Перелёт

У стоек регистрации на рейс обнаружилось по крайней мере одно знакомое лицо — тот самый дядечка, который вчера руководил предыдущей сменой. Он увидел Тэхёна и Чонгука и вежливо с ними раскланялся. Тэхён и Чонгук поклонились синхронно. Дядька как раз занимался каким-то VIP-ом, крутился с ним возле регистрационной стойки с маркировкой бизнес-класса. Как только VIP-а обслужили и отправили восвояси, дядька подошёл к Тэхёну и они заговорили по-японски. Чонгук стоял рядом и делал вид, что внимательно слушает и всё понимает. Не понимал он ничего, кроме отдельных слов, но лишняя возможность услышать серьёзный уверенный голос Тэхёна — никогда не лишняя. Через полминуты к ним подошла девушка, явно из сегодняшней смены. У неё в руках был пластиковый планшет с прикреплёнными к нему списками. Тэхёна и Чонгука отметили и проводили на регистрацию к стойке для пассажиров бизнес-класса. Там их оформили быстро и без лишних вопросов, выдали им билеты, забрали багаж и мило поулыбались на прощание. — Мы же летим не "бизнесом", — сказал Чонгук, когда они с Тэхёном отходили прочь. — Стойка свободна, почему бы не обслужить нас там? — ответил Тэхён. — Так часто делают. — Пойдём сразу на таможню? — спросил Чонгук. Тэхён кивнул. Они пересекли зал и поднялись на эскалаторе на второй этаж. — Тэ, — сказал Чонгук, когда они поворачивали от эскалатора в нужном направлении, — что ты будешь делать с этой курткой? Её придётся приподнять или расстегнуть, чтобы было видно, что на тебе нет ремня. У тебя под ней есть что-нибудь? Кроме засосов, я имею в виду. Мне показалось, что она надета прямо на голое тело. — Не волнуйся, — сказал Тэхён. — Сейчас зайдём в туалет, и я надену лёгкий джемпер. Он у меня в ручной клади. Туалет (тот самый, кстати, где Тэхён вчера благополучно разделался с линзами) находился правее входа на таможенный досмотр, за довольно обширной зоной отдыха, разделённой книжным магазином и небольшим фуд-кортом. Когда они зашли, внутри находилось двое или трое мужчин у писсуаров, и ещё один мыл руки у дальней раковины. Чонгук подумал, что Тэхён будет переодеваться в кабинке, но тот направился прямо к раковинам и зеркалу. Там он остановился, осматриваясь, а потом обернулся к Чонгуку. — Вся панель мокрая, — сказал он. — Я хотел поставить сумку здесь, но просто некуда. Поможешь подержать? Чонгук закинул свой рюкзак поудобнее на плечо, чтобы не мешал, и принял у Тэхёна из рук его сумку. Ещё сутки назад он отказался бы прикоснуться к чужим вещам по меньшей мере до того, как они пройдут таможню, да и после тоже, но теперь это уже не были чужие вещи. И человек, которому они принадлежали, тоже больше не был чужим. Сутки — это, оказывается, целая жизнь... Пока Чонгук держал сумку за ручки, Тэхён открыл молнию. — Я сниму эту куртку вообще и пока уберу, а после таможни снова достану, — сказал Тэхён. — Иначе она действительно будет мне мешать. — Почему ты сразу не надел джемпер, ещё в гостинице? — спросил Чонгук. — Тем более, что ты раньше встал и у тебя было время. — Я был занят другим, — ответил Тэхён. Взглянул на Чонгука и опустил глаза. А потом решительно расстегнул куртку и снял её практически одним движением. Теперь он стоял перед Чонгуком обнажённый по пояс. Чонгука обдало жаром изнутри. Не поднимая головы Тэхён перебросил куртку через руку и склонился над своей сумкой в поисках джемпера. Чонгук не знал, что ему делать: то ли провалиться сквозь землю, то ли зажмуриться, то ли смотреть на Тэхёна во все глаза, пока ещё можно. Тэхён оказался довольно смуглым, его кожа имела карамельный оттенок, хотя по лицу и рукам этого раньше не было заметно: видимо, он пользовался какими-то кремами, чтобы отбеливать кожу на открытых участках. Чонгук в принципе не очень удивился, он слышал, что в Японии светлая кожа считается красивой. Тэхён был широкоплечий, но худощавый, пропорционально сложенный, и чувствовалось, что когда-то он