«В этом суть всех трагедий — герой умирает, но история живёт вечно». Персонаж (Stranger Than Fiction), Марк Форстер, 2006.
Акт I
— Кто звонил? — Ханджи тёрла заспанные глаза, щурясь от света настенной лампы, одной рукой, пока другой искала очки, оставленные на тумбочке. — Леви? — Собирайся. — Эрвин кинул первые попавшиеся вещи Зоэ на кровать, пока сам быстрыми и точными движениями застёгивал пуговицы на рубашке. Он выглядел собранно, но таким себя не чувствовал. — Захвати таблетки. И уколы. Пожалуйста, — добавил он в более мягком тоне, помня, как Ханджи не любила, когда он говорил с ней, как с подчинёнными. Она скинула одеяло и передёрнула плечами, зябко поёжившись от прохладного ветра, но одеваться начала сразу же. — Насколько серьёзен приступ? — мрачно поинтересовалась она, собирая волосы в неряшливый пучок. — Не знаю. Эрен нашёлся. — Ага, тогда… Руки Зоэ замерли на полпути к свитеру, она вся будто остановилась во времени и пространстве. Она медленнее, чем следовало, повернула голову на невозмутимого Эрвина и уже хотела раскрыть рот то ли для крика, то ли для возмущений, но успела заметить лёгкую дрожь у него в пальцах. Смит и не скрывал, что напряжён и что готов прямо сейчас ринуться в бой, ринуться к другу, который, скорее всего, пытается справиться с полученной информацией и, возможно, приступом в одиночестве. — Микаса сообщила, что Эрена видели в баре в районе Вестминстера. Нужно собрать камеры поблизости. Леви скинул адрес, — чеканил Эрвин, застёгивая ремень на брюках. — Ты же понимаешь. — Ханджи начала оттаивать и осознавать всю степень паршивости ситуации. Она выглядела так, будто ещё немного — и её накроет отчаяние. — В этом районе почти нет камер, поэтому там и проживает большинство иммигрантов, преступников. Если он выбрал такой район, то неспроста. Это значит только одно… — Да, — согласился Эрвин, наблюдая за торопливыми действиями женщины. Она не с первого раза вдела руку в рукав свитера. — Он пришёл за кем-то из своего списка. Ханджи покачала головой. — Это плохо. Это очень плохо, — она бормотала, явно шокированная. — Мы знали, что это возможно, — сдержанно прокомментировал Смит. Если его друзья и делали ставки на различное развитие событий, то Эрвин знал наверняка, что Эрен не затеряется, не покинет город, пока не завершит свою «миссию». Он скрыл от Ханджи и Леви то единственное, что считал вещью парня, и хотел отдать дневник Карлы тому лично. Он всё ещё ощущал мерзкий привкус во рту и желание вымыть руки с самым ядрёным антисептиком, чтобы смыть с себя все строки, что содержала в себе записная книжка. И Леви, что в первый день расставания с Эреном сказал им: «Его любимое время года — весна, возможно, потому что ему некомфортно в стабильности и постоянстве», — и после этого предпочёл молчать. Тогда Эрвин предположил, что Аккерман имел в виду переменчивую погоду в это время, но всё же промолчал, что весна любима Йегером тем, что совпадала с его днём рождения, с тем, что он мог покидать свою клетку. Эрвин не мог с точностью ответить на вопрос, зачем он скрыл от друзей информацию про дневник, лишь вскользь упомянув, что нашёл некоторые доказательства, указывающие, что Эрен и есть убийца. Возможно, чтобы не травмировать сильнее, возможно, потому что хотел вернуть вещь тому, кому она должна принадлежать. Если бы над ним ставили аморальные и бесчеловечные пытки, он бы не желал, чтобы дорогой ему человек прочитал про них со слов матери. — Знали, — подтвердила таким же дрожащим шёпотом Ханджи. — Но это просто… он же один. Он же такой одинокий. И Леви, боже… Нам нужно к нему. Эрвин стремительно подошёл к Зоэ, завернул в свои объятия, как в кокон, и мягко поцеловал в макушку. Она мелко дрожала, и мужчина прижал её ещё сильнее и ближе, не беспокоясь, что она могла почувствовать его быстрое сердцебиение. Они не привыкли скрывать друг от друга своё состояние ни раньше, ни сейчас. — Ты прекрасно знаешь, что ему нужно дать время, — начал Смит. — Он попросил достать камеры. — Я могу поехать к нему, — протестовала Ханджи, но слабо. Она явно понимала, о чём говорил мужчина. Эрвин просунул руку в пучок Зоэ, распотрошив его сильнее прежнего, и начал массировать затылок. Женщина уткнулась лбом в грудь Смиту и тяжело выдохнула. Мужчина являлся опорой в любое время, даже если сам ощущал, как вокруг него обваливались вековые и нерушимые стены, препятствующие накату паники и скорби. — Ты знаешь его. — Знаю, — чуть ли не скулила Зоэ. — Поэтому нам нужно быстрее отыскать видео. Смит оставил ещё один поцелуй на макушке и выпустил уже более-менее собранную Ханджи из объятий. Она помотала головой, будто сбрасывала напряжение и ненужные, тоскливые мысли. — Кто из списка проживает в том районе? — Насколько помню, там раньше часто появлялась Энни Леонхарт, но за последние полгода или год её не особо видно и слышно. Ханджи открыла шкафчик и начала скидывать таблетки, уколы и различные склянки в небольшую сумку, с придирчивостью рассматривая этикетки на них. — Думаешь, это понадобится? — Она указала на непримечательную небольшую баночку с красным крестом на ней. — Возьми, — с секундной заминкой попросил Эрвин. Он надеялся, что не понадобится ничего из того, что кладёт Ханджи в сумку, но всегда лучше перестраховаться, чем потом жалеть. — Если не пригодится — выкинем. Ханджи серьезно кивнула. Смит знал, для чего использовалась всего капля этого раствора и знал, что, в первую очередь, женщина, создавая его, задумывалась об их безопасности. Смит надел кобуру и вложил в неё пистолет, спрятав всё за свободный и не сковывающий движения пиджак. — Готова? — Да, — ответила Ханджи с пустым выражением на лице. Она явно не была спокойна, но старалась взять себя в руки, потому что, как и Эрвин, знала, что ждёт их в доме Аккермана. В день, когда Леви выгнал Эрена, тот выглядел словно покойник. Если им предстоит видеть это и во второй раз, то Смит уже находился в легком ужасе, представляя эту картину. Но даже то, что Эрвин себе представил, не дотягивало до реальности. Они вместе с Ханджи, что каждые пять минут поглядывала на часы, нервно поправляла очки и кусала от нетерпения губу, съездили по всем близлежащим адресам от бара. Повезло, что в таком районе, как Вестминстер, большинство заведений имели ночной образ жизни, и их не впустили только в единицы, где висела табличка «закрыто», а снизу мелким неровным почерком добавлялось: «проваливай и возвращайся утром». Повезло, что многие управленцы, завидев корочку Эрвина, с неохотой и презрением, но отдавали диск с записью с камер видеонаблюдения, не спрашивая для чего или зачем. Контингент людей в таких местах обычно не интересовался чем-то помимо выпивки и денег, лишь бы прожить следующее утро и не иметь больших проблем с законом, чем есть на данный момент. Спустя полтора часа они собрали не так много дисков, но и этого должно было хватить для начала. — Я звонил Леви десять минут назад; он сказал, что ждёт нас. Не переживай. — Смит накрыл подрагивающую коленку