Ахиллесова пята

«Замечательно, как театр в целом — и в особенности Шекспир — могут заставить нас оцепенеть от зрелища физического насилия». «Если бы мы были злодеями», М. Л. Рио

      — А где Эрен?       — У него экзамен, — ответил Леви, садясь в удобное кресло. В последний раз, когда они собирались вместе в этом кабинете, Аккерман услышал о военной тайне, о темном прошлом Ханджи и всерьёз задумался о том, мог ли человек, прошедший через пытки, предположительно длившиеся шестнадцать лет, всё ещё считаться виновником своего возмездия.       — Понятно, — отрешённо пробормотал Эрвин, перебирая бумаги на столе. За последние дни он погряз в работе, не так часто посещал совместные ужины и походы в бар, отдавая предпочтение поискам мстителя.       — Есть какие-то успехи? — Леви кинул взгляд на лежавшие многочисленные отчёты. — Выглядит так, будто ты не спишь ночами.       У Эрвина дрогнули пальцы, что не осталось незамеченным. Аккерман с приподнятой бровью уставился на Ханджи, что попивала вино, развалившись на мягком диване.       — Не смотри на меня с таким осуждением. Я делаю всё возможное, чтобы он расслабился.       — Не хочу знать.       Зоэ тихо рассмеялась.       — Ты сам спросил.       — Всё со мной в порядке, — Эрвин выдохнул и, опровергая свои же слова, устало надавил на прикрытые глаза. — Просто нитей много, а ничего конкретного нет.       — Не знаю, на что Закклай рассчитывал, отправив тебя в тысячу раз проверенный и сгоревший дом того учёного. Что ты чудом сделаешь что? — рассуждал Леви вслух, запрокинув голову к потолку, из-за чего не заметил, как у Эрвина нервно дёрнулась губа.       — Ханджи рассказывала, что в моё отсутствие вы с Эреном пытались готовить в моем доме, — резко сменил тему Смит, но никто не посчитал это странным, предполагая, что мужчина не хотел говорить о работе.       — Пытались — главное слово, — вставила Ханджи и отсалютовала бокалом в сторону мягко улыбающегося Леви. — Эрен бездарен.       Эрвин усмехнулся.       — Если даже ты так считаешь, то я удивлён, что вы не подожгли как минимум кухню.       Ханджи с хлопком сомкнула губы и глянула на невозмутимого Леви, который качал головой из стороны в сторону.       — Удивлён, что ты ещё не рассказала. — Мужчина не повелся на умоляющий взгляд Зоэ: — Не впутывай меня, я в тот момент был в магазине.       — Но там был твой парень!       — И ты, как ответственная взрослая, чуть не угробила его.       — Не угробила же.       — Такое себе оправдание.       Эрвин улыбался, бросая взгляд то на одного, то на другого сидящего человека, улыбался, вспоминая, к каким уловкам приходила Зоэ весь месяц, лишь бы не упоминать этот небольшой инцидент. Смита в целом не волновала возможная гибель кухонной гарнитуры, его волновал совсем другой вопрос.       — И что же случилось дальше? — прервал он перепалку.       — Я был в магазине, — повторил Леви.       — Предатель, — пробормотала Ханджи, поёрзав на диване. Она взглянула в глаза Смиту, но потом отвела их, рассматривая вдруг показавшийся ей красивый и интересный узор на ковре. — Я просто решила, что смогу сделать так, как на многочисленных видео в интернете.       — Она устроила фаер-шоу.       — Боже, — возмутилась Зоэ. — Ты ябеда.       Леви усмехнулся.       — Она подожгла сковородку, опираясь на то, что мясу не хватит огня от плиты.       — Ты вообще ни черта не помогаешь. Лучше помолчи. — Ханджи расправила плечи, выпила вино залпом, высоко подняла голову к верху и посмотрела прямо в глаза тихо посмеивающегося Эрвина, выдав быстрое и лаконичное: — Вся вина на Эрене.       И Аккерман, и Смит подперли подбородки руками и с явным недоверием уставились на Зоэ, качая головой, будто в согласии.       — Да что ты? — подначивал ее Леви. — Бедняжка.       Ханджи состроила страдальческое лицо.       — Всё так и было. Он поджег мясо с помощью масла и зажигалки, оно вдруг вспыхнуло, как новогодняя елка, и пришлось искать огнетушитель.       — Хвала Господу, что Эрен будет сообразительнее тебя, — вставил Леви.       Смит, вспоминая фотографии обугленного дома Йегеров, записи Карлы из дневника, серьезно поинтересовался:       — Как он отреагировал на огонь?       Аккерман непонимающе моргнул, заметив, что в голосе друга проскальзывали неожиданные нотки беспокойства.       — Нормально. Удивлён был, как и любой человек в такой ситуации. — Ханджи незаметно переглянулась с Леви, пока Смит был погружён в обдумывание реакции парня на огонь. Он всё ещё не знал, во что выльётся та смесь эмоций, которую он испытывал по отношению к Эрену. Зоэ в это время продолжила:       — Эрен бросился к огнетушителю в твоём кабинете.       