Опасное наследство

Джеймс Рочестер давно был далек от всей этой богемной жизни, хотя она никогда по сути и не увлекала его по-настоящему. Наверное, в глубине души он всегда выступал за старые ценности, боясь перемен, но у него было достаточно причин так думать. Джеймс считал, что скоро вся страна потеряется в наркотическом дурмане под ритмы барабанов и гитар. Отчасти по этой причине он не занимался всеми грешными вещами, которыми промышляли его ровесники в Лондоне или других городах. Он и не собирался мириться с патлатой молодежью, зарабатывающей легкие деньги и ведущей праздный образ жизни, считая их злом. Сначала Джеймс спокойно наблюдал за тем, как болезнь медленно расползается по стране, он и сам был увлечен сексуальными ритмами или блюзовыми песнями. Но потом он понял, как музыка стала влиять на молодежь: все сходили с ума, теряли голову, предпочитая кинуться в омут с головой, словно шептал сам дьявол. Именно тогда он и решил стать священником. Ему было всего лишь двадцать три года, когда он стал дипломированным юристом, окончив магистратуру в Оксфорде, и мог вполне устроиться по жизни. Самое время жениться, завести детей, построить милый дом и проводить выходные вместе с соседями, жаря сосиски на заднем дворе. Но Джеймс не хотел всего этого. Тогда мир не накрыла волна биттломании, но уже все начали скидывать с себя цепи ограничений, предпочитая искать новый мир, и разумеется, девушки в те дни не были такими испорченными, вступая в беспорядочные половые связи. Выбирай любую и женись, но Джеймс не торопился. Он выбрал путь священника, чтобы бороться с той сатанинской песней, что звучала все громче и громче в округе. Он думал, что сможет и у него все почти удалось, когда он очистил Плезантроуз и его округи от всего этого разврата, пусть ему это стоило нервов и времени. В его висках уже поблескивала седина и в свои почти тридцать пять лет он казался весьма умудренным опытом, словно за плечами была целая жизнь. Но Джеймса мало это волновало — он не относился к самодовольным индюкам, которые каждое утро начинали с того, что заглядывали в зеркало, отмечая признаки старения. Пусть у него уже пролегли морщинки под глазами, как и на лбу, он все равно ощущал, что молод душой, и это при всей своей серьезности. Он не любил чужаков, наверное, потому что они всегда вносили хаос в отлаженную годами жизнь. Джеймс предпочитал или избавляться от них, делая их жизнь в городе невыносимой, или же превращать в таких же, как все остальные жители округи: спокойных и рассудительных. Айлин Паркер была именно чужаком, пусть она часто бывала раньше в Англии. Но с тех пор прошло столько лет, будто целая вечность. Он помнил Айлин угловатой девочкой с веснушками на скулах. Конечно, в те дни уже никто не считал рыжие волосы признаком ведьмы, но Джеймса всегда потряхивало, когда он смотрел на нее. Сейчас от Айлин веяло грехом. Это скользило в одежде, пусть и она была простой, в том, какой макияж был на ее лице, как уложены волосы, и как смотрит на всех. В ее взгляде скользила дерзость. Она была сейчас не той пугливой девчонкой, признающейся ему в любви, говорящей, что умрет, если он не ответ ей. Айлин познала грех, вкусила его полностью, и теперь приехала сюда. Да, он ее позвал, но сейчас немного сожалел об этом. Она точно внесет хаос в спокойную жизнь Плезантроуз, но это поправимо — главное указать ей на свое место — мягко и не обидно. — Здравствуй, Айлин, — сказал мужчина. Их взгляды встретились; он все гадал, о чем именно она сейчас думает, вспоминает ли о том последнем дне, когда они поругались. Но Айлин, кажется, держала себя в руках. Он легко улыбнулся — так, чтобы она этого не заметила. — Здравствуй, Джеймс. Ее голос не был таким тихим, в нем слышались уверенные нотки. Он был как песня — таким же переливчатым и мелодичным. Айлин протянула руку Джеймсу, подойдя к нему. Он робко сжал ее пальцы. — Ты изменилась, — отметил он. — Конечно, — она улыбнулась. Что ж, ямочки на ее щеках никуда не делись. Что-то все же остается неизменным. — Я сражу же хотела заселиться в дом тети, но потом поняла: у меня нет ни ключей, ни еды. — Что ж, можешь пока остаться у нас, а потом, я думаю, ты быстро устроишься в Камео-Хаосе, — Джеймс сел на диван. — У нас скоро обед, кстати. — О, я