Перелёт

Они простояли у ограждения балкона ещё минут пять, а потом Тэхён предложил: — Не хотите ли присесть вон там? — и указал на ближайшу зону отдыха. Это место в силу своей удалённости от ключевых точек притяжения пассажиров не пользовалось особой популярностью, так что Тэхён и Чонгук сели, где захотели, и рядом не было никого, кто мог бы послушать, о чём они говорят. Ни о чём они таком не говорили, конечно же. Просто Чонгук хотел остаться с Тэхёном вдвоём и отдохнуть от толпы, какой бы редкой и пассивной она ни была. Чуть в отдалении, через несколько рядов кресел, сидела семья с маленькой девочкой, и девочка постоянно прыгала и танцевала в проходе между рядами. Тэхён смотрел на неё какое-то время, а потом стал рассказывать о детях, об устройстве в детский сад, о предстоящей школе для старшего сына и о прочих семейных мелочах. Чонгук слушал вполуха, а потом вспомнил, о чём хотел спросить. — А на каком языке вы разговариваете дома? — А, это... — Тэхён кивнул. — На японском. Но язык — не проблема вообще. У нас с Миюки были некоторые трудности другого рода. Не у нас, точнее, а с её родителями. Она-то бунтарка, а родители консерваторы до мозга костей. И тут она приводит домой знакомиться парня, который то ли русский, то ли кореец, а ни то, ни другое им не в радость. Да к тому же я тогда ещё не был гражданином Японии... Тэхён замолчал, будто вспоминая, потом продолжил: — Были каникулы, Миюки стажировалась в международном банке, Сити-групп, знаете такой?.. — Знаю, — ответил Чонгук. — Я пользуюсь их картой в поездках. — Да, — сказал Тэхён. — В банке никто вроде бы косо не смотрел, что она вышла за иностранца. В университете тоже. Там довольно много иностранцев, и все японцы, которые там учатся, свыклись с мыслью, что иностранцы существуют. А с её родителями, конечно, были большие сложности. Они были очень против этого брака. Потом вроде смирились, даже признали внуков... Звучало это шокирующе — что признали детей собственной дочери, как будто могли и не признать, — и эффект от услышанного усиливался из-за того, как спокойно Тэхён это произнёс. Чонгук подумал, что если двое нашли друг друга, это вовсе не означает, что их путь выстлан исключительно розовыми лепестками на шёлковых простынях. Тэхён, вероятно, подумал в этот момент о том же самом, потому что произнёс: — Рядом с теми, кто встретил свою взаимную любовь, вовсе не обязательно будут находиться люди, которые поддержат. Даже за взаимные чувства надо бороться, и это бывает очень сложная и кровавая борьба. Я бы сказал любому человеку, который мне сейчас завидует, что за это счастье я реально боролся, и далось оно мне не задаром. — Может быть, это правильно? — спросил Чонгук. Тэхён посмотрел на него. — Да, — сказал он. — Это правильно. Хотя бы потому, что это справедливо. Если бы кому-то одному доставались только и исключительно розы, кто-то другой не мог бы рассчитывать ни на что иное, кроме шипов. В мире и так полно дряни. Разделить мир на абсолютное счастье за счёт абсолютного несчастья — это было бы просто отвратительно. Поэтому я отношусь к своим трудностям философски. Это неизбежная плата за то хорошее, что мне досталось. — Вдруг ваша аэрофобия — тоже вещь из серии платы за удачу? — спросил Чонгук. — Думаю, что да, — ответил Тэхён. — И я скажу вам больше — лучше всю жизнь бояться летать на каждом из самолётов, в который садишься, и благополучно добираться до цели, чем не бояться ничего и однажды внезапно разбиться. Фобия может быть платой не за мою удачу вообще, а за удачу в полёте. Не такая уж высокая цена, я думаю. Хотя плата для меня крайне неприятна. — Надеюсь, в этом полёте вы получите некоторую компенсацию за счёт моего присутствия, — сказал Чонгук. — Я уже совершенно определённо на такую компенсацию