занимался атлетикой, хотя вряд ли очень интенсивно. Но что бросалось в глаза сильнее всего, так это бесчисленные следы от поцелуев, которыми были покрыты его грудь, живот, ключицы и плечи. Чонгук стоял красный, потел и надеялся на две вещи: что никто из посторонних не обратит на них двоих слишком пристального внимания и что сам Тэхён не заметит, до какой кондиции дошёл его спутник. А потом Чонгук сообразил, что по сути-то и не видел Тэхёна обнажённым, потому что пока был в сознании, обнимал его одетого и целовал только в вырез футболки, а вот потом, когда они легли в постель, Чонгук уже не помнил, что было на Тэхёне и что было на нём самом. Надо было любоваться торсом Тэхёна сейчас, потому что Чонгуку даже вспомнить было нечего в этом плане. Но любоваться он не мог из-за смущения. Тэхён продолжал копаться в сумке, склонившись над ней, уже буквально залез в неё по локоть (она была очень вместительная, а вещей там было до черта) и из-за этого почти упирался лбом Чонгуку в грудь, настолько близко они стояли друг к другу. Потом Тэхён вдруг поднял голову и посмотрел на Чонгука снизу вверх. Чонгук выдержал секунду, после чего взгляд его метнулся в сторону. — Куртка мешает, — сказал Тэхён. — Побудешь вешалкой минуточку? И не дожидаясь ответа взял куртку, которая уже грозила соскользнуть на пол, и перебросил её через плечо Чонгука, на котором не было лямок рюкзака. Руки его на миг задержались там, и Чонгуку показалось, что Тэхён мог бы обнять его за шею, и возможно даже собирался, но всё же передумал. — Ты какой-то очень румяный, — сказал Тэхён. — И на лбу испарина. Тебе жарко? — Угадай, почему, — проговорил Чонгук, стараясь выровнять дыхание и теперь уже не только глядя в сторону, но и отворачиваясь. Несколько секунд Тэхён просто стоял и не шевелился. А потом вдруг начал снимать с плеча Чонгука свою куртку и снова надевать её на себя. От удивления Чонгук вновь повернул голову и посмотрел на него. — А ну-ка пойдём со мной, — произнёс Тэхён очень тихо, глядя на Чонгука. Глаза у Тэхёна в этот момент были огромные, а зрачки расширились. И тут же, не дав Чонгуку опомниться, он перехватил одну из ручек сумки и потянул её вместе с Чонгуком вперёд, мимо раковин, в сторону туалетных кабинок. Чонгук пошёл за ним как привязанный. Да он и был привязанный, правда добровольно: он всё ещё держал сумку Тэхёна за вторую ручку. Они прошли вдоль ряда кабинок до самого конца. Тэхён заглянул в последнюю, а потом, воровато оглянувшись на мужиков возле писсуаров и раковин, затолкал Чонгука внутрь, зашёл сам и закрыл за собой дверь на защёлку. В кабинке было на удивление чисто. Тэхён ногой поддел и опустил крышку на сидение унитаза, закрывая сливное отверстие, забрал окончательно свою сумку и поставил её на крышку, а затем стащил рюкзак с плеча Чонгука и взгромоздил его поверх сумки. — Крючки же есть... — сказал Чонгук, слегка кивая на закреплённый на стене крючок для вещей. — Хотя тут и без того не развернёшься... Думать о том, зачем они с Тэхёном сюда пришли и чем будут заниматься в ближайшее время, он боялся. В голове промелькнуло: "Минет он мне точно не сделает, это было бы удобнее сидя на унитазе. И не ждёт, значит, что я сделаю ему". Следом в голову по ассоциации полезли все виденные когда-либо в порнухе варианты знаменитой позы "69", до которой у самого Чонгука на практике пока так и не дошло, потому что... потому что. И тут же подумалось, что эта поза выглядела бы гораздо симметричнее, если бы её отрабатывали люди одного пола, а они с Тэхёном как раз... В этот момент Тэхён повернулся к Чонгуку, взял его за плечи и произнёс тем же тихим голосом, что и раньше: — Я не буду заниматься этим дерьмом тут, среди дерьма, Гук. И ты не будешь. Но если нас за чем-то подобным увидят на открытом пространстве, то обязательно найдётся особо нервный идиот, который вызовет ментов. А я не знаю, где здесь ещё есть нормальные места, чтобы