Опасное наследство

Она доверчиво прижалась к нему, пряча лицо в его махровом свитере. Айлин замерла, предпочитая не шевелиться. Она вспомнила, как в двенадцать лет подвернула ногу, и Джеймс нес ее домой. Это отпечаталось в памяти, кажется, навсегда, и еще долго она переживала тот момент, ощущая, как в животе порхают бабочки. Айлин не знала тогда, что это называют половым влечением. Ей было всего лишь двенадцать лет, а на дворе стоял 1956 год, тогда было просто не прилично говорить о подобных вещах. Девушек, думающих о сексе, называли шлюхами, но Айлин воспринимала все как любовь, так уж она была впечатлена «Лолитой» [1], которую прочитала втихаря, пока никто не видел. Сейчас она смеялась над этим. В десятилетие, когда все только и делали, что занимались сексом, она осознала, как рано в ней проснулось влечение к мужчинам. Ей было четырнадцать, когда она лишилась невинности. Слишком рано, чтобы начать взрослую жизнь, и слишком поздно, чтобы сожалеть о потерянной любви. Это было очень глупо и неловко, и Айлин не понимала, почему некоторые восхищаются телесной близостью. Эдди, ее дядя, брат отца, говорил, что так со всеми бывает, и намекал, будто в итоге она откроет для себя все грани наслаждения, особенно если и дальше будет продолжать. Тогда ее нисколько не смущало, что Эдвард Гордон-Льюис, будучи старше ее на двадцать лет, уложил в постель. Это было забавно, да и дядя Эдди всегда ей нравился. Кто бы мог подумать, что все его подарки, игривые жесты — это способ завлечь ее в свои сети. Айлин не испытывала чувства стыда, не ощущала, что она грязная и несчастная. Ей не было плохо, просто это случилось в ее жизни. Сейчас оглядываясь назад, она понимала, что не все в ее жизни было гладко и не надо было воспринимать домогательства Эдди, как нечто обычное, ведь это же инцест. После той единственной ночи к ней никто не прикасался почти два года и на заре шестидесятых она начала встречаться со студентом Лео Болузом. Это был обжигающий роман, но все окончилось, когда Айлин уехала в Бостон, где и познакомилась с Ричи. До того как она связалась с хиппи, поняв всю силу протеста, а музыка прошла красной нитью по ее судьбе, Айлин не принимала свободной любви, но жизнь в Бостоне открыла ей глаза на многое. Да, она была свободна от множества предрассудков, а для закостенелого общества Айлин была шлюхой без мужа и детей. Для прогрессивной части людей — она жила, не оглядываясь назад. Да, она испытывала сейчас влечение к Джеймсу, но знала, как с этим справится. Наверное, это не грех — желать священника? А может быть, ее старая влюбленность к нему так и не прошла? Джеймс шел аккуратно, несмотря на то, что на Сиреневые холмы опустились тяжелые сумерки. Он легко преодолевал расстояние, словно все камни расступались перед ним. Айлин все крепче прижималась к нему, понимая, что он устал нести ее. Не то, чтобы она была тяжелой. Нет, за последние полгода она сильно похудела. Когда-то она весила намного больше, но пережитая болезнь забрала часть ее сил. Впрочем, Айлин радовалась худобе, потому что теперь она могла позволить себе любую одежду, как во времена былой юности. Брак с Ричи немного испортил ее: будучи влюбленной и уверенной, что он никуда не уйдет, она стала много есть и, когда видела, как модные джинсы не сходятся на талии, начинала поглощать еще больше наркотиков. Не то, чтобы она была зависимой. Айлин прекрасно могла бросить их. Просто перестать употреблять. Конечно, ей нравилось это изумительное ощущение легкости, ясность, наступавшая после кокаина, и, безусловно, эйфория во время секса. Но Айлин была не настолько