Смит поднял голову и посмотрел на Ханджи так, будто впервые осознанно заметил её присутствие. Как бы ему не было жаль Эрена, мужчина понимал, что тот слишком хитёр и не поддаётся анализу со стороны человеческих эмоций, но вот в логике и примитивному желанию выжить парень должен быть лучшим.       — На кухне есть огнетушитель, — заметил Эрвин на всякий случай, чтобы услышать заготовленное оправдание, которое — мужчина был уверен — Эрен предоставит на блюдечке.       — Ну, Эрен попытался его использовать, но что-то случилось с механизмом и он не смог, — Ханджи развела руками. — Ты же знаешь, я хороша в жизненно-опасных ситуациях, а не в том, чтобы предотвратить их.       Эрвин даже не улыбнулся, лишь с непонятным выражением на лице уставился на свой рабочий стол.       — Вот как, — безучастно пробормотал он. — Быстро потушили?       — Ничего не сгорело, — с гордостью поведала Ханджи.       — Кроме ужина, — поправил её Леви.       — Это мелочи, — отмахнулась Зоэ. — Главное, что мы целы.       У Эрвина заныла совесть, пока он наблюдал за улыбающимся Леви и притворно невозмутимой Ханджи. Он отключился от их разговора, сконцентрировавшись на записях, что лежали перед ним. Перебирал их, цеплялся взглядом за имя «Гриша» в отчетах о доме, внимательно вчитывался во все закорючки, лишь бы не думать о потенциально опасном человеке, что крутился не просто близко к его другу, а находился буквально на расстоянии вдоха.       Сколько ещё ему скрывать это? Прошло полтора месяца с момента, как он узнал, долгих полтора месяца, в которых каждый божий день боролись его совесть и сострадание. Эрвин так сильно боялся реакции Леви не из-за открывшейся правды, а из-за открывшейся лжи, которой Эрен пичкал всё своё окружение. Смит не имел ни малейшего представления, что делать с полученной информацией.       Он желал избавиться от Эрена настолько же, насколько заключить в объятия, как когда-то Леви после года страданий.       Эрен, будучи парнем Аккермана — близкого друга, товарища, и того, кто в ближайшем будущем будет шафером на свадьбе, — был другом, но Йегер, будучи расходным материалом эксперимента, травмированной личностью, жестоким убийцей, был опасной единицей. Сколько он успел увидеть, специально пробравшись в кабинет? Что понял?       Как долго Эрен и Эрвин собирались ходить вокруг да около? Как долго они будут притворяться слепыми и глухими по отношению друг к другу?       Смит даже не сомневался, что Йегер не предпринимал никаких действий по отношению к нему, к Ханджи, к другим учёным только из-за Леви, что являлся сдерживаемым фактором. Но как долго?.. Как долго власть Аккермана, о которой тот даже не догадывался, будет иметь силу?       — Любовь моя, тебе стоит больше отдыхать, — прощебетала Ханджи у самого уха Эрвина, неожиданно появившись сзади. Она положила руки на напряженные плечи и принялась массировать их.       — Опять ваши игрища, — пробормотал Леви как человек, видевший такие ситуации на протяжении долгого времени.       — Вы с Эреном и не в такие игры играете. Я уверена. — Ханджи кивнула со знанием дела, попутно продолжая массаж.       Леви недовольно нахмурился, показав этим, как ему противились высказывания, касающиеся его личной жизни. В последнее время в отношениях царила идиллия, но, оставаясь наедине с самим собой, Аккермана атаковали тревожные мысли, что касались непосредственно Эрена. В том числе мужчину беспокоил сон двухнедельной давности, из-за которого парень весь последующий день старался скрыть взволнованное состояние.       Леви не мог точно сказать, в какой момент он начал слишком пристально следить за всем, что делал Эрен: за его эмоциями, поведением или же за тем, как парень с особой тщательностью копировал поведение мужчины, стараясь угодить в тех или иных вещах. У Аккермана сосало под ложечкой от постылых выводов.       Он привязался к парню: в какой-то степени тот являлся, как и Эрвин с Ханджи, его островком посреди болота, именуемым посттравматическим стрессовым расстройством.       — Ханджи, — предостерегающе начал Эрвин, но женщина его прервала, цокнув:       — Мы взрослые люди. Нечего стыдиться. Вот мы с Леви лучшие друзья, но я бы подумала о сексуальной связи, если бы он был не против.       — Что? — удивленно Леви.       — Что? — удивленно Ханджи.       Эрвин покачал головой чуть улыбнувшись:       — Она сказала, что не против заняться с тобой сексом.       Леви натурально скривился и добавил:       — Меня не привлекает женщина, даже если она иногда похожа на мужчину.       — Смертник! — громко провозгласила Ханджи и, взяв со стола ближайшую папку, прицелилась и кинула её ровнёхонько в грудь Аккермана, отчего все бумаги внутри разлетелись, упав на мужчину, кресло, пол.       — Ханджи! — грозно рявкнул немедленно поднявшийся Эрвин и, обойдя стол, принялся собирать беспорядок. — Это слишком важные документы, чтобы разбрасываться ими так беспечно.       — Извини, — тут же стушевалась Зоэ и принялась помогать. Она выглядела подавлено от резкого тона мужчины, ибо Смит не использовал командный тон в отношениях. — Мне очень жаль.       Как обычно бывает — стоило о чём-то непрерывно думать, что кажется, будто эта вещь, слово или же событие везде и всюду, будто человек был слеп до этого момента.       Казалось, свет вокруг померк, тем самым помещая в фокус одну строчку перед глазами, когда Леви, наклоняясь, против воли зацепился взглядом за имя: «Гриша Йегер», взял бумаги в руки и спокойно передал их, пока мысли нещадно сплелись, словно паутина.       — Я слишком остро отреагировал. — Эрвин поднял взгляд с собранных бумаг и, скинув мрачность с лица, мягко улыбнулся расстроенной Ханджи. — Мне стоит за это извиниться. Это всего лишь бумага.       Леви вспомнил необычную смесь неуверенности и решительности Эрена, что смотрелись абсолютно негармонично.       — Твоя переменчивость в настроении последнее время пугает меня, — проворчала Зоэ, заправив выбившийся из пучка локон за ухо. — Налей мне ещё вина, чтобы успокоить нервы.       Леви вспомнил историю Ханджи и тайны правительства.       — Слушаюсь, госпожа, — с готовностью сказал Эрвин и, убирая папку в ящик стола, подошёл к мини-бару. — То же самое или хочешь что-то эксклюзивное?       Леви вспомнил россыпь засосов на шее Эрена, что прошли следующим днём.       — Если ты будешь наливать свои дорогие и редкие вина, то я готова каждый раз смиренно терпеть твой повышенный тон. — Зоэ передала Эрвину бокал, что ранее оставляла на низком столике около дивана. — Честное слово, это того стоит.       Леви вспомнил слова Эрена: «Я слежу», — в баре, думая, что они направлено на него. Лицо пьяного Райнера так и мелькнуло перед глазами.       — Твоя любовь к алкоголю начинает вызывать подозрения, — поделился своими мыслями Эрвин, с горестным вздохом наливая один из редких сортов в бокал.       Леви вспомнил, как с особой тщательностью Эрен мыл посуду, полностью копируя манеру мужчины.       — Ты выглядишь так, будто тебе жалко, — капризно пролепетала Зоэ и упёрла руки в бока. — Я недостаточно любима?       Леви вспомнил историю жизни Эрена, так похожую на его в общих аспектах.       — Ханджи, — Эрвин передал бокал и на мгновение задержался, касаясь пальцами чужие, — я восхищён тобой, твоим интеллектом и смеюсь над всеми твоими шутками. — Казалось, будто против воли его губы растянулись в улыбке. — Я готов поддержать и страховать все твои жизненно-опасные идеи.       Леви вспомнил слова Микасы о страхе перед парнем и свои звоночки об опасности.       — Ты точно Эрвин? — ошарашено поинтересовалась Ханджи, уставившись на Смита. Она понизила голос: — Нам срочно нужно остаться вдвоём.       Леви будто находился в вакууме, отгородив себя от внешнего мира.       Гриша. Гриша. Гриша.       Леви заставил тело двигаться, но ощущал его, как в замедленной съёмке. Вот он встал с кресла, привлекая внимание Эрвина и Ханджи, но они продолжали улыбаться, думая, что мужчина услышал их диалог и стремглав решил сбежать, чтобы обезопасить свои глаза. Аккерман же медленно развернулся, сделал несколько тяжелых шагов, словно шёл по вязкому болоту.       — Леви, эй, ты куда? — наигранной пропела Ханджи и попыталась протянуть руку, но мужчина отпрянул, не желая контактировать с кем-либо.       Предательство склизкой змеёй забиралось внутрь, так мерзко холодило внутренности, что сводило под кожей каждый орган болезненной коликой. Аккерману казалось, будто он поворачивал тело целую вечность. На самом же деле он это сделал пугающе резко и быстро.       — Ты знал? — тихо и спокойно спросил Леви. Он держал торнадо внутри, боясь разнести всё к чёртовой матери. — Эрвин, ты знал? — ещё раз и громче.       Смит никак не изменился в лице под напряженным и пугающим взглядом, а его улыбка из счастливой стала выглядеть печальной. Он понял всё сразу, стоило Аккерману спросить с таким мёртвым видом, что болело сердце.       — Да, — сказал Эрвин так, будто выкинул бомбу в самый эпицентр, и ждал, когда же произойдёт взрыв.       Взрыв же не дал долго себя ждать. Леви развернулся и ударил по стене, разбивая костяшки в кровь. Потом ещё раз.       