Ханджи и сжал ее, успокаивая. — Ты слышал его голос, — протестовала женщина, смотрев на сменяющиеся уличные фонари. — Он не в порядке. — Я знаю, — устало выдохнул Смит и сжал глаза. Он, к сожалению, слышал абсолютно спокойный и безэмоциональный голос друга, что хуже крика. — Но мы знали, что так будет. — Но к этому всё равно невозможно приготовиться, — тихо добавила Зоэ. — Невозможно, — согласился Эрвин и прибавил газу. И в самом деле, невозможно было приготовиться к тому, что они увидели спустя полчаса, как добрались до дома Аккермана. Сначала они для приличия постучали во входную дверь, но она лишь скрипнула и самостоятельно раскрылась, явив тёмные коридоры жилища Леви. Всё оставалось во мраке, кроме небольшого сгустка света, что издавала, тусклая лампа на кухне. — Леви, — мягко позвала Ханджи, первой ступив за порог. — Мы пришли. В ответ раздалась тишина. Зоэ и Смит переглянулись, и мужчина зашагал вперёд, на всякий случай положив руку на пистолет. Он прошёл длинный коридор, утопающий в сумраке, и дошёл до арки, что вела на кухню. Послышался непонятный шум, словно кто-то водил стакан туда-сюда по поверхности. Эрвин нащупал выключатель, нажал на него и молниеносно зашёл за поворот, чтобы тут же встать как вкопанный от зрелища перед ним. Он чувствовал оцепенение во всём теле, что мог бы стать ледяным айсбергом. — Боже мой, — чуть ли не плача простонала Ханджи позади Смита и прикрыла рот ладонью. Леви, всё ещё сгорбленно сидящий, поднял голову и посмотрел на своих друзей неживым, безучастным взглядом. Эрвин старался не пялиться на ножи, лежавшие на столешнице у плиты. — Вы привезли их? — поинтересовался Аккерман, вставая с корточек. — Погоди, господи, погоди, пожалуйста, — умоляюще просила Ханджи, выставив руки вперёд. Она неторопливо подходила к нему, пока её глаза наполняла влага. — Леви, стой на месте. Аккерман непонимающе нахмурился и протянул руку. — Нам нужно посмотреть записи, — он помахал рукой в воздухе, прося вложить ему в ладонь диски. Ханджи перевела взгляд на замершего Смита, потом опять на Леви. Она всё также стояла в нескольких безопасных шагах от Леви с руками, вытянутыми вперёд. Её потряхивало от того, как ей нестерпимо хотелось обнять Аккермана. — Мы… пока не можем это сделать. — Почему? — его голос стал грубым. — Потому что… — Потому что ты стоишь на осколках и все твои ступни в крови. Уже расползлась небольшая лужа, — перебил Ханджи Смит, произнося это сухо и жестко. Леви опустил потерянный взгляд вниз, переступил с ноги на ногу, захрустев осколками. Эрвин почему-то вспомнил фразу из далекого детства, которую сказал то ли отец, то ли мать: «Быть человеком — значит ломаться снова и снова, поэтому, если увидишь, как кто-то разваливается, поймай его». — Я разбил кружку, — пояснил Леви. — Мне ее подарил Эрен. Там была надпись. «Мы необходимы друг другу». Что-то вроде. — Леви, дорогой, — мягко обратилась Ханджи. — Перестань наступать. Тебе же больно. — Не очень. — Леви пожал плечами. Эрвина замутило от такого безразличного ответа, но он не дал эмоциям взять верх, потому что уже видел такое состояние других солдат и не стал задавать никаких вопросов, не стал беспокоить, а сказал то, что Леви хотел услышать: — Я дам тебе записи, если ты сейчас сядешь на стул, который тебе подтолкнёт Ханджи, — безапелляционно предложил Смит, и Аккерман тут же с готовностью кивнул, послушно не двигаясь, пока Зоэ ставила стул рядом с ним, чтобы он сел, свесив ступни, в которые впились куски разбитой кружки. Ханджи первым делом вымыла руки, достала медицинский спирт, бинты, пинцет из аптечки, несколько подручных средств и с сосредоточенным лицом присела на корточки перед Леви, принимаясь за работу. Её уже не трясло, первый шок прошёл быстро, и она превратилась в ту, которой всегда была в тяжелых ситуациях — внимательной и осторожной. — Ханджи вытащит осколки из твоих ступней, обработает раны и перевяжет, — объяснял Смит, смягчив голос. Он так и не сдвинулся с места, наблюдая за всем с порога кухни, чтобы в случае серьезного приступа иметь больший обзор на происходящее. В воспоминаниях ещё свежи моменты, связанные не только с истощёнными криками Леви, но и с его холодным, расчетливым лицом, когда он, каким-то образом сломав кровать, напал на врача с помощью небольшого куска. К счастью, Эрвин шёл следом. — Это необходимо, чтобы мы при первой возможности отправились за Эреном. Ты понимаешь? Леви смотрел сверху вниз на манипуляции Ханджи и заторможенно кивнул. Женщина зацепила пинцетом красный осколок и, вытащив его, кинула со звоном в рядом стоящую миску. Некоторое время был слышен только этот звук, ощущалось напряжение во всей комнате, во всем доме и внутри каждого гостя. Несмотря на состояние Леви, на то, что он мог обрасти шипами, Эрвин все равно собирался показать руки, готовые истекать кровью. Он не бросил его раньше — не бросит и сейчас. Поэтому неважно, что Аккерман собирался сделать, — Смит будет силой уговаривать того на безопасный и продуманный план, на сон и приём лекарств. Леви же будто выходил из транса: сначала сжал и разжал ладони, повёл плечом, размял шею и, наконец, осмысленным взглядом оглядел кровавое пятно на полу. Он не был ошеломлён увиденным, наоборот, усмехнулся. И его улыбка выглядела так, Смит уверен, будто Леви пришлось прожить девять жизней, чтобы наконец-то улыбнуться. — Я не маленький, Эрвин. — Я переживаю. — Не стоит, — отрезал Леви и поднял голову. Его выражение лица уже не казалось таким безжизненным, как минуту ранее. — Меня не накроет больше. — Но нам всё равно стоит подумать об уколе, — гнул свою линию Смит, сжав кулаки. — Никаких уколов, — наотрез отказался Леви и дёрнулся вперёд, но Ханджи остановила его, не прикоснувшись, но повысив голос: — Не дёргайся, если хочешь, чтобы я сделала это быстрее. Хорошо хоть, что ты не двигался и они не сильно вошли. Леви с тяжелым выдохом облокотился на спинку стула и прикрыл глаза. — Возможно, мне понадобятся таблетки, но не уколы. В них слишком большая доза — меня вырубит. Эрвин, убедившись в безопасности Ханджи и самого Леви, направился к раковине, чтобы открыть шкафчик и достать совок с метлой. Он вооружился ими и строго указал пальцем сначала на Леви, затем на осколки, проговорив: — Тебе не помешал бы и сон. — На этом моменте Леви резко открыл глаза и грозно посмотрел прямо на Эрвина, но того не проняло, и он продолжил: — Но я понимаю, что ты хочешь найти Эрена. Мы сделаем всё возможное, но не стоит доводить себя до прошлого состояния. — Всё со мной будет в порядке, — по слогам выпалил Леви. — Поверь, я уверен, что с тобой будет всё в порядке. Ты один из сильнейших людей, встречавшихся мне, но это не значит, что ты навечно кремень. — Эрвин прав, — вмешалась Ханджи, промокнув вату в спирте. Она сдула челку со лба, поправила очки и с нежностью посмотрела на Аккермана. — Выпьешь дозу таблеток чуть больше, чем обычно. Ничего дурного не случится. Леви согласно кивнул и провёл рукой по лицу. Эрвин искоса глядел