уединиться. Так что прости. Или здесь и сейчас, или нигде и никогда. Чонгук на миг задохнулся. В голове теперь была только одна мысль, модификация всех предыдущих: как их арестовывают за противоправные действия гомосексуального характера те же самые полицейские, которые вчера так и не арестовали их на таможне за провоз очков в металлической оправе и курток с металлическими молниями. Чонгук яростно попытался прогнать эту мысль, потому что надо было думать о том, как он сейчас — наверное — будет целовать Тэхёна, а не о том, как он потом — может быть — будет сидеть с Тэхёном в кутузке. — Иди сюда, — прошептал Тэхён. Протянул руки, как тогда в гостинице, взял лицо Чонгука в свои ладони и притянул к себе. Едва их губы соприкоснулись — это даже не было ещё поцелуем, а именно только касанием, — как Тэхён отпустил лицо Чонгука и начал снимать с себя куртку, благо она была по-прежнему расстёгнута. Через секунду руки Чонгука помогли ему освободиться. Тэхён разорвал их почти неосязаемый поцелуй, отобрал куртку у Чонука и практически ощупью, не оборачиваясь назад, накинул её на тот самый крючок, приделанный к стене у него за спиной. Затем взялся за полы куртки Чонгука и стал стягивать её тоже. Чонгук очнулся и освободился от лишнего за секунды. Он ещё только успел найти крючок на двери и кое-как повесил туда куртку, когда почувствовал руки Тэхёна на своей талии и то, как он стаскивает с Чонгука футболку. Несколько мгновений — и они стоял друг перед другом почти вплотную, оба обнажённые по пояс. Футболка Чонгука оказалась отброшенной на его рюкзак. — Целуй, — сказал Тэхён одними губами. Дальше Чонгук словно отключился. Сколько длилось это состояние, он не знал. Он вроде был, но его не было. Вместо него самого был только один сплошной Тэхён. Единственной и первой осознанной мыслью, которая посетила голову Чонгука непонятно когда и непонятно почему, была мысль насчёт опоздания на самолёт. И она была очень подлая, но очень позитивная, эта мыслишка. Типа: ой, мамочки, да мы опоздали, Тэ, они улетели без нас, прикинь, давай одевайся и поедем домой, у меня в постели и целоваться гораздо удобнее, и всё остальное... Тэхён был горячий, как раскалённая печь, и напористый, чего никак нельзя было сказать заранее по его внешнему виду и по его манерам. Даже по воспоминаниям из гостиницы Тэхён был куда как менее решительным. А сейчас... Сейчас ему словно было нечего терять. Да так и было, в принципе. Единственное, что они могли потерять сейчас — это друг друга. И надо было успеть хотя бы то, что можно. — Когда ты... встретишь свою девушку... — проговорил Тэхён, задыхаясь, но продолжая целовать Чонгука, куда придётся. — Гук, жизнью клянусь... Я запрещаю тебе... изменять ей... с кем-либо, кроме меня... — Заткнись, — сказал Чонгук и в самом деле заткнул Тэхёна поцелуем. Вдруг Тэхён стал отворачиваться, прерывая поцелуй. — Что? — выдохнул Чонгук, отпуская его и пытаясь заглянуть в глаза. — Что ты со мной делаешь, ублюдок... — произнёс Тэхён. Дыхание у него было тяжёлым и частым. — Ещё совсем немного, и я кончу... Нет, сейчас мы с тобой вместе кончим... И он начал лихорадочно шарить по животу Чонгука, поясу его джинсов и ширинке в попытке расстегнуть её. — А ну-ка дай мне его сюда сейчас же, сучий сын, блядь... — шептал Тэхён на выдохе, в отчаянии дёргая за пояс. — Да чтоб я ещё хоть раз влюбился в парня... Да чтоб у меня ещё хоть раз на парня встал... Ах ты блядское дерьмо собачье, нахуя тут всё это так сделано?.. Какого хуя я не сделал это в гостинице, чтоб ей нахуй пойти?!. Так он из тех, кто матерится в такие минуты, промелькнуло у Чонгука в голове. Хотя когда мы пили и целовались в гостинице, он вроде бы не матерился, а был наоборот какой-то слишком уж нежный... Но сейчас он трезвый, а это наш первый и последний раз... В следующую секунду голова снова опустела, и место посторонних мыслей заняли актуальные действия. Чонгуку