рассчитываю, — ответил Тэхён. Они просидели в зоне отдыха ещё около часа. Их разговор постепенно выровнялся и лишился шероховатостей, свойственных диалогам малознакомых людей. Напряжение исчезло полностью, а с ним исчезло давящее чувство всех этих странных совпадений от их встречи. Они уже не столько разговаривали, сколько болтали, пересказывая друг другу мелкие происшествия и забавные случаи: Чонгук говорил про студенческую жизнь, Тэхён — про свои выставки и конференции. Где-то через час Чонгук между делом глянул на часы и почувствовал сожаление. Тэхёну он сказал: — Уже два часа дня. Регистрацию на рейс откроют в самом начале третьего. — Давайте потихоньку выдвигаться в нужном направлении, — сказал Тэхён. Поднимаясь с места, Чонгук некстати вспомнил, что Тэхён всё ещё может скрыться от него в VIP-зале, но надеялся, что тому будет интереснее провести время с попутчиком. Сам же Тэхён про VIP-зал больше не упоминал. Они медленно покатили свои чемоданы к эскалатору, где повторили утренний манёвр, только в обратном направлении: теперь Чонгук перенёс чемодан Тэхёна через ограждение не наверху, а внизу на сходе. Регистрация уже началась, а напротив обеих стоек, открытых для пассажиров эконом-класса, стояла толпа японских дедулек и бабулек. Судя по внешнему виду, самому молодому из пенсионеров было хорошо за семьдесят. Этих великовозрастных путешественников было тут около двух десятков человек, и Тэхён вполголоса стал рассказывать Чонгуку, что японские пенсионеры постоянно мотаются туда-сюда, и сам он в принципе рассчитывает на старость достаточно обеспеченную, чтобы вести аналогичный образ жизни. Но главным в монологе Тэхёна была вовсе не тема, а то, что он наклонялся почти к самому уху Чонгука, чтобы всё это сказать как можно тише, и Чонгук только и думал, как бы не покраснеть слишком уж явно, потому что со стороны они вне всякого сомнения выглядели как два голубка. А Тэхён ещё и улыбался довольно, что подливало масла в огонь. Когда подошла их очередь, и Тэхён кивком головы предложил Чонгуку идти на регистрацию первым, Чонгук буквально вздохнул с облегчением. Они снова встретились, когда регистрация была завершена, а багаж сдан, и направились наверх, на таможню. У Чонгука в качестве ручной клади оставался рюкзак, у Тэхёна — сумка, сложностей на эскалаторе уже не предвиделось, но Тэхён сказал: — Даже как-то странно без чемодана. Не понимаю теперь, как вы за мной поухаживаете. Чонгук намертво задавил в себе любые ассоциации, связанные с этим "поухаживаете" и просто сказал: — Буду вас морально поддерживать. Тэхён снова довольно заулыбался, снова это была улыбка, предназначенная персонально Чонгуку, и снова Чонгук против собственной воли расцвёл изнутри цветочками. Только бы не росянками и не кактусами. Потому что ещё часов двенадцать, а потом Тэхён испарится из его жизни навсегда, и тогда цветочки завянут и останутся только высосанные трупики мух и колючки. Первый билетный контроль со скучающими сотрудниками пограничной службы Чонгук и Тэхён миновали почти не задерживаясь. Там же им ещё раз дистанционно измерили темературу. Дальше предстояло проходить металлодетекторы и личный досмотр, прежде чем направляться на паспортный контроль. Они остановились у ряда кресел, стоявших вдоль стены, чтобы подготовиться к досмотру. — Знаете, что меня всегда удивляет? — спросил Тэхён. Чонгук взглянул на него. — Надо избавляться от металлических предметов, даже от маникюрных ножниц, — сказал Тэхён, — но при этом можно проходить в одежде с металлическими молниями и брать с собой очки в металлической оправе. Я как-то общался с человеком, который увлекался разными приёмами самозащиты, а это предполагает и нападение тоже. Он говорил, что оружием может стать что угодно, и при сильном желании можно