Опасное наследство

— Мне сказали, что ты здесь, — Айлин прикрыла ладонью глаза. Она остановилась в одном шаге от Джеймса. Он казался ей угрюмым и закрытым. Он всегда был таким холодным, но с годами эта черта характера усилилась еще больше. Тогда Айлин нравилось в нем эта чопорность, но сейчас от ауры загадочности мало, что осталось. Ветер сегодня был таким сильным, что казалось, у нее оторвутся волосы. В Нью-Йорке тоже бывали ненастья, но высотные дома заглушали ветра и их сила ощущалась меньше. На открытом пространстве ветрище гулял, как хотел, и ничто ему не мешало. Трава каждый раз пригибалась, словно сейчас сядет вертолет. Над холмами кучились асператус [1], похожие на разбушевавшиеся море, они странно перемещались, благодаря ветру, принимая разные причудливые формы. В детстве они с Нэлли любили ложиться на траву и смотреть на небо, которое меняло свое настроение от полного спокойствия до настоящей бури. Обычно они делали это на Тролльем холме — было в этом нечто мистические, словно они соприкасались с миром, который описывал Льюс или Толкиен. Тогда Айлин мало придавала этому значение, но сейчас, прослушав ни одну пластинку из Англии, где обязательно был подобный налет сказок и загадок, она ощущала, будто спустя годы постигла таинство. Тогда это была детская игра, сейчас же это превратилось в шаманский ритуал. Осталось только принять ЛСД или выкурить косяк марихуаны и все, можно начинать шабаш, наблюдая за асператусом. Однако, Желтая пустошь, которую прозвали так из-за вечно пожухлой по непонятным причинам травы, не казалась Айлин загадочной, скорее вызывала неприятие. После жизни в Нью-Йорке она отвыкла от таких просторов и сейчас, идя по пустоши, она ежилась от страха и дискомфорта. Кажется, это называли агорафобией, но Айлин знала, что не страдает этим. Никто не знал, почему именно трава в этом месте становилась серо-желтой, словно ночью ее тронули заморозки и теперь она прибьется к земле навсегда, превратившись в итоге в гумус. Говорили, что многие ученые пытались выяснить причину, но никто так и не нашел, решив, что тут аномалия, из-за чего трава не растет и не исчезает совсем. Айлин увидела, как Джимми сидел на камне и, кажется, рисовал. Она не понимала, как вообще в такую погоду можно заниматься подобными вещами. Но Джеймса это никак не беспокоило — он смотрел вдаль, на тонкую зеркальную гладь реки Тап, что означала с валлийского "лента". — Мне сказали, что ты здесь, — снова повторила она. Джеймс продолжал рисовать, словно был здесь один. — Ты так и будешь меня игнорировать за то, как я живу в Нью-Йорке, слушаю эту адскую музыку и считаю одного парня из Уэльса самым лучше не свете вокалистом? Тебе не кажется, что ты слишком много берешь на себя в своих суждениях? Забывая чуть ли не самую важную заповедь: не суди и не будешь судим. — Ты не видишь, что я занят, — спокойно произнес он. — Таким тоном ты можешь разговаривать со своими рабочими. — Кто из нас еще высокомерный тип? — она закатила глаза. — То есть ты приписываешь мне грех гордыни? — он посмотрел на нее. — Прости, но я этим не страдаю. Определенно точно у тебя есть проблемы с понятием этого мира. Но духовные скрепы еще сильны и однажды все вернется на свои места. — Кому нужны твои духовные скрепы, которые держат в тисках людей, калеча их жизни? — Айлин запахнула пальто. — Я много чего повидала и могу с уверенностью сказать, что твоя дырявая мораль никому не нужна. — Ты же знаешь, что законы морали нужны всем, иначе человек скатиться в бездну, — парировал