Ещё раз и ещё.       — Леви, — поражено ахнула Ханджи и сделала предостерегающий шаг вперёд, но, поймав свирепый оскал Леви, остановилась. Она не имела представления, что происходит, но все равно приподняла руки, пытаясь успокоить его, как какого-то разъярённого зверя. Волна мурашек пробежала по коже, когда она встретилась с ним взглядом и захлебнулась в боли, что покоилась на самом дне.       — И как долго? — проигнорировал Аккерман женщину от слова совсем, глядя только на Эрвина. Его голос звучал ломко, как жуткая какофония из звуков, и от этого Ханджи стало хуже.       Смит все ещё не знал, стоило ли упоминать больше деталей, он видел перед собой лишь сломленного человека, который избивал стену из-за другого сломленного человека.       — Достаточно, чтобы быть уверенным, что это он.       — Сука, — прошипел Леви и застыл всем телом, что выглядело страшнее и пугающе, чем если бы он вцепился в волосы, опять ударил что-нибудь или вовсе выбежал из дома в морозный вечер. Он ощущал себя старой развалиной. — Если бы ты сейчас спросил меня: «что ты такое несёшь? о чем ты? что за бред?» — вместо своего быстрого и лаконичного ответа, то я бы и засомневался.       Время замедлило свой ход. Стрелки на часах замерли, когда Леви перевёл на них взгляд. Села ли в них батарейка или же они все ещё тикают?       — Как ты понял?       — В отчетах нет никакой информации насчёт него, но я нашёл небольшую лазейку, — туманно объяснил он, но Леви и этого хватило.       Аккерман неожиданно рассмеялся, сгибаясь. Как же ему хотелось немедля увидеть лжеца, чтобы предъявить: «Ты мне нужен, сделай с этим что-нибудь. Объясни, скажи, что это неправда, черт возьми».       Ханджи в ужасе глядела на происходящее, вспоминая весь период реабилитации мужчины: иногда из него вырывался вот такой надломленный звук.       — Милый, — мягко начала она, чувствуя, как к глазам подбирались слёзы. Она не хотела опять его терять. — Я не знаю, что происходит, но давай поговорим?       — Ханджи, — прошептал Эрвин, качая головой.       — Поговорим? — на выдохе прохрипел Леви, разгибаясь. Казалось, все эмоции вышли вместе с этим измученным и разбитым смехом, что даже смехом с натяжкой тяжело назвать. — О чем, блядь, нам разговаривать? Об этом лживом сопляке?       — Ты об Эрене? — непонимающе спросила Ханджи, незаметно ставя бокал вина на столик в мини-баре.       — Мне даже противно слышать его имя, — с неким удивлением бросил Леви, не веря в сказанное. — Как ты мог допустить его приближение не только ко мне, но и к Ханджи? — Он покачал головой и бросился к двери, будто его могло стошнить только от одного упоминания этого имени.       Леви покачнулся, выходя из кабинета, из дома Смита стремительным шагом, забыв о верхней одежде.       Могильная тишина наполнила комнату.       Пустынная улица частного сектора неожиданно превратилась в слишком оживлённую, шумную, громкую. Безликие люди в пальто проходили мимо, изредка задевая Леви плечом, и некоторые извинялись за оплошность, другие злобно зыркали, кривя уголки губ. Он неподвижно стоял посередине дороги в потоке спешивших туда-сюда людей, и ему хотелось наорать на всех, подраться с ними, но он лишь поднял голову вверх, вглядываясь в закатное небо. Аккерман промёрз до костей, тронь — и превратится в пыль.       Зачем только парень появился в его жизни, зачем заставил почувствовать всё то забытое острее, чем когда-либо, зачем просил раскрыться?..       В его голове было так много этих зачем, как секунд в бесконечности.       Неожиданно эта осень вспорола ему брюхо, она повалила на землю и выпустила кишки. Как ему взять себя в руки, если все, что когда-либо лежало в них, он не смог спасти?       Каждый миг, что он чувствовал себя обманутым, Леви умирал как и тогда, в плену.       В то время, как Эрен, шедший после университета в дом мужчины, за очень долгое время последние недели чувствовал себя хорошо. Хорошо настолько, что это пугало. Он чувствовал… чувства: странные, настоящие, не наигранные, не такие, которые приходилось откапывать из глубин для определенной цели. Они существовали сами по себе, Эрен чувствовал их даже на физическом уровне, будто находился под какими-то наркотиками, и из-за непривычного веса эмоций ему некомфортно.       Леви добрался до дома на автопилоте, промерзнув до костей, но вместо горячего душа и чая Аккерман вытащил небольшую чёрную сумку и начал собирать вещи Эрена, что тот раскидал по дому, словно помечал территорию. Леви выдохнул и сцепил зубы до скрипа, до боли в дёснах.       