перерезать человеку горло зубьями открытой металлической молнии. Да и дужки от очков можно придумать, куда воткнуть. — А ещё у JAL металлические ножи и вилки на борту, и их спокойно раздают всем в комплекте с горячим питанием, — сказал Чонгук. — Но вообще мы не должны обсуждать такие вещи. Не знаю, как вы, а я легко сойду за наёмника, с моей-то внешностью. Лучше не провоцировать ни таможню, ни судьбу. В первую секунду Тэхён посмотрел на него, будто оценивал, насколько хорошо Чонгук мог бы смотреться в подобной роли, потом смущённо засмеялся и закивал головой. А после и вовсе доверительно склонился к Чонгуку и практически прошептал: — В любом случае мы будем проходить по делу как соучастники, а с учётом всех тех странностей, которые сопровождают нашу встречу, на двадцать лет нас посадят не просто в одну тюрьму, а в одну камеру. — Очень хочется попасть не в тюрьму, а в Токио, — сказал Чонгук, запрещая себе даже думать о том, каково было бы провести рядом с Тэхёном (между прочим, наедине и в запертом помещении, откуда тот так просто не сбежит) хотя бы одни сутки. — И в Токио прибыть желательно туристом, а не арестантом. И боюсь, что я не смогу заменить вам жену и четверых детей, а от мечты о пятерых детях вам вообще придётся отказаться. — В тюрьме разрешают свидания, — сказал Тэхён. — И даже несмотря на это через двадцать лет я буду ещё достаточно молод, чтобы обзавестись пятым малышом. А характер у меня покладистый. В первый год мы с вами, конечно, будем притираться друг к другу. Драки, карцер — этого не избежать. Но потом всё должно пойти гладко. По его тону Чонгук не мог понять, шутит он или говорит серьёзно. — Вы почти уговорили меня, — сказал Чонгук, опять задавливая в себе желание представить, каково было бы оказаться запертым вместе с Тэхёном. — Но вот досада, я оставил все свои компрометирующие примочки дома, когда перетряхивал рюкзак. — У меня тоже при себе ничего подходящего нет, — сказал Тэхён с наигранной досадой. — Придётся быть порядочным гражданином. — Ничего, — сказал Чонгук. — Не расстраивайтесь. Вы всё ещё можете мухлевать с налогами. Тэхён непроизвольно расхохотался, а когда приступ смеха миновал, сказал, глядя на Чонгука: — Как так может быть, что у вас нет девушки? По-моему, девушки должны вешаться на вас пачками. Вы интересный, надёжный и с юмором. Чонгук чуть пожал плечами. — Пачки мне не нужны, — сказал он. — Не гонюсь за количеством. Хотелось бы встретить своего человека. А где и как встретить... Если бы знал, давно бы стоял на том месте с цветами. — Если ваш человек существует, вы не разминетесь, — сказал Тэхён и посмотрел на Чонгука серьёзно. — Всё будет в нужное время и в нужном месте, и у вас нет шансов этого избежать. — Надо почаще покупать цветочки, — сказал Чонгук, опуская глаза. — А то мало ли, без цветов не приглянусь, да и неудобно... — Я бы хотел посмотреть на девушку, которой вы не приглянётесь, хоть с цветами, хоть без, — сказал Тэхён. — Сочту это за комплимент, — сказал Чонгук, глядя в пол. Посмотреть на Тэхёна он сейчас не мог, боялся, что начнёт краснеть. Хотя это, конечно, бред — краснеть каждый раз, когда случайный знакомый, молодой мужик и многодетный отец, говорит очередную ничего не значащую фразу. — Ещё сильнее я хотел бы посмотреть на девушку, которой вы достанетесь, — сказал Тэхён тише. Чонгук коротко глянул на него и понял, что либо они сейчас сменят тему, либо... да хрен знает, что там будет, потому что выражение лица у Тэхёна было странное. Почти как тогда, когда они сидели в Бургер-Кинге. Тот же взгляд. Опять. — Как встречу её, я немедленно вам позвоню, — сказал Чонгук. — Организуем смотрины. Ваша визитка у меня теперь есть. Тэхён молчал несколько секунд, и Чонгук подумал было, что ответил грубовато, и Тэхён