понадобилось не более трёх секунд, чтобы расстегнуть пуговицу и ширинку и приспустить джинсы вместе с боксерами, и он бы справился гораздо быстрее, если бы Тэхён не мешл ему в своих нетерпеливых попытках помочь. — Не вздумай хотя бы пискнуть, сучоныш, — шептал Тэхён, когда его рука сжала член Чонгука. — Не дыши даже, иначе мы спалимся... Ох, блядь, проклятый шнурок... Да помоги же мне, Гук, прошу тебя, о Господи... Дрожащими руками Чонгук вслепую нашарил завязки шнурка на спортивных штанах Тэхёна. Тэхён не давал ему ничего нормально делать: он пытался одной рукой развязывать шнурок, одновременно с этим без устали продолжая целовать Чонгука, куда получится, а вторая рука его теперь начала нетерпеливо двигаться, сжимая член Чонгука всё сильнее. — Тэ, подожди... Тэхён... Ты, кажется, случайно затянул здесь узел... Вот зараза... Тэ, подожди минутку, ничего не видно... — Ты какого хера не сказал мне, чтобы мы этим занялись в гостинице? — выдохнул Тэхён прямо ему в ухо. — Ты какого хера не сказал мне послать Миюки нахер и заняться с тобой любовью? Чонгук от такого заявления чуть не упал. — Мы могли трахаться всю ночь, блядский ты еблан! — Тэхён буквально стонал ему в ухо, но так тихо, что кроме Чонгука этого никто не смог бы услышать, даже если бы специально подслушивал под дверью. — Нас бы вышвырнули оттуда к хуям за то, что мы творим! Голых, блядь! А теперь я кончу в штаны как сраный школьник на физре, потому что там какой-то ебучий узел завязался! Чонгук отпустил непослушные завязки и изо всех сил обнял Тэхёна, прижимая к себе. — Не надо как школьник на физре, — прошептал он, целуя Тэхёна в ухо. — Школа давно позади, и даже универ. Кончишь в руку своему случайному попутчику в общественном туалете аэропорта, как и полагается взрослому мужчине. После этих слов Чонгук просунул руку за пояс штанов Тэхёна — и замер. — Тэ, — спросил он. — Где твоё нижнее бельё? Ты что?.. — Нет у меня никакого нижнего белья, — прошептал Тэхён, продолжая интенсивно ласкать член Чонгука. — Чистое закончилось, грязное не ношу. — У тебя были трусы, в которых ты вчера спал, — проговорил Чонгук. Пальцы его скользнули вниз по животу Тэхёна, вдоль узкой полоски мягких волос и наконец сжали напрягшийся член. В ту же секунду Тэхён зубами вцепился Чонгуку в ухо. Невзирая на боль Чонгук принялся двигать рукой вдоль ствола, стараясь каждый раз посильнее сдавливать головку. Тэхён отпустил ухо Чонгука и немедленно переключился на его губы. — Трусы... я испачкал, — проговорил он тихо и очень невнятно, прямо в поцелуй. — Ночью... когда ты меня всего... Рука Чонгука на его члене непроизвольно задвигалась быстрее, размазывая вытекающую смазку. Тэхён в ответ надавил большим пальцем на головку его члена. Чонгук едва сдержал стон, как вдруг почувствовал, что Тэхён второй рукой берёт его мошонку и тоже начинает ласкать. — Чонгук, ты сволочь... — шептал Тэхён, будто в бреду. — Какого хуя ты не уломал меня остаться в номере?.. Те девушки, что были у Чонгука, никогда не пытались склонить его к каким-то играм в постели. То, что у Чонгука с ними происходило, иначе как банальным перепихоном назвать было нельзя. Они просто раздвигали ноги или садились сверху, но никогда не трогали его там. А одна из них даже не хотела раздеваться, просто приподняла юбку и сдвинула трусики в сторону. И никого из них Чонгук не целовал с головы до ног в упоении или в исступлении, и никому не мечтал оставить хоть один-единственный засос на память, и думал, что все те игры, которые показывали в порнухе, только в порнухе и бывают. А все парни, которые хвастались тем, что вытворяют в постели со своими девушками, казались Чонгуку обычными врунами, которые просто смотрят то же порно, что и он. А сейчас он стоит — едва стоит, если честно, потому что ноги дрожат от напряжения, — в угловой кабинке мужского общественного туалета на втором этаже аэропорта Домодедово, полуголый