Он так зол, так обижен, так яростен.       Эрен поднимался по лестнице и дернул за ручку, предполагая, что его мужчина успел приехать со встречи с друзьями. Перед тем, как войти, он растянул губы в мягкой улыбке.       Дверь открылась, и Леви спрятал сердце за всеми замками, которые имел.       Эрен позволил себе расслабиться, пропустить через себя неуловимое ощущение счастья, Леви же был напряжен так, будто он — скандинавский великан, древний исполин, высеченный изо льдов и камня. Такой же хладнокровный и толстокожий.       — Что это? — Эрен недоумённо уставился на собственные немногочисленные вещи в раскрытой сумке, всё ещё улыбаясь. Затем перевёл взгляд на сидевшего в полутьме за барной стойкой мужчину, застывшего от голоса.       — Твои вещи.       Голос Леви казался искаженным, будто находился под толщей воды.       — Мои вещи, — медленно повторил парень и нагнулся к ним, растормошив аккуратно сложенные штаны. — Почему они здесь?       — Вот что ты делал с самого начала, — отстраненно начал Аккерман, игнорируя вопрос. Он всё ещё не поворачивал голову, рассматривая одинокую бутылку виски на столе. — Тогда ещё, когда облил меня пивом. Ты засмущался от моей шутки, которая могла выглядеть, как флирт. Ты появлялся здесь, там. Везде. Ты вкинул мне мысль, что переспать с тобой — хорошая идея. Мысль, которая не встретила сопротивления, разрасталась в моей голове с каждой нашей встречей и твоими неумелыми, как мне казалось, заигрываниями. Ты внедрил в моё сознание «правильный», на твой взгляд, посыл, изменяя все мои принципы под себя. Такого бедненького, неумелого парня, которого стоило взять под защиту.       — Я не понимаю, — попытался встрять в монолог Леви Эрен, но мужчина яростно ударил по столу и спокойным, сдержанным голосом произнёс:       — Ты всё чёртово время мне лгал.       Йегер ощутил горький привкус во рту, но не убрал с лица ни улыбку, ни нахмуренные брови.       — Я не понимаю, — недоуменно прошептал он и сделал шаг по направлению к Леви.       Мужчина начал и смеяться, и рычать, он так чертовски сильно хотел разорвать пацана, как и ту силу, которая почему-то решила, что их притяжение — хорошая идея.       — Конечно. — Лёгкий кивок и протяжный выдох. — Тяжело понять, про какую именно ложь я говорю, когда врешь всё время, да? Но вот единственная правда: всё твоё существование — сплошная лживая маска, Эрен Йегер.       Эрен замер во времени и пространстве. Казалось, сила притяжения с размаху впечатала его в землю. Он, Эрен Йегер, манипулятор, человек, выбравшийся из ада, человек, притупивший голод мести из-за одной единственной сказки с плохим концом, облажался, невероятно и невозвратно, пиздецки облажался.       Неважно откуда, как и зачем Леви узнал, важно только то, что Эрен не глуп, чтобы не предполагать, что такое случится, но он, видимо, всё ещё наивен, раз считал, что мужчина сможет сразу же понять его.       Впервые в жизни Эрен пожалел, что на его теле не осталось следов насилия, чтобы предъявить их, чтобы орать, как жизнь несправедлива, жестока и как ему больно. Больно, но не так, как от апатичного взгляда Леви, который смотрел на бутылку виски.       Аккермана тянуло напиться — так чертовски символично.       Первый раз он пробовал алкоголь, потеряв самого близкого человека в жизни — мать. Этот удар в юном возрасте выбил почву из-под ног. Сокрушительная скорбь привела худого, беспомощного мальчика к вонючей бутылке дешёвого пойла, находящейся в грязном и видящем лучшие дни шкафу. С первым глотком Леви зарёкся не тратить время на бесполезную дозу алкоголя, которая не то, чтобы не помогала, а делала только хуже.       Второй раз совпал с человеком, которого стоило боготворить и ненавидеть в равной степени. Леви сам не понимал, зачем оплакивал его уход под бутылку уже не такого вонючего алкоголя, но всё же. У них были сложные взаимоотношения, но напился он так, что не помнил, как дошёл до своей кровати. Напился, чтобы притупить ноющую боль от потери последнего родственника.       И третий раз сразу же после выписки из больницы. Леви оставался один на один со своей виной и грызшей совестью. Как там? «Иногда можно устроить провалы в памяти — бесплатный приз на дне каждой бутылки».       Сейчас же ему хотелось выплёвывать и выплёвывать свою безвкусную жизнь, свои принципы, свои потерявшиеся надежды. Внутри Аккермана — нет, не грохочущие штормы; не лесные пожары; даже не обыденно тупая боль. Внутри — пустота и горький привкус предательства. Его наебали, невероятно и невозвратно, пиздецки наебали.       — Ты ничего не знаешь, — немного робко, немного утомлённо сказал Эрен, не став протестовать. Он выглядел так, будто терял точку координат.       Леви хмыкнул.       — Да, не знаю, но догадываюсь. Родной отец человек строгого порядка, мать вроде как любила и старалась защищать от этакого богатого деспота. — Мужчина состроил недоумённое лицо и нахмурил брови. — Ах, точно! Извини, я немного запутался, это же твой пиздёж.       Эрен согласился тихо, вздохнул так, что грудную клетку стянуло болью, словно бинтами. Он глотал собственное отчаяние, захлёбывался им и просил: «Прошу, не бросай меня, не бросай, не бросай». Эрен так безнадёжен, так безнадёжен, как и в детстве, когда отец резал ножом его плоть туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда.       Эрен забросил куда-то в окутанные паутиной углы разума надежду и неровной, медленной, такой медленной походкой направился к Леви, будто пробирался сквозь зыбкую трясину. Он испытывал ноющее желание стать немедля кем-то другим.       Эрен набрал лёгкие полные воздуха и болезненно выдохнул в лицо напротив:       — Не делай этого.       Парень окунулся по грудь и погрузился с головой в одолевшее его отчаяние. Аккерман чуть повернул голову и лишь безжизненно глядел в ответ.       — Не делать что? Давай, манипулятор херов, расскажи ещё парочку зарисовок своей жизни, чтобы они пересекались с моими, в последствие чего я пожалел бы тебя. Тебя! — На лице исказилась горькая, наполненная болью усмешка. — Я не задеваю твои чувства, Эрен, я отрицаю их наличие.       Леви резко встал с барного стула, чуть ли не соприкасаясь носами, и размашистым движением, с силой отталкивая, прижал Йегера к стене, зафиксировав каменной хваткой за горло.       Эрен не сопротивлялся, а, наоборот, чуть ли не жмурился от контакта кожа к коже.       — Что ты чувствуешь? — выплюнул вопрос Леви.       Было слышно, как Эрен глубоко втянул воздух, гораздо глубже, чем привык дышать в стрессовой ситуации. Их взгляды зациклились друг на друге, переполненные дикими и неясными чувствами, похожими на снятый предохранитель. Прижатая к горлу ладонь не дрогнула. Леви был в полной боевой готовности, и Йегеру следовало понять: мужчина размажет его по чёртовой стене, если тот хоть пальцем пошевелит.       — Должно быть, я и сам не знаю.       Дело было не в том, что он сказал, а в том, как именно произнёс. Эти слова необдуманно соскользнули с языка сами, Эрен выронил их вес, не подозревая о тикающей бомбе, которую запустил. В опустошенном взгляде ощущалась неясная уязвимость.       В шесть лет он уже думал, что умрет, не догадываясь, что его убьют на тринадцать лет позже и не отец, а единственный во всей вселенной человек, способный, как он думал, понять его.       Леви чувствовал нарастающую в груди тяжесть, он понизил голос, но в образовавшейся тишине его шёпот продолжал звучать оглушительно громко:       — Вот почему «особенный», да, Эрен? Это слово тебе охренеть как подходит.       Эрен будто с размаху получил пощечину. Не в состоянии пошевелиться, он взирал на такое бесстрастное лицо с ядовитыми губами, что произнесли одно-единственное слово… он не мог поверить, что только что услышал, он просто не мог.       Тонкая корка льда начала покрывать сердце Эрена. Как и в тот первый раз, когда мать отвела к Грише, чтобы тот отрезал палец шестилетнему ребёнку.       — Мой отец любил повторять, что я особенный. — Эрен облизал губы и вытянул их в оскале, что отец использовал вместо улыбок: — «Никто не смог выдержать так долго, как ты».       Леви дёрнулся назад и отошёл на приличное расстояние. Он не желал оправданий, не желал каких-либо споров, он просто хотел подняться на второй этаж с бутылкой виски, напиться и забыть, но вместо этого Аккерман освирепел от ответа парня. Его уже не волновало, как больно он ударит, ведь Эрен со всей силой арматурой двинул прямо в грудную клетку Леви, вспорол ее, вываливая внутренности наружу.       Эрен не сопротивлялся, не орал, что всё не так, он просто признал, — и это казалось в разы хуже.       Леви массировал ладонь, что держала глотку парня.       — Ты действительно уникален! — Он прикусил щёку изнутри. — Даже в данных твоих родителей нет ни слова о тебе, будто тебя и не существовало вовсе, но какая усмешка судьбы, вот ты, стоишь на моём пороге и единственное, что делаешь, — всё время лжёшь.       Эрен убеждал самого себя, что окончательно успокоится, заполучив Леви в своё неизменное распоряжение. Думал, что с ним не придётся больше скрываться за флёром театральности, излишней неуклюжестью и множествами отыгранных чувств. Только вот обычно надежды имели свойство не сбываться.       — Ты сказал, что сделаешь всё возможное, чтобы не разочаровать меня, — напомнил Леви.       — Ты ответил, что твои ожидания относительно меня и так невысоки.       — Ты прав. Видимо, ты принял эти слова на веру.       Леви бросался словами, попадая по цели. Взгляд был холодный и отстранённый. Возможно, он сходил к врачу и вырезал слёзные железы, подумав: «А нахуй они, собственно, нужны».       — И кем ты стал в итоге? — Разочарование сквозило в каждом его изгибе и взгляде.       — Никем. — Эрен нервно повёл плечом, пытаясь скинуть странные давящиеся чувства. — Ты же хочешь честности. Я не буду говорить, что мне жаль, потому что это не так.       — Так мы заговорили о честности? — со смешком поинтересовался Леви. — Если ты не ощущаешь вину, это не значит, что ты не анализируешь свои действия и поступки. — Его взгляд пронзительный. — Ты не бесчувственный, Эрен, ты бессердечный.       — Возможно, и так.       Леви старался, он пиздецки старался не взорваться в этот момент.       — Вот только зачем тебе я? — Он опять приблизился почти вплотную, смешивая дыхания. — Зачем ты лгал мне? Зачем это всё?       Леви казался почти отчаявшимся.       — Твой дядя. — Эрен сглотнул, проживая мучительные сантиметры друг от друга. — Он сделал мне поддельные документы, и я хотел найти его, чтобы замести следы.       Стоило прозвучать правде, как Эрен прочно осел внутри его, Леви, естества и начал кромсать изнутри: кромсать изнутри, потому что лгал; кромсать изнутри, потому что манипулировал; кромсать изнутри, потому что использовал.       — Так вот, кто я для тебя, — Нездоровая усмешка изуродовала лицо. — Очередной трамплин к твоей цели. Ну так пиздуй свершать грандиозные планы, но меня не впутывай, понятно?       — Я же ничего не сделал! — недоуменно покричал Эрен.       Леви ошарашено глядел в ответ.       — Потому что он мёртв, Эрен. Он, блядь, мёртв! Я даже этому рад, потому что, будь он жив, ты бы его устранил, не так ли? Ты бы просто убил человека, который меня вырастил, да?       Эрен молчал.       — Ответь мне.       — Да, — прохрипел парень. — Я бы любой ценой обезопасил себя. — Эрен прокашлялся и попробовал ещё раз: — Ты должен понять, Леви.       Тихий голос прогремел громом. Такое вроде простое слово, данное с рождения, но услышанное с траурным налётом.       — Не произноси моё имя, — тихо процедил мужчина. — Чёртов материал эксперимента.       Эрен шокировано распахнул рот, не веря. Он покачал головой из стороны в сторону, словно мог отрицать сказанное, словно мог сделать вид, что не слышал. Ему хотелось завернуться в спасательный панцирь, защитную кожу, в которой он находился всё время, пока жил взаперти.       У него вместо сердца граната, а Леви сорвал кольцо.       — Не смей, — голос сорвался на неясный хрип. — Не смей возвращать меня в ту жизнь.       — А что? — Леви распирало от власти его слов. — Ты думал, я так туп, что не пойму? Сын, над которым ставили эксперименты, полный ненависти, он убил родителей и поджёг дом, сбежал, лелея месть. Кенни, чтоб он перевернулся в гробу, как всегда плохо разбирающийся в людях, но отлично в хороших деньгах, помог с документами. Ты же поступил в универ, следя за Ханджи, выискивая. Убивая. По моим подсчётам получается четверо: мать, отец и двое учёных, но кто знает, сколько необходимых трамплинов было в твоем плане, — развёл руками. — Я что-то пропустил?       — Не смей, — ему пришлось прокашляться, сгибаясь, чтобы напомнить себе, как дышать. — Не смей говорить об этом так, будто это ничего не значит.       Эрен задыхался.       Леви указал рукой на него, затем на себя, обозначая пространство между ними.       — Вот это ничего не значит. Ты предал моё доверие. И думаешь, что вот так запросто расскажешь свою плаксивую историю и всё? Мы поцелуемся, накупим голубей и пустим их в день нашей свадьбы? Мы живём не в идеализированном мире. Я не хочу тебя видеть, Эрен Йегер. Ты создал сказку и безуспешно пытался в ней жить, но я открою тебе вселенский секрет: в сказках невозможно жить. — Он замолк, всматриваясь в радужку напротив. Ему бы закрыть свой рот, но он, блядь, просто устал. — Уходи из моего дома и, желательно, из моей жизни.       Эрен понимал.       Он насильно создал искривлённую сказку, скрывая свои изъяны, и вписал в неё того, кто оказался дороже всех: Леви, что клал руку на макушку парня и перебирал пряди волос, ерошил их в похвале, так редко и мягко улыбался, следя за усердным лицом Эрена, который мыл посуду.       «— Просто хочу сказать, что никогда не пожалею, что был настырен. Ты — моя опора».       