он. — Так что можешь не рассказывать мне про свои жизненные принципы. Ты же развелась… — Мне теперь утопиться из-за того, что Ричи решил спеться с продажной администрацией? Из-за того, что он занял денег у мафии и расплатиться с ними мог только протолкнув выгодные законы для этих вонючих макаронников? — пылко сказала Айлин. — Этих людей ничего не интересует кроме своей прибыли! — Ты бросила мужа в беде, — Джеймс снова уткнулся в свой альбом, продолжая рисовать причудливые облака асператус. — Думаю, что это очень жестоко. Могла дать ему шанс, выслушать, почему он так поступил. Может быть, он хотел как лучше. — Жестоко? — она удивленно вскинула бровь. — То есть брать деньги у Гамбино [2] — это вполне нормально, а потом помогать тем, кто держит за яйца весь город — это тоже хорошо? Ты уж определись, за какую именно ты мораль. А то получается лицемерие чистой воды, — Айлин прищурилась. — Так не бывает — нельзя угождать всем — это все сказки. Быть зайкой для всего общества просто нереально. Но ты явно иного мнения. — Я за то, чтобы брак — был браком, а не помойной ямой, где люди изменяют друг другу. А еще занимались тем, что не делает их ублюдками, — Джеймс встал, отряхивая пыль с пальто. — Думаю, что тут нет ничего сложного для понимая. — Вообще, я не горю желанием обсуждать с тобой свою жизнь в Америке. Начнем с того, что ты не понимаешь, о чем твердишь, постоянно осуждая таких, как я, за бунт и свободу, и закончим тем, что я тут не задержусь, — Айлин метнула в сторону Джеймса злой взгляд. — Я хотела поговорить с тобой о Камео-Хаусе. Джеймс взял альбом и карандаши, засовывая их в сумку. Он молчал, предпочитая делать вид, что Айлин здесь нет. Для Джеймса появление этой женщины в городе было подобно прорыву старой дамбы. Конечно, он сам хотел, чтобы она оказалась здесь, но он не предполагал, чем все это в итоге окончится — теперь он увидел очертания перемен, какие случатся в самое ближайшее время в Плезантроуз. Не надо было давать Джози обещание, которое он никак не собирался сдерживать. Но с другой стороны ему можно найти оправдание и даже не одно: начать надо хотя бы с того, что он не думал, что спустя столько лет Айлин превратиться в такую испорченную особу, и закончить тем, что Камео-Хаусу нужен был хозяин. Мужчина бросил еще один взгляд на Айлин. Он помнил, если она плотно смыкала губы, то чем-то недовольно. Конечно, есть большая разница между девочкой-подростком, которая посреди макового поля признавалась ему в любви, и той женщиной, что с укором смотрела сейчас на него. Безусловно Айлин изменилась: стала жестче за эти годы, смотря на мир без розовых очков, но ее юношеский максимализм остался, выражаясь в потребности сделать мир лучше, но при этом не избавляя его от уродства. Тупиковый это путь, но Айлин следовала по нему, явно не испытывая мук совести. Джеймс хотел, чтобы она убралась из Плезантроуза, но, с другой стороны, она должна была остаться, он это понимал. Это настоящая дилемма, которую просто так не решить, но Джеймс был уверен: или Айлин уберется из их города, или же она станет такой же, как и все. — Так что ты хотела узнать? — его голос звучал чуть мягче, и Айлин решила тоже избавиться на время от своего резкого тона. — Думаю, ты не нуждаешься в совете о продаже дома. — Вчера мне показалось, что в доме кто-то есть. Не знаю, но он действует на меня странным образом, — Айлин последовала за Джеймсом, он направился в сторону своего дома. — Я слышала скрипы и звуки на втором этаже. Мне казалось, что кто-то ходит