зависима, чтобы не представлять свою жизнь без кайфа. Сейчас, после нескольких месяцев борьбы с болезнью, она смотрела в зеркало и видела, как нравится себе. У нее горели глаза, а еще ей безумно хотелось флиртовать со всеми мужчинами. Джимми нес ее так, словно у него в руках была пушинка. Они быстро миновали Маковое поле, а потом, спустя пятнадцать минут, уже были у ворот Камео-Хауса. Она думала, что он оставит ее на пороге дома, но нет — Джимми отнес ее в гостиную, посадив на диван. — Все в порядке? — спросил он. — Да, кажется все хорошо, — она прикусила нижнюю губу, стараясь не смотреть на Джеймса. — Думаю, что нет, — он опустился на одно колена перед ней. Айлин изумлено посмотрела на него и в голове у нее проносились мысли — одна пошлее другой. Кажется, в одном из порнофильмов было такое. Очень красивый священник стал снимать с девушки туфли, а потом они занялись сексом. Айлин снова прикусила губу — это было слишком глупо. Она тряхнула головой, прогоняя подобные мысли. Джимми стянул с нее сапог, потом другой. Он делал все аккуратно и медленно, словно знал о всех ее развратных мыслях и тем самым дразнил. Айлин тихо набрала воздуха в легкие, ощущая, как внутри у нее все начинает вибрировать. Он провел ладонью по ее щиколотке, потом по второй. — Кажется, все в порядке, — он отпустил ее ногу и Айлин испытала разочарование. — Наверное, будет немного тянуть мышцы, но можно сделать массаж. — Спасибо, — выдавила она из себя. — Что ж, мне пора, — он встал. — Джимми, — она схватила его за руку. Он не стал ее поправлять или пытаться высвободиться их ее хватки. — Прошу тебя. — Айлин… — Не оставляй меня ночью. Этот дом… Он пугает меня, — она чувствовала, как ее голос ломается, почти переходя в плач. Черт! Самое худшее — быть слабой в глазах мужчины. Они терпеть не могут, когда женщины разводят слезы. — Айлин… — Я прошу тебя, Джимми. Я ничего не принимала. У меня все в порядке с этим, — она еще сильнее схватилась за него. — Джимми… — Хорошо, — услышала она, испытав облегчение. Она не верила в то, что Джимми остался с ней. Она думала о том, чем они будут заниматься, что будут делать сегодня. Но по сути это не важно, ведь Джимми был здесь. — Я приготовлю ужин, — сказал он. — Я думала, что сейчас строгий пост, и ты никому не даешь послаблений, — напомнила женщина. — Да, никому. Но сегодня все же есть исключение и Бог простит нас за это. Ты вся дрожишь, — отметил он. — О… — и она не знала, что на это сказать. — Сейчас я затоплю камин, — Джимми оставил ее, и ушел на улицу, где под крышей дома, хранились поленья. Айлин думала, что он уйдет и больше не появится. Это было бы вполне логично, учитывая, что наверняка у нее на лице было написано — возьми меня. Ее легко можно было назвать больной, поскольку в ней было очень сильное влечение к мужчинам. Она любила проводить с ними время, ей нравилось с ними спать, но при всем этом сердце она могла отдать только одному. Айлин думала, будто Джеймс раскусил ее, но она отогнала эти мысли, как назойливую муху. Джимми вернулся не сразу же. Он принес несколько поленьев и, ничего не говоря, пошел топить камин. Айлин любовалась его крепкой подтянутой фигурой, ловкими и точными движениями. Ощущала, как вспотела, а в ногах появилась знакомая дрожь. — Что ж, теперь можно заняться ужином, — Джеймс положил кочергу на место. — Что? — Ничего, — она покачала головой. Вот черт! Чуть не выдала себя с головой. Конечно, Джеймс вряд ли понимал, что такое влечение и как с ним бороться. Вряд ли он вообще понимал природу подобных чувств. Для него все это было чуждо. Она вообще сомневалась в том, что