — Пообещаешь мне кое-что, моя Лис? — поспешила спросить Герда, покорно делая шаг назад.       — Всё что угодно…       Она запрокинула голову и закрыла глаза, будто хотела помолиться. Но на самом деле просто пыталась сдержать слёзы. Даже сейчас хотела быть сильной. Потом посмотрела на меня и каким-то чудом смогла улыбнуться:       — Не забывай меня.       Герда пятилась назад, к машине, и не отпускала мой взгляд до тех пор, пока не пришло время сесть за руль. А я тем временем думала, что я, должно быть, горю в аду. И в голове было столько разных мыслей, которым не хватало места: я строила иллюзии, что смогу всё изменить, и в это же время хотела, чтобы это действительно было частью моих похождений в загробной жизни. Лишь бы не взаправду. Внутренний голос вдруг стал детским, и этот ребёнок орал навзрыд.       «Помни меня. Думай обо мне. Люби меня!»       Кьют тоже проследовал в машину, по-прежнему держа меня на мушке, и быстро исчез в салоне, хлопнув дверцей. Машина тронулась с места. А я, всё ещё боясь пошевельнуться, смотрела ей вслед.       Разумеется, я не могла выполнить просьбу Герды не возвращаться. Да, она желала мне лучшего. Но она же научила меня не сдаваться. Вернуться в Медио, бить тревогу, обратиться в полицию, поднять на уши Тиму, Мати и все существующие поисковые отряды — да всё что угодно! — наивно казалось мне лучшей идеей.       Я даже не представляла, что могу развить такую скорость. Мчалась вдоль пустого шоссе, наверное, несколько километров, пока у меня не перехватило дыхание и я не начала задыхаться. Не чувствуя мышц, споткнулась и упала на обочину.       Понятия не имею, сколько я там валялась. Меня уже как будто не было. Но несмотря на это всё равно чувствовала, как что-то согревает мне грудь, и тепло разливается по телу. Но у меня не было сил удивляться.       Ваальдеит будто знал, что сейчас мне как никогда нужно его волшебное вмешательство, пытался что-то мне сказать. И ему удалось. Как и удалось объяснить мне, что не все события из нашей памяти крадут вампиры. Некоторые мы забываем сами. Я закрыла глаза и дала алому камешку рассказать мне всё.       И услышала шорох сухих липовых листьев, ползущих вдоль тротуаров под порывами осеннего ветра, и пронзительный лай собак.