там. — Ты что-то употребляла? — конечно, он имел в виду наркотики. Айлин насупилась: она не собиралась отвечать на этот вопрос. Скажи, что она вчера глотала «колеса», так сразу же последует вполне справедливый ответ — все почудилось. — Нет, — соврала она. Она прекрасно помнила, что ей слышалось и виделось до того, как она решила принять барбитураты [3]. Конечно, таблетки усилили ее страхи, но уж точно не галлюцинации. Айлин знала, что ей ничего не привиделось — Мне кажется, ты врешь, — раскусил он ее. — Все, кто слушает эту адскую музыку, обычно торчит на чем-нибудь. — Даже если я и приняла одно «колесо», это не значит, что у меня видения! — она топнула ногой, как капризный ребенок, которому все отказывались верить. — Почему ты отказываешься мне верить? — Дом старый, в нем давно не было ремонта. Что ты вообще хотела? — Джимми пожал плечами. — Я не знаю, что именно ты хотела от меня услышать? — Джимми… — она хотела было дотронуться до него, но он остановил ее, вытянув руку вперед. — Джеймс, — строго поправил он ее, — а еще лучше — отец Джеймс. — К черту твои формальности! — ее глаза горели, как у кошки, готовой кинуться на обидчика. — Я знаю тебя сто лет в обед, а ты тут расхаживаешь, как важная птица, словно король! — Я всего лишь священник, — Джеймс пытался смягчить ее гнев, — но ты в моем городе, что верно замечено. Просто за то время, что ты штурмовала Нью-Йорк, многое изменилось. Ни ты, ни я больше не будем такими, какими были раньше. — Иди к черту! — фыркнула она. — Я думала, что в тебе осталось хоть что-то человечное. — А я человечный, — парировал Джеймс. — Почему ты считаешь, что права здесь только ты? — Потому что я вижу, каким заносчивым типом ты стал! — рыкнула она. Айлин собиралась уйти, но Джимми схватил ее за локоть. Он резко притянул ее к себе. Но она быстро вывернулась из его хватки. Айлин привыкла, что за себя надо уметь постоять. В Нью-Йорке никогда не знаешь, куда тебя занесет жизнь и что будет завтра, и, конечно, надо быть смелой, чтобы встречать перемены, иначе большой город тебя перемолотит, превратив в порошок. Айлин быстро зашагала прочь от Джеймса. Она начинала понимать причину своего поведения, но гнала от себе эту мысль. С тех пор как она уехала из Уэльса — казалось бы навсегда — в ее постели побывало столько мужчин, что ничего не осталось от ее чувств к Джимми. Все в прошлом, однако, она злилась на него, наверное, от того, что он вел себя с ней, как с падшей женщиной, заслуживающий только презрения. — Скоро, я думаю, ты сможешь избавиться от этого дома, — крикнул ей вслед Джеймс. — И ты сможешь пропеть «Аллилуйя»! — ответила она и быстро пошла к дому. — Очень даже надеюсь, — прошептал Джеймс. Он не любил, когда рушили привычный уклад жизни, а Айлин именно этим и занималась. Джеймс улыбнулся. Все же в чем-то Айлин не изменилась. Прошло столько лет, а она была все той же девчонкой, которая не боится ничего. Он помнил, как она злилась, когда была готова подарить всю себя, а он отверг ее, сказав, что ему это не нужно. Джеймс понимал, что надо быть чуть мягче, но он просто не мог, ведь ему не хотелось, чтобы остаток жизни Айлин провела, мечтая о несбыточном. Тогда она поклялась, что ноги ее больше не будет в Уэльсе, и она почти сдержала свое обещание. Но вот она снова здесь и Джеймс все никак не может отделаться от ощущения, что она все так же любит его. Асператус продолжили кружить над городом. Ночью снова будет дождь. Джеймс пошел домой, думая о предстоящей Пасхе. Кое-что в их городе скоро измениться.

