Опасное наследство

Волнение подкатывало к горлу. Айлин пыталась привести все мысли к единому знаменателю, но пока у нее ничего не получалось. Она сделала глоток виски из маленькой бутылочки, ощущая, как алкоголь обжег глотку. Она все думала, что с ней будет дальше, и размышляла о том, что сказала ей Девон. Она призналась, что Плезантроуз умер, а Джози сейчас живет в другой городе. Наверное, это все самый настоящий бред, который стоит вообще игнорировать, но Айлин это тревожило, отчего она не спала всю ночь. Прежде чем подъехать к дому Джози, она зашла в телефонную красную будку, чтобы позвонить Нэлли. — Ты знала, что твоя мать все же жива? — Нэлли ничего не ответила, явно обдумывая все сказанное. — Ты знала, что Плезантроуз находиться под завалами земли и угля? — Давно? — спросила кузина. — Уже двенадцать лет, — ответила Айлин. — Тогда куда я приезжала и кого видела? — в ее голосе слышалось удивление. Оно не было наигранным или же каким-то странным. — Я не знаю… — Когда это случилось, я была в Шотландии у своей тетки. Так вот почему она просила меня крепиться. А потом она посадила меня на поезд, отправив домой, но, получается, я не должна была приехать в Плезантроуз. Я ничего не понимаю. — Я тоже, — Айлин выдохнула. — Слушай, меня тут твой муж нашел, он приехал сюда… — Черт!.. — Айлин хотела его увидеть, но не думала, что так скоро он приступить к действиям. — Я займу его, — сказала Нэлли. — Не едь к Джози, оставь все как есть. — Я не могу, — он повесила трубку, чтобы Нэлли не успела ничего сказать. Айлин знала: для нее уже нет пути назад. Теперь она была просто обязана обо всем узнать, чтобы призраки ее больше никогда не преследовали. Ей давно уже надо было расставить точки над нужными буквами, чтобы не осталось ни сомнений, ни вопросов и, самое важное, никакого желания открывать двери прошлого. Дом Джози был обычным, ничего примечательного, кроме отряда кошек, что паслись у ее дома, явно ожидая пропитание. Айлин выпустила Типпи из сумки, оставляя слегка приоткрытым окно машины. Она сделала глубокий вдох и направилась к дому. Нужно сейчас со всем этим покончить раз и навсегда. Дом под номером восемнадцать оказался одним из целого ряда больших угрюмых особняков, построенных из темно-серого камня. Айлин прошлась, набираясь смелости, взад-вперед по улице. Стоял один из тех редких, ослепительно-солнечных дней, когда воздух тепел, точно в мае. Потом поднялась на крыльцо и постучала. После довольно долгой паузы дверь открыл малорослый седой человек, одетый в траурный наряд. — Я мисс Паркер, — произнесла она с дрожью в голосе, ощущая волнение и испытывая некое смущение. — Я владелица Камео-Хауса из Плезантроуз и… Я подумала, мне нужно зайти, принести свои соболезнования семье… Она поняла, что дом полон скорби. Надо было послушать местные сплетни, прежде чем ломиться. Один опрос девушки из булочной — капля в море. Она была юна и вряд ли интересовалась разного рода сплетнями: ее заботили совсем иные вещи, и это было нормально. Ничего удивительного нет в том, что Сьюзи навала дом Джози обиталищем старперов, где жили тетя, ее друг доктор Купер и дворецкий. Джози Сьюзен окрестила чудной старухой, и это с трудом попадало под те воспоминания, которые остались в памяти Айлин. Но она уже решила идти до конца и отступать было некуда. Сьюзен рассказала, что доктор умер пять дней тому назад, его успели закапать, и, наверняка, уже начали есть черви. Девушка не знала старика лично, но слышала те слушки, что приносили ветра. Говорили, он был нацистским врачом, работал в Дахау проводя свои страшные эксперименты, но в то же время шептались, будто он раньше спасал жизни людей. Никто толком не мог рассказать о его прошлом, как и о том, откуда взялась Джози и чем она занимается в последние тринадцать лет. Тетя стала призраком — тем самым призраком, что бродил по полям вокруг Плезантроуз. Но она была из плоти и крови, или все же нет? Айлин ощущала беспокойство, но отгоняла от себя всякое зерно, напоминавшее об инстинкте самосохранения. Она знала, что не будет ей никакого покоя, пока не узнает, что скрывается в этих долинах, и какой черт тут на самом деле бродит. — Это очень любезно с вашей стороны, мисс Паркер, только, боюсь, нет никакой семьи: доктор Давенант был не женат и совсем одинок в этом мире. Мое имя — Брайан, я был его дворецким. — Не могла бы я войти на минуту? — произнесла она. — Я не очень хорошо себя чувствую, — это было не более чем правдой — у нее просто подгибались колени, так что Айлин едва стояла на ногах. — Конечно, мисс Паркер. Прошу вас, проходите, вот сюда. Две минуты спустя она уже сидела в огромной мрачной гостиной с бокалом портвейна в руке, а мистер Рестон взволнованно хлопотал вокруг нее. Ей хотелось увидеть Джози, но