и со спущенными штанами. Его страстно и горячо целует ещё сутки назад совершенно незнакомый ему парень, которого Чонгук держит за сочащийся смазкой член. А собственный член Чонгука пульсирует и горит огнём в нетерпеливой руке этого парня. Нельзя стонать, нельзя кричать, нельзя позволить себе лишнее движение, от которого может вылететь дверь кабинки или боковая стенка, хотя хочется уже не дрочить друг другу, а просто повалить Тэхёна на пол и трахаться с ним, пусть даже Чонгук и не особо представляет как... — Ты сказал "нет", когда я предлагал, — проговорил Чонгук полушёпотом, оставляя дорожку влажных поцелуев на шее Тэхёна. — Я не мог не подчиниться. Если бы тебе сказали что-то таким голосом, ты бы не то что подчинился, ты бы душу продал. — Я всё равно её тебе продал, — теперь Тэхён действительно почти стонал. — Гук, с-сука, я не могу, сожми сильнее... Чонгук сдавил его плоть, ощущая, как Тэхён уже сам начинает двигаться навстречу, и через несколько секунд почувствовал, что Тэхён кончил. Руки Тэхёна в этот момент что-то невероятное вытворяли с его гениталиями, и собственный оргазм Чонгука последовал сразу же за оргазмом Тэхёна. Почти минуту они просто стояли, навалившись друг на друга, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя. Наконец Чонгук произнёс Тэхёну на ухо: — Кажется, я испачкал своей спермой твои штаны. — Это сказал мне человек, который не хотел отдавать мне собственные, чтобы я с ними чего-нибудь подобного не сделал, — ответил Тэхён. Следующие пять минут они беззвучно истерически хохотали, обнявшись и уткнувшись носами друг другу в шею. Постепенно приступ нервного хохота сошёл на нет, но они всё ещё не размыкали объятий. Чонгук обнимал Тэхёна за плечи, а Тэхён гладил и сжимал его ягодицы. Наконец Чонгук сказал: — Тэ, кажется, мы перемазались этой дрянью с ног до головы. — У меня есть влажные салфетки, — ответил Тэхён. — Хотя бы это я в долбучей аптеке купил. Они в сумке, надо достать. — А что мы будем делать с твоей одеждой? — У меня в сумке есть не только салфетки, но и бриджи, — ответил Тэхён. — Правда, они не сочетаются с тем джемпером, но если надеть жилет... Нет, жилет в чемодане. Хотя у меня был ещё свитшот с длинным рукавом... — Давай сюда эти чёртовы салфетки, — сказал Чонгук. — И давай тебя наконец переоденем. Салфетки нашлись в боковом кармане сумки очень быстро, но следующие пять минут ушли на то, чтобы разобраться с узлом на шнурке штанов Тэхёна. — Ты... будешь смотреть? — спросил Тэхён неуверенно, берясь за пояс и поддевая его большими пальцами. Во рту у Чонгука в момент пересохло, но он собрался с силами. Он наклонился к самому уху Тэхёна и проговорил сдавленным шёпотом: — Буду, Тэ. Я сейчас посмотрю, чтобы потом не бороться с желанием просить тебя прислать мне его фотографию. Нам с тобой не нужен компромат. Достаточно того, что... уже сделано. — Да, Гук. Ты прав. Компромата достаточно, — прошептал Тэхён в ответ. — Только того, что сделано, мне не хватает... Наверное, если бы у Чонгука спросили, какие места на планете он считает самыми неподходящими для романтических отношений, общественные туалеты, больницы, храмы, тюрьмы и кладбища вошли бы в первую десятку. Наверное, если бы у Чонгука спросили, каких партнёров он считает самыми асексуальными, он бы сказал, что любых малознакомых и незнакомых людей, а если вести речь о мужчинах, то степень знакомства вообще не будет играть роли, потому что мужчины его не интересуют. Наверное, если бы у Чонгука спросили, возможно ли ему будет влюбиться в совершенно незнакомого парня и получать удовольствие от близости с ним, находясь в кабинке общественного туалета, он бы посоветовал вопрошающим обратиться не к нему, а к психиатру, потому что подобные вопросы могли прийти в голову только людям с конкретно поехавшей крышей. А сейчас Чонгук стоял со спущенными штанами, протирал влажными салфетками тело Тэхёна, целовал