***

Гнев просто клокотал в ней. Конечно, она понимала, что Джимми вряд ли будет с ней откровенным. Конечно, он знал о чертовщине, что творилась в Камео-Хаусе, но предпочитал игнорировать подобный факт или же просто не делиться с ней своими знаниями. В этом всегда был весь Джеймс. Иногда он казался ей занудой, но Айлин редко замечала это, ведь она любила его. Она думала, что он самый лучший на свете парень, как жаль, что она не понимала — мир за пределами Плезантроуза огромный и ждет ее. Она и сама не знала: верила ли она в мистическую сторону всех событий или стоило все же искать хоть какое-то логическое объяснение. Но Айлин была убеждена — с домом творится что-то неладное. Это пугало ее, да и сам Плезантроуз не отвечал ей любовью. Айлин свернула в сторону макового поля. Теперь там росла лишь сорная трава, которая была такой высокой, что рыцарей на конях можно спрятать. Она стояла на краю поля, не решаясь войти в заросли травы: кто знает, что прячется там? Там могли находиться животные и змеи, пусть сейчас и весна, но подобная прошлогодняя трава, которая даже под гнетом снега не склонилась к земле, наверняка хранила в себе множество секретов. Странно, но только сейчас она поняла, что Плезантроуз был настоящее аномалией. В детстве все странности ей казались признаком избранности города — местом, где могли жить эльфы, тролли и феи. Тогда она, как и многие, была увлечена книгами, а сейчас музыкой, что прославляла эту загадочность, но веру в особенность города она уже потеряла. Скорее это Богом забытое место, не пригодное для нормальной жизни, где все выживали, и почему-то не могли уехать навсегда. Айлин коснулась пожухлой травы: она так и не решилась пройти на середину поля. Дорога через него вела к другим холмам, усыпанным камнями, словно тролли раскидывали их в порыве гнева. На некоторых камнях были сделаны странные рисунки и надписи, если верить местным жителям, на кельтском языке. Айлин сейчас уже и не вспомнить, что там было, но много лет назад это ее очаровывало. Они с Нэлли часто ходили к Сиреневым холмам, прозванным так за цветы, которыми были усыпаны склоны и подножья, минуя Маковое поле, затыкая нос, чтобы дурманящий аромат не проникал в голову. Они часто играли на склонах Сиреневых холмов, превращались в фей и разговаривали на непонятном языке. Когда Айлин возвращалась в Вашингтон и рассказывала о своих играх подружкам, то они не понимали и смеялись. Да, американцам весь этот английский фольклор был просто чужд, всех интересовали комиксы, супер-герои, ковбои и поп-музыка. Но Айлин не унывала, она знала, что в ее жизни есть место магии. Женщина закашляла. В последние дни все чаще и чаще прошлая болезнь начала давать знать о себе, но она решила довериться книжке рецептов Джози — у нее против любой болезни было правильное средство. Айлин чувствовала, что скоро приступы пройдут и она сможет дышать полной грудью, перестав задыхаться после долгой ходьбы. Вдруг она услышала плачь. Айлин тряхнула головой. Никто в такую паршивую погоду не будет гулять. Дети тем более. Ветер продолжал завывать. Айлин развернулась, чтобы пойти домой: она так и не решилась пересечь Маковое поле. Она прошла несколько дюймов и снова услышала плачь. Айлин остановилась, прислушиваясь, но снова наступила тишина. Ветер стал еще сильнее. Асператус превращались в причудливые формы, а местами на небе возникли просветы, что означало — дождя, наверное, все же не будет. Запахнув пальто, Айлин решила, что это все ветер, но ребенок продолжал плакать, и тогда она решила проверить, что на самом деле происходит. К счастью она надела резиновые сапоги, которые нашла в кладовке у Джози. В это время года почва была как кисель: постоянно сырая из-за частых дождей, тут никак не обойдешься без крепкой обуви. Благо в самом городе можно было ходить в чем хочется. Айлин вернулась назад. Она остановилась на тропинке, мысленно решаюсь пройти через Маковое поле. Она решила, что сделает это быстро, пусть палки от старой травы и будут постоянно цепляться за