обиделся, поэтому он решил глянуть на Тэхёна хоть мельком. Но стоило ему поднять глаза, как Тэхён произнёс: — Тогда встречайте её скорей. Я буду ждать вашего звонка. Теперь не только выражение лица, но и голос у Тэхёна был странный. Как будто Тэхён видел перед собой не Чонгука или не совсем его, и говорил не совсем по теме. Будто что-то поразило его или вспомнилось, и теперь он не мог так просто скинуть наваждение. Чонгук какое-то время смотрел ему в глаза, а потом понял, что надо как-нибудь прийти в себя, иначе эта игра в гляделки неизвестно куда может его завести. Надо было отвлечься. А чем отвлечься на таможне? Таможенными процедурами. — Давайте пойдём уже на досмотр, — сказал Чонгук, усилием воли заставляя себя очнуться. — Там впереди ещё один автоматический билетный контроль, а затем паспортный. И вы наконец сможете добраться до VIP-зоны и отдохнуть. Тэхён тоже словно бы очнулся от этих слов. — Отдохнём в VIP-зоне вместе, — сказал он. Чонгук покачал головой. — У меня нет туда доступа, — сказал он. — Я нищий студент. Билет в эконом, банковская карта самая дешёвая, на счету гроши. Никаких льгот и статусов не имею. — Тогда VIP-зона отменяется, — ответил Тэхён. — На черта она мне сдалась без вас? Сердце у Чонгука против воли забилось учащённо, и он едва успел закусить губу, чтобы скрыть столь же невольную улыбку. — Но вы правы, — продолжал Тэхён. — Надо закончить с этими бюрократическими формальностями, чтобы мы с вами могли ближайшие два с половиной часа гулять по магазинам Дьюти-Фри и сорить деньгами. — Я смогу сорить деньгами только в Токио, когда буду покупать себе двойной бургер в "Королевском бутерброде", — сказал Чонгук. — До этого момента я вынужден экономить. Тэхён улыбнулся довольной улыбкой. — Я куплю вам всё, что вы захотите, — сказал он. — Жаль, что вы не та самая девушка, предназначенная мне судьбой, — ответил на это Чонгук, усмехаясь. — Я мог бы начать карьеру альфонса уже сегодня и перестал бы наконец париться насчёт того, куда пойти работать после универа. Тэхён всё ещё продолжал улыбаться, но после слов Чонгука на его лице снова на несколько мгновений появилось то странное выражение. Наконец он мотнул головой, словно не просто отбрасывал чёлку со лба, а хотел избавиться от ненужных мыслей, и сказал: — После таможни можно порепетировать любые роли. Чонгук не стал даже пытаться понять, был ли в этих словах скрытый смысл, а просто кивнул и начал расстёгивать куртку. Для прохождения досмотра Тэхён почему-то решил снять не только пиджак, но и жилет. А когда он стал расстёгивать и вытаскивать из шлёвок брючный ремень, стоя вполоборота к Чонгуку и думая о чём-то своём, у Чонгука опять возникло то нехорошее чувство обречённости, и он подумал, каково быть человеком, рядом с которым Тэхён раздевается каждый вечер. Это было как наваждение. Чонгук даже поймал себя на том, что залипает на очертания плеч и спины Тэхёна, скрытых под тонкой белой рубашкой, когда Тэхён отвернулся, чтобы спрятать жилет в сумку. Чонгук замер, глядя на Тэхёна, и это было нехорошо, очень нехорошо. Неправильно. Даже если там было на что смотреть, смотреть там Чонгуку было абсолютно не на что, поэтому смотреть туда не стоило, поэтому Чонгук смотрел. А потом он сообразил, что стоит в метре от раздевающегося, пусть и частично, Тэхёна, и тоже раздевается, пусть и частично. Тупая белая футболка (производство Вьетнам, купил в переходе) показалась из-под тупой чёрной куртки (производство Турция, купил на рынке), ремень даже и снимать не надо за его отсутствием, но Чонгук всё равно чувствовал себя так, будто они с Тэхёном устраивают друг для друга стриптиз, для остроты ощущений — в непосредственной близости от людей в форме. Тэхён, если судить по его движениям, ничего такого явно не думал и на Чонгука