на него, предполагая, что Аккерман не интересуется записями только потому, что понимает, что ни Смит, ни Зоэ не будут в восторге, если он хоть заикнётся о них, пока не будут убраны осколки и не будут перебинтованы ступни. — У Эрена на пятке шрамы, — неожиданно сказал Леви. Но не это удивило Эрвина — про шрамы он уже догадывался, вычитав некоторые строки из дневника, — его больше удивила совсем иная вещь — Аккерман произнёс имя парня. Он добровольно начал диалог о нём. — Как у Ахиллеса, — предположила Ханджи сиплым голосом. — Бессмертно всё, кроме пятки. Леви сидел неподвижно и залипал на лужу от чая и крови, слегка дёргая уголком губы, когда женщина больно и резко орудовала пинцетом. — Не смей думать об этом, — сурово предупредил Эрвин. — В таком случае он умрёт, если что-то сделать с ней? Отрезать? Отрубить? — Аккерман всё-таки произнёс вопрос вслух. Ответом ему была тишина. Ханджи поспешно вытащила последний кусок, вызвав тихое шипение Леви. — Ты закончила? — Он хрустнул пальцем. Эрвин уловил в голосе Леви нетерпение, которое тот старался скрыть, но тщетно. Смит выкинул в урну мусор: осколки дребезжали, сталкиваясь друг с другом; затем кинул взгляд на совок, на котором остались разводы от крови, и, сполоснув, убрал его на место. До пола руки не дошли. — Почти, — ответила Ханджи, разматывая бинты и разрезая их ножницами. — Можно и без… — Нельзя, — твёрдо перебила Аккермана женщина и принялась перебинтовать раненые стопы. — Я уже закончила. Подожди. Эрвин взял в руки ножи, повертел их и, открыв ближайший ящик, засунул в самые недра. Затем прошёл в сторону гостиной к телевизору, чтобы вставить диски. Краем уха услышал, как Леви зашипел сквозь зубы, когда слез со стула и встал на ноги, как он отнекивался от помощи Ханджи и осторожно зашагал в сторону Смита. — Я почти подключил, — оповестил Эрвин. — Готов? — Быстрее, — попросил Леви, немного неуклюже садясь на диван. Ханджи, как попало закинув все предметы в аптечку, оставила её на столе, не убрав на место, и встала позади Аккермана, сжав спинку дивана. Тот на это не обратил никакого внимания, как и на другую мелкую деталь в доме — пятно разлитого чая, перемешавшегося с кровью на полу. Перед тем, как нажать на кнопку воспроизведения, Эрвин повернул голову на Леви. Тот сосредоточенно уставился на чёрный экран, но, поняв, что ничего не происходит, посмотрел на Смита с поднятой бровью. — Зачем ты хочешь его отыскать? — спросил Эрвин. Ханджи удивлённо приоткрыла рот: — Сейчас не время. — Сейчас и правда не время, — сухо согласился Леви. Эрвин мог предполагать, что на записи Эрен ведёт себя жестоко, парень мог убить ученого, кто бы это ни был, выпотрошить его чуть ли не в подворотне, куда ни один житель района не сунется, если услышит хоть единственное скулящее: «Помогите». Эрвин хотел убедиться в мотивах Леви. — Ты приходишь в ярость от одного упоминания его имени. Аккерман недовольно цыкнул. — Потому что он предатель. — Тогда почему мы не сдали его? — Потому что он мой предатель, — выделил Леви. — И ты не считаешь его действия незаконными? Эрвин уже сам не знал, кого хотел защитить больше: Эрена или Леви. — Да блядь! — взорвался Леви. — Я хочу убедиться, что он в безопасности, понятно? Включай чёртово видео. Сейчас же. Эрвин нажал на воспроизведение, и комнату наполнило шипение, как от некачественной записи. Первое, что появилось перед ними: неяркая картинка, преобладающая в серых тонах, на которой была обшарпанная входная дверь бара, слишком приближенная, и вчерашняя дата со временем в правом нижнем углу. 00:00. Эрвин начал перематывать вперёд в ускоренном режиме и вернул в нормальный режим на 22:56, когда заметил спину входящей женщины, что так похожа на Энни. Спустя буквально пять минут, дождавшись, чтобы кто-то открыл дверь, следом зашёл Эрен, спрятавшись за компанией крупных мужчин. Он был одет в бесформенную одежду, спрятав голову за капюшоном толстовки, но Леви всё равно дёрнулся от этого зрелища, сразу же узнав парня. Аккерман пристально и внимательно следил за тем, что происходило на экране. — Это же Энни? — натянуто спросила Ханджи, сжав спинку дивана. Эрвин кивнул. Он понимал, почему она так напряжена, — он тоже читал отчеты о Леонхарт. — Ускорь, — приказал Леви. В тишине, что прерывалась фоновым шумом от видео, Смит в следующий раз остановил видео на 23:17, когда заметил всю ту же Энни, выходящую из бара. — Она скрывает лицо от камер, — заметил Эрвин, рассматривая неудобную позу Леонхарт. Она будто знала, где находится камера, специально повернулась к ней спиной, чтобы остаться в тени. — Возможно, она привыкла так делать после присмотра военных? — предположила Ханджи. Эрвин склонил голову к плечу, почувствовав неладное и убедился в этом, когда, нажав продолжение, Энни завернула за угол к чёрному выходу, а за ней, выйдя буквально на несколько секунд позднее, последовал Эрен. — Он не скрывается от камер, — нервно приметил Леви такую очевидную вещь для всех смотрящих. Эрвин переглянулся с Ханджи поверх головы Леви, и она кивнула, поняв без слов. Они не собирались говорить, что, вероятнее всего, Эрен потрясён разрывом с Леви, поэтому так неосторожен. Смит вставил в разъём другой диск, который достал у соседнего круглосуточного магазина. На видео изображался вход в цветочный со стороны двери и небольшой кусок той самой подворотни. Эрвин сразу же перемотал на нужное время. — Это Эрен, — тут же среагировал Леви. На видео нечетко видна половина Эрена, но Энни рядом не наблюдалось, что доказывало теорию — она намеренно скрывалась от камер. Эрен сначала держал руки в карманах, но потом что-то произошло, и он, вздрогнув, резко повернулся к камере спиной, блеснув ножом в сжатой ладони. К сожалению, видео не передавало никаких звуков, никаких посторонних шумов, поэтому так отчетливо было слышно громкое дыхание Леви и то, как уже Ханджи заламывала пальцы от напряжения. Эрен слишком долго стоял спиной, не двигаясь. — Он разговаривает с ней? — подала голос Ханджи, поддавшись вперёд. — Она знает, что он следил? Или случайно заметила? Эрвин покачал головой. Он прищурил глаза, вглядываясь в совсем другой угол экрана, заметив непонятный то ли отсвет, то ли блеск будто от чего-то металлического. Похоже на непонятную дугу с колесом. — Не знаю, но они точно разговаривают. Не успел Смит закончить предложение, как из Леви вырвался ошарашенный вскрик, так ему несвойственной. Эрен упал навзничь. — О нет, — с ужасом пробормотала Ханджи и незамедлительно достала пачку таблеток, которая была всегда при ней, из кармана. Она сосредоточенно следила не за тем, что происходило на экране, а за реакцией Леви. — У него регенерация, — напомнил Эрвин, тяжело сглотнув. Он так и не знал, что будет, если отрезать парню ногу с ахиллесовой пятой. Энни поволокла тело Эрена в подворотню. Леви встал с дивана, подошёл, не обратив никакого внимания на ступни, и присел рядом с Эрвином, рассматривая подписанные диски в полном молчании. Ханджи переводила взгляд с одного