одежду. Айлин старалась не думать ни о чем, просто шла вперед, ощущая при этом беспокойство. Когда она оказалась на другой стороне, то смогла выдохнуть. Женщина совсем не понимала, почему ей было так страшно, что вообще могло быть такого ужасного в том, чтобы просто пересечь поле, на котором каждое лето расцветали маки. — Это не так уж и страшно, — утешила она саму себя. Ветер на этой стороне почему-то не так завывал, как на другой. Айлин списала все на холмы, резавшие бурные воздушные потоки. Конечно, это объяснение с трудом попадало под законы физики: все же Сиреневые холмы — это не Гималаи, а всего лишь земляные насыпи, и они не могли так влиять на ветер. Но Айлин надо было ухватиться хоть за какое-то объяснение. Она снова услышала плачь ребенка. В сизом вечернем мареве трудно было разглядеть многие очертания. Еще час и стоит возвращаться домой, иначе что-то может приключиться. — Эй, где ты? — крикнула она. — Я помогу тебе? Но никто ей не отвечал. Лишь тишина. Айлин решила пойти поискать ребенка. — Эй? — снова крикнула она. — Где же ты? Она запнулась об камень, упала на траву. Айлин дотронулась до ноги, пошевелила пальцами, понимая, что ничего не повредила. Ноги на мягкой размытой земле от дождей разъезжались в разные стороны. Она кое-как поднялась, смотря вдаль. Плохая была затея приходить сюда. Айлин вспомнила, как Джози постоянно ругалась на них с Нэлли за то, что они ходили сюда. Однажды здесь пропало две девушки. Говорили, что их убили, но тел так и не нашли. Потом шептались, что их похитили, как это сделал герой книги «Коллекционера» [4], но никто так и не требовал выкупа. Затем стали выдвигать теории, будто девушки решили сбежать в большой город, что казалось ближе к истине. Никто так точно и не знал, что случилось с шестнадцатилетними девчонками, которые с самого детства были не разлей вода. Джози, конечно, догадывалась, когда они врали ей, что были у реки или в самом городе, но она предпочитала делать вид, что не замечает этого. Однажды они с Нэлли заблудились в тумане и очень долго не могли найти путь домой, после этого им влетело от Джози так, что несколько лет не тянуло совершать подобные прогулки. — Эй! — крикнула снова Айлин. Вдруг ей показалось, что вдали мелькнула тень. Айлин глубоко вздохнув, пошла в сторону, где видела темный силуэт. — Эй! — опять крикнула она. — Остановись! Идти по холму вверх куда труднее, чем спускаться, особенно если земля была сырая. Айлин не понимала, как девочка поднимается легко наверх, в то время как ее ноги вязли в траве. Она не успевала за девушкой и это сводило ее с ума. — Эй! — она уже почти сорвала голос, но все равно ощущала, что должна разобраться со всем происходящим. Айлин задыхалась: она больше не могла подниматься наверх, но решила приложить последнее усилие. Начало уже темнеть — камни, деревья и низкорослые кусты стали терять очертания в сумерках. Она снова запнулась об камень, но кто-то ее подхватил. Она отчаянно заплакала, уткнувшись в кожаную куртку мужчины. В нос ударил мускусный запах смешанный с потом. — Все уже хорошо, — этот голос она узнала бы из тысячи. Айлин выпрямилась, понимая, что сейчас совсем не время для слабости. — Что ты тут делаешь? — спросила она, стараясь не заглядывать в глаза Джеймса. — Тамма убежала. Это собака, — он продолжал держать в руках Айлин. — Она часто сбегает. Совсем не слушает маму. — А, — протянула женщина, — все понятно. — Пойдем, я помогу тебе добраться до дома, — предложил Джеймс. — Что ты тут забыла? — Мне показалось, что здесь потерялся ребенок. Я ничего не принимала, — она поняла, что продолжает дальше плакать. — Это просто ветер, — ответил Джеймс. — Нет, это был не ветер, — возразила она, скорчившись от боли, все же она ударила ногу. — Что ж, тебе придется терпеть мою компанию, — он подхватил ее на руки. — И даже не смей мне возражать. — Но я… — Айлин замолчала. — Вот и хорошо, — он улыбнулся. Айлин прижалась щекой к его груди, и ей стало спокойно. Разве так бывало с Ричи? Нет, никогда. И эта мысль ужаснула ее.