там, где салфетки уже коснулись кожи, потом ещё целовал, потом опять, потом снова, везде, даже там, где его самого ещё ни разу никто не целовал, а Тэхён стоял, держась одной рукой за стену, и пытался выровнять дыхание, которое снова сбилось от этих таких простых и незамысловатых ласк. Стоило Чонгуку закончить, как Тэхён потянул его вверх, на себя, и теперь уже сам принялся вытирать Чонгука там, где трогал его ранее испачканными в выделениях руками. Вытирал, а потом тоже целовал без счёта, и Чонгук почувствовал, как снова возбуждается. Надо было уже успокаиваться, но хотелось, чтобы возбуждение ушло естественным образом, не от того, что он начнёт думать о чём-то неприятном или пугающем, а от оргазма. — Тэ, — прошептал Чонгук. — Тэ, это невозможно. Если мы... если ты будешь продолжать... Тэхён выпрямился и на полшага отступил от Чонгука, потом на мгновение глянул вниз на себя, и поднял на Чонгука умоляющий взгляд. Чонгук тоже посмотрел и увидел — Тэхён так же возбуждён. — Ты всегда предохранялся, Гук? — спросил Тэхён тихо и каким-то хриплым голосом. — Раньше, со своими... кто там у тебя был... Чонгук кивнул, и поскольку кивок был больше похож на судорогу, добавил одними губами: — Да, Тэ. — У меня все эти годы была только Миюки, — сказал Тэхён. — И мы с ней снова проверялись на всякий случай перед последним зачатием. Чонгук чувствовал, как от напора крови буквально пульсирует член, хотя и не подозревал, что там можно ощутить что-то подобное настолько сильно. — Иди сюда, — произнёс Тэхён, отступая ещё немного и прислоняясь спиной к висящей на стене спортивной куртке. — Иди ко мне. Чонгук сделал шаг навстречу, краем сознания радуясь, что джинсы и боксеры сейчас спущены только до середины бедра, и он вряд ли споткнётся и упадёт, наступив на них. Стоило приблизиться, как Тэхён притянул его к себе вплотную и принялся целовать его подбородок и линию челюсти, заставляя Чонгука откинуть голову назад. А потом заговорил Чонгуку на ухо: — Не могу тебе отсосать, Гук. И у тебя не прошу, потому что ты мне тоже не сможешь. С первого раза ничего хорошего не получится, мы тут оба сблеванём. И то, что гомосеки друг с другом делают, мы тоже сделать не сможем, потому что разрабатывать друг друга нам тут некогда, тем более насухую. Чонгук заметил, что речь Тэхёна снова становится грубее, как и в прошлый раз, когда он сильно возбудился. — Надо ещё раз подрочить, — продолжал Тэхён, дыша ему в ухо. — Только не так, как раньше. Чонгук не успел ни ответить, ни возразить, ни дать согласие, ни что-либо спросить, как рука Тэхёна снова оказалась на его члене. Свободной рукой Тэхён обнял Чонгука за талию и притянул ещё ближе. А потом Чонгук с замиранием сердца почувствовал, как возбуждённый член Тэхёна трётся о его собственный. Тэхён сжал оба их члена вместе и стал водить рукой вверх и вниз. Каждый раз, когда под его ладонью головки соприкасались, Чонгука словно пронзало током. Он обхватил руку Тэхёна своей правой рукой, а левой упёрся в стену прямо над его плечом. Лучше было бы лечь. Сесть на унитаз к Тэхёну на колени или посадить его к себе. Просто вместе встать на колени на пол, потому что ноги практически не держали: время с девушками Чонгук проводил в постели лёжа, а когда сам себя обслуживал, принимая душ, всё выходило куда быстрее и безэмоциональнее. И Чонгук не помнил вообще, чтобы когда-нибудь раньше возбуждался настолько сильно, что подкашивались ноги и кружилась голова. — Чонгук, блядь... какого хуя у тебя такой хуй... что можно кончить... только думая, какой... он у тебя? — Тэхён вновь дышал тяжело и часто, и речь его была прерывистой, а смысла в ней становилось всё меньше. — Какого хуя ты его себе отрастил?.. Как я теперь буду... трахаться с женой, если я... хочу трахаться... только с тобой?.. Блядский мудак... Ты, сука, что... не мог мне засадить вчера?.. Ох, чтоб мне сдохнуть... Ты что там, яйцами об меня