бы точно что-нибудь съела и выпила кофе. — Обычно у нас пьют чай, — Джеймс бросил краткий взгляд на гостью. — Американцы пьют кофе. Он слышал не привычный акцент. Жители этих краев говорили совсем по-другому, и, конечно, этот исковерканный английский казался мужчине диким. Джеймс мало слышал, как говорят настоящие американцы, и теперь понимал, почему именно жители Туманного Альбиона не любили этих самодовольных ублюдков, да, простит его Господь за такие суждения. Кажется, только те патлатые хиппи вечно благословляли Америку за те блага, что она им дарила. — У нас нет бывших колоний, а еще неприязнь к чаю это уже на уровне менталитета. Бостонское чаепитие [1], — напомнила Айлин. — Кажется, я уже рассказывала тебе про это. — Что ж, за обедом расскажешь, как твоя жизнь изменилась. Джеймс кивнул матери, чтобы она отправилась на кухню и подогрела вчерашнюю похлебку с фасолью. В гостиной повисло молчание. Джеймс видел, как Айлин водит носком по паркету, словно рисует картину. Она скорее всего сильно нервничала и гадала, помнит ли он о том дне или все же нет. Когда они сели за стол, напряжение не покидало всех. Дейзи пыталась шутить, рассказывая что-то про соседей, но Айлин почти не слушала ее. Джеймс видел это: угадывал по наклонам ее головы, тому, как она улыбается. — Прости за несколько скудную еду. Сейчас идет пост, а мы тут соблюдаем все посты, так что довольствуемся до Пасхи тем, что есть, — объяснил Джеймс. — Джимми… — Айлин прикусила губу, — все нормально. — Джеймс, — поправил он ее. — Ничего не хочу иметь общего со всеми этими патлатыми музыкантами, которые сокращают так легко и быстро свои имена. — Тоже считаешь их музыку сатанинской? — Джеймс ничего на это не ответил. Понятное дело, что Айлин, живя в большом городе, давно забыла обо всем важном для нормального человека. Большие города всегда были местами скопления разврата. — Так чем ты занимаешься в Нью-Йорке? Я с трудом тебя нашел. Даже твоя мать не знает, где ты живешь. Мне показалось, что она с неким презрением говорит о твоей работе. — И не удивительно, — Айлин прищурилась, загадочно смотря на Джеймса. — В ее понимании я — отщепенец. Вышла замуж за своего бывшего преподавателя, такого же идеалиста, как и я. — О, ты замужем! Поздравляю, — Джеймс отломил хлеб. — Мы развелись, — просто ответила Айлин. — Что за странная мода пошла! Хотя в Англии развод все так же не простая вещь и это хорошо, — Джеймс чувствовал, как эта фраза зацепила Айлин. — А что хорошего в том, чтобы жить с тем, кого больше не любишь и тем, кто предал тебя? — возмутилась она. — Измену можно простить, главное захотеть, — парировал Джеймс. — Он мне не изменил, он именно меня предал. Якшался за моей спиной с тем, кого я презираю всей душой, — Айлин злилась и очень сильно, но Джеймс предпочитал оставаться спокойным. — Так почему твоя мать считает тебя отщепенцем? — он решил вернуть разговор в прежнее русло. — Я не стала юристом. Я занимаюсь социальной помощью. Пытаюсь улучшить жить отбросов, а еще хочу, чтобы наконец легализовали проституцию, тем самым уничтожив этот грязный рынок, — объяснила она. — Господь с тобой, ну, как можно бороться за узаконивание блуда? — встряла в их разговор Дейзи. — Мужчины веками платили за секс, а власти веками с этим боролись, но проблема так и осталась, — Айлин сделала глоток воды. — Предпочитаю совсем другой способ решения проблемы. — Если бы все понимали, что в блуде нет ничего хорошего, то вели себя иначе, — Джеймс поднялся, чтобы подложить себе похлебки. — Сейчас люди живут в миллион раз честнее, чем раньше. Никто не прикрывается идеалами, при этом, продолжая, искать развлечения. Все делают то, что хотят, и при этом не скрываются за лицемерными масками, — она улыбнулась, но Джеймс не ощущал от нее тепла или радости. Скорее всего, это была такая хитрая улыбка — способ показать ему, что она знает чуть больше, чем он. — Надолго ты в наших краях? — Джеймс снова поменял тему. — Я хочу оформить дом, а потом его продать. Вся моя жизнь в Нью-Йорке. Ну, и хорошо, подумал Джеймс. Меньше будет всем досаждать, но, с другой стороны, город нуждался в новых людях. Тех, что перемолотит и сделает своими, такими же обитателями маленького городка, живущими тихой жизнью. — Наверное, тебе