мужчины на другого, но Эрвин покачал головой, сглотнув. Леви не нужны таблетки. Пока что. Аккерман перебирал диск за диском по первому кругу, затем, поняв, что больше нет нужного ракурса на подворотню, начал перебирать заново. На четвёртом круге Эрвин положил руку поверх чужих ледяных и подрагивающих. — Там больше не было камер, Леви. Эрвин пытался поймать взгляд Леви, но тот упорно смотрел на диски, теперь уже лихорадочно разбросанные вокруг них. — Нам нужно найти, — объяснил Аккерман так, будто Смит не мог понять его. — Посмотрим другие, может, они попали… Леви вырвал одну руку, взял рядом лежавший пульт и перематывал назад на момент с падением ещё раз и ещё раз. Он смотрел на экран почти не моргая, лишь с силой нажимал на кнопку перемотки. — Леви, — позвал его Смит, чуть сжав пальцы. — Я беспомощен, Эрвин, — прошептал Леви. — Я беспомощен, ты можешь это понять? Никто не выживает. Любви никогда не достаточно. Почему её не достаточно, чтобы спасти людей, которых любишь? Аккерман первую секунду смотрел на экран, затем перевёл взгляд на руки Смита поверх своих, и неожиданно по его телу прокатила крупная дрожь, заставив согнуться, выкинуть пульт и схватиться пальцами за пиджак Эрвина, сминая ткань, чтобы найти точку опоры. — Они онемели, — выдавил он через силу. Эрвин резко вскинул голову на Ханджи, и та немедля подбежала к ним, доставая таблетки из пачки. — Все хорошо, не беспокойся, все будет хорошо, — бормотала Зоэ, но Леви не слушал, качая головой. Аккермана начало потряхивать сильнее, и он с шумом завалился на бок. Эрвин оставался невозмутимым и спокойным, пока его самого внутренне трясло похлеще, чем Леви. Смит вдруг понял, что его дыхание заняло всё пространство так, что, несмотря на то что из Аккермана вырывались хриплые звуки, похожие на то, как он топтал голыми ногами стекло, несмотря на успокаивающие бормотания Ханджи и несмотря на то что он ощущал себя так, будто готов разорваться на куски, всё, что Эрвин мог слышать — ровное дыхание собственного тела. Он держал руки человека, который заслуживал большего и думал об ужасных вещах: а что, если оставить Эрена? Если бросить его? Леви же станет лучше, не так ли? Он же справится с этим, как и справился с потерей всего отряда, не так ли? Имела ли значение вина, что прожигала Леви, если он так страдал? Эрвин вдруг вспомнил диалог с Закклаем, вспомнил свои идеалы и вещи, услышав о которых Леви бы пришёл в ужас. Когда он стал таким бесчеловечным или же был таким с самого начала, Смит силился вспомнить, почему вообще беспокоился о жизни Эрена, о пытках и его поимке. Почему его заботило, что бар Леви полон алкоголя, который он не пьёт? Смит оторвал от пиджака чужие, ледяные, скрюченные пальцы и сжал их, ощущая, как паника поглощала каждый его нерв, каждую клетку так, что в пространстве каким-то образом не осталось места ни теплу, ни чему-то хорошему. И в этом холодном пространстве, когда его мозг старался отвлечься от нынешней ситуации, когда Ханджи пыталась помочь Леви, открыть тому рот и заставить проглотить таблетки, он анализировал слова Дариуса: «Гриша уникален в своём стремлении достичь высот так же, как и в маниакальном страхе за безопасность своих экспериментов. Признаю, что он слишком скрытен даже в отчётах правительства, поэтому вероятность того, что ты сможешь найти какие-то улики, нулевая». Эрвина привлекло не то, что сказал Дариус, а то, как он это сделал. «Гриша и его жена сгорели». Значило ли это, что они умерли? — У него кровоточат ступни, — пробормотала Ханджи, проглаживая намокшую от пота футболку Леви. Эрвин сморгнул пелену с глаз и посмотрел вниз на друга, который скрючился на полу, все также держась за Смита, как за спасательный круг. — Он оправится где-то через час, если повезёт. Эрвин кивнул. — Он будет жалеть, что потерял этот час времени, который мог потратить на поиски Эрена, — добавила Ханджи. Эрвин ещё раз кивнул. — Боюсь, когда он придёт окончательно в себя, его не обрадует моя теория. Теперь было время Ханджи кивать. Она вся посерела и выглядела, как выцветавшая фотография, к которой боишься прикоснуться, лишь бы она не развалилась на части. — Думаешь, она работала не одна? — предположила Ханджи, склонившись ухом к Леви, прислушиваясь к его быстрому дыханию. — Нам нужно проверить остальных. Женщина стянула с дивана плед и укутала им Аккермана. — Возможно, — тихо согласился Эрвин, потёр и подул на чужие руки, стараясь их согреть. — Но есть ещё одна теория, которая может оказаться в разы хуже. Ханджи грустно улыбнулась на такую новость. — Поверь, хуже этого уже ничего не придумаешь. К сожалению, придумаешь, думал Эрвин, рассматривая дрожащие губы друга, над которыми выступали капли пота. — Закклай ненавидит правительство, он бы не захотел отдавать им разработку. Тем более, он властен, он бы не отдал то, что близко к бессмертию. Ханджи во все глаза уставилась на Эрвина. — Причем тут он? Ты же не имеешь в виду, что он всё знает? Не так ли? — Он всё знает, — ответил Смит и спустя секунду добавил: — Возможно. Или не всё. Я не уверен в том, что знает он, но я только сейчас понял одну деталь: он всё время говорил в настоящем времени. Так, будто то ли пытался подсказать мне, то ли насмехался, то ли не заметил. — Я не понимаю. О чем он говорил в настоящем времени? Интересно, подумалось Эрвину, если Эрен знал правду, знал, что с ним случится, то зачем начал весь этот путь? Смит не ответил, но этого и не потребовалось, потому что Ханджи знала весь диалог с Закклаем со слов Эрвина, поэтому, когда Смит поднял голову, то увидел, что Ханджи никак не изменилась в лице, но в её зрачках мужчина разглядел тот самый животный, первобытный и ужасающий страх.Акт II
— Ты так неожиданно связался со мной. Закклай, несмотря на раннее утро, подошёл к бару и, открыв его, достал два гранёных стакана с бутылкой виски. Он молча предложил Эрвину, и тот не стал отказываться, даже сам изъявил желание налить. В шестом часу лучей солнца в окнах дома Дариуса ещё не наблюдалось, поэтому его кабинет освещало несколько настенных ламп тускло-оранжевого цвета, создавая атмосферу уединения. Длинные кожаные диваны, мягкие кресла, шкафы и стол из дерева бокоте, лидирующим в списке самых дорогих материалов. Натертые до блеска полы и запах табака, витающий вокруг. Один только кабинет кричал о роскоши и богатстве, о надменности и превосходстве его обладателя. На столе многочисленные исписанные бумаги, отчёты в папках, несколько блокнотов и даже ручки с карандашами лежали строго в определённом порядке и под определённом углом. — Что-то стряслось? — поинтересовался Дариус, наблюдая за тем, как Смит в перчатках разливал виски по стаканам. — Не сказал бы, что стряслось, — спокойно опроверг Эрвин, передавая стакан в чужие пальцы. — Это насчёт вашего задания. Закклай задумчиво хмыкнул, присев на одно из кресел и закинув ногу на ногу. — Что именно? Есть какие-то продвижения? Эрвин предпочёл остаться около бара, ближе к окну в случае необходимости. Он