Ахиллесова пята

«Когда я использовал свой нож, это принесло мне психологическое облегчение. Я знаю, что я должен быть уничтожен. Я был ошибкой природы», — Андрей Чикатило.

Акт I

      Леви выписался из больницы через неделю. Хотя медперсонал настаивал на дальнейшем контроле его здоровья и состояния, Леви был непоколебим.       Его положила в больницу Ханджи. Она связалась с одним из друзей, по совместительству являющимся главврачом, ближе к вечеру того же дня, когда они забрали Эрена, аккуратно высвободив из-под ремней.       Смит оставил тела Энни и Гриши в бункере и закрыл его картой, которую позже сломал на несколько частей. Они раздумывали над тем, чтобы поджечь всё, но решили не делать этого по одной важной причине: им не нужно, чтобы сюда приехала пожарная. Ханджи в это время избавлялась от следов крови на снегу.       Леви вырубился в тот же момент, когда они все сели в машину и когда он убедился, что Эрен, лежавший на заднем сидении с Ханджи, в полной безопасности.       Со слов Эрвина, им пришлось остановиться на трассе и вколоть Леви лекарство, потому что его начало сильно трясти. Эрен же остался в том самом странном бессознательном состоянии: он не реагировал ни на что и находился так далеко, что Ханджи начала беспокоиться, что это не исправить.       Первым делом они привезли Эрена в дом Леви, так как он был более уедененный, чем дом Эрвина. Они, открыв двери, использовали гладильную доску как носилки, чтобы переложить на них Эрена и занести в дом. Почти всю тяжесть на себя взяла Ханджи, так как у Эрвина в свободном доступе находилась только левая рука, и ему всё ещё было больно, хотя он старался это скрыть.       Затем Ханджи связалась с главврачом и попросила выделить комнату, объяснив ситуацию так, что у Леви случился приступ ПТСР, и он, подумав, что находится на войне, случайно истерзал ноги в кровь, по неосмотрительности наступив на осколки. Тот сразу же согласился и попросил дать ему час для подготовки персонала и комнаты. Пока шло это время, Ханджи самостоятельно обработала руку Смита и поздравила с тем, что пуля прошла по касательной.       Она приняла душ, переоделась в одежду Леви (вещи были короче необходимого, но грех жаловаться в такой ситуации) и взяла несколько тряпок, чтобы пойти в машину, вытереть и переодеть Аккермана. Первым делом она решила снять обувь друга, которая сначала не хотела поддаваться и прилипла к ступням, и Ханджи благодарила всех богов, что Леви был без сознания, потому что это выглядело ужасно болезненно, и её по итогу стошнило на заснеженную лужайку от этого зрелища. Это выглядело как самое настоящее месиво. И звук, который будет преследовать её всю жизнь, — звук того, как прилипшая окровавленная ткань отдиралась от кожи.       Ханджи сделала всё необходимое, чтобы оказать первую помощь хотя бы при переохлаждении: переодела в тёплую одежду, прибавила печку до максимума и укутала Леви в тёплое одеяло.       Эрвин остался в доме Аккермана, чтобы присмотреть за неподвижным всё это время Эреном и проверять, дышит ли парень хоть время от времени, а Ханджи села за руль и направилась в больницу с Леви.       Всю дорогу Ханджи мутило от запаха крови, витающего в машине.       На все вопросы медперсонала о ранах на теле Аккермана Зоэ пожимала плечами и весомо говорила: «ПТСР», — на что многие кивали, ибо синяки и истерзанные ступни в мясо — это цветочки по сравнению с тем, как у некоторых срывало голову.       В итоге Ханджи провела сутки в комнате Леви, отходя только по необходимой нужде и перекусить. Она всё время переписывалась с Эрвином и интересовалась состоянием Эрена, которое никак не менялось.       Когда Ханджи уже почти заснула, сидя с ногами в удобном кресле, Леви захрипел. Она дала ему стакан воды, придерживая за шею, чтобы не тревожить руки Аккермана, в которые воткнуты иглы. Леви молча посмотрел на неё, и Ханджи, поняв, ответила: «Эрен в безопасности в твоём доме вместе с Эрвином. Пуля прошла по касательной, Эрвин в порядке. Ступни перевязаны, и в тебе лошадиная доза обезболивающего».       Леви кивнул. Он выглядел счастливым от облегчения, и вид его счастья заполнил саму Ханджи с головы до ног. «Может, спеть тебе в честь дня рождения?» — дразняще предложила она зевая. Леви улыбнулся и дотронулся рукой до ладони Ханджи, лежавшей на кровати. «Ложись спать», — хрипло предложил он, отодвигаясь на край, чтобы предложить освободившееся место.       Ханджи с удовольствием аккуратно пристроилась рядом, стараясь не тревожить Леви своими касаниями. В момент, когда Зоэ закрыла глаза, она могла поклясться, что слышала колыбельную.       На следующий день Ханджи и Леви разругались в пух и прах.       Один хотел, чтобы его отправили домой, другая пыталась достучаться до его разума, чтобы объяснить, что его ступни буквально разодраны в мясо и были переохлаждены и ему необходим отдых и присмотр врачей. «Ты тоже можешь присмотреть за мной», — настаивал Леви. Ханджи возмущённо открыла рот: «Ты, придурок не малолетний, не понимаешь, что тебе нужен не домашний уход, а нормальный? Тот, который могут дать только в больнице с капельницами, уколами и ежесекундным присмотром?»       Леви всё равно гнул свою линию.       Тогда Ханджи взорвалась и пообещала привязать его к кровати и нанять охранников к двери, если тот попытается сбежать, но потом, спохватившись, иронично добавила, что это не понадобится, ибо: «У тебя даже нет сил встать на ноги, поэтому просто захлопнись и следуй инструкциям врачей».       Леви всё равно гнул свою линию.       Ханджи устало выдохнула и, набрав номер Эрвина, отдала трубку Леви и ушла, пробормотав, что ей тоже нужен отдых. Она не знала, о чем они говорили около двадцати минут, но, вернувшись, Леви сосредоточенно смотрел на аппарат, показывающий его пульс. Удар, пауза, удар.       «Я останусь на неделю. Ни больше, ни меньше. Обещаю», — сказал он.       Ханджи догадывалась, что Эрвин сказал что-то про Эрена или показал его по видеосвязи, но промолчала, кивнув.       Она взяла неоплачиваемый отпуск на неделю, как и Смит, и почти каждый день присматривала за Леви, давая ему телефон чуть ли не каждый час, чтобы он мог по видео смотреть на лежавшего Эрена. С каждым таким звонком он мрачнел сильнее, и на лбу появилась морщинка. Ханджи не знала, как ему помочь, поэтому просто рассказывала шутки и забавные ситуации, происходившие на её парах.       Леви изредка улыбался.       Ханджи решила написать Микасе, чтобы та не беспокоилась больше необходимого. Она поведала, что Эрен жив, опустив факт, что он не совсем здоров. После многочисленных звонков Микасы, Зоэ подумывала даже засунуть её номер в чёрный список, но Леви взял трубку и, грубо сказав, чтобы та успокоилась, сбросил звонок. После этого девушка писала раз в день, интересуясь состоянием Эрена.       Смит говорил Ханджи, что приобрёл капельницу для парентерального питания , ибо Эрен никак не реагировал и самостоятельно не мог даже глотать. Эрвин смачивал губку водой и промачивал губы парня, чтобы тот хоть как-то получал влагу.       Он обо всем докладывал Ханджи и Леви, но об одном умолчал.       Эрвин не так часто разговаривал с Эреном, не зная — тот всё же слышал его или нет, но единожды он упомянул, что у него имелась вещь, которая принадлежала Карле. На имени матери у Эрена дёрнулся палец, но после всех остальных попыток, парень никак не реагировал ни на что, включая имя Леви.       Он больше был похож на труп, чем на живого человека.       Единожды Ханджи и Эрвин поменялись позициями, и Смит пришёл к Леви, рассказывая всё, что он делал с Эреном в течение дня. Тот слушал внимательно и задавал бесчисленное количество вопросов.       В тот же день по телевизору наконец во всеуслышание рассказали про инсульт начальника генерального штаба, Дариуса Закклая. Эрвин узнал об этой новости сразу же в день убийства, когда люди Закклая, поняв, что начальник не выходил долгое время на связь, приехали в его резиденцию. Они обзвонили приближенных Дариуса, и Смит высказал сочувствие, сказав, что обязательно будет присутствовать на похоронах. На вопрос, где он был в этот промежуток времени, ответил, что у его друга случился приступ. На другом конце сразу поняли, о ком шла речь, и, скорее всего, проверили записи больницы, так как больше ему по этому поводу не звонили.       Видимо, спустя несколько дней расследования, они пришли к решению, что это не убийство, а всё же простой инсульт.       «Там ещё осталось несколько имен», — невзначай сказал Леви, беспечно поправив одеяло на ногах. Эрвин понял, что речь шла об оставшихся учёных. «Только если без помпезности», — с намёком ответил он, вспоминая все те зверства, которые Эрен творил с прошлыми жертвами. Он не хотел привлекаться опять больше необходимого в это дело и «искать» убийцу.       Леви кивнул и больше эту тему не поднимал.       Спустя неделю он всё же выписался. Его встретила Ханджи у ворот больницы и улыбнулась во все тридцать два.       — Добби свободен, — пропела она счастливо.       Леви сидел в коляске, которую катил медперсонал, и показывал воодушевленной женщине средний палец.       — Только не говори, что ты была за рулём моего автомобиля, — угрожающе процедил он, увидев позади Ханджи свою машину.       — Предлагаешь мне ехать на метро? — Она выглядела оскорбленной.       — Да хоть на метле.       — Боже, ты такой сноб.       Леви нахмурился, принимая костыли от медперсонала. Он мимоходом поблагодарил их.       — Я не сноб. Ты хоть знаешь значение этого слова?       Леви, опершись на костыли, встал, выдохнув сквозь зубы. Ему запретили передвигаться на своих двоих, но мужчина уговорил их не на коляску, а хотя бы на костыли, потому что его внутренности скручивало от одного вида инвалидного железа с колёсами. Ему это всё ещё напоминало о Грише, он это ненавидел и не хотел, чтобы Эрен увидел его на этом.       Ни в коем случае.       Леви дошёл несколько метров до любезно открытой пассажирской двери, не забыв кинуть на улыбающуюся Ханджи убийственный взгляд, и сел на сидение. Перед тем, как захлопнуть дверь, он улыбнулся персоналу и поблагодарил их. Те в ответ засияли и пожелали скорейшего выздоровления.       — Мой друг выписал столько уколов для тебя и обезбола, что я начала беспокоиться, не вырубит ли тебя в какой-нибудь момент, — поделилась Ханджи без промедления и, видимо, без совести, когда села за руль его автомобиля. — Обещаю, ты у меня нормально заходишь через несколько дней.       — Скорее, побегу, — фыркнул Леви, удобно пристраивая костыли. — От тебя.       — Неплохой вариант. — Ханджи подмигнула и всю оставшуюся поездку без умолку болтала, не давая Леви слишком много думать о предстоящей встрече.       Но он и не думал. Ему хватило недели, чтобы взвесить все «за» и «против», чтобы понять, что ему хотелось сказать Эрену, понять, как действовать дальше. Этого времени хватило с лихвой. И он, как ни странно, благодарен Ханджи, что та настояла на больнице, потому что думать в присутствии Эрена было бы затруднительно.       — Моблит интересовался твоим здоровьем, — сказала Ханджи, заворачивая к дому Аккермана.       Леви просто рад, что его машина цела и невредима.       — Я думал, ты уже определилась, с кем меня сводить, — ответил Леви, кивнув Эрвину в знак приветствия. Тот спускался по лестнице к пассажирской двери, чтобы помочь ее открыть.       — Конечно, — вымолвила она. — Но это не значит, что нужно быть снобом и не ответить что-то вроде: «Хорошо, Ханджи, передай ему спасибо за то, что он спросил про мое здоровье, и не забудь добавить, чтобы со своими влюблёнными глазками шёл куда подальше».       Эрвин вовремя открыл дверь и подал здоровую руку Леви, избавив от ответа. Правая рука всё ещё была перебинтована, но он уже мог с ней управляться.       — Тебе стоит поискать в словаре, кто такой сноб, — посоветовал Леви, встав на костыли.       Ханджи вышла из машины, громко хлопнув дверью и не обратив никакого внимания на испепеляющий взгляд Леви, запорхала в дом.       — Она несносна, — пожаловался Леви, оставшись наедине с Эрвином. Тот улыбнулся.       — Так и есть. Она уже считает твой дом своим.       — И мою машину.       — Так и есть.       Леви взглянул на улыбку Эрвина, которая стала ещё ярче, и подавил в себе желание спросить что-то, что могло стереть её в одночасье. Но Смит, как всегда, понял это и осторожно произнёс:       — Эрен всё ещё в таком же состоянии. Лежит на твоей кровати. Не реагирует.       Леви кивнул, и его новая морщинка на лбу вернулась на своё место. Он часто просил медперсонал подмешивать ему снотворное, чтобы заснуть без сновидений. Если он этого не делал, то перед закрытыми глазами тут же всплывали картины плена, кричащих людей и разорванных товарищей. К этому с недавнего времени прибавились кошмары с Эреном и Гришей.       Леви, взявший свои эмоции под контроль, медленно, привыкая, направился ко входной двери. Эрвин шёл сбоку, чтобы в случае чего предложить помощь. Леви показалось это смешным: два раненных человека пытаются как-то помочь друг другу.       Но с каждым шагом его настроение стремительно катилось к нулю.       Ханджи делала вид, что занята какой-то деятельностью на кухне, напевая, но её серьезный и напряженный взгляд выдавал, что она совсем не в хорошем расположении духа. Она волновалась.       Все в этом доме старались делать вид, что всё нормально. Эрен, лежавший без движения, — это не какая-то проблема. Это в порядке вещей. Все хорошо.       Леви тяжело вздыхал, поднимаясь по лестнице. Его ступни были перевязаны и в какой-то мази, но он всё равно чувствовал каждый порез.       — Не идите за мной, — попросил он, когда дошёл до второго этажа.       Эрвин, остановившись на середине лестницы, кивнул и спустился вниз.       — Если нужна будет какая-то помощь — позови, — сказал он перед тем, как присоединиться к Ханджи на кухне.       Леви мог только тихо благодарить их снова и снова.       Он остановился около полуоткрытой двери, но чувствовал некоторую неловкость, боясь зайти в свою же комнату. Всё нормально, думал он, толкая дверь, всё будет нормально.       В полутьме из-за закрытых штор на белоснежных простынях лежал Эрен с закрытыми глазами.       Леви видел его ранее, видел его на экране телефона, но всё равно ему пришлось перевести дыхание и вцепиться в костыли, чтобы удержать тело в вертикальном положении.       — Эрен, — попытался позвать он с порога, но никаких признаков жизни от парня не дождался.       Леви сделал первые шаги по направлению к кровати. Медленные и осторожные. Его дыхание сбивалось с каждым сокращением расстояния между ними. Эрен так близко. Такой беззащитный.       — Ты меня слышишь? — мягко поинтересовался он, останавливаясь.       Леви с жадностью рассматривал каждый дюйм лица Эрена. Он безумно скучал. Так сильно, что ему пришлось присесть на край кровати около талии парня, чтобы и впрямь не рухнуть на пол.       Леви дотронулся пальцами до холодной кожи на щеке Эрена, повёл ими ниже, к губам, подбородку, шее, ключицам. Он извинялся за каждое своё прикосновение, понимая, что не имел право на это, пока парень без сознания. Но не мог не прижать ладонь к месту, где находилось сердце, чтобы услышать мерное сердцебиение: удар, пауза, удар.       — Я жду тебя здесь, Эрен, — прошептал Леви. — Как будешь готов — возвращайся ко мне.       Но Эрен не реагировал.       Леви сглотнул вязкую слюну и переместил руку к одеялу, что прикрывала ноги парня. Он взялся за край. Ему жутко не хотелось этого делать, но Леви всё же дёрнул одеяло.       Эрвин переодел Эрена в одежду Аккермана. В растянутую футболку и штаны, которые на одну ноги были коротковаты, но на другую нет.       Леви замутило, и он закрыл рот ладонью, стараясь контролировать своё дыхание. Эрвин рассказывал, что шрамы были на левой пятке, на той, которую не тронули, но Аккерман все равно проверил собственными глазами, чтобы убедиться.       Левая нога здорова, но правой нет ниже колена.       Леви мутило.       Эрвин говорил, что каждый день нога вырастала сама. Он говорил уверенно, он замерял, он убеждал, но Леви всё равно показалось, что ничего не изменилось. Эрен сойдёт с ума, если останется ещё что-то, что будет напоминать ему о Грише. Леви уверен в этом. Он знал, и ему становилось от этого знания только хуже.       — Это моя вина, — сказал Леви хриплым голосом. Казалось, что его горло вот-вот начнёт кровоточить. Дрожь началась в его руках и перешла ко всему телу. Он находился на грани истерики, но не начал кричать или плакать. Он просто смотрел на Эрена и не мог перестать дрожать.       Костыли упали на пол, и на шум тут же поднялась Ханджи. Она, увидев состояние Леви, подбежала к нему и так сильно завернула в кокон из своих рук, спрятав его лицо в объятиях, что затрещали кости.       — Всё будет хорошо, — бормотала она в волосы Леви.       Эрен выглядел мертвым.       — Всё будет хорошо, — повторяла она.       Эрен выглядел мертвым.       — Все будет хорошо. — Дрожь от тела Леви перешла к Ханджи, и они вдвоём начали сотрясаться, сжимая друг друга в объятиях.       Эрен выглядел мертвым.       — Он жив, — сказала Ханджи уверенно, несмотря на ком в горле. — Он жив, понятно?       Леви кивнул. Он это знал, но вид все такого же потерянного Эрена не вселял надежды.       Такими темпами они пропустили половину января.       Эрвин, без бинтов и с небольшим шрамом на руке, и Ханджи вернулись на работу, навещая Леви и Эрена по вечерам. Они даже купили ему несколько подарков на пропущенное Рождество, положив рядом с кроватью на случай, когда тот выйдет из своего состояния. Это не была кома, и Ханджи поставила на пережитый шок, который спровоцировал его сознание полностью отгородиться от реальности и потонуть в воображаемом мире, а тело просто парализовало. Возможно, он скоро и откроет глаза, когда поймёт, что снаружи ему ничего не угрожает, но никто не знал, когда это произойдёт. Если вообще произойдёт.       Ступни Леви пришли в порядок, и он избавился от костылей. Ему приходилось только по вечерам смазывать их специальной мазью. Также он перестал так часто ходить, скорее даже он вообще перестал выходить куда-либо, работая из дома. В этом, как ни странно, иногда помогала Микаса, принося бумаги и счета из чайной.       С Микасой было… легко. Она не спрашивала ни о чем, не интересовалась, почему Эрен лежал без движения, что у того с ногой, каким образом она росла. Обычно они говорили на отвлечённые темы, а когда замолкали, Микаса спрашивала Леви: «Он ведь будет в порядке?»       