хоть раз в жизни он спал с женщиной, и все же… Все же было в нем нечто такое, что порой она видела в рок-музыкантах. Они всегда обладали такой уверенностью, что сбивала с ног. Уверенностью, что все женщины в зале хотят их. Смотря на Джимми можно было сказать о том же самом. У него была несколько грубая красота: брутальность скользила просто во всем, а сексуальность била ключом. Темные волосы, зализанные назад, говорили о том, что ему нравились голливудские актеры вроде Марлона Брандо [2]. А легкая щетина доказывала, что он ничем не отличался от многих рок-музыкантов, которые всегда выглядели небрежно, но девушки безумно хотели их. Она слышала, чем он занят на кухне. До Айлин доносился звон ложек и кружек, скрип старенького холодильника и шкафов. Она слышала все его шаги и порой считала, до куда он дошел. Конечно, он хорошо знал, как устроено все в Камео-Хаусе, ведь в последние годы он ухаживал за Джози. Джимми провел здесь много дней и, пусть в последние недели Айлин многое переставила в доме, он все же знал, что и где искать. Он вернулся в гостиную минут через тридцать. Приготовив овощи и ягодный чай. Конечно подобной едой вряд ли можно наесться, но Айлин решила, что потом ночью доест ветчину. В Уэльсе она постоянно хотела есть. Женщина совсем не понимала причины проснувшегося дикого аппетита. В Нью-Йорке она больше пила, чем ела. Завтрак всегда был простым и чаще всего на ходу, обед таким же, если, конечно, она не выходила из офиса, чтобы провести свое время отдыха в ресторане, но это случалось редко. Ужин был таким же сумбурным: перекус до дома, а потом в клубе алкоголь с минимумом закусок. Она не считала себя алкоголичкой. Черт возьми, в Нью-Йорке пили все, питейных заведений было столько, что не все выдерживали между собой конкуренцию, а еще хватало с виду паршивых забегаловок, но в них готовили очень вкусную еду на вынос. В Уэльсе все было иначе. Айлин стала нормально питаться, пусть Джеймс постоянно напоминал, что сейчас пост и нужно его придерживаться. Джимми подал ей тарелку. Она взяла вилку и стала быстро опускать пищу в рот. Наверное, это свежий воздух на нее влиял, а может все дело было в том, что большой город со своими огнями и вечной суетой был далеко от нее. Айлин совсем не знала, что на это сказать. — Ты, наверное, не привыкла к этому, — вдруг сказал Джеймс. — К чему? — К этому воздуху, природе и, самое главное, правилам, — Джимми прищурился. — Правила — это самое худшее, что придумали на свете люди. Особенно моральные, — она продолжила есть. — Почему же? — в его голосе не было резкости или раздражения. — Потому что ограниченные люди не способны творить и смотреть на мир иначе, — ответила она. — Понимаешь, о чем я говорю? — Нет, не очень, — он бросил на нее внимательны взгляд. — Тогда… Она поднялась с дивана и отправилась к проигрывателю, что стоял на книжных полках. В Монтгомери, в единственном магазине с грампластинками, она купила последний альбом Black Sabbath [3], который просто до дыр заслушала в Нью-Йорке. У Айлин было много знакомым из шоу-бизнеса и ей рассказывали смешные истории, как группа записывала пластинку в Бэль-Эйр [4]. Слухи всегда разгорались, как сухая осенняя листва, и, конечно, это придавало особую атмосферу альбому. Айлин быстро вытащила из конверта пластинку. Джеймс видел только на черном фоне желтые и белые буквы, не успев прочитать название. Айлин поставила вторую сторону альбома, начиная со «Snowblind». Песня, где пелось про кокаин, пусть и завуалировано. Что ты получаешь и что видишь Не простые вещи Веселое чувство в моей вене Сосульки у меня в мозгу Кокаин! Она