трёшься?.. Ох, блядь... Кто об меня теперь будет тереться яйцами, кусок ты дерьма?.. Как я теперь буду кончать без них?.. С кем я буду трахаться, если не с тобой?.. Ёбаный ебливый говнюк, ты специально такой мне явился... чтобы я всю жизнь потом... воздерживался?.. Ох, твою мать... как же я тебя хочу... Кончили они с разницей в две секунды, и всё время, пока длился автошок, Чонгук продолжал сжимать рукой их пульсирующие соединённые вместе члены. Тэхён стоял, откинув голову назад, закрыв глаза и прислонившись затылком к стене. Руки его безвольно свисали вниз, и Чонгук не удивился бы, если бы выяснилось, что единственной силой, которая удерживала сейчас Тэхёна от падения, была та сила, с которой тело Чонгука прижимало его к вертикальной поверхности. Наконец Тэхён, видимо, собрался с силами и посмотрел на Чонгука. Сто тысяч слов вертелось у Чонгука на языке в этот момент: и про то, что это лучший секс в его жизни, и что он не жалеет, и что он хочет ещё, и что он такое никогда не забудет, и что ему понравилось с Тэхёном больше, чем с любой девушкой, и что он теперь считает Тэхёна своим... и прочее, и прочее, и прочее из серии банальностей, которые недостойны того, чтобы озвучить их здесь и сейчас. — Мы уже опоздали, Гук? — спросил Тэхён. — На самолёт? Чонгук хотел сказать, что да, опоздали, вылет состоялся без них, и теперь они могут ехать домой к Чонгуку и продолжить там начатое. Или просто лечь спать. Но сейчас, когда всё закончилось, он чувствовал, что прошло едва ли больше часа. Сейчас было около половины четвёртого, то есть примерно полтора часа до вылета. — Не опоздали, — ответил он. — Жаль, — сказал Тэхён и опустил голову. Чонгук понял: он жалеет, что нельзя свалить всё на обстоятельства и остаться вместе ещё хотя бы на один день. И у них больше не будет гостиничного номера и узкой одноместной постели, где так правильно было лежать вдвоём. А будет у них перелёт, которого Тэхён боится и котрого теперь боится сам Чонгук, потому что за перелётом не будет ничего. — Ещё остались салфетки? — спросил Тэхён. Чонгуку показалось, что его тихий голос звучал теперь безразлично. Чонгук наклонился и уткнулся лбом в его лоб, а потом поцеловал его голову, его светлые волосы, густые и мягкие, и произнёс: — Ничего, Тэ. Я всё сделаю. В этот раз сперма не попала на одежду, а вся оказалась размазана по их животам и грудным клеткам. Оставшимися салфетками Чонгук протёр Тэхёна и себя, выбросил всё в мусорный контейнер, натянул боксеры и джинсы, потом футболку и куртку. Помог Тэхёну выбраться из штанин. Некоторое время думал, кусая губу, а потом сказал: — Тэ... Ты только чего не подумай... У меня в рюкзаке есть запасной комплект белья. Я всегда так беру в ручную кладь, потому что чемодан могут потерять, а по прилёте хочется сперва принять душ и переодеться в чистое, а не бегать по магазинам в поисках сменной одежды. Давай ты всё-таки наденешь что-то из моего? Я не хочу, чтобы ты надевал одежду на голое тело. Мало ли что у них там встрянет на таможне и какой досмотр они захотят учинить. Чонгук думал, что Тэхён будет возражать или отшутится, но тот просто сказал: — Ладно. Через пятнадцать минут были одеты оба. Джемпер Тэхёна Чонгуку не понравился — он был настолько тонкий, что буквально светился насквозь, и в нём больше подобало танцевать у шеста в стрип-клубе, чем расхаживать в общественных местах. Остановились на свитшоте, который вполне подходил к бриджам Тэхёна. Единственный его недостаток заключался в том, что глубоченный треугольный вырез его оставлял грудную клетку открытой почти до половины, но Тэхён выудил со дна сумки какой-то цветастый не то платок, не то шарф, повязал его на шею, и вопрос с декольте был решён. Испачканные штаны Тэхёна было решено выбросить. Неизвестно, как поведут себя остатки спермы при прокате вещей через рентгеновский аппарат. Чонгука однажды тормознули, когда нашли в рюкзаке пакетик детского