Леви не знал ответа, но всегда говорил: «Я постараюсь, чтобы был».       Нога Эрена действительно почти выросла, и это было поистине странное и непонятное зрелище. Леви, смотря на то, как с каждым днём кожа сама восстанавливала кости, сухожилия и вены, то ли ужасался, то ли восхищался.       Ещё одно изменение, пришедшее после того, как Эрен начал здесь жить, — это сон. Теперь Леви, ненавидящий, когда его касались ночью из-за воспоминаний грязных и липких рук, мешающим ему спать в плену, не мог уснуть, не взяв Эрена за руку. Иногда он просыпался с грохочущим ударом сердца в ушах и искал пальцами чужое тело. Он боялся, что Эрена мог кто-то забрать; он боялся, что Эрен опять останется один; он боялся, что Эрену могли причинить боль.       Этот страх сковывал Леви до тех пор, пока он не касался Эрена в полусне. Так он спал все ночи и тревожный просыпался на рассвете.       Было раннее утро, когда Леви пробудился ото сна. Часы на тумбе показывали половину шестого. Через полчаса ему необходимо начать утренние приготовления, в том числе и накачать Эрена едой через капельницу. Затёкшие суставы Леви заскрипели, когда он сел на кровать. Он немного пошевелился, потянулся и привычно повернулся, ища Эрена. В неярком свете он посмотрел прямо в бирюзовые глаза.       — Ты долго не приходил, — просипел Эрен. Его голос был грубым и пустым, больше похожий на череду скрипучих звуков.       Леви не осмелился пошевелиться.       — Я всегда был здесь, — прошептал он.       Эрен безразлично повернул голову и уставился на потолок. Леви старался не придавать значения тому, как сжалось его сердце.       Леви взял с тумбочки стакан с водой, не отводя взгляда от Эрена. Он не чувствовал ничего, кроме боли в груди и ускоренного пульса в ушах. Он боялся посмотреть в сторону и понять, что Эрен — галлюцинация или сон. Он даже боялся моргать.       — Хочешь воды? — осторожно спросил Леви.       Вопрос заставил Эрена посмотреть в его сторону, но он не выглядел хоть на каплю заинтересованным. Леви оставался на месте, ожидая дальнейшего ответа от парня, он закаменел.       — Обычно ты другой, — пробормотал Эрен. — Неужели Гриша что-то вколол? — спросил он и начал кашлять от того, как сильно ему раздирало горло после стольких дней молчания.       У Леви свело желудок.       — Я настоящий, — медленно и мягко сказал он. — Давай выпьем воды, хорошо?       Эрен кивнул, сотрясаясь в кашле, не впечатленный словами Леви.       Аккерман тут же передвинулся ближе, встав на колени на кровати, чтобы приподнять голову Эрена и влить немного воды через приоткрытый рот, когда приступ кашля приостановился. Эрен сделал несколько глотков.       — Пей маленькими глотками, — советовал Леви, выводя круги на шее Эрена большим пальцем.       Тот послушно последовал словам Леви, делая осторожные и небольшие глотки воды, смягчая раздражённое горло.       — Вот так, — бормотал Леви. — Молодец. Аккуратнее.       Эрен, напившись, откинул голову назад, к руке Леви, прося больше касаний. Аккерман потянулся через Эрена, чтобы поставить стакан на тумбочку, но застыл, услышав:       — Я особенный для тебя? — всё ещё сипло интересовался парень.       Леви на автомате поставил стакан, вернулся в вертикальное положение и взглянул на улыбающегося Эрена. Аккерман чувствовал себя так, будто его прожевали и выплюнули.       Он хотел ответить, что считал Эрена особенным для себя, уникальным, но понимал, как тот воспримет его слова, накладывая их на слова Гриши.       — Ты просто Эрен, — наконец нашёл он, что сказать.       Словно обжегшись, Эрен отдернулся от Леви. Тот, в свою очередь, поднял руки, показывая, что не опасен.       Эрен уставился на него не мигая. Леви ничего не мог сделать, кроме как ответить тем же взглядом. Он не представлял, что такого сказал, он не до конца понимал реакцию Эрена.       Прошло несколько минут в полнейшей тишине. Эрен смотрел широко открытыми глазами на Леви не двигаясь. Аккерман не представлял, о чём парень думал, и ему уже хотелось хоть что-то сказать, лишь бы прорезать это безмолвие, но вместо него это сделал Эрен, хрипло приказав:       — Сядь ближе.       Дыхание Леви участилось, и он выполнил просьбу.       Руки Эрена, в одну из которых была всё ещё воткнута игла от капельницы, потянулись к футболке Леви, зарылись под неё, нащупывая каждую рану. Эрен смотрел исключительно на лицо Леви, не отрываясь.       — Я настоящий, — повторил Леви твёрдо. — Ты у меня дома. Мы спасли тебя.       Почувствовав мягкие подрагивающие пальцы, поглаживающие изуродованную кожу, Леви протяжно выдохнул и всеми силами пытался не прикрыть глаза от наслаждения.       — Вы спасли меня, — задумчиво пролепетал Эрен. С каждой секундой его взгляд становился более осознанным. — Какой сегодня день?       — Двадцать первое января, — ответил Леви, опуская руки вдоль туловища.       Эрен вытащил одну руку, ту, которая с иглой, и уставился на неё, пока другая остановилась ровно там, где под рёбрами у Леви бухало сердце как ненормальное.       — Я пропустил твой день рождения, — вставил Эрен абсолютно бессмысленный комментарий.       Леви просто смотрел на парня.       — Ты правда пришёл за мной? — Эрен вернул взгляд на лицо Леви. — Даже зная, кто я такой?       Лицо Эрена было пустым. Аккерман не представлял, какие эмоции тот скрывал, если вообще испытывал их сейчас.       — Мне не стоило отпускать тебя, — вымолвил Леви, засовывая руку к себе под футболку, чтобы найти прохладную, чужую руку и прижать её ближе к груди. — Я обещал, что мы будем разговаривать и решать проблемы, но по итогу вспылил и обесценил свои же слова. Я прошу за это прощения. Я облажался. Мне нужно было выслушать тебя, а не выгонять из дома.       Эрен молча уставился на него.       — Тебе бы тоже следовало извиниться, — подтолкнул к действиям Леви.       Неожиданно губы Эрена медленно растянулись в улыбке, и он прикрыл рот ладонью. Его плечи затряслись, а затем он начал смеяться.       Леви был абсолютно безоговорочно счастлив, видя это.       — Это ты, — сквозь смех бормотал Эрен. — Это правда ты. Леви. Это ты, понимаешь?       — Это я.       — Скажи ещё раз.       — Это я.       Смешки стихали.       — Ещё.       — Это я, Эрен.       Эрен освободил свои руки и, схватив Леви за воротник футболки, притянул ближе. Аккерман с удовольствием последовал за этим движением, пока их лица не оказались всего в нескольких сантиметрах друг от друга.       — Ты в безопасности, — прошептал Леви. — Я убил его. Я убил Гришу.       И этого хватило, чтобы Эрен выдал так много бессвязных эмоций за раз: страх, удивление, ненависть и облегчение. Так много и так открыто, что у Леви закружилась голова.       Эрен не надевал маску. Он был обнаженно честным. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же его закрыл.       — Это был почти весь магазин ему в лицо, — понял Леви выражение лица парня. — Десятки пуль по всему телу. Как и пробитый череп Энни. Они точно мертвы.       Эрен взял лицо Леви руками и притянул ещё ближе, соприкасаясь носами. Его руки дрожали.       На самом деле Эрен никогда не был в ответе за свою жизнь. Всё, что он делал, — это безуспешно пытался: пытался спасти себя, пытался сконструировать чужие личности как можно достоверней и поочередно примерить на себя, не располагая возможностью найти подходящую по размеру личину. Он всегда считал себя кривым зеркалом.       — Ты делаешь меня настоящим, — прошептал Эрен, стараясь донести свои слова правильно. Он не понимал, как именно сказать то, что чувствовал, но это было чем-то похожим. — Я облажался, — торопливо бормотал он, словно в лихорадке. — Я очень сильно облажался, знаю. Я лгал, предал твоё доверие, разочаровал. В большинстве случаев я не чувствую то, что должен чувствовать в определенных ситуациях, не умею контролировать себя и ужасный эгоист. Я прошу прощения. Я… Прошу тебя. — Эрен прижал свой лоб к чужому и с силой зажмурился. — Прошу тебя, Леви, останься со мной. Хотя бы на немного. Ты единственный, кто делает меня настоящим, понимаешь? Я не знаю, каков я. Прошу…       Леви постарался отодвинуться, но хватка Эрена усилилась, но тотчас он ослабил руки, понимая, что не имел права удерживать. Он распахнул глаза. Он выглядел таким беспомощным и непонимающим, что делать.       Леви отодвинулся только для того, чтобы иметь лучший обзор на лицо Эрена.       — Тебе нужно отдохнуть, — мягко сказал он и поправил одеяло парня, скрыв его по самую шею. — Твоё горло будет очень страдать после всей той тирады. — Эрен попытался что-то сказать, но Леви положил руку тому на губы. — Ты всё это время не пил и нормально не ел. Ты, скорее всего, обескуражен и шокирован настолько, что не чувствуешь боли. Я спущусь за завтраком и поднимусь обратно, хорошо?       Эрен поцеловал ладонь Леви.       Мужчина просто смотрел парню в глаза.       — У меня регенерация, — напомнил Эрен, пробормотав это в руку.       — Знаю, — выдохнул Леви, но всё же встал, чтобы в первую очередь дать себе передышку. — Я схожу за едой. Подожди меня.       Губы Эрена так знакомо сложились в ухмылку, что Леви подумал всё же остаться.       — Я никуда не денусь, — сказал он со смешком и указал кивком на отрубленную ногу.       Несмотря на веселье Эрена, в глубине его глаз таилось что-то дикое, злое и уязвимое.