даже не смотрел. Проблема была в том, что из них двоих думал и смотрел только Чонгук, только в его голове творилась эта фигня, все эти мысли про стриптиз, про двадцать лет в совместной камере, про парные раковины в собственной умывальной комнате собственных же апартаментов... — Галстук, наверное, не надо снимать? — спросил Тэхён, и Чонгук очнулся от своих сумасшедших мыслей. Тэхён стоял теперь, повернувшись к нему, и пытался ослабить узел на галстуке. Пару секунд Чонгук соображал, что происходит, кто он, где он и зачем, а потом откашлялся и произнёс: — Для досмотра не надо, он же не кожаный. Но зачем он вам потом понадобится в полёте?.. — Точно, — согласился Тэхён и с мученическим видом стал развязывать узел. Главной причиной, почему Чонгук не сунулся ему помогать, было вовсе не смущение, врождённая скромность или остатки самоконтроля, а тот факт, что с галстуками Чонгук лично дела никогда не имел: на всякие торжественные мероприятия галстук ему завязывала мама. Но Тэхён помощи и не ждал, и пока Чонгук соображал, что вообще тут с ним творится, Тэхён уже стягивал с шеи длинную полосатую ленту, попутно сматывая её, а потом быстро сунул в сумку. На том процедура подготовки к досмотру была завершена, и Чонгук мысленно перевёл дух — дальше смотреть на то, как Тэхён разоблачается, и испытывать по этому поводу чёрт знает что ему было не нужно. Больше они ничего и никого не ждали, а направились друг за другом к ближайшему свободному транспортёру и открытой рентгеновской кабинке. Тэхён прошёл первым и ждал Чонгука на той стороне. Дальше они вместе пошли к турникетам для прохода в зал паспортного контроля и успешно миновали группу каких-то несчастных российских туристов, чья авиакомпания явно экономила на спичках: их билеты и посадочные талоны были распечатаны на такой тоненькой бумаге, что их не считывал сканер в турникетах. Чонгук снова вспомнил обшарпанные многоэтажки пригородов Москвы и снова подумал, что удача и неудача сопровождают любого человека всегда, и неизвестно, какую форму примут оба этих обстоятельства в следующией раз. На паспортном контроле народу было довольно мало для летнего сезона, поэтому бОльшая часть окошек с пограничниками была закрыта. Народ не возмущался и выстроился к работающим окошкам в несколько потоков. — Ну правильно, — сказал Чонгук. — Разве можно без очередей? Они пристроились в хвост самой дальней очереди и стояли молча, и Чонгук думал думу, опять идиотскую: что вроде как они вместе, но не вместе, и молчат непонятно с чего, то ли от неловкости, то ли от нечего сказать, то ли от того, что уже наговорились, то ли от того, что и без слов друг друга понимают, а вот если бы они были действительно вместе, как пара (как будто это было возможно в реальном мире), и у них всё было бы общим, они бы сейчас стояли обнявшись, или вообще целовались, чтобы время не терять... — У вас лицо странное, — сказал вдруг Тэхён. — Забыли что-то? Или вспомнили? Чонгук посмотрел на него, уже чувствуя буквально изнутри, что действительно выглядит сейчас странно. Срочно требовалось довести ситуацию до абсурда, поскольку Тэхён явно ждал убедительных объяснений, а пересказать вслух нахлынувшие мысли было бы подобно самоубийству. — Забыл поцеловать жену на прощание, — сказал Чонгук, едва шевеля губами. — А потом вспомнил, что у меня нет жены. Таможня, пограничники, паспорта... Атмосфера располагает к размышлениям об истинно ценном. Тэхён уставился на него. На лице у Тэхёна при этом чётко было написано, что он не понимат, шутит ли Чонгук, и если да (поскольку очевидно, что да), как эту шутку воспринимать. — Не обращайте внимание, — сказал Чонгук. — Я иногда думаю о всяком. Иду с опережением, чтобы всякое не успело начать думать обо мне. Повисла пауза. — Думаю, мы могли бы