пюре, а на маму сработал металлодетектор, когда у неё при себе были влажные кожаные перчатки (уронила в лужу перед станцией метро). Штаны были не просто мокрые, а с такими следами, которые показывать на таможне хотелось меньше всего. — Теперь точно буду дома носить твои, — сказал Тэхён, сворачивая грязные штаны в ком и бросая их в мусорный контейнер. — Не зря их у тебя затребовал. Чонгук увидел, что он пусть и невесело, но улыбается, и мысленно перевёл дыхание: он боялся, что Тэхён после всего впадёт в подавленное состояние. На их счастье, в это самое время туалет решила посетить большая организованная группа немецких, если судить по говору, туристов, так что в общем шуме и суете выбраться из туалетной кабинки оказалось довольно легко. Оба ещё раз вымыли руки и умылись, а затем направились в сторону пункта таможенного контроля. По дороге туда Тэхён молчал. Потом он молчал, когда они проходили детекторы и прогоняли вещи через рентгеновский аппарат. Пока они шли к пограничникам на паспортный контроль, Тэхён молчал по-прежнему. Чонгук косился на него, однако не видел признаков того, что он обижен. Чонгук ловил на себе взгляд Тэхёна постоянно. Можно было даже сказать, что Тэхён вообще никуда больше не смотрит, кроме как на Чонгука. Смотрит, но ничего не говорит. Чонгук тоже ничего ему не говорил. Просто смотрел на него и старался запомнить каждую черту его лица, его фигуру, жесты, походку — всё то мелкое и незаметное, что делало его Тэхёном. На паспортный контроль опять пришлось отстоять очередь, но обоим это было безразлично. Тэхён в этот раз отправился к пограничнику первым. Чонгук стоял у ограничительной линии и смотрел на его светлую макушку, на то, как он поправляет свою неудобную сумку, как переминается с ноги на ногу. В какой-то момент Тэхён помахал в воздухе рукой и вроде бы указал пальцем себе за спину в направлении Чонгука, но тот решил, что это ему могло и показаться. Когда загорелся сигнал и воротца были разблокированы, Тэхён оглянулся на Чонгука, прежде чем пройти в них, и грустно улыбнулся. Поскольку из двух расположенных рядом кабинок работала только одна, Чонгук попал к тому же самому пограничнику, который занимался Тэхёном. Чонгук предоставил для проверки свой паспорт и билет, ответил на стандартные вопросы, о том, кто он (студент), куда летит (Токио, Япония) и в качестве кого (турист), а потом пограничник уточнил: — Вы один летите? Так вот что означал жест Тэхёна, когда он показывал назад... Чонгук колебался ровно одну секунду. — Нет, — ответил он. — С тем парнем, который проходил тут передо мной. — Кто он вам? — спросил пограничник. Чонгук думал ещё секунду, а потом ответил, чувствуя, что щёки начинают заливаться краской: — Это мой близкий человек. Несколько мгновений, показавшихся Чонгуку адом, они с пограничником смотрели друг другу в глаза, и под конец безмолвного поединка Чонгук был морально готов признаться, что да, он внезапно голубой, и да, они с Тэхёном занимались сексом, причём только что, и недалеко, метров двести, но мы тихо, товарищ лейтенант. Чонгук даже начал ждать вопросов на эту тему, но пограничник наконец отвёл взгляд, проделал с его документами необходимые манипуляции и произнёс, вручая их Чонгуку: — Счастливого пути. Наверное, Чонгук был настолько красен лицом, когда вышел из открывшегося прохода на другую сторону, что Тэхён даже сделал несколько шагов ему навстречу. — Кажется, я только что совершил каминг-аут перед этим погранцом, — произнёс Чонгук в ответ на обеспокоенный вопросительный взгляд Тэхёна. — Я сказал, что лечу в Токио со своим близким человеком. Губы Тэхёна дрогнули, и он порывисто вздохнул, а потом коротко обнял Чонгука за плечи одной рукой. — Я сказал то же самое, — произнёс он и отвернулся. Чонгуку показалось, что Тэхён хотел скрыть эмоции, промелькнувшие на его лице. И Чонгук жалел, что не успел рассмотреть, что это было — радость или боль.