Акт II

      — Ты это не серьезно, — заявил Леви, смотря на руки Ханджи. Он нахмурился, заметив, что весь свитер женщины под курткой был в шерсти.       — Вполне серьезно. Животные помогают в заживлении ран.       — У меня уже есть своя собственная саламандра.       — Да ты хотя бы подержи, — предложила Ханджи, протягивая руки с комком шерсти вперед.       — Ни в коем разе, — запротестовал Леви, всё ещё держа входную дверь. — Я тебя на порог не пущу.       Пришла очередь Зоэ хмуриться. Она засунула чёрного котёнка обратно под куртку, согревая, и выдала:       — А если Эрену понравится? Ты решаешь и за него?       Леви вскинул брови.       — Как это низко с твоей стороны.       — Зато действенно.       Леви вздохнул и впустил Ханджи с животным.       — Если хотя бы клочок шерсти упадёт на ковёр, я тебя вышвырну.       — Ага, ага.       Зоэ не слушала, комично снимая обувь. Она старалась удержать, как ни странно, спокойного и тихого котёнка, который вцепился в неё когтями, и параллельно наклониться, чтобы развязать ботинки.       Леви скрестил руки на груди, не собираясь ей ни в чем помогать.       После того, как Эрен пришёл в себя, прошло четыре дня. Леви не отходил от него больше пяти минут, боясь, что Эрен опять мог ускользнуть от него. После того, как они провели первый день в большинстве своём в молчании и касаниях, Леви пришёл в ужас, когда проснулся ночью от того, что Эрен просто смотрел на него в темноте не моргая. Парень сказал, что не различает, где реальность, а где его галлюцинации.       Когда во второй день открылась дверь в спальню и зашла Ханджи, менее возбужденная, чем всегда (потому что Леви её предупредил), Эрен сжал челюсть и расслабился только тогда, когда понял, что это знакомое лицо. Она ворковала, спрашивала о его самочувствии и делилась последними сплетнями так, будто Эрен и не пропадал на это время.       Леви рассказал Эрену о том, как они провернули операцию по его спасению, начиная с Микасы, но не вдаваясь в подробности. Ему несколько раз пришлось остановиться, чтобы сказать, что Гриша мёртв, потому что с Эреном часто случался какой-то припадок. Он застывал, как статуя, так глубоко уйдя в себя, что, вернувшись, думал, что Леви ему только показался. Опять.       Было больно видеть Эрена таким. Он при каждом удобном случае прикасался к Леви, трогал лицо, руки, шрамы на торсе, иногда просил потрогать его. Аккерман знал, что это было для того, чтобы мысли парня пришли в порядок, чтобы всё то, что он пока держал в себе, не вывалилось наружу. Эрен прикасался, чтобы убедиться, что находился здесь.       Еда все ещё была слишком тяжела для организма Эрена. Он ел немного и часто выворачивал свой желудок в ближайшее ведро, сотрясаясь в болезненных толчках. Они старались перевести его на детское питание вместо капельницы, но даже это давалось с трудом. Видимо, работа желудка была, как и у всех других людей.       — Он в комнате? — спросила Ханджи, всё же сняв ботинки и не уронив котёнка.       — Нет, — ответил Леви, закрыв дверь. — Я перенёс его в гостиную.       Эрен сказал, что хотел бы посидеть в другом месте. Ему пока тяжело держать тело на костылях из-за усталости и слишком долгого неподвижного состояния, но он старался. Он прикладывал много сил, чтобы наконец-то стать независимым в плане передвижения, хотя Леви видел, что Эрен доволен тем, как мужчина его опекал.       — Чудно, — ответила Ханджи и крикнула: — Эрен! У меня для тебя подарок!       Леви сжал переносицу. Он уверен, что Эрен вздрогнул, потому что те подарки от Зоэ, которые они купили с Эрвином на Рождество, состояли из набора смазок с разным вкусом и различных игрушек, которые Аккерман тут же убрал с глаз долой под смеющийся взгляд Эрена. Честно, мужчина иногда не понимал, что у Ханджи в голове.       — Привет! — радостно воскликнула Зоэ, держа перед собой котёнка, когда подошла к дивану, на котором устроился Эрен с одеялом и кружкой горячего чая. Мужчина пошёл следом и остановился в проходе между кухней и гостиной.       Леви не видел лица Эрена, так как тот сидел спиной, но отчетливо увидел замешательство на лице Ханджи. Аккерман усмехнулся и облокотился об косяк, продолжая наблюдать.       Эрен не то чтобы не любил Ханджи. Ему не нравились люди, которые могли украсть время Леви. Теперь мужчина это понимал, но ничего не делал. Он ясно дал понять, кто такие Зоэ и Смит в его жизни, и Эрен молча согласился.       И теперь Ханджи хотела предложить Эрену что-то, что тоже теоретически могло забрать время Леви. Как ни странно, Аккерман не возражал против такой привязанности. Он просто надеялся на то, что Эрен в случае чего сначала что-то скажет, прежде чем начнёт действовать.       — Что это? — спросил напряжённо Эрен.       Ханджи сильнее нахмурилась.       — Котёнок.       — Я понял. Но… зачем?       — Тебе не нравится?       — А должно?       — А почему нет?       — Не понимаю. А почему да?       — Это же котёнок! — весомо сообщила Ханджи. В этот момент пушистый комок всё же издал мяуканье и сильнее вцепился в рукав женщины. — Они милые, ласковые и пушистые.       — Леви не любит шерсть.       — Боже, да срать я хотела. Тебе нравится?       — А должен?       — А почему нет?       Господь всемогущий, думал Леви, Биба и Боба, честное слово.       Он улыбался, смотря на то, как Эрен отнекивался от того, чтобы взять котёнка в руки, но по итогу сдался под напором Ханджи и совершенно неподвижно сидел с котёнком на коленях, не зная, что делать. Тот факт, что он даже не усомнился в реальности котёнка, заставил Леви расслабиться.       Эрен был абсолютно очарователен.       Ханджи показала, как надо гладить котёнка. Эрен убрал чашку на стол, повторил за ней, и котёнок замурлыкал.       — Видишь? — восторженно спросила женщина. — Он от тебя в восторге.       Эрен не понимал.       — Почему?       Леви замаскировал свой смешок под кашель, прикрыв рот.       — Слышишь эти звуки? Вибрацию? — начала серьезно говорить Ханджи. — Издаваемый большинством видов кошачьих негромкий жужжащий звук, сопровождающийся ощутимой вибрацией на некоторых участках поверхности тела. Обычно кошачье мурлыканье служит признаком проявления удовлетворения.       Леви не смог сдержать смешок и замаскировать его. Он всё же обогнул диван, чтобы не пропустить лицо Эрена в этот момент.       Ханджи зло посмотрела на мужчину.       — Это… — начал Эрен, подбирая слова. Он уставился на котёнка, погладил его точно так же, как это сделала Ханджи, Леви в этом уверен. — Хм… — Он нахмурился. — Это… Мило?       Эрен абсолютно очарователен в своём незнании таких простых вещей.       По итогу Ханджи, притворяясь оскорбленной, села рядом на диван и забрала с колен Эрена котёнка, начав его гладить.       — Заберу его к Эрвину, — решила она, достав телефон.       Леви присел к Эрену, и они привычно сцепились мизинцами, чтобы парень не мог ускользнуть.       — Ты бы хотел его? — запоздало поинтересовался Эрен, повернув голову к Леви. Они надолго зациклились друг на друге, не обращая внимания на гостью, когда смотрели в глаза и легко поглаживали пальцы.       Леви покачал головой, радуясь, что, хоть и запоздало, Эрен поинтересовался его мнением. Это маленькие шаги, но важные, потому что сегодня Аккерман хотел поднять тему, которую избегал эти дни.       — Вернёшься в университет? — спросила Ханджи, поглаживая котёнка. Она всё ещё бормотала себе под нос клички, которые могли бы подойти её новому питомцу, и с каждым новым именем Леви всё больше сомневался в умственных способностях женщины.       — Я думал об этом, — медленно начал Эрен, поглядывая на Леви. Он что, ждал его разрешения?       — И что надумал? Ребята начали переживать, как только узнали, что ты попал в передрягу.       Ханджи кинула котёнка в воздух, явно недовольного перспективой полёта, и поймала его. Приласкала.       — Он может пойти, как только восстановится, — вставил своё слово Леви, заметив вопрос в глазах Эрена. Парень и правда думал, что Аккерман запретил бы посещение университета? Или же он думал, что они проведут такими темпами меньше времени вместе?       От всех этих мыслей у него разболелась голова.       В итоге спустя час разговоров об учёбе и маловажных фактах о кошках Леви спровадил Ханджи с пушистым зверем в руках. Ему тут же пришло сообщение от Эрвина с одним коротким словом: «Предатель».       — Кто пишет? — любопытствовал Эрен, повернув голову назад, чтобы поймать взгляд подходящего к дивану Леви.       — Эрвин пишет, что я предатель. Думаю, Ханджи увидела котёнка и решила забрать себе, а Эрвин заставил её передумать в пользу того, что больному парню котёнок понравится больше.       Эрен усмехнулся.       — Он хитер.       — Не то слово. Но ты хитрее.       Эрвин приходил вместе с Ханджи, чтобы встретиться с парнем. Они сверлили друг друга взглядами, пока Смит не кивнул и не сказал, что теперь всё в порядке. Эрен промолчал.       Леви присел рядом с парнем и тут же нашёл его мизинец.       — Я могу задать тебе вопрос? — мягко поинтересовался он.       Плечи Эрена напряглись, но он кивнул.       — Где ты ещё лгал мне?       Парень с тяжелым вздохом откинулся на спинку дивана. Его тело дребезжало, хотелось встать, размять конечности.       Они просидели некоторое время в тишине.       — Терпеть не могу арахисовую пасту, — наконец признался он.       И Леви не знал, как реагировать.       — Ты, блядь, издеваешься? — всё, что пришло ему в голову.       Эрен по-совиному моргнул.       — С чего бы? Я правда её не люблю. Мне не особо нравится сладкое.       — Тебе не нравится сладкое, — медленно, чуть ли не по слогам произнёс Леви. — И я покупал тебе эту пасту на протяжении месяцев.       — Я благодарен. — Эрен кивнул. — Я всё съедал.       — Дело не в этом, — начал объяснять Леви, придвинувшись ближе. — Ты должен есть то, что тебе нравится, а не то, что я покупаю.       Эрен закатил глаза.       — Я знаю, правда, но ты выглядел таким позабавленным, когда покупал новую банку, что я не мог не продолжать ее есть. Честное слово, это было не противно. Твое лицо компенсировало все мои страдания.       Леви выдохнул.       — Это всё? Ещё где-то ты лгал мне?       Эрен пожал плечами.       — Я не уверен в том, что ты знаешь и не знаешь. Ты в курсе моего детства. Шестнадцать лет взаперти. Убежал в свой день рождения. Год старался привыкнуть к внешнему миру. Поступил в университет из-за Ханджи. Услышал фамилию Аккерман, понял, что мне нужно найти Кенни, чтобы замести следы, но оказалось, что Микаса здесь ни при чем. Прошёл год. На втором курсе услышал про тебя.       