вырисовывал круги пальцем на стакане. — Скорее, некоторые догадки, — уклончиво ответил. — Хорошо. — Закклай покачивал напитком, вглядываясь в жидкость. — Докладывай. Эрвин отвёл руку за спину и сжал её в кулаке, рассматривая спокойное лицо начальника. — У меня сначала вопрос, — Смит постарался придать голосу почтение, но по приподнятой брови Дариуса понял, что облажался. Он и раньше изредка мечтал врезать ему за снисходительное отношение, но сейчас это чувство было нестерпимо. — Разрешите задать? — Мы у меня дома, Смит, — и опять эта снисходительность, которую тот подавал под видом доброжелательной улыбки. — Будь менее формален. Эрвин заскрежетал зубами и постарался не двигаться под изучающим взглядом Дариуса поверх очков. Ему до жути хотелось начать ходить туда-сюда от напряжения или прижать начальника к стене, заставив раскрыть все тайны, или просто пристрелить его. — Если я смогу найти того, кто, предположительно, стоит за убийством, то что будет дальше? Показалось или же в кабинете на самом деле мигнула лампочка. Всего на краткий миг, но этого хватило, чтобы фальшивая улыбка слетела с лика Дариуса: он весь будто собрался, поставил стакан в сторону на небольшой столик и, сцепив руки, положил локти на колени, наклонившись ближе к Смиту. — Какие… интересные вопросы ранним утром. В этом состоит твоя догадка? — Склонил голову к плечу, всё так же изучая застывшего Эрвина, который чуть ли не дёрнулся вперёд, когда Закклай неторопливо засунул руку в карман пиджака, чтобы достать зажигалку, взял со столика сигару и закурил её, выпустив густой дым. — Я говорил ранее, что мы из того типа людей, которые имеют искажённую картину морали. Скольких бойцов ты отправил на верную смерть, чтобы спасти своего капитана? Эрвин отвёл взгляд на одиноко стоящий стакан. — Вы давали добро на все операции. Закклай понимающе улыбнулся. — Конечно, — сопроводил свои слова кивком. — Даже десятки бойцов не стоят одного Аккермана. Я ценю свои ресурсы, как и ты. Эрвину хотелось возразить, но он прикусил язык. — Думаешь, если бы я не настоял, то денежные мешки в правительстве, что только и делают, что мешают, что-нибудь предприняли? — Закклай выдохнул табачное облако в потолок, запрокинув голову. Смит отметил незащищённую шею. — Они такой же биомусор, как и многие остальные. Но ты — нет. Тебя я выбрал не зря. Лучше бы он его и не выбирал, лучше бы оставил в покое, лучше бы Смит жил в неведении насчёт Эрена. Сейчас всё было бы совсем по-другому. — Вы говорили, что это из-за Ханджи, — напомнил Эрвин, переступив с ноги на ногу. Ему совсем не нравилось обсуждение его женщины, хоть и начал именно он. — Безусловно, она один из факторов, — согласился Закклай. — Мы же оба понимаем, что ты спасёшь её ценой своей жизни. Завуалированную угрозу не понял бы только тупой. То, как он давил и мусолил тему с Ханджи, совсем не удовлетворяло Смита. — Раз вы недолюбливаете правительство, то заберёте мстителя себе? — задал Эрвин вопрос в лоб и, сжав стакан, задержал дыхание. Дариус вальяжно закинул ногу на ногу и усмехнулся. Может, он насмехался над явной напряжённой позой Смита или над его мужеством задать такой вопрос. Если вообще считал это мужеством, скорее уж, глупостью. — Почему сразу себе? Это военная разработка. Останется у военных. — Создадите армию, — тут же предположил Эрвин. — Создадим, — исправил Закклай, снова затянувшись сигарой. — Ты же понимал это с самого начала, не так ли? — И мягко добавил, глянув поверх очков: — Не разочаруй меня. К великому сожалению, Эрвин знал и понимал. — Назначили меня, чтобы я ознакомился с делом, увидел и проанализировал все плюсы и минусы, — сухо ответил он. — Возможности, — дополнил Закклай, чуть ли не подмигнув. Смита от него уже тошнило. Он не видел никаких возможностей в таких зверских пытках. — И угрозы. — Они не столь важны, — отмахнулся Дариус. У него загорелись глаза при последующих словах: — Важно лишь то, что у нас будет армия, которая сможет выжить даже после многочисленных ранений, после бомбёжек и отсечения рук. Мы сможем завоёвывать города, страны, земли. Свергнуть все застоявшиеся устои. Эрвин представил молодого Эрена на поле боя, грязного, уставшего, по локоть в крови и с автоматом наперевес и, к своему ужасу, не увидел никакой несостыковки в этой воображаемой картине. — И ты будешь ею управлять, — добавил Дариус, поддавшись вперёд. — Ты лучший командир, который у меня есть. — Благодарю, — с заминкой ответил Смит, всё же поставив нетронутый стакан на стол. Он боялся разбить его под натиском эмоций. — Но я не понимаю одного. — Чего же? — легко спросил Закклай, будто они не говорили о многочисленных жертвах. — Зачем вам мститель? Дариус удивлённо приподнял брови. — Какой странный вопрос. Потому что он, возможно, удавшийся экземпляр. Думаешь, таких много? Какой же фарс, думал Эрвин. Как же ему надоело ходить вокруг да около. — Зачем вам мститель, если Гриша жив? — перефразировал он. Дариус на вопрос никак не среагировал, лишь взял бокал со стола и отпил. Эрвин внимательно следил за тем, как двигается его кадык от глотания. Смит не был уверен, но они с Ханджи просмотрели все имеющиеся диски с камер наблюдение за эти три часа и не нашли ни одного намёка на присутствие Эрена. Леви к этому моменту уже оклемался и, несмотря на заторможенное состояние, попросил ещё раз промотать видео. Никто из них не упоминал недавний приступ, никто из них не сомкнул и глаза, и никто из них не смотрел друг на друга, находясь в подвешенном состоянии. Как бы дурно не было от мысли, что Закклай — их последняя надежда, ничего с этим не поделать. И, как назло, Дариус молча пил виски, наблюдая за тем, как Смит прятал руки за спину. Возможно, он просто наслаждался властью, которую имел. — Что ж, — всё-таки подал он голос, громко цокнув. — Рад, что не ошибся в тебе.Акт III
В голову вливался странный гул, похожий на шум гуляющего ветра в щелях. Монотонность звука давила не только на ушные перепонки, но и на нервы. В мыслях крутилось желание почесаться и сменить положение тела, но отчего-то Эрен не смог поднять ни руку, ни повернуться. Ощущение от неподвижного окаменевшего тела оказалось острее, причиняя дискомфорт. Эрен распахнул веки и часто заморгал, стараясь прогнать неприятную муть перед глазами, навести ясность и пытаясь сконцентрироваться на одной точке, заставив комнату перестать вращаться. Его взгляд упёрся в деревянный дощатый пол. Он поднял тяжёлую голову и огляделся по сторонам, отмечая убогую обстановку небольшого домишко. Всё его тело сковала смертельная усталость, руки и ноги оказались связаны прочной верёвкой. — Проснулся, — раздался голос из одного из коридоров. Эрен нехотя взглянул на Энни исподлобья. — Всё такой же неприветливый мальчик. У Йегера не осталось сил на ответ, он всё ещё приходил в себя. Скорее всего, Леонхарт что-то вколола ему из прошлого, что могло действовать на его нервную систему чуть получше остальных препаратов. — Раз не хочешь говорить со мной, то поговори