взяла пачку сигарет и закурила, несмотря на Джеймса. Конечно, ей было интересно, какая у него реакция на происходящие. Скорее всего он был потрясен. Айлин медленно обернулась к Джимми. Он просто смотрел на нее, а в это время Оззи Осборн [5] продолжал исполнять песню. Что-то взрывается у меня в голове Зимний лед, скоро он распространится Смерть заморозит целиком мою душу Осчастливит меня, бросит в холод. Джеймс взял чашку с ягодным чаем. Он продолжил смотреть на Айлин, а она снова отвернулась от него, продолжая курить. Она ощущала на себе его обжигающий взгляд. Конечно, ему было не чуждо все плотское, но он предпочитал скрывать это от всех и себя самого. Мои глаза слепы, но я могу видеть Снежинки сверкают на дереве Хватит солнцу освобождать меня Чувствую, что ничто не заморозит меня. Они продолжали молчать. Джеймс был словно парализован. Айлин словно преобразилась, когда заиграла эта дьявольская музыка. Ее рыжие волосы облаком лежали на ее хрупких плечах. Рука красиво двигалась вверх-вниз, от губ к бедру. В полумраке комнаты мерцали красные огоньки от сигареты, а очертания табачного дыма, словно асператус, придавали Айлин загадочности. Она и правда сейчас была похожа на падшую женщину. Было проще всего встать и уйти, но Джеймс почему-то не мог. Пусть продолжает сиять зимнее солнце Разрешая мне чувствовать рассветную стужу Наполняя мои сны снежинками Скоро я почувствую растущий озноб. Он понимал, о чем песня и под чем она была написана. Конечно, многие музыканты не скрывали, что они употребляют наркотики, но Джеймс считал это грехом. Все это — настоящая чушь, будто они способны открывать сознание и помогать вдохновению литься на грампластинки и листы бумаги. Все это от Лукавого. Неужели ты думаешь, что я знаю, что творю Не говори мне, что я ошибаюсь Ты единственный настоящий неудачник Вот здесь мое место. Хорошо ! Джеймс хотел попросить ее остановиться. Он не хотел больше слышать этот странный голос, эти гитарные переливы. Но он словно потерял голос и не мог сказать Айлин, чтобы она прекратила эту сатанинскую пытку. Она продолжала задумчиво курить, явно думая, о чем-то своем. Хрустальный мир с зимними цветами Превращает мой день в замороженные часы Лежу ослепленный снегом под солнцем Грядет ли мой ледниковый период? Музыка постепенно сникла. Айлин и не собиралась останавливаться. Она быстро перевела иглу на другую песню. «Laguna Sunrise» — красивая инструментальная композиция, вдохновленная закатом в Лос-Анджелесе во время утомительного тура. И Джеймса поразил контраст. После тяжелых риффов, просто сумасшедших ритмов, звучит что-то нежное и красивое. — А ты думал, что вся музыка такая дрянная, воспевающая наркотики и секс? — она обернулась к нему, туша сигарету. — В общей массе, — уточнил он. — О, тогда ты живешь в вакууме. Мужчины столетиями угнетали женщин, называя их потаскухами лишь только за то, что они позволяли себе быть свободными, и вот сейчас мы можем делать все, что нам хочется. И такие, как ты, пытаются снова установить рамки, — Айлин села на тумбу рядом с проигрывателем. Она перевернула пластинку и переключила иглу, поставив на «Changes». — Вот видишь — не все сводиться к текстам о наркотиках и сатанинским гитарам. — Зачем ты это делаешь? — он замер, забыв про свой чай, который начал остывать. — Что я делаю? — уточнила она. — Пытаешься совратить меня, — он затаил дыхание. — Боже… — она тихо засмеялась, пряча лицо в ладонях. — Все намного проще, чем тебе кажется. Впрочем, я так и думала, что ты ничего не поймешь. — А что я должен понимать? — спросил он, пристально смотря на нее. — Ничего, — она