никто не спешил открыть ей правду. — Это должно было стать для вас большим потрясением, мистер Рестон, — сказала она. — Очень большим, мисс Паркер: такой ужасный случай. Я так понимаю, вы тоже там были во время этого несчастья? — Да, — ответила она, благодаря судьбу за темноту в гостиной, — но боюсь, что не имею ни малейшего представления, чем был вызван этот взрыв. Мы ведь даже не знали, что доктор Купер в доме, когда это произошло. А могу я спросить, как долго вы с ним пробыли? — Двадцать лет, мисс. С тех самых пор, как он в Лондон приехал. — А где же он раньше жил? — За границей: в юности он был великим путешественником. — Я слышала, он однажды пострадал от пожара? — Да, мисс Паркер, это случилось в Праге, незадолго до того, как я к нему поступил. Отель, где он остановился, сгорел дотла, ему повезло, что он выбрался живым оттуда. Он в те дни перчатки носил даже дома,как и защитные очки; а бороду отращивал очень большую — говорил, это помогает коже лучше заживать. — Для его друзей это, должно быть, был настоящий шок. — Кем вы ему приходитесь, я забыл… — Я жила здесь, знала его тогда. К нему еще любил ездить на лекции Джимми Рочестерский, — осторожно сказала она. — Ах, да помню этого парня. Джимми помогал ему в доме. — Дворецкий явно был готов сменить тему. Спустя минуту молчания он вернулся снова к прежней теме: — Хозяин никогда про это не говорил, только, я думаю, он со своими старыми знакомыми порвал из-за этих своих увечий. Ну и, конечно, он длительное время отсутствовал в те несколько первых лет, что я был с ним. Айлин оглядывала комнату. Мысли ее метались. Если дом и сохранил что-то из прошлой жизни, что же это может быть? Картины — те, что она могла рассмотреть в тусклом свете— все были пейзажами. — Простите меня, мисс Паркер, я никогда не думал, что доживу до этого дня… Я уверен, мой хозяин не захотел бы, чтобы я разочаровал вас. Если вы уже оправились, не хотите ли пройти за мной? Он повел Айлин наверх по каменной лестнице, шаги громко отдавались в тишине; затем они вошли в длинное помещение, где стены были обшиты деревянными панелями, а свет — гораздо ярче, чем внизу. Айлин наивно полагала, что полотна будут беспорядочно нагромождены здесь от пола до потолка, но увидела лишь один ряд картин, развешенных по стенам так, что их размещение явно потребовало серьезных раздумий. Она пошла вдоль стен галереи, дворецкий шел с ней бок о бок, а ее мысли бежали впереди нее. Конечно, самым лучшим местом, чтобы что-либо спрятать, был кабинет, но какую причину могла бы она привести, чтобы оправдать свое желание попасть туда, не говоря уже о том, чтобы остаться там в одиночестве? Притвориться, что падает в обморок? Оставит ли он ее одну, чтобы пойти за доктором? Разумеется, нет: он позвонит в полицию; но она может спросить, нельзя ли ей прилечь ненадолго. Да и есть ли еще другие слуги в доме? Здесь казалось тихо, как в могиле. Они почти дошли уже до дальнего конца галереи, и она набиралась храбрости, чтобы упасть без сознания у ног мистера Рестона, когда увидела большое полотно — картину, изображавшую старый замок при лунном свете. До сих пор она машинально переходила от полотна к полотну, едва сознавая, что видит, но тут узнавание поразило ее, словно удар в лицо: Айлин смотрела на Камео-Хаус и его округу — такими, какими она их запомнила, а не видела сейчас. Лунный свет сиял над темной глыбой дома, серебря черепицы и проливаясь на заросшую подъездную аллею, ложился на нее словно лужицами воды. Ветви протягивались густо и непрошено, угрожая заполонить дом, осыпающиеся трубы с покривившимися зонтами и приделанные к ним громоотводы четко и голо вырисовывались на фоне блистающего неба. Но более всего глаз притягивало оранжевое свечение в верхнем окне, тонко заштрихованном паутиной свинцовых прокладок меж витражных стекол; это же свечение — только более слабое — виделось снова в двух следующих за ним окнах и в следующих двух — еще слабее, а за ними, в стеклах других окон, оставалось уже лишь тусклое отражение лунного сияния. У картины не было названия, но подпись в нижнем левом углу не оставляла сомнений: «Май 1959, Карен Валли». Айлин трясло от такой реалистичности, от того, что не совпадало то, что она видела недавно и могло бы застрять в ее памяти. Теперь она знала, почему ничего не могла вспомнить — это все было лишь дурманом. Игрой воображения, как от приема кислоты. Достаточно вырваться из тумана — и на тебя обрушивается оглушающая реальность. Вот, что случилось с ней в Плезантроуз. — Как… как давно, если вы знаете, висит здесь эта картина? — спросила Айлин. — Всего несколько недель, мисс Паркер. Доктор Купер любил менять картины в галерее, знаете ли. — Вы хотите сказать, что он купил ее всего несколько недель назад? — Это