с ним. Соседняя дверь со скрипом начала открываться, словно приговор глашатая. Энни склонила голову к плечу и приподняла краешки губ, когда глаза Эрена от понимания и ужаса расширились. Прежде чем раздался звук передвигающихся колёс по деревянным балкам, горький аромат достиг его ноздрей, поднимая не только редкие волоски на его шее, но и едва ощутимо увеличивая напряжение во всём теле. Внутри разлилось неприятное ощущение, похожее на внезапную тошноту. — Нет, — в ужасе прохрипел Эрен, во все глаза пялясь на открывшийся тёмный коридор. Он завертел головой, как заведённый, и попытался отползти подальше, всё ещё связанный по рукам и ногам. Он упал на пол и все силы пустил на то, чтобы, словно уж, ползти в направлении оставленной приоткрытой двери, оставленной, как насмешка над его беспомощностью. Он желал выбраться, желал убежать подальше и не узреть того, кого страшился всю свою жизнь. Он слышал, как его сердце стучало где-то в висках, слышал, как колёса двигались по скрипучему полу, слышал, как его бешеное дыхание выходило изо рта, слышал, как Энни усмехнулась в тишину. Тишину. Ранее у Эрена от собственных пронзительных криков могли лопаться перепонки до момента, пока окончательно не срывало голос, пока тело не повисало на цепях, а голова не начала биться об грудь в немой молитве. Часто он кричал так сильно, что становилось страшно, когда над ним нависала тишина. На краткий миг его сознание поплыло и запылало. Эрен медленно моргнул, а когда открыл глаза, понял, что всё ещё оставался на месте. Страх буквально пригвоздил его к полу, ноги и руки казались каменными и неподъемными, в горле высохло так, что проглотить слюну было невозможно, так, что голос пропал, и парень начал сомневаться, действительно ли он что-то говорил вслух. Единственное, в чём пока не сомневался Эрен, — это темный и длинный коридор, из которого должен выбраться сам дьявол. — Сынок. Персональный круг ада Эрена Йегера — тихий нежный голос матери, вытирающей кровь с его содрогающихся плеч, и холодная, непостижимая речь отца, глубоко увязшего в исследованиях, не осознавая ту бездну, в которую толкал сына всё дальше и дальше, выкладывая фундамент для его истерзанной психики. Дни шли своим чередом, а маленький Эрен зажмуривался и думал, насколько он неправильный. Пустой. Обезображенный. Переполнен лишь тягучей болью и смирением. Это же родители, не так ли? Разве маленьких детей не учат их любить? Эрен безжизненно смотрел, как первые два колеса показались из темноты, отбрасывая блики от единственной лампы, мирно шатающейся на потолке, затем он увидел чёрные начищенные ботинки, классические брюки со стрелками, свисающую обугленную руку, строгий пиджак с водолазкой, прикрывающей горло и, наконец, лицо. Гриша, наверное, улыбался — парень не мог точно понять, так как вместо губ осталась только сморщенная кожа, нос превратился в две расщелины, а глаза стали такими маленькими, словно у свиньи, и любой намёк на волосяной покров отсутствовал. Эрен смотрел на сигарету в руках отца и ощущал себя невыносимо полым, только вот в детстве ему вспарывали живот, и он каждый раз убеждался, что такой же живой, как и остальные люди. Дышащие лёгкие, работающий кишечник, громыхающее сердце. Каждый раз он ощущал, что там было всё так забито, что не оставалось места чувствам. Он тихо выдохнул и прикрыл глаза. Он всё помнил и так устал от воспоминаний. Его руки были в крови до кончиков пальцев, цепи еле выдерживали увеченное покачивающееся тело. Иногда ему казалось, что кожа гудела в тех местах, где Гриша истязал его, где скапливалась вся кровь, прямо под заточенным лезвием отца. Милая же Карла Йегер, сильно заботившаяся о сыне, заходила в обустроенную для опыта комнату, чтобы очистить его плечи. Эрен остро осознал: за бездействие стоит платить. А какую плату знал ребёнок, только по праздниками видящий мир, а в остальные дни вслушивался не по своей воле в монотонные термины, экспертизы крови и кусков его плоти? Какую плату знал незнающий спасения и избавления? Эрен убил родителей, поджёг их, дом, лабораторию, забрал деньги, бумаги и наконец освободился. — Давно не виделись, — хрипло выдохнул Гриша вместе с дымом, отчего внутренности парня скрутило. Эрен делал жадные и глубокие вдохи в попытке урвать долгожданную лёгкость. В попытке избавиться от вкуса мерзкого и металлического во рту. В попытке избавиться от воспоминаний. — За что? — шептал Эрен в бреду. Его лихорадило, но он знал, что горячая и влажная кожа придёт в норму через некоторое время. — За что ты так со мной? Почему ты не можешь остановиться? Отец смотрел внимательно, слишком близко, слишком лично. — Твой код уникален. Ты особенный, Эрен. Никто не может выдержать так долго, как ты. Единственное нетронутое от опытов место — пятка. Клеймо, как у свиней. Шестнадцать ровных хирургических полос, шестнадцать кривых обезображенных лет. Ахиллесова пята. Отец, видимо, любил помпезность. Эрен так устал, так устал, так устал. Он едва разлепил глаза — веки казались такими тяжёлыми, словно были сделаны из железа, и посмотрел на тлеющий фильтр. Гриша любил выкурить сигарету перед и после очередного опыта, вызывая рефлекс у сына, как у собаки Павлова, — приступ животного страха от едкого запаха. Как же парень мечтал протолкать в глотку эти сигареты, чтобы отец подавился, задохнулся, молил о пощаде. — По слухам, ты стал разговорчивее и наглее, сынок. Эрену просто не хватало ни сил, ни желания на ответ. Он только успевал следить за своим дыханием, успокаивать его: вдох-выдох; абсолютно бесшумно. Он пытался убедить себя, что это просто сон, очень страшный, часто повторяющийся кошмар, после которого Эрен просыпался в холодном поту, но с приятным чувством облегчения. Это просто сон. Эрен зациклился на сигарете, следил за тем, как тлел фильтр, как пепел падал на дощатый пол. Это просто не могло быть реальностью — слишком нереалистично происходящее, слишком. Не получив никакой реакции, Гриша кивнул Энни. Девушка стремительно шагнула к Эрену из-за спины, взяла его холодными пальцами за подбородок и приподняла голову, оголяя шею. Парень никак не мог сфокусировать взгляд и получить контроль над телом, поэтому в следующий момент стремительная боль отрезвляюще подействовала на него, когда Энни резким и отточенным движением ножа вскрыла ему горло. Он вырвался из руки девушки в сторону, стараясь минимизировать контакт кожа к коже, но потерпел неудачу, когда начал неистово хрипеть, захлёбываться кровью и заваливаться в бок. Его удержала от падения железная хватка Энни, которая стиснула волосы парня в кулак и дёрнула на себя, отчего рана на горле разошлась сильнее, оголив трахею. Его глаза слезились, влага текла по щекам, к носу, перемешиваясь с соплями, а рот наполнился слюной и кровью так, что каждый вдох был судорожным, слишком коротким и неглубоким, сродни адской боли. Вдох не достигал лёгких, но ему хватало этого, чтобы разжечь гортань. — Мы уже проходили это, Эрен, — поучительно проговорил Гриша, кинув