Леви, целующий так, как никто другой. Леви, стоявший на коленях перед Эреном. Леви, бравший в рот, глядя снизу вверх с вожделением. «— Я смогу отпраздновать с тобой Рождество? — Конечно мы отпразднуем его вместе».       Леви, смеявшийся над шутками Эрена, Леви, что произносил ранее «особенный», имея другой смысл. Леви, что обрабатывал раны, кусал шею, заботился и доверялся.       «— Ты был слишком мал, чтобы пройти через это, слишком потрясен событиями, но всё равно нашёл в себе силы выжить. Если бы у меня была возможность возвращаться в прошлое, то я бы желал вытащить тебя из того ада».       Леви, рассказавший всё как есть, Леви, что ценил честность сильнее всего на свете. Леви, который сказал: «Мерзость», — и поцеловал ещё раз под взрыв фейерверка.       « — А на чём мне зацикливаться?       — На мне, — заявил Леви как само собой разумеющееся».       Возможно, Леви уничтожал его сейчас, затаскивал в новый ад, и такие изначально казавшиеся особенными моменты, как он ехал с ним домой на заднем сидение такси после колеса обозрения, и миллиметр за миллиметром их колени прижимались всё ближе и ближе друг к другу. Кровать, в которой они спали вместе в первый раз, и как Эрен, уловивший одеколон Леви, прижал голову к подушке.       Может, это и была иллюзия?..       Его сказка, в которой он брыкался, как в новой неподходящей коже. Он не забыл ни про месть, ни про убийства, ни про ненависть, ни про маску, но забыл про доверие. Всему же приходил конец, — и его сказка тоже трещала по швам, и они трещали вместе с ней.       Видимо, истина такова: убить человека из-за мести — преступление, но чем больше убьешь на поле боя, тем скорее прослывешь героем.       — Ты лицемер, Леви Аккерман, — единственное, на что хватало Эрена. — Но ответь на один вопрос, и я уйду.       Мужчина сделал шаг назад, потом ещё и ещё. Он самолично истязал нити, соединившие их. Он самолично прогонял его.       — Не думаю, что ты в положении просить. — Леви присел на стул, боясь, что не выдержит гравитации.       — Кто ещё знает? Смит? Ханджи?       Леви устало сложил подбородок на сцепленные пальцы. Он желал закрыть глаза и открыть их через ещё один долгий и болезненный год.       — Все.       Эрен посмотрел на сгорбленную фигуру в полутьме кухне, и его желудок сделал кульбит. Пальцы подрагивали от ломки по сигаретам, лёгкие нещадно горели, как после длинной дистанции.       Ни слёз, ни укора, ни признаний в любви — ничего. Лишь сплошное, беспроглядное безмолвие, разделённое на двоих. У них был до жути болезненный вид, дрожали руки, и в глазах обоих — битое стекло.       — Хорошо. — Сглотнул парень. — Хорошо.       Эрен незаметно сделал три коротких вдоха, посчитал мысленно до десяти, крепко сжал руку в кулак, опасаясь не сдержаться.       Леви не поднимал взгляд с бутылки, слушая размеренные шаги, скрип открывающейся двери, подмечая, что стоило бы ее смазать. Резкий хлопок не заставил вздрогнуть одинокую тень мужчины — он окаменел, и его сердце перестало отсчитывать удары.       «Беги за ним. Он твой до костей, только беги за ним!» Леви зашил себе губы, слепил намертво и заткнул в себе гортанный хрип.       Эрен оставил сумку с вещами одиноко валяться на полу и покинул дом, сбегая как можно дальше, чувствуя себя кем-то другим. Он всё ещё был маленьким мальчиком, чьи надежды и мечты о счастливой семье разрушили собственные родители.       Хищник успел поднять голову раньше, отряхнуться и оскалиться, прежде чем в голове Йегера сформировалась хоть какая-либо мысль. Инстинкты уже вопили: беги; инстинкты говорили ему: выживай; и Эрен соберёт себя по кускам, как всегда, как обычно — он выживет.       Эрен безжалостен, он не думал, что любил Леви, поэтому не желал тому ни счастья, ни гармонии, ни умиротворения; он желал смотреть на то, как Аккерман горел в его объятиях, терялся и нуждался в нём. Эрен бы с большей охотой переломал ноги мужчине, лишь бы тот остался рядом, но каждый раз в голове всплывал отец с острым ножом в руках, и парень уже сомневался в том, сможет ли он когда-либо причинить Леви боль.       Всем рано или поздно приходилось оставлять кого-то позади. Так зарождалась надежда на нелепое: «жили они…».       Аккерман же хоронил свою надежду, каждый раз бросая взгляд на дразнящую бутылку, призывающую отпустить. Ему бы содрать с себя маску безразличия, завопить и забыться, но его хватило только на раненное:       — Сукин сын.       Капли алкоголя на полу смешались с кровью от осколков, впивающихся в ногу. Как бы Леви хотелось достать Эрена из-под своей кожи.