мое предположение, мисс. Он мне не говорил. Хотя он спросил о моем мнении, когда я здесь одним утром вытирал пыль. «Довольно зловеще» — отважился я сказать: его это, кажется, позабавило. — А он вам не… Вам известно, что это за дом? — Нет, мисс Паркер. — Это мой собственный дом, Камео-Хаус. Карен Валли, которая написала эту картину, умерла месяц тому назад… Доктор Купер когда-нибудь о ней упоминал? — Нет, мисс Паркер, я такого не слышал. Простите меня, мисс, но мне правда нужно идти — так много дел, то одно, то другое внимания просит. — Само собой разумеется, — сказала она. — Было очень любезно с вашей стороны показать мне картины. В голове не укладывалось все это. Увиденное настолько сильно потрясло саму Айлин, что у нее начали трястись руки. Она зажмурилась, ощущая, как сложно найти ей внутреннюю точку опоры. Карен никогда не существовало. Вернее, нет, она давно уже умерла. Это был призрак. Плезантроуз и правда давно умер. От него ничего не осталось и умер тот, кто там жил однажды. Город оказался похоронен под углем, но его обитатели стали призраками. Заложниками собственной смерти. Город был большой могилой, перестав существовать на карте Уэльса. Карен была всего лишь призраком тех мест, как и все, что окружало окрестности. Но как же Джози? Была ли она жива? Айлин решила обмануть старого дворецкого: сказала, что ее не нужно провожать, а сама решила тихо пробраться наверх. Она толком не имела представления, как вообще устроены такие дома. В Америке все было по-другому, даже дома. То, что ей показал мистер Рестон, было всего лишь витриной, и Айлин стало немного не по себе. Она шла по коридору, ощущая, как ей становится не по себе. Прислонившись плечом к стене, она поняла, что начала терять сознание. Все, что Айлин когда-либо читала об ужасах тюремного заключения, вдруг вспомнилось и не покидало ее: грохот захлопывающихся железных дверей, громыхание цепей, тьма, холод, грязь, немыслимая вонь; крики сокамерников, рев толпы, будто ее, в наброшенном на голову мешке висельника, влекли на эшафот… Когда она наконец очнулась от страшных снов, заря уже разгоралась новым прекрасным восходом, а она лежала, ожидая, что будет дальше. С колотящимся сердцем она тихонько спустилась по лестнице, вышла через садовую калитку и пошла наверх по росистой траве — в лучах солнца капли блестели на ней, словно алмазы. Наконец она дошла до гребня холма и увидела женщину в темно-синем платье; на спинку скамьи рядом с ней был брошен дорожный плащ. Высокая худощавая женщина с поразительными чертами лица — та какой она запомнила Джози. Когда Айлин подошла поближе, она поднялась со скамьи, благодаря чему стало видно, насколько та бледна. — Это не то, что ты хотела увидеть? — спросила она. — Я приехала за правдой. Ты же мертва. Мертва, как и все, кто жил в Плезантроуз. Вы все — всего лишь фантомы, поэтому и жизнь ваша казала такой фальшивой и такой неправдоподобной, — ответила Айлин. — Та дева в белом давала мне понять, чтобы я отсюда уезжала. Это были сигналы, которые я просто игнорировала, не воспринимая то, что я на деле вижу. — Я думала, что у тебя будет град вопросов, — Джози тихо засмеялась. — Вопрос лишь в том, кто на самом деле отправлял письма с предупреждениями. — Это делала Пенни Морган? Еще бы! Пенни была главное чудачкой города, она считала, что видит ауры и это было еще до того, как дети цветов стали курить траву и рассказывать про подобные вещи. Пенни Морган всегда говорила, что город настигнет страшная кара, но все смеялись над ней. — Она умерла три месяца назад. Ушла во сне и вместе с ней то, что она знала. Она всегда была права. — Ты испортила жизнь дочери! — выпалила Айлин. — Она сама виновата, — Айлин на это закатила глаза. — Не совала бы нос туда, куда ее не просят, то не пришлось бы так с ней поступать. — Ты — чудовище! — выплюнула американка. — Город сам себя проклял, — Джози замолчала. — И стал призраком. В городе искали шахты дьявола, а вместо этого нашли вечную жизнь. — Ну и живете с этим дальше! — Куда ты пошла? — из тени вышел Джимми. Кажется, он тут был с самого начала. Он наблюдал за ней. — К своей машине, чтобы поехать в Лондон. Я сыта по горло всем этим! — Ты должна сделать выбор, ведь ты видела мертвых. Ты с ними говорила. Ты с ними жила. Я тоже сделал такой выбор. Выбрал божественную и вечную смерть. — Я ничего не должна выбирать! — зло ответила Айлин. — Ты ошибаешься. Ты выбираешь вечную смерть, или же выметаешься отсюда, но твоя жизнь никогда не будет простой и легкой. — Я не боюсь трудностей, — просто ответила Айлин. — Ты еще пожалеешь! — прошипел Джимми. — Едва ли. Айлин развернулась на каблуках и направилась в сторону машины. Ей просто нечего было тут делать. Пусть призраки этих мест живут своей жизнью без нее.