пожала плечами. — Ничего не должен понимать. — Айлин… — он поднялся с дивана. Она думала, что он сейчас подойдет к ней, но Джимми не двигался. Айлин насторожено посмотрела на него, думая о том, что ему лучше уйти. Это было правильно, но она не хотела оставаться этой ночью в одиночестве. — Айлин, — она и не поняла, как он оказался рядом с ней. Айлин тяжело вздохнула, ей почему-то стало не по себе. Она вспомнила, как в юности он обнимал ее, прижимая к своей крепкой груди, когда она была расстроена или же напугана. О, как же давно это было! С тех пор они оба повзрослели и изменились. Трудно сказать, в какую сторону, но Айлин думала, что Джимми только выглядеть стал лучше, но внутренне он больше не был похож на того милого парня. Ей совсем не нравились его властность и нетерпимость. Порой она боялась его, а иногда мечтала о нем, и этот эффект, что Джеймс производил на нее, раздражал ее. Прошло больше недели с тех пор, как она приехала в Уэльс, и Айлин понимала, что она пропадет, если не вернется в Нью-Йорк. Она просто подняла на него глаза, ощущая, как у нее громко бьется сердце. Джеймс ничего не делал, явно решался на то, чтобы прикоснуться к Айлин. Она читала это желание в его темных глазах и все что осталось Айлин сделать — это подтолкнуть его, но она не шевелилась. Знала, что это просто бесполезно. Джеймс взял ее за руку, резко поднимая на ноги. Она оказалась в опасной близости с ним. Его глаза так странно сияли, что она испугалась. Айлин казалось, что сейчас он попытается выбить из нее всю дурь, решив, что лишь только жесткими методами сможет ее вернуть на истинный путь. Женщина сглотнула, но Джеймс ничего не делал. А потом… Впив пальцы в ее мягкое предплечье, его губы накрыли ее рот. Black Sabbath уже играли «Supernaut», где Оззи творил всякие безумства. Все происходящие и правда смахивало на сумасшествие. Этого не должно было случится, но Айлин мечтала об этом долгие годы. Многие девчонки мечтали о том, как лишатся невинности с рок-звездами, а она придавалась фантазиями о том, как ляжет в постель с Джимми. Ей было всего лишь двенадцать лет, но теперь она понимала, что ничем не отличалась от тех девчонок, что именовали себя бэйби-группиз [6]. Только она начинала это раньше них, когда это не стало еще помешательством. Джеймс еще сильнее впился пальцами в мягкую плоть, углубив поцелуй. Айлин подумала, что для священника он уж очень хорошо целуется, но мысли быстро потонули в шуме крови в голове. Она закинула руки к нему на шею, надеясь, что не испугает его своей решительностью. Айлин не хотела, чтобы это прекращалось. Джимми, не отпуская ее и не прекращая поцелуй, понес ее к дивану. Они упали на него, и Айлин надеялась, что он не сломается от их напора. Его губы скользнули по ее шее, и она застонала. Все прекратилось в миг. На нее, словно вылили ушат воды. Айлин ничего не понимала. Она лишь ощутила, как приятная тяжесть мужского тела исчезла. — Джимми… — все же решилась она сказать. — Именно этого я и боялся, — он поднялся, смотря на нее с укором. — Чего боялся? — Того, что ты будешь тут мутить воду! — крикнул он. — Что? — она не понимала, что вообще происходит. — Ты всегда говоришь, что дитя своего времени, но я к нему не принадлежу и не хочу. Не стану участвовать в этом мракобесии! — он подошел к креслу, где лежало пальто. — О, Господи! — она закатила глаза. — Это тут при чем?! — Не упоминаний Господа! — резко сказал он. — Знаешь, что… — Что? — Надеюсь, что ты скоро уедешь отсюда! — и он ушел хлопнув дверью. Уехать так быстро? Это точно не входило в планы Айлин. Ей нужны эти чертовы деньги!