Леви вздрогнул на упоминании дяди, что не осталось незамеченным. Эрен отвёл взгляд, не зная, что сказать. Аккерман понимал, что парень не чувствовал вины, но понимал, почему это неправильно. Он понимал, но это все равно приносило безнадёжно ноющую боль, как при старых переломах.       — Мне очень… — начал Эрен, но Леви его прервал:       — Ты обещал не лгать.       Эрен тут же закрыл рот и сжал челюсть, отвернув голову.       — Тогда я знаю, что ты возненавидишь меня. Я бы не хотел допустить такой исход. Опять.       Леви дотронулся пальцами до лица Эрена и повернул голову обратно, встретившись с парнем глазами.       — Я стараюсь понять тебя. Теперь я понимаю тебя лучше, Эрен, чем в тот день, когда выгнал за дверь. И ты тоже должен понять меня, не так ли? И не лгать.       Эрен кивнул и прильнул к ладони мужчины.       — Мне не жаль, что я хотел это сделать, — признался он. — Всё, что я испытываю чаще всего, негативно-нейтрального оттенка. Раздражение, отвращение, гнев, страх, печаль, презрение, удивление, иногда радость. Зависть из-за того, что не понимал многих вещей, ревность, что другие могли чувствовать нечто ярче, чем глухой и притупленный восторг. — Эрен серьезно глянул на Леви, на что тот приподнял бровь. — Не думаю, что я эмоциональный калека, потому что с тобой ощущаю всё ярче и интенсивнее. Возможно, это из-за искажённого восприятия авторитета, возможно, по другим факторам.       — Даёшь себе психологическую оценку? — с усмешкой поинтересовался мужчина, скрывая истинные ощущения из-за этих откровений.       — Сложности у меня с социальными эмоциями: виной, сочувствием, любовью и другими. Я просто знаю, когда их стоит испытывать, иногда даже получается внушить себе, что они и правда есть. — Эрен, ткнувшись носом в раскрытую ладонь, начал бормотать: — Со временем спектр эмоций разросся до гордости, восхищения, радости, но весьма притупленно. Однако ни смущения, ни стыда, ни умиления, ни волнения, хотя оно в редких случаях проявляет себя, но это скорее исключение, чем правило, — ничего из этого я не ощущаю, но понимаю, как стоит это ощущать.       — Поэтому копируешь и выставляешь так, будто эти эмоции являются твоими собственными? — спокойно поинтересовался Леви, засунув пятерню в волосы Эрена, пропуская пряди через пальцы.       — Выходит так, — невозмутимо последовало в ответ.       Мужчина сжал волосы Эрена в кулак, чтобы притянуть лицо парня ближе к себе.       — Сколько ещё людей в твоём списке? — предельно серьезно поинтересовался он.       Глаза Эрена на нём замерли. Несколько секунд его лицо оставалось совершенно пустым — никакой эмоции наготове, — и Аккерман мысленно похлопал себя по плечу за то, что смог застать Йегера врасплох ещё раз.       — Что?       Эрен моргнул.       Леви моргнул в ответ.       — Сколько людей в твоём списке?       — Я не понимаю, о чём ты. — Йегер отодвинулся, нахмурившись.       — Эрен.       Неверяще покачав головой, он вздохнул.       — Не считая Гришу и Энни, ещё двое.       Леви кивнул. Он знал это из отчетов, но спросил только для того, чтобы убедиться в количестве.       — Это будет легко.       Глаза Эрена округлились.       — Нет, — сказал он не веря.       — Да, — уверенно ответил Леви, приближая лицо Эрена ещё ближе.       — Нет. Ты не это имеешь в виду.       — Не совсем то, что имеешь в виду ты, но это именно то, о чем ты подумал.       Эрен сжал чужой мизинец.       — Объяснись, — потребовал он.       — Мы сделаем так, чтобы они исчезли с лица земли, но… более гуманным способом, — пообещал Леви. — Яд, инсульт, самоубийство, что-нибудь, что не привлечёт слишком много внимания. В любом другом случае Эрвин меня прибьёт.       Эрен смотрел на мужчину и испытывал непонятные доселе чувства, переворачивающие внутренности. Его дыхание сделалось поверхностным и быстрым. Он слушал своё сердце.       Удар, пауза, удар.       Оно вроде как функционировало, гоняло кровь. Если раскрыть грудную клетку, просунуть в узкую щель руку, его можно даже потрогать. Но Эрен полулежал на диване и думал, что если у него было сердце, которое билось, которое, возможно, даже слишком большое, то почему он чувствовал себя раньше кем угодно, только не человеком. Но стоило посмотреть на мирно сидящего Леви — и вся его человечность нахлынула как волна.       И он впервые не боялся захлебнуться.       Эрен притянул лицо Леви ближе и запечатлел их первый после пробуждения поцелуй, сухой, быстрый. Не более чем прикосновение губ к губам прежде, чем отпустил мужчину.       Сердце Леви билось в рёбрах, и он приложил пальцы к чужим губам, чувствуя покалывание на своих собственных. Он переживал этот момент снова и снова.       — Теперь ты чувствуешь, что ты здесь? — на грани слышимости прошептал Леви. — Ты уверен, что это реальность?       Эрен кивнул.       — Я бы просто не смог нагрезить твои слова. Никогда в жизни.       Возможно, этот несносный парень, обливший его в день знакомства, всё-таки стоил того, чтобы положить свою жизнь за его месть.       Эрен прижался к Леви вплотную, впиваясь ногтями тому в затылок.       — Иногда я буду сомневаться в себе, — сказал он, имея в виду не только его проблемы с реальностью, но и с чувствами.       Внутренности Аккермана стянулись в тугой узел.       Леви понимал, что отношения с Эреном — война, но когда он говорил, что ему не нравилось сражаться?       Он склонил голову парня, губами касаясь лба, носа, щёк. Он целовал его сомкнувшиеся веки, скулы, подбородок.       — Когда ты сомневаешься в себе, — шептал и оставлял мокрый след под челюстью, вёл губами по кадыку — щекотно, горячо, больно, — не стоит сомневаться и во мне, — жесткая хватка на волосах парня, — ты меня понял?       Поцелуй был жестким и безжалостным до такой степени, что было непонятно, кто из них пытался претендовать на другого больше. Они продолжали воровать воздух изо рта друг друга, и, когда у Эрена закружилась голова, ему пришлось отстраниться. Леви уже смотрел на него. Он вообще закрывал глаза? Может быть, Эрену тоже следовало следить за каждой вспышкой эмоций на лице Леви, чтобы сохранить их на случай разлуки?       Эрен никогда бы не смог отвести взгляд — он это знал и признавал поражение. Он зависим, зависим настолько сильно, что иногда было физически больно от одного вида мужчины.       Помпеи прошлого горели, и Леви ощущался для Эрена как свобода.

Акт III

      Микаса рвалась к Эрену, как только пришло сообщение от Леви, что тот очнулся, но её не пустили. Леви объяснил это быстро, четко и спокойно — так, чтобы у девушки не осталось сомнений насчёт правильности этого действия.       Эрен был в замешательстве и находился где-то между реальностью и выдуманным миром. Леви рассказал, что слышал, как парень с кем-то спорил, лёжа в темноте комнаты. Но Микасу напугало не это, а то, с какой обыденностью об этом говорил мужчина.       Сколько на самом деле раз приходилось Леви возвращать Эрена в реальный мир?       — Тебя отвезти к Аккерману? — спросил Жан, заводя машину. Он выжидающе уставился на девушку.       — Да, если не трудно.       Жан улыбнулся и наклонился вперёд для лёгкого поцелуя в губы.       — Я с удовольствием выполняю все твои поручения.       — Так уж и все? — поддразнила его девушка.       Жан притворился оскорбленным, приложив руку к груди, пока другой выруливал со стоянки университета.       — Я возил тебя к Эрену почти каждый день, Микаса. Подозреваю, что в те дни, когда ты к нему не ходила, тебе просто запрещал Аккерман.       — Ты жесток.       Жан покачал головой и поцокал.       — Но-но! Я проницателен.       Микаса рассмеялась и переплела свои пальцы с его. Иногда она часами думала, за что ей попался настолько идеальный парень, как Жан.       — Я благодарна тебе за это.       — Ещё бы не была.       — Я серьезно.       Жан кинул на неё быстрый взгляд, оценивая серьезность слов.       — Ты не должна благодарить меня за это.       — Но ты не особо любишь Эрена, — покачала она головой.       Жан лишь пожал плечами.       — Не то чтобы не люблю. Он меня часто раздражает, потому что я подозреваю, что он хранит много секретов. Понимаю, что все люди так делают, но что-то в нём мне никогда не давало покоя.       Микасу всегда удивляла проницательность Жана касательно людей. Поначалу ей тоже Эрен показался странным, неправильно собранным, будто смотришь на него с разных углов и понимаешь, что он везде разный. Никак не получалась цельная картина, пока Эрен не рассказал свой секрет, но даже после этого Микаса знала, что это не конец.       У Эрена сама собой отрастала нога, пока парень был в беспамятстве.       Это не то, что можно было скрыть, и не то, что Леви пытался скрыть. Мужчина будто проверял её, зная, что она хранила другой секрет Эрена. Сможет ли она сохранить и этот, не задавая вопросов? Конечно, да.       — Но ты сказала, что он связался с плохой компанией, — продолжил Жан. — И то, что он пострадал. Если уж что я ненавижу сильнее, чем непонятного Эрена, так это физическое насилие. И, если бы ты дала мне свободу действий, клянусь, я бы нашёл тех отморозков.       Микаса приподняла сцепленные руки и оставила на каждом пальце Жана по поцелую, но парень это воспринял по-своему:       — Знаю-знаю. Ты уже отчитала меня. Никаких игр в детективы и борцов за справедливость.       Микаса была счастлива с ним. И никогда бы не променяла ни на что и ни на кого на свете.       Жан оставил девушку у входа в дом Аккермана и, помахав, уехал. После первого стука в дверь, Леви открыл ее, протягивая руку вперёд. Микаса закатила глаза и, порыскав в сумке, достала белую папку.       — Ты бы меня без них и в дом не пускал, не так ли? — сыронизировала она, заходя в дом.       — Как точно подмечено. — Леви даже не взглянул на неё. Он открыл папку, листая документы чайной. — Эрен на кухне. Я буду в гостиной. Помешаете мне работать — выгоню.       И ушёл.       Микаса, привыкшая к такому поведению, скинула сумку и куртку с плеч, повесив их на вешалку.       Ей не терпелось быстрее оказаться рядом с Эреном.       — Привет, — поздоровалась она, поворачивая на кухню, и сразу же остановилась, впитывая в себя образ живого, дышащего парня. И главное — с открытыми глазами.       Она знала, что он очнулся, но знать и видеть — совершенно разные вещи.       