с вами действительно подружиться, — сказал Тэхён наконец. — Вы нестандартный. Всё нестандартное — это моё. — Да зачем я вам нужен такой?.. — пробормотал Чонгук, опуская голову, а затем развернулся к будочкам таможенников, будто не желал продолжать бессмысленный разговор. На самом деле он боялся дальше смотреть Тэхёну в глаза. Во всяком случае, хотел хоть небольшую передышку. — Зачем вы мне такой? Не знаю, — сказал Тэхён. — Я пока не разобрался. И встал рядом с Чонгуком, почти плечом к плечу. Чонгук, естественно, подумал, что их сейчас могли бы снять в финальной сцене какого-нибудь второсортного пафосного боевика, как они стоят — на скале, на перепутье, на пороге или ещё хрен знает где — и смотрят вдаль на светлое будущее, которое уже встаёт из-за горизонта с лёгким скрежетом... Против своей воли Чонгук хмыкнул. Оказалось, что Тэхён услышал. — А о чём вы сейчас думаете? — спросил он. — Что мы с вами стоИм очень эпично, как два героя, — ответил Чонгук. — Не хватает только музыки и финальных титров. Или субтитров. Для не очень разобравшихся в том, что этой финальной сценой хотел сказать режиссёр. — Если что, субтитры автоматом создаст Ютуб, а музыку потом кто-нибудь наложит в ТикТоке, — сказал Тэхён. Чонгук покосился на него. Тэхён выглядел так, словно и вправду был каким-то античным героем, а выражение лица у него было суровое и непреклонное. Однако стоило ему заметить, что Чонгук смотрит, как он начал хихикать, а потом смеяться в голос, правда тихо. — Но если честно, пафосные финалы надоедают, — сказал Тэхён наконец. — Давайте какой-нибудь кадр после титров, который заставит зрителей содрогнуться. И с намёком на сиквел. Чонгук немедленно подумал, что если под зрителями иметь в виду таможенников и пограничников, которые потом будут просматривать записи с камер наблюдения, самым эпичным было бы сейчас поцеловаться с Тэхёном взасос. После чего немедленно поблагодарил небеса за то, что люди не могут читать мысли друг друга, потому что ни за что на свете не хотел бы, чтобы Тэхён узнал, о чём он думает. Но если Тэхён и не мог читать мысли, прочитать по лицу о наличии мыслей он мог прекрасно, потому что сказал: — Я вижу, что вы уже что-то придумали. И я вижу, что это что-то весьма шокирующее. Чонгук постарался придать своему лицу нейтрально-безразличное выражение, с каким обычно слушал родительские нотации. Тэхён продолжал смотреть на него в ожидании комментариев и пояснений, но Чонгук молчал, и тогда Тэхён сказал: — Похоже, это сцена в категории "не для детей". — Явно, — ответил Чонгук. — Надеюсь, это не что-то из разряда массовой резни металлическими молниями от курток? — уточнил Тэхён. — Резнёй там и не пахнет, — сказал Чонгук. И подумал, что лучше бы это была резня. Тэхён приподнял правую бровь. — Недетский рейтинг, шокирующая сцена, но без кровопролития, — сказал он. — Мне только порнография приходит на ум. Чонгук старательно перемножал в уме номера таможенных кабинок попарно. Это здорово отвлекало от мыслей о засосе с Тэхёном. И о том, что Тэхён, возможно, смотрит порнуху. С женой или без. И о том, что Тэхён во время просмотра делает. С женой или без. — За порнографию на российской таможне нас с вами точно упекут. Суток на пятнадцать минимум, — сказал Тэхён. — Давайте хотя бы на той стороне, в межгосударственном пространстве, поближе к Дьюти-Фри. Там все смотрят только на духи, на спиртное и на информационные мониторы насчёт начала посадки. Там нам никто не помешает обсудить любые тонкости сценария и съёмочного процесса. На счастье Чонгука, как раз подошла их очередь, и он шагнул к окошечку, с готовностью протягивая паспорт и билет. Таможенник изучал лицо Чонгука очень долго и очень внимательно, а затем стал расспрашивать его, куда он направляется и с какой целью, и