тлеющий окурок к коленям парня. — Тебе всего лишь стоит быть вежливее. Больно. Господи, как же больно. Его тело лихорадило и било крупной дрожью, пока он извивался в руках Энни, стараясь привстать с колен, и дать шанс регенерации срастить края израненного горла. Ему всего-то необходимо достать, всего-то постараться сильнее. Эрен задыхался и хрипел. Кровь хлестала из рваной раны, плевалась изо-рта, стекала по подбородку прямо на бёдра, заливая пол. Он рвался. Ещё раз, ещё и ещё. Голова кружилась. — Я подарил тебе уникальность, а ты ответил мне убийством жены и ожогами. Разве так я учил тебя, Эрен? Разве я не объяснял тебе многие вещи в мире, не рассказывал об удивительных явлениях и не толковал науку? Я был добр к тебе, мой мальчик, а ты ответил мне очень и очень плохо. Голос и звуки далеки, сложно что-либо понять, тем более разобрать. Единственное, что чувствовалось и ощущалось с предельной ясностью — боль. Больно, боже, как же больно. Гриша, наблюдая за попытками Эрена, цыкнул. У парня закатывались глаза. Голова моталась из стороны в сторону, словно у марионетки. Перевязанные за спиной руки натягивали тугие и крепкие верёвки с такой силой, что запястья покраснели и начали кровоточить. Кровь уже залила весь пол, отчего колени скользили и никак не могли найти опору для нормального рывка. — Энни. Энни моментально, словно дрессированная собака, отпустила волосы парня, и тот с грохотом рухнул и, словно сумасшедший, начал толкаться ногами по мокрому полу, чтобы края раны сошлись вместе. Эрен знал, что находился на пределе своих сил, потерял много крови и в скором времени такими темпами потеряет и сознание, но всё равно толкался и старался, чтобы выжить. Это не первая рана и не такая серьёзная, как ранее. Это не первая пытка, не первая кровь, но всё же после спокойных дней вместе с Леви, — Эрен ощущал себя преданным. Он выбрал его, он выбрал мужчину и жизнь с ним, получив в ответ указ выметаться на все четыре стороны. Всего на секунду Эрена посетила злорадная мысль, что будет с Леви, если парень не даст ране срастись? Как Аккерман проживет остающуюся жизнь с колоссальным чувством вины? Эрен захрипел. Единственное всё же чудовище из них двоих — это он. И, как бы он был не задет жестокостью Леви, Эрен не сдастся ради себя в первую очередь. — Извини, сынок, но в этот раз мне стоит принять меры получше, чтобы ты не сбежал, — Гриша скорбно покачал головой и подъехал ближе. — Энни, отруби ему ногу.Акт IV
— Ты догадался, — сказал Закклай. И Эрвина прошиб пот. Неожиданно этот громадный кабинет показался незначительным, тесным и совсем не вмещающим тот спектр кошмара и смятения, что он испытывал. Если Энни работала с Гришей, то даже представлять, где Эрен и что с ним творят, было выше его сил. Да — он командир, да — один из лучших, да — видел смерти и отправлял на них, но это приравнивалось к аду, через который прошёл Леви. Эрвину пришлось отойти от окна к дивану напротив Дариуса и присесть, чтобы случаем не совершить действия, о которых он пожалеет. Против воли он взглянул за спину главнокомандующего в тёмный коридор и это придало ему сил. Время всё ещё шло, и ему всё ещё приходилось его тянуть. — Вы сами дали подсказки, — спокойно ответил он, направив взгляд обратно на собеседника. Никакая эмоция не проскользнула на его лице. — И не ошибся, — похвалил сам себя Закклай. — Рад, что ты внимательно слушал. — Как он выжил? — Удачливый сукин сын, — усмехнулся, отпив ещё глоток. — Третья степень ожога. Больше похож на переспелый фрукт, чем на человека. Смит шутку оценить не смог и даже не улыбнулся. — Его спасти успели, но жена умерла до распространения огня. Гриша всегда был таким: цеплялся за жизнь всеми возможными способами. — Тогда зачем скрывать, что он жив? Закклай пожал плечами. — Никто и не скрывал, просто держали в тайне. Сначала было годовое восстановление, чтобы он хотя бы смог дышать без трубки в глотке, затем пересадка кожи и работа над голосовыми связками. Когда восстановление прошло успешно, мы узнали, что все отчёты сгорели. И даже каким-то образом совпало с тем, что более-менее действенные экземпляры на тот момент погибли. Я тогда расстроился. — Он приподнял кончики губ в улыбке. — Но, к счастью, объявился мститель. Эрвин переплёл пальцы и сжал их, вызвав неприятный звук трения кожи об кожу. — Тогда вы должны знать, кто это и где он. — Увы. — Закклай комично развёл руками, будто всё происходящее для него не более, чем театр. — Гриша не осведомлён, кто такой этот мститель. Заявляет, что тот — неудавшийся эксперимент, что сам погибнет через некоторое время. Как видишь, у меня остаётся только обугленный Йегер с мозгами и памятью и ты, который должен поймать убийцу. Так Дариус не знал? Смит удержал себя на месте только с помощью колоссальной силы воли. Его мозг лихорадочно работал, перебирая все возможные варианты: Закклай приказал поимку мстителя, потому что не доверял Грише? Энни и Гриша работали сообща за спиной Закклая? Или же тот всё знал, но сейчас не раскрывал никакую информацию, как делал и ранее, когда Эрвину приходилось по несколько раз запрашивать информацию касательно дела Йегера? В тот раз Закклай разжигал в нём интерес и азарт? Или же держал в напряжении, пока Смит переживал за жизнь Ханджи? Эрвин внимательно наблюдал за протяжными движениями Дариуса, за тем, как он откидывал голову, обнажая шею, чтобы выдуть дым, за тем, как он совсем не переживал и не боялся, что на него могли напасть в его доме, потому что слишком расслабился, полагаясь на систему безопасности, расслабился, забыв, что всё в этом мире можно взломать и каждого в этом мире можно стереть с лица земли. — Вы ему верите? — Он скрытен, — уклончиво ответил Закклай. — У него поражено более восьмидесяти процентов кожи, я не могу пытать его, даже если бы и хотел, — добавил он в конце так, будто не хотел и не рассматривал такой вариант. — Он, скорее, умрёт, чем я получу информацию. Гриша также бесполезен, как и остальные, но его спасает только то, что его знания мне необходимы. — Поэтому вам нужен мститель, — понял Эрвин. — Чтобы окончательно избавиться от Гриши? Закклай поднял руки и несколько раз вяло похлопал в тишине. — Он — моё вложение, а не вложение правительства. Его творения — мои творения. Что делать с ним — решать тоже мне. Чёртов эксцентричный мудак, подумал Эрвин, сдерживая себя от того, чтобы не произнести это вслух. Дариус собирался оставить правительство с носом, а в ближайшем будущем свергнуть его, создав армию. — Тогда, где он сейчас? Рука Закклая с сигарой застыла на полпути ко рту и опустилась обратно на колено. — Зачем тебе это знать? Пришла пора Эрвина невзначай пожимать плечами. Он расслабился, разжал руки и откинулся на спинку дивана, расставив пошире ноги. — Мне любопытно, — ответил Смит, но Дариус промолчал. — Разве мы не в одной лодке? — Я управляю лодкой, а не ты, — указал он на очевидное. — Так зачем тебе Гриша? — У него есть то, что принадлежит мне, — новый голос ворвался в