Почти весь декабрь Микаса открывала для себя новые ощущения под названием «терять друга». Это как плыть против течения, невыразимо тосковать и испытывать ежеминутный страх, скрытый за маской легкой обеспокоенности.       Она привязалась к нему за полтора года.       Они смеялись вместе, пока их плечи подрагивали, без какой-либо напряженности и сдержанности, временами это была чистая и не фальшивая радость. Они ругались, так часто недопонимали друг друга, что это стало своего рода их фишкой.       Микаса излила ему душу, рассказала секрет, зная, что Эрен сохранит его, и он поделился своим, не будучи уверенным, что девушка сделает то же самое. И это было большим проявлением доверия, чем что-либо другое.       Но Микаса не знала Эрена и не была уверена, что когда-либо тот даст ей на это право.       Пока ей было достаточно того, что парень был живым и выглядел здоровым. Ни бледноты, ни кругов под глазами, никаких ран.       И главное, что он выглядел счастливым. У девушки в горле встал ком от такого расслабленного Эрена. От того, как он строил рожицу уходящему в гостиную Леви. Так по-детски. От того, как он попивал горячий чай, сначала подув на него. Так обыденно.       До боли просто.       Микаса, не сдержавшись, кинула взгляд на теперь уже здоровые ноги парня, что не осталось незамеченным.       — Привет, Микаса, — поздоровался Эрен. — Рад тебя видеть.       Микаса знала, что Леви рассказал ему об их встрече, которая привела к спасению Эрена. Аккерман обмолвился, что это было небольшим упоминанием без деталей, но девушка всё равно не представляла, как на это среагировал сам Эрен.       Как он себя чувствовал? Позволено ли им продолжить общение? Рад ли он на самом деле их встрече?       — Я могу обнять тебя? — вместо всех крутящихся вопросов в голове она задала именно этот.       Эрен склонил голову к плечу и улыбнулся, поставив чашку.       — Конечно.       И Микаса рванула вперёд, обхватывая парня в крепких объятиях. Тот узел в животе, образовавшийся с момента исчезновения Эрена, наконец распутался. Она ощущала пьянящее чувство облегчения.       Вдохнула запах Эрена, явно перемешавшегося с запахом дома Леви, но теперь это не казалось странным. Это казалось естественным и правильным. Сжимать Эрена в объятиях казалось самой прекрасной вещью за последний месяц, проведённый в страхе того, что он не вернётся.       — Ты так всех нас напугал, — шептала она в волосы Эрена, прижимая его к себе.       Ее медленно и аккуратно обняли в ответ.       — Так уж и всех, — ответил Эрен. — Жан, думаю, был счастлив. На пару с Имир.       Микаса не смогла сдержать улыбку.       — Не глупи. Ты им нравишься. Жан даже хотел пойти навалять твоим обидчикам.       Эрен под ее руками напрягся и отстранился, чтобы взглянуть в глаза. В этот раз его лицо было пустым, а глаза какими-то бездонными.       Это его лицо без маски?       У Микасы быстро забилось сердце.       — Я знаю версию, которую рассказали всем, чтобы я смог вернуться в университет, — шептал Эрен. — Но… Леви рассказал тебе что-нибудь другое?       Микаса отрицательно покачала головой.       — Мне и не надо, если ты не захочешь. Я просто… Просто счастлива видеть тебя живым, понимаешь?       Ее глаза наполнила влага. Она сильнее сжала плечи Эрена, будто пыталась донести весомость следующих слов:       — Может быть ты и расскажешь обо всем со временем, но это не так и важно. Правда. Это не имеет никакого значения.       — Как и то, что сделала ты? — неожиданно задал вопрос Эрен грубым и тихим голосом.       Микаса обескураженно замерла и кинула взгляд в гостиную, где сидел погруженный в работу Леви со включённым телевизором.       Сердце Микасы теперь забилось в глотке, в ушах. Она отчётливо слышала пульс, так громко, что он перекрывал звуки от тв-шоу. Мог ли Леви услышать?       Микаса сложила в голове два и два, понимая, к чему спросил Эрен. Он делал ей предупреждение.       — Я ничего не говорила ему, — с нажимом произнесла она, скопировав тон парня. Она давала клятву и понимала, почему Эрен мог ей не верить. — Я бы и не сказала.       Это было слишком опасно. Обсуждать тему убийств, находясь так близко к постороннему человеку, но Эрен не выглядел обеспокоенным. Значит, опасность в случае подслушивания их разговора лежала только на Микасе.       Девушка сдержала усмешку.       Конечно же, Леви знал об убийствах Эрена. Тогда к чему было это предупреждение?       Эрен, казалось, осторожно подбирал следующие слова:       — Если бы он выжил, — с намёком проговорил парень так, чтобы до Микасы точно дошёл смысл того, о ком идёт речь. Девушке хотелось зажать рот Эрена рукой, но она подавила в себе это желание, — и вернулся за тобой, что бы ты сделала?       — Это…       Но Микаса не договорила.       «Это то, что случилось с тобой?». Невысказанный вопрос остался витать между ними, но Эрен лишь выжидающе уставился на неё.       Что бы она сделала, если бы виновный в смерти ее родителей вернулся? Она говорила, что жалела о том, что на ее руках кровь, и она бы при возможности исправила это.       Эрен, должно быть, помнил об этом.       — Не так, — сам себя опроверг Эрен. Он шептал на грани слышимости так, чтобы Микасе пришлось наклониться вперёд. Даже нависая над ним, она чувствовала, что управляла ситуацией отнюдь не она. Это заставило её нервничать. — Он сделал это с твоими родителями. Значит, он бы пришёл не за тобой, а, к примеру, за Жаном. Что бы ты сделала?       Микаса моргнула.       — Ты знаешь ответ, — настояла она.       Эрен зловеще улыбнулся.       — Да, знаю. — Он отодвинул ее рукой и протянул ладонь. — Приятно познакомиться, меня зовут Эрен Йегер.       Микаса посмотрела на ладонь, потом на самого парня. Он сменил фамилию. Скорее всего, незаконно. Он убивал. У него выросла сама по себе нога. Эрен, которого она знала на протяжении полутора лет, — фальшивка, но сейчас он предлагал ей узнать себя настоящего.       Эрен Джагер — душа компании. С вечными улыбками, шутками и взрывным характером. Парень-хамелеон, подстраивающийся под ситуации и людей. В один момент он самый умный ученик на потоке, в другой раздолбай, каких только поискать. То он смеялся над религией, то начал встречаться с христианкой.       Как много он скрывал, и как много он ещё будет скрывать от Микасы? Что он сделает, если она проболтается? Что он сделает с Жаном? Будет ли он защищать их при необходимости или же бросит на съедение волкам? Кто такой Эрен Йегер на самом деле?       И кто пришёл за ним? Отец, мать, кто-то, о ком он не говорил? Почему-то мысль, что Эрен — убийца, не вызвала в ней должного страха.       — Я говорила, что поставлю под сомнение наше общение, если ты сделаешь что-то после нашего разговора, — напомнила Микаса разговор у неё дома. В тот день она сказала ему: «Я прощаю тебе всё, что ты сделал до, Эрен, но никогда не прощу, если ты что-то сделаешь после». — Ты сделал что-то?       Несмотря на дружбу с Эреном, у Микасы были свои правила и принципы. У неё были приемные родители и Жан, о которых она тоже должна думать.       Если Эрен Джагер не казался таким опасным, то что мог сделать Эрен Йегер?       — Я ничего не делал после разговора, — твёрдо опроверг слова Микасы парень.       — Но намереваешься?       — Нет.       Эрен всё ещё протягивал руку, ожидая.       Насколько можно было доверять словам парня? Какое количество лжи он уже сказал и какое количество скажет позднее?       — Ты не доверяешь мне? — мягко и тихо поинтересовался Эрен.       Микаса, вскинув голову, посмотрела Йегеру в глаза, в которых отражались только ожидание и сомнения в правильности действий.       Если она откажет, то что будет потом? Когда-нибудь Эрен будет доверять ей, если она отвернётся сейчас?       Микаса протянула ладонь в ответ и сжала чужую.       — Микаса Аккерман. Мне тоже приятно познакомиться.

Акт IV

      Эрен смотрел на лицо спящего Леви в ночной темноте, на его подрагивающие ресницы, на морщинку между бровями, которая всё чаще появлялась у мужчины во сне. Наверное, ему снились кошмары.       Эрен перевёл незаинтересованный взгляд на потолок.       Начало февраля. Его нога полностью восстановилась, и он начал делать небольшие упражнения, восстанавливая затёкшее тело и затвердевшие мышцы. Ходьба далась ему легко, но он продолжал время от времени спотыкаться и падать на пол без явной причины, лишь бы заметить беспокойство на лице Леви.       Эрен оказался жаден до эмоций Леви. После того, как он проснулся, честно признаться, он не подозревал, что находился в доме Аккермана. Он всё ещё думал, что Леви — плод его воображения, но, когда стало понятно, что это не так, то в первую секунду шок заставил его отстраниться.       Что-то горячее поднялось в его груди, и все его тело было в огне. Лёгкие, сердце, кожа — всё горело. Невесомость заменила его кости, заставив сжать простыни, чтобы не потерять сознание. Леви был настоящим. Он был настоящим и был рядом прямо сейчас. Эрен его видел, мог с ним говорить и мог прикоснуться…       «Сядь ближе», — сказал он, чтобы убедиться.       Никаких фантазий никогда не будет достаточно — как они могли сравниться с шершавой кожей Леви? Как Эрен мог подумать, что Леви придёт за ним? Тоска ударила его так сильно, что он чуть не согнулся пополам. Он дрожал — ему едва удавалось держать руку навесу.       И тогда, увидев реакцию Леви, Эрен, помимо испытываемого шока и облегчения, заметил новую лазейку. Аккерман отчаянно желал удержать Эрена в реальности, и парень ему это позволил, хотя иногда, просыпаясь ночью после кошмаров с Гришей полностью дезориентированный, он первые секунды не верил Аккерману, что тот не выдумка. Но в большинстве случаев Эрен просто потакал, чтобы самому удержать Леви рядом с собой. Он не верил, что мужчина не попытается ещё раз бросить его.       Бросить Эрена, который не только психически нездоровый, но и полностью зависим от нахождения рядом Леви, чтобы убедиться в реальности происходящего, невозможно.       Эрен обещал не лгать, но это и не являлось в его понимании ложью. Это способ выживания.       Но иногда он и правда… терялся.       — Эрен, — тихо позвал Леви, открыв сонные глаза.       Парень тут же принял мягкое выражение лица и повернулся к мужчине лицом. В некоторые дни Эрена посещало эгоистичное желание спрятать Леви в своём кармане.       — Я здесь, — ответил он на невысказанный вопрос.       Эрен не так часто злоупотреблял своим влиянием в последнее время, понимая, что это могло войти в привычку. Леви со временем охладел бы к внезапному застекленевшему взгляду парня и его тихое: «Ты здесь?». Это не должно стать обыденностью. Это должно стать рычагом в случае, если Эрена захотят бросить.       