нужны деньги, — сделал вывод Джеймс. — В Нью-Йорке они всегда нужны. Все любят взятки, а еще все любят власть, — Айлин снова прищурилась, странно смотря на мужчину. — Неужели у вас такой прогнивший город? — Дейзи опять подала голос. — У нас самый чудный город на земле, — Айлин подняла стакан с водой, но никто с ней не стал чокаться. — А теперь я бы хотела отдохнуть. Завтра я буду уже в Камео-Хаосе. — Там много пыли, — зачем-то сказала Дейзи. — Ничего, я не белоручка. Могу и убраться, — Айлин встала. — Покажите мне спальню. Она все там же? — Я провожу тебя, — Джеймс вытер салфеткой губы. — Ужин у нас в семь. — Я буду спать в это время. Оставьте мне, — Айлин улыбнулась. — Мои чемоданы в машине. — Я принесу. И да, у нас ужин строго в семь, кто не успел, тот не успел, — строго произнес Джеймс. — Вас же только двое, — отметила она. — У нас обычно бывают на ужин гости. Соседи или кто-то из города. Приятно общаться со своей паствой не только в церкви после службы, — он улыбнулся, мягко подталкивая Айлин к лестнице, ведущей на второй этаж. Джеймс провел женщину наверх, показывая ей спальню. Комната стала несколько другой, словно здесь никогда не бывали гости, а обычно тут хранили старые вещи. Он закрыл дверь за своей гостьей и отправился за чемоданами. Что ж, Айлин предстоит многое узнать, если она хочет задержаться в этом городе на пару месяцев, пока улаживается свои дела. Самое главное — научится принимать чужие правила, и если это не случится, то ее сломают.

***

Мама переживала, что Айлин не спустилась к ужину. Миссис Фирсби и ее две дочери очень хотели познакомиться с гостьей. Они жили здесь не так давно: всего лишь лет девять, решив сбежать из душного Кардифа, где не было ни перспектив, ни морали. Здесь же в Плезантроузе Полетт Фирсби устроилась работать врачом, а ее две дочери работали продавщицами в разных лавках. Плезантроуз был какой-то аномалией. Здесь всегда был приличный урожай, а на шахтах находили много угля, реки здесь были полны рыбы, как и леса разных животных, а колбаса с местного завода кормила все графство, в то время, как в остальной стране была полная разруха. Денег никогда ни на что не хватало, но в Плезантороузе была хоть и скромная жизнь, зато достойная. Этой философии всегда придерживался Джеймс. Он справлялся даже лучше мэра Эдди Толбата, еще чуть-чуть и они смогут превратить город в идеальное место для жизни. Еще чуть-чуть и они смогут стереть все следы старости и серости с домом. Джеймс прекрасно понимал, что Плезантроуз производил странное впечатление: с одной стороны облупившаяся штукатурка и краска, крыши заросшие мхом, а с другой стороны неописуемая природная красота. Не все то, чем оно кажется. Истину порой надо искать глубже, чем привыкли многие люди. Конечно, все хотели посмотреть на заморскую гостью, и понять, на сколько она задержится в городе. Утром видели ее машину, проезжающую по улицам, и сразу стало понятно, что она чужая. В Плезантроузе быстро разносились слухи — они были подобно пожару в сухую погоду — поднести спичку и пожухлая трава уже горела, охватывая все больше и больше площадей. Так было и с новостями. К вечеру весь город знал, что вернулась племянница Джози. Никто не хотел, чтобы она оставалась, но и в то же время продавала дом, это означало — чужаки все равно появятся здесь. Пустой дом всегда наводит на всех страх, напоминая, что жизнь здесь угасла. Людей нет, а тени продолжают двигаться, наполняя дом шорохами и страхами. Когда умерла Джози, ее дом закрыли на замок, а ключ Джеймс забрал себе. Он сказал жителям, что духи должны уйти от туда через год, и в глубине души надеялся, что Айлин все же не решиться оставить свой блудливый город. Джеймс смутно на самом деле представлял, что происходит в Нью-Йорке: он сложил свое представление об этой мечте всех смутьянов, исходя из газет и журналов. — Надо будет оставить ужин Айлин, — сказала Дейзи, когда ушли гости. — Я не думаю, что это хорошая идея, — он налил себе немного хереса. Джеймс терпеть не мог, когда не соблюдали его правила. — Я предупреждал ее. — Да, но она ехала из Лондона сюда, конечно, устала. — Что ж, я принесу ей хлеба и картофельной запеканки, — Джеймс поставил стакан на столик. Он прошел на кухню, быстро собрал поднос и отправился