Чонгук наконец-то перестал думать о непотребствах и начал думать о том, что на таможне следует делать лицо попроще и не изображать из себя ни героя боевика, ни героя-любовника. Тем более, что ни то, ни другое Чонгуку не светит: благородное рыцарство закончилось после того, как Чонгук выслушал признание Тэхёна о страхе полётов, а героем-любовником не светило стать никогда. Ну уж точно не с Тэхёном. Твою мать. Сколько ещё он будет думать о том, что у него могло бы быть что-то такое с Тэхёном, но к сожалению не будет? Какая ему, в жопу, разница, что у него никогда ничего не будет с одним вполне конкретным женатым и многодетным гражданином Японии? Какая, к херам, разница, что у него никогда ничего не будет с одним малознакомым парнем, которого он встретил три часа назад? Какая, на хуй, разница, что у него никогда ничего не будет с мужиком??? Твою мать! Твою ма-а-а-ать!!! Чего Чонгук за собой не знал до настоящего момента, так это невероятной способности к самоконтролю. Таможенник отдавал ему паспорт и билет с таким равнодушным видом, что было ясно: если рожа Чонгука и показалась ему подозрительной сперва, сейчас он уже думал, что просто ошибся. Этот сонный косоглазый студент-кореец, который летит повидать своих косоглазых соплеменников — почему-то не в Корею, а в Японию, — не что иное, как натуральное чмо, будущий офисный планктон, и никаких проблем по линии таможенного ведомства от него ожидать просто невозможно. Чонгук немного пришёл в себя только по ту сторону формальной границы, у подоконника. Там он кое-как установил рюкзак, уложил куртку и стал запихивать паспорт и билет во внутренний карман рюкзака. В руки попался сложенный листок — рекламный буклет, который ему дал Тэхён. Из буклета выпала взитка. Первым порывом Чонгука было выкинуть это всё в ближайшу урну, но поблизости урн не было, и он просто взял и сунул буклет и визитку в боковой внешний карман рюкзака, куда обычно пихал всякий мусор. Ничего, выкинет по дороге. Потому что не надо ему это. Не надо ему хотеть, чтобы у них с Тэхёном что-то было. Чтобы у них с Тэхёном было такое, какое Чонгук с ним теперь уже совершенно определённо хочет. Всякое. Покруче воображаемого засоса на таможне. Не надо ему всего вот этого голубого дерьма. Чонгук не такой. Сейчас он скажет Тэхёну, что пусть тот идёт в VIP-зал, как и планировал, а Чонгук хочет побыть один и подумать о своём, потому что из-за Тэхёна у него не было времени об этом подумать. Пока Тэхён не появился, Чонгуку вообще много о чём было подумать. А потом Тэхён появился и заставил Чонгука думать только о нём. Тэхён просто тупо сорвал его планы на личное время и личное пространство. И вообще на личную жизнь, настоящую и будущую. Так что пусть валит в свой VIP-зал и тусит там с миллиардерами и их шлюхами. А потом Чонгук с Тэхёном просто посидят десять часов в соседних креслах, и после этого Чонгук свободен — хоть гулять, хоть жениться, хоть в петлю... — Как-то они долго вас там продержали, — послышалось сзади, и Чонгук резко обернулся. Тэхён шёл прямо к нему, улыбаясь недоверчиво, словно не знал, что дальше — посочувствовать Чонгуку в самом деле или обратить всё в шутку. Всё шёл и шёл, и никак не останавливался, пока не остановился так близко, что его действительно можно было бы поцеловать, лишь слегка наклонившись вперёд, а уж обнять-то точно. И Чонгуку страшно захотелось его обнять. И от этого Чонгуку стало страшно. Ведь хотеть, чтобы у них с Тэхёном что-то было, Чонгуку нельзя только потому, что Тэхён не свободен. А больше у Чонгука нет ни одной, вот ну ни единой малюсенькой причиночки не хотеть, чтобы у них что-то было. О, Господи, неужели это ты, которого я должен был встретить?.. О, Господи... — Как-то вам, по-моему, нехорошо, — сказал Тэхён теперь уже с явным