Леви дотронулся пальцами до лица парня.       — Почему ты не спишь? — хрипло поинтересовался, всё ещё отходя от сна.       Эрену снился Гриша каждую ночь, но он предпочитал не говорить об этом.       — А ты? Кошмары?       Леви нахмурился. Ему не нравилось, когда уходили от его вопросов, но он делал поблажки парню. Эрен знал не только это, но и то, что упоминание слова «кошмары» заставляло Аккермана искать беспокойство на лице парня.       Леви мог догадываться, что снилось Эрену. И тот это позволял.       — Ты бы хотел выпить чаю? — вместо расспросов предложил Леви, садясь на кровати.       Чай всё ещё являлся горючим для их отношения, и Эрен этому рад.       Они спустились вниз по лестнице на кухню, решив, не сговариваясь, не включать лампы. Мягкий оранжевый свет от ночника оставался хорошим источником для того, чтобы заварить чай.       Атмосфера уюта и тепла с каждым разом привлекала Эрена всё больше и больше. Она привлекала его, как насекомых привлекал свет во тьме, как Еву привлекал запретный плод и как Аида привлекала Персефона.       Эрен не мог и не смел оторвать взгляд от все ещё сонного и слегка лохматого Леви, который медленно и тягуче передвигался по кухне. Что-то щемящее поселилось в груди парня от такого вида.       Эрен, проведя столько времени взаперти, думал, что, выбравшись, будет заниматься всем и сразу, отдаваться любому занятию, испробует так много, чтобы не оставалось и свободной минуты. Но вот он находился на кухне в полумраке, занимаясь только одним. Он пялился.       И этого оказалось достаточно.       — Как нога?       Леви интересовался этим вопросом по несколько раз на дню.       — В порядке, — ответил Эрен, садясь на барный стул. Он не отводил глаз с рук Леви, закидывающих разнообразные травы в заварник; с рук, которые мягко касались его лица и зарывались в волосы; с рук, нежно проводящих по каждому его позвонку; с рук, которые при каждом удобном случае искали его мизинец; с рук, убивших Гришу.       Эрену пришлось сжать пальцы ног, чтобы не перепрыгнуть барную стойку и не сжать Леви в объятиях. Одна только мысль о крови Гриши на руках Аккермана вскружила голову так, что мыслить ясно не получалось.       Как и ранее, жестокость Леви зарождала в Эрене нежность к мужчине, незнакомую, несдержанную, похожую на те чувства, которые он испытывал к матери в детстве. Чувства, что глупы в своих мотивах и, как оказалось, в выборах.       — Ты всё ещё уверен насчёт предложения Ханджи вернуться к учебе? — интересовался Леви, поставив чайник на плиту.       Этот вопрос Эрен обдумывал дольше, чем то было необходимо. Ему нравилась учеба, и он считал приемлемым общение с определённым кругом людей, но всё ещё терзался сомнениями.       Первое и главное сомнение состояло в нахождении Леви где-то под боком. В день, когда его выгнали, он возвращался с учебы, где задержался, и эта задержка по итогу стоила ему ноги и разрыва отношений.       Но он понимал, что не мог стать балластом для Леви. Эрен, не закончивший учебу, без диплома, без каких бы то ни было корочек, помогающих при поступлении на работу (фальшивые документы об окончании школы не в счёт), нужен ли он мужчине?       Даже если бы он купил диплом, как на это отреагировал бы Леви? Эрен, будучи реалистом, знал, что Аккерман будет его презирать.       — В любом случае, во всем остальном я не очень хорош, — выбрал Эрен безопасный ответ. — В некотором даже откровенно плох.       Леви повернулся к парню лицом, которое выражало сложную эмоцию, неподвластную пониманию Эрена.       Может быть, он сказал что-то не так? Может быть, стоило солгать или же, наоборот, сказать правду?       Эрен начал нервничать и уже собирался открыть рот, чтобы опровергнуть или же подтвердить хоть что-то, как Леви сказал то, что полностью взорвало мозг парня:       — Не думаю, что делать что-то хорошо — единственная мотивация для того, чтобы заниматься этим, Эрен. Ты можешь получить опыт и навыки, занимаясь разнообразными вещами. Возможно, ты в будущем станешь знаменитым актером, — с намёком проговорил Леви, усмехаясь. — Возможно, провалишься, но совсем неважно, насколько хорошо ты овладеешь какими-то навыками. Если тебе интересна учеба в данный момент, то вернись. Если она покажется тебе отвратительной через год, то ты сможешь ее бросить. В этом и состоит жизнь, Эрен. И я тебе её покажу.       Эрен удивлено моргнул. Эти слова… они не были похожи ни на что, что он слышал ранее.       Он думал, — даже не так, — он знал, что Леви могло быть не по душе его решение о том, чтобы бросить универ. Но Аккерман лишь пожал на это плечами.       Эрену не нравилась медицина, потому что она связана с Гришей, но ему нравилась учеба в целом. Наверное, поэтому он её не бросил на первом году. Он имел своё увлечение, которое не выбрал ему Гриша, и этого оказалось достаточно, чтобы засесть в голове, но сейчас… Сейчас, когда у него был реальный выбор, а не тот, который парень придумал в своей голове…       Он не знал что-то другое, кроме медицины, он был посредственен в других направлениях, но что, если попробовать?       Эрен не побеждал в своих битвах и даже не выиграл войну. Он не чувствовал любви и не знал, где она может быть, но Эрен позволил Леви рассказать о ней и показать. И это не было похоже ни на битву, ни на войну, в этих отношениях не приходилось сражаться — это было похоже на свободу.       — Я попробую что-нибудь другое, — ответил он, поражённый улыбкой Леви.       Что, если Эрену позволено заняться чем-то, что вызовет его интерес?       — Что ты сделаешь, если я выберу увлечение, где буду зациклен только на тебе? — спросил Эрен.       Леви пожал плечами.       — Я надеюсь, тогда ты будешь в этом действительно хорош.       Эрен рассмеялся, и по взгляду Аккермана было ясно, что тот наслаждался этим.       Впервые, сидя ночью на кухне, Эрен почувствовал, как движется время. Возможно ли, что человек, растивший его шестнадцать лет, ничего не смыслил и не знал об Эрене, в то время, когда Леви, узнавший о нем полгода назад, знал многое. И будет ли Эрен нужен ему, если Аккерман узнает его от макушки до пальцев ног, залезет в самые потайные углы в голове и вывернет наизнанку? Потому что парень это, несомненно, позволил бы.       Леви продолжал улыбаться, но его улыбка выглядела сломленной. Дело не в том, что мужчина был несчастен, а в том, как изогнулись его губы, когда легкость улетела прочь.       — Прошло больше недели, как Эрвин отдал тебе дневник, — начал Леви. Смех тотчас оборвался, и мужчина выглядел виноватым за то, что был причастен к этому. — Ты сказал мне его спрятать, но, Эрен, я уверен, что ты должен прочесть его.       Эрен явно не ожидал такого вопроса, и по тому, как изменился взгляд мужчины, тот тоже это понял. Парень чаще обычного позволял истинным эмоциям проскальзывать на своём лице в присутствии Леви, но иногда он забывался или был удивлён так, что ни одна эмоция не отражалась. В такие моменты Эрен ощущал себя голым и беззащитным.       Он отвёл взгляд в сторону.       Около недели назад Эрвин наедине принёс записную книжку со словами: «Это помогло мне соединить все недостающие части в цельную картину».       Эрен всё ещё не особо доверял Смиту из-за того, что тот искал его. Злился, потому что он был причастен к тому, что Леви всё понял и узнал. И, что странно, был благодарен за убийство Энни.       Для Эрена Смит оказался головоломкой, которую сложно понять и раскусить с одной стороны, но с другой он был до невероятного прост. Рецепт идеальных отношений с Эрвином прост: делать Леви счастливым.       Эрен был не против такого расклада, поэтому без задней мысли забрал старую и пожелтевшую записную книжку из чужих рук. Он рассмотрел ее с обеих сторон и уже хотел поинтересоваться, что это, когда увидел инициалы, выведенные каллиграфическим почерком, в нижнем правом углу: «К.Й.»       Эрен не был глупцом, но в этот момент желал стать таковым.       «Ты же сейчас не серьезно?» — предельно спокойно поинтересовался он у Эрвина, чувствуя, как закипала кровь в венах. Кроме этого, Эрен учуял фантомный металический запах крови и сожжённого дерева, что вскружил голову. «Это принадлежит…», — начал Эрвин, но парень его перебил: «Я знаю, чьё это. Вопрос в другом: зачем ты принёс мне это?».       Эрвин молчал достаточно долго, рассматривая пустое выражение лица Эрена, пока сам парень не попросил Смита уйти и забрать дневник. Мужчина согласился только с первым пунктом, а на второй добавил: «Ты должен это прочесть».       Эрен, услышав приказ, чуть было не сломал всю свою проработанную игру с немощным после восстановления парнем, чтобы броситься и вцепиться в шею Эрвина. Он со злости сжал дневник в руке, собираясь избавиться от него в тот же момент, как закроется дверь, но Смит, поняв это, сказал: «Леви знает, что я принёс».       Эрен был готов взвыть.       Но он не только не взвыл, но и не смог собственноручно первым делом избавиться от дневника, потому что после ухода Эрвина следом зашёл Леви. Он выглядел обеспокоенным и интересовался самочувствием. Леви, видимо, предполагал, что Эрен мог ускользнуть.       Эрен, использовав страх Леви, попросил убрать дневник куда-либо, потому что ему было плохо от одного его вида. На самом деле ему правда было плохо, но по причине, что его мать — лишь воспоминание горелого тела, ни больше. Это не стоило его внимания.       — Возможно, я прочту его, — вымученно ответил Эрен на заявление Леви. — Но позже.       Что означало «никогда».       — Эрвин принёс его не просто так, — настаивал Леви. — Ты не должен бояться.       Эрен закипал, но старался этого не показать.       — Я могу.       — Можешь, — согласился Леви. — Но не должен. Пока прошлое преследует тебя, пока оно владеет тобой, то что тебя ждёт в будущем, Эрен? Как долго я смогу вытаскивать тебя? Что, если наступит день, когда ты не сможешь больше выйти из своего вымышленного мира?       Эрен покачал головой, отрицая. Он даже не рассматривал другой вариант.       — Я приду, если ты позовёшь.       Леви подошёл ближе и, протянув руку, потрепал Эрена по голове.       — Я знаю, — мягко улыбнулся он кончиками губ. — Но ты уверен, что так будет всегда? Если я буду на работе, а ты на учебе? Если ты пойдёшь в продуктовый? Если я уеду в командировку? Что тогда, Эрен? Кто вытащит тебя, если ты можешь так глубоко уйти в своё прошлое? Кто?       