на второй этаж. Джеймс постучал в дверь. Айлин открыла ему не сразу же, наверное, она и правда все еще спала. Она была одета в черный полупрозрачный халат и кружевную комбинацию. Волосы ее были спутаны, а между пальцами она зажимала дымящуюся сигарету. — Курящая женщина ни чем не лучше блудницы, — сказал он, проходя в комнату. — Ты будто вчера родился и для тебя это настоящая новость, что женщины давно курят, носят короткие юбки и не хранят невинность до свадьбы, — она закрыла за ним дверь. — Иногда я забываю, в каком ужасном мире мы сейчас живем, — он сел на стул, стоящий у большего зеркала. — То, что экономика ни к черту, а Никсон нас просит потерпеть — я и без тебя это хорошо знаю. Сейчас никому не сладко, если уж говорить на чистоту. Может быть, немцы с французами живут чуть лучше нас всех. Но если ты говоришь про нравы… То они меняются уже лет как семьдесят. Медленно, по капле. Это только в последние годы все больше и больше люди освобождаются от предрассудков и рамок. — Рамки — это лучший способ сдерживать животную натуру человека, — парировал Джеймс. — Ты это серьезно? — она стряхнула пепел с сигареты. В ее голосе звучала не серьезность. — На самом деле люди боятся быть свободными, от чего постоянно придумывают себе всякие преграды. — Чушь. Людям это не надо. — Это не я сказала, а Джим Моррисон, — Айлин взяла тарелку с запеканкой, садясь на кровать по-турецки. — Лондон в чем-то очень похож на Нью-Йорк, но у нас больше свободы, а еще есть Лос-Анджелес — настоящий город полный жизни. Он внимательно посмотрел на нее, ощущая, как его смущает ее внешний вид. Он почему-то остановил взгляд на ее стройных ногах, на полоске кружевного белья выглядывавшего из-под халата. На глазах еще остались остатки макияжа, отчего лицо казалось томным и усталым. Красные ногти привлекали к себе внимание, приковывая взгляд к этим рукам, дополняющие образ хищницы. Джеймсу стоил усилий, чтобы оторвать взгляд от Айлин. Он пострел на окно, где уже начало сереть небо, отмечая, что ночью все же будет дождь. — Дрянная жизнь требует новых идолов, — вдруг заметил Джеймс. — При чем здесь это? — она поставила тарелку на прикроватную тумбочку. — Вы же сделали из этих музыкантов настоящих богов. Твоя кузина вообще предавалась греху с разными мужчинам. — И что? — она наклонила голову на бок. — Я тоже предавалась греху с разными мужчинами, потому что секс — это не таинственно, как нам внушали раньше, будто им нельзя наслаждаться. — Ты изменяла мужу? — спросил Джеймс, уже зная ответ. — Да, а он — мне. Но измена — это ничто. Это так по-мещански переживать из-за разового перепихона, — грубо выразилась Айлин, она опустила ноги на холодный пол, ища взглядом тапочки. — Хочешь, ты мне исповедуешься, а я отпущу все твои грехи? — Джеймс продолжал сидеть на стуле, предпочитая держаться подальше от Айлин. — Зачем? Я ни в чем не грешна, — она легко засмеялась. — Не надо играть роль Барри Кларка. — Это известный юрист? — спросил Джеймс. — Это персонаж из фильма «За зеленой дверью» [2], — объяснила Айлин. — Никогда не слышал о таком, — она снова рассмеялась. — Ты со своим ханжескими представлениями вообще не слышал о таком, — она наконец встала с кровати, подходя к окну. Сигарету Айлин давно уже докурила, и теперь она сложила руки на груди, прислонившись поясницей к подоконнику. — Это порнофильм. У нас в кинотеатрах много крутят таких фильмов. Там есть сюжет и музыка, а еще эстетика, и да герои занимаются грязным и развратным сексом. — Это считается искусством? — Да, это считается искусством, — Айлин дотронулась до волос, взбивая их. — Что ж, завтра я покажу тебе, где все купить и отдам ключи от дома. И постарайся не мутить тут воду. — Угрожаешь? — ее губы изогнулись в усмешке. — То, что ты отстал от мира лет на сто, я уже поняла, но в этом унылом городе, я ничего не собираюсь менять и тем более мутить воду. — Я не угрожаю, — Джеймс понял, что несколько перегнул палку. — Просто тебя предупреждаю. Он ушел, ощущая спокойствие. Айлин Паркер искушала его, он сразу понял это, стоило ей появится в городе. Она пыталась повергнуть его в пучину греха, но он не сдастся, скорее всего, это она будет просить у него прощения в итоге. Айлин Паркер еще не поняла, с кем и чем на самом деле связалась.