беспокойством. Затем огляделся, заметил ряд кресел у дальней стены и спросил не очень уверенным голосом: — Давайте там посидим? Чонгук как зомби взял свои вещи и пошёл, куда предложили. Тэхён шёл с ним рядом и смотрел на него искоса, словно готовясь подхватить его, если он начнёт падать. Но Чонгук не начал. Он дошёл до кресел, бросил куртку на одно из них и уселся сверху, поставив рюкзак на соседнее кресло и вытянув перед собой ноги. Потом вытащил из-под себя куртку и кое-как надел её. Ему было зябко. Не от холода, хотя тут работали кондиционеры. Было зябко... от всего. Тэхён сел слева от Чонгука, продолжая смотреть на него с беспокойством. Чонгук ничего не говорил, глядя перед собой, и Тэхён просто ждал. Так они просидели несколько минут в молчании, пока наконец Тэхён не спросил: — Что они там с вами делали? Чонгук нашёл в себе силы пошевелить рукой, словно отгонял муху. — На вас лица нет, — сказал Тэхён, будто пояснял, зачем выспрашивает, что произошло. Чонгук дёрнул головой, но опять ничего не ответил. — Надеюсь, ничего страшного всё-таки, — сказал Тэхён тише и отвернулся, усаживаясь глубже на сидении. Что-то в его тоне заставило Чонгука среагировать. Через секунду он понял, что именно: голос Тэхёна был виноватым. Чонгук повернул голову и посмотрел на Тэхёна. Тот сидел, опустив взгляд. Руки его были сложены на коленях, пальцы переплетены, а во всей позе читалась не расслабленность, а скорее усталость. Или подавленность. Чонгук знал, что не может и никогда не сможет ему признаться в чём-либо, но понял, что видеть его в таком состоянии не может тем более. — Пока я думал про этот дурацкий вымышленный фильм, — сказал Чонгук, отворачиваясь и рассматривая собственные колени, — у меня на роже было написано, что со мной что-то не так, поэтому мужик в форме и с погонами решил позадавать мне разных вопросиков. Ничего личного с его стороны. Ему за такое платят из бюджета. Услышав, что Чонгук заговорил, Тэхён немедленно повернул голову и посмотрел на него. — А потом я кое-что понял, — сказал Чонгук. Мельком глянул на Тэхёна и отвёл взгляд. — Пугающее. Про себя. После этой фразы Чонгук умолк и молчал довольно долго. Боковым зрением он видел, что Тэхён всё ещё смотрит на него. — Я не могу вам сказать, — произнёс Чонгук сдавленным голосом. — Тогда не говорите, — сказал Тэхён мягко. — Только скажите, я могу вам помочь? Чонгук попытался проглотить комок в горле. Конечно, Тэхён мог. Тэхён мог сдать жену и детей на полное обеспечение какому-нибудь миллиардеру, бросить всё и предложить Чонгуку встречаться. Да что там — Тэхён просто мог бросить жену и детей и переключиться на Чонгука. Но Тэхён, который был на такое способен, и тот, кто сидел сейчас рядом, ничего общего друг с другом не имели. Тот Тэхён, который запал Чонгуку в душу, жил как единое целое со своей семьёй. Так что... — Нет, Тэхён, вы ничем мне не поможете, — сказал Чонгук наконец. — Вы не поможете мне ничем. — Ваши глаза говорят об обратном, — ответил Тэхён очень тихо. Господи, ну зачем он так?.. — Я могу вам сказать, почему я не могу вам сказать, — произнёс Чонгук. — Я слушаю, — сказал Тэхён всё так же тихо и склонился к нему всем телом. Чонгук откашлялся. — Я вам не скажу по той же причине, по которой вы не говорите жене про свою аэрофобию, — проговорил он, стараясь, чтобы слова звучали чётко, несмотря на спазм в горле. — Помочь нельзя. Вы не заберёте у меня часть груза. Если вы узнаете, тяжесть только удвоится, потому что вы также будете знать, что помочь нечем. Тэхён молча смотрел на него несколько секунд, а затем спросил: — Это... личное? Чонгук кивнул. — Может быть, всё ещё наладится... — произнёс Тэхён. Чонгук кивнул. Зачем говорить Тэхёну, что это невозможно? — Посидим здесь ещё? — предложил Тэхён. Чонгук кивнул.