кабинет из коридора вместе с чёткими шагами. Леви не показывал перед Дариусом слабые стороны, поэтому шёл ровно, не морщась от боли и не боясь наступить на полную стопу, как делал это несколькими часами ранее в своём доме. Он с таким же бесстрастием навёл на главнокомандующего Великобритании пистолет. Закклай свёл брови к переносице, сначала взглянув на направленное на него дуло, затем на самого Аккермана. — Какая неожиданная встреча в моём доме, — холодно сказал он. — Не сказать, что приятная. — Взаимно, — ответил Леви Дариусу, а потом обратился к Смиту: — Он не знает. Эрвин кивнул. — Не знаю что? — Закклай, несмотря на обстановку и витающую атмосферу, восседал всё так же невозмутимо и неподвижно. — Я уже понял, что Смит что-то скрывает и не хочет говорить, но никак не думал, что, давая разрешение на твоё присутствие в этом деле, Аккерман, ты явишься ко мне послом доброй воли. — Где Гриша? — спросил Леви, не утруждаясь ответить на вопрос Дариуса. Его мало что волновало в этот момент, и Эрвин был ещё удивлён, как долго Аккерман терпел и ждал за углом, прислушиваясь ко всему разговору. Странно, что он не вышел ещё на вопросе про Йегера. Любого из них. — Хороший вопрос, — улыбнулся и похвалил Закклай. — Ты всё ещё помнишь, как держать пистолет? А пользоваться? Не страшно? Никакие не навевает воспоминания? Леви взвел курок. Смит встал с дивана, чтобы при необходимости среагировать, но даже сейчас у него чесались руки от таких оскорбительных слов. — Полегче, — предупредил Дариус, уже не улыбаясь. — Я бы не ответил, даже если бы хотел, но, как видите, я не особо горю желанием. Тут мы на равных. Хотим получить друг от друга информацию, которой никто не хочет делиться. — Не думаю, что мы на равных. Леви свободной рукой залез в карман толстовки и, достав небольшой диктофон, включил его. «Думаешь, если бы я не настоял, то денежные мешки в правительстве, что только и делают, что мешают, что-нибудь предприняли? Они такой же биомусор, как и многие остальные». Закклай только усмехнулся. «Важно лишь то, что у нас будет армия, которая сможет выжить даже после многочисленных ранений, после бомбёжек и отсечения руки. Мы сможем завоёвывать города, страны, земли. Свергнуть все застоявшиеся устои». Закклай лениво покачал головой: — Вы собираетесь пугать меня этим? Посредственными записями? Ваше слово против моего? Контуженный капитан в отставке и выдающийся командир, который вместе со мной обсуждал завоевание правительства? Я разочарован, Эрвин, я думал, ты будешь серьёзнее. — Мы разоблачим все пытки, — ответил Смит, но Дариус лишь засмеялся. — Вы думаете, я глупец? Вам нужен Гриша и что-то, связанное с мстителем. Вы ничего не сделаете, — речь Дариуса начала замедляться. Леви вдруг улыбнулся той самой улыбкой, которую Эрвин впервые увидел, когда Аккерман, молодой и зелёный, поступил в кадетское. Эта улыбка не была располагающей к общению, скорее, предостерегающей, говорящей «не подходи ко мне». — Вы правы. — Леви опустил руку с пистолетом и в звенящей тишине отчётливо стали слышны торопливые шаги по лестнице, что вела на второй этаж. Спустя мгновение в кабинет ворвался новый гость. — Мы ничего не сделаем с аудиозаписями. Ханджи не обратила никакого внимания на Дариуса, помахав бумагами в руках. — Это схема земельных участков, принадлежавших Закклаю. Смиту хватило секунды перед тем, как лицо Закклая стало абсолютно пустым, но даже так он успел заметить панику. — Ваша любовь к тому, чтобы всё записывать и хранить, вас и погубила. Закклай перевёл взгляд с Ханджи на Смита, который убирал свой стакан, избавляясь от улик. — Если вы выйдете из моего дома, то вас моментально схватят, — угрожающе сказал он. — Не думаю, — ответил Леви, всё ещё улыбаясь. Он забрал из рук Зоэ бумаги и прижал к себе. — Вы не убьёте меня, — настаивал Закклай. Тут вмешалась Ханджи, посмотрев снизу вверх на Дариуса, который, как ни странно, всё ещё сидел на диване. — Ничего странного не чувствуете? Вялость в теле? Будто вам сложно поднять даже руку, что всего лишь держит сигару? — Она кивком указала на руку Закклая, лежавшую на колене. Он сначала непонимающе нахмурился, но потом его лицо разгладилось, и он перевёл взгляд вниз, на свою руку, посмотрев так, будто винил её во всех грехах человечества. — Нам не потребуется вас убивать, потому что это сделали вы сами, решив не сотрудничать. У вас было столько возможностей. Сначала не сказали местоположение по-хорошему, затем вас не пронял шантаж, а теперь вы спокойно испустите дух от сердечного приступа, как и полагается старому и одинокому мудаку. Закклай завалился набок, начал быстро моргать, стараясь не уснуть, но попытки оказались тщетны — с каждым разом его глаза прикрывались всё медленнее и медленнее. — Он не там, — пролепетал он. — Это мы и проверим, — сказал Эрвин, встав рядом с Леви, чтобы поймать его, если тот больше не сможет стоять на ногах. — Не волнуйтесь, — добавила Ханджи. — Этот яд действует не спеша. Если дать противоядие в течение часа, то вы ещё оклемаетесь, так что если адреса не верны, то мы вернёмся, но если верны, то тут никакие пляски не попляшешь. Так что сладких снов в аду. — Вы не найдёте его, — уже бессвязно бормотал Закклай, всё же прикрывая глаза. Из его расслабившихся пальцев выпала сигара прямо на ворсистый ковёр. Никто из присутствующих её не поднял. Смит среагировал молниеносно, стоило Дариусу отключиться, как Леви чуть ли не рухнул в объятия друга. Эрвин придержал его с одной стороны, Ханджи с другой, и он, опираясь на их руки, заковылял в сторону окна в слепой зоне. С лица Аккермана слетели все эмоции, словно он батарейка, что разрядилась. — Сколько там домов? — поинтересовался Эрвин у Ханджи. Она отвела взгляд. — Около шестнадцати. — И не факт, что он там, — неживым голосом добавил Леви. — Ты же слышал. Закклай не знал об Эрене, значит, Гриша не так глуп, чтобы везти в место, о котором знает Дариус. — Или же ему некуда идти, кроме этого места, — постаралась оптимистически взглянуть на ситуацию Зоэ. Леви покачал головой и с шумом втянул воздух, когда неправильно наступил на ногу. — Кровоточат? — с беспокойством спросила Ханджи, взглянув вниз. — Не важно. Сейчас важно только то, что у нас есть шестнадцать домов. И каждую минуту жизнь Эрена висит на волоске. Они втроём остановились у окна в столовой, через которое уже пробивались первые лучи солнца. Время близилось к семи часам утра. — И мы не можем вовлечь в военную тайну, операцию и умышленное убийство никого из гражданских, — предупредил Эрвин, взглянув на Леви. Тот поморщился. — Я не собирался. — Но думал об этом. — Нет, — строго ответил Аккерман. — Я просто написал Микасе сообщение, что мы в поисках и знаем, где Эрен, — мужчину опять слегка потряхивало, и он схватил свою руку, остановив тряску, — чтобы она не мешалась. Ханджи положила руку на плечо Леви и сжала его, с пониманием взглянув в чужие глаза. — Мы найдём его, понятно? Чего бы нам этого не стоило. Леви в благодарность сжал её ладонь.