Эрен спрятал выражение глаз за ресницами. Он в ярости, потому что Леви был прав.       Эрен не мог предсказать, что с ним случится, если неожиданно он увидит человека в инвалидном кресле где-нибудь на улице, переходя дорогу. Или услышит, как кто-то зовёт другого человека по имени Карла. Или Гриша.       Что с ним случится, если это произойдёт? Насколько хватит его контроля и самообладания?       — Посмотри на меня, — попросил Леви, скользя пальцами по чужому виску, скулам, подбородку. Эрен поднял голову. — Ты не должен сомневаться во мне, помнишь?       Эрен кивнул, не обрывая зрительный контакт. В полутьме глаза Леви казались черными и немного пугающими.       — Твоё прошлое сформировало тебя. От этого никуда не убежишь, от этого и не стоит убегать. Просто прими и закрой ту дверь, хорошо?       В руках Леви материализовался дневник. Что ж, подумал Эрен, мужчина хранил его на кухне.       — Либо прочти, либо выкинь, — предложил Аккерман. Он положил дневник на стойку между ними и убрал руку от лица Эрена. — Ты хочешь, чтобы я остался с тобой?       Эрен сжал челюсть.       Леви давал ему выбор, но парень знал, что этот выбор — фикция. Аккерман имел власть над Эреном, знал, что ему позволено манипулировать им и использовал это против него.       — Нет, не стоит, — сдержанно ответил Эрен.       Леви просто кивнул, развернулся, чтобы выключить чайник, заварить чай и поставить одну чашку на стол перед Эреном, а другую взять в руки.       Парня отчего-то выбесило спокойствие Леви, то, с какой легкостью тот толкал его в пропасть, наливая себе чай.       — Я не читал дневник, — сказал мужчина, посмотрев Эрену в глаза. — И не собираюсь, если ты мне не разрешишь. Я к тому, что не имею ни малейшего представления, что писала твоя мать, но Смит сказал, что ты обязан это прочесть. И я доверяю ему. Но совру, сказав, что это единственная причина, по которой я желаю того же, — его голос смягчился, и Эрен уже знал, о ком мужчина будет говорить далее: — Если бы я нашёл дневник матери, то дорожил бы им. И я понимаю, что у нас разные обстоятельства, но… Это трудно объяснить.       Эрен кивнул, несмотря на то что не желал понимать, но, к сожалению, понимал. И от этого становилось тошно. Сравнение Карлы и Кушель недопустимо.       — Но, — продолжил Леви, — если ты не захочешь открывать даже первую страницу, а выкинешь дневник, то не разочаруешь меня этим, хорошо? Ты должен понимать, что у тебя есть выбор, но сейчас… Просто стоит сделать его раньше, чем откладывать на потом. Пока ты позволяешь этой вещи действовать на тебя, ты останешься уязвимым.       Эрен молча смотрел в ответ потухшим взглядом.       — Ладно, — выдохнул Леви. — Я буду в гостиной, если тебе что-нибудь понадобится, — сказал он и ушёл.       Вот так просто. Леви оставил Эрена с чем-то большим, чем Гришей. И это ощущалось предательством.       Дневник Карлы — дневник его матери, к которой он испытывал такую разнообразную гамму чувств, что не смог бы разобраться даже спустя десятки лет. Он и не хотел. Его вполне устраивало, что она мертва.       Устало выдохнув, Эрен передвинул к себе дневник. Потрёпанный, местами пожелтевший.       Он не боялся увидеть там что-то жестокое, потому что это его бы не удивило. Он, наоборот, боялся увидеть там признаки человечности. Эрен никогда в жизни не желал, чтобы она всё ещё была жива, но если бы её заставлял Гриша? Угрожал ей?       Хотя никакой разницы. Эрен убил бы её в любом случае.       Перед тем, как открыть первую страницу, он прикрыл глаза и выдохнул. На заднем плане Леви включил телевизор и убавил звук до минимума, чтобы, видимо, не мешать Эрену. Такой простой жест заставил прикусить язык, лишь бы не высказать всё своё раздражение.       Эрен знал, что не должен винить Леви, потому что мужчина был прав: парню стоило раз и навсегда закрыть ту дверь, ведущую к прошлому. Дневник — всего лишь препятствием в этом, убеждал себя Эрен, открыв глаза. Трамплин, который стоило перепрыгнуть и забыть.       Эрен соврал бы, если бы сказал, что первым делом не хотел выкинуть дневник, и он себя прекрасно знал: через время Эрен бы сгорал от простого человеческого любопытства.       Он провёл пальцами по инициалам Карлы Йегер. Вспомнил, какого было трогать холодную кожу матери, и перевернул первую страницу.       «На днях я приболела. Гришу очень расстроил этот факт: он не любит, когда мне плохо, поэтому всегда чувствует себя удрученно. В тайне я посмеивалась над этим, но перед ним включала актерскую игру. Он очень мил, когда поправлял мне одеяло, целовал в щеку и давал лекарства».       Эрен моргнул и для верности перечитал ещё раз и ещё.       Это казалось каким-то сюрреализмом, чем-то абсолютно необъяснимым и странным. Для Эрена от строк веяло не Гришей и Карлой, а им и Леви, потому что это никак не срасталось с его воспоминаниями и мировоззрением.       И это, несомненно, противоестественное явление вызвало в Эрене злость. Следующие страницы он переворачивал яростно, но не пропускал ни строки.       Парень не желал признавать, что с жадностью вчитывался в каждое слово.       «Лекарства не помогли, и мне становилось хуже. Теперь я замечала страх в глазах Гриши. Он боялся потерять меня, но я заверяла, что всё в порядке, со мной всё хорошо. Но я понимала, что это не так».       Ещё страница, ещё одна и ещё, пока…       «У меня рак».       … Рука Эрена замерла.       Ему вдруг стало не хватать воздуха, и он не понимал, отчего эти строки привели к потере контроля над дыханием. Это же всего лишь Карла — тело, что съедено огнём за тысячи миль от него. Его мать, которая бездействовала всю свою жизнь и поплатилась за это. Мать, рассказывающая истории и вытирающая его тело от крови. Мать, являющая единственным человеком, чьи касания не приносили физической боли. Мать, чьё отношение ранило Эрена сильнее всего.       Карла была больна.       Эрен провёл рукой по волосам, стараясь привести дыхание и сердцебиение в норму.       Его не должна волновать жизнь этой женщины. Она даже ни разу не рассказала о своей болезни, ни разу не обмолвилась хотя бы словом.       Почему же Эрену так хреново? Ради всего святого, она была его раковой опухолью всю жизнь, так с чего ему реагировать на такого рода справедливость в жизни?       Эрен уже не с таким энтузиазмом переворачивал страницы.       «Гриша днями напролёт занимался моим состоянием, он даже забывал о работе. Я заставила его не пропускать приемы пищи и укрывала одеялом его плечи, когда он засыпал на письменном столе, записывая какие-то формулы. Он очень старался. Я бы тоже хотела постараться для него».       Эрен фыркнул.       Его родители такие лицемеры.       «Я перестала смотреться в зеркала. Мне слишком страшно увидеть там что-то, что может меня расстроить. Я должна улыбаться для своего мужа».       «Мы всегда мечтали о ребёнке, но теперь, думаю, это невозможно».       Эрен чуть слышно рассмеялся, зажав рот ладонью, чтобы не потревожить Леви. От сдерживания смеха у него начали подрагивать плечи, затем подрагивание переросло в полноценную дрожь по всему телу.       Их мечты основывались на том, чтобы дробить кости ребёнку? Отрезать части тела? Рвать сухожилия? Держать как свинью в загоне?       Как, черт возьми, монстры желали иметь ребёнка?       Нервно отсмеявшись, он протяжно выдохнул сквозь стиснутые зубы. Он их так люто ненавидел.       «Гриша сказал, что изобрёл лекарство спустя два месяца, как мы узнали о болезни. Он предложил проверить на других людях, но я отказалась. Не хотела, чтобы кто-то пострадал. Втайне выпила сама».       «Мое состояние резко улучшилось!»       «Гриша впервые улыбался, смотря на меня без намёка на морщину между бровями. Ему не приходилось отдавать моим проблемам всё своё время, и я видела, как ему стало легче дышать. Это хорошо, потому что в скором времени мне бы хотелось сделать ему сюрприз. Я уверена, что он будет счастлив».       Эрен, догадываясь, о какой новости шла речь, глянув на дату сверху, скривил верхнюю губу в отвращении.       Гриша, безусловно, был так счастлив получить материал для эксперимента.       «Спустя несколько дней, всячески намекая на эту новость (он такой умный, но такой глупый во всех этих романических вещах), я решила просто сказать, что беременна. И, если кто-нибудь когда-нибудь спросит его, как он отреагировал, то он ответит, что с явной сдержанностью, пока я буду стоять в углу и посмеиваться. Лицо Гриши в момент, когда мои слова дошли до его сознания, бесценно».       «Гриша очень счастлив».       «Мой сын особенный».       «Сегодня день его рождения. Мы назвали его Эрен. Эрен Йегер».       Эрен не хотел это читать, перелистывая страницы одну за другой. Все они пропитаны любовью, которую парень не получал на протяжении всех шестнадцати лет.       Так лицемерно и лживо.       Его воротило от каждой строчки, от каждого слова.       «Сегодня был первый день опытов. Ничего серьёзного. Эрену только укололи палец. Он даже не заплакал. Горжусь им».       Эрен помнил этот день.       Карла говорила, что ничего страшного не произойдёт, всего лишь укол комарика. Или в какую ещё чушь заставляют поверить маленьких детей?       «У Эрена необычно быстро заживали все раны. Он с интересом наблюдал за этим. Гриша счастлив, но я отчего-то немного нервничаю».       И это… странно.       Эрен для верности пролистнул несколько страниц назад, пытаясь найти хоть что-то о его регенерации, но, как и ожидалось, ничего, кроме взятия крови.       Неужели Гриша втайне от Карлы вколол Эрену какой-либо препарат? Или же мать решила не писать об этом? Что, черт возьми, не так?       «Твой код уникален. Ты особенный, Эрен».       У Эрена затуманился взгляд от понимания. Он невидяще уставился вперёд.       Он всё время задавался вопросом, почему же Гриша не смог вывести какой-либо препарат, чтобы вколоть его в других людей, сделав похожим на Эрена. Почему он оставался единственным человеком с регенерацией? Почему Гриша повторял, что Эрен уникален?       Просто потому что Карла была больна раком и, как оказалось позже, одновременно с этим беременна.       Гриша дал ей лекарство, которое придумал самостоятельно. Что могло в него входить? Каков процент, что получится такой же неуязвимый человек, как Эрен, если необходимо столько составляющих?       Карла не только болела одним из примерно ста видов злокачественных опухолей, но и вынашивала в этот момент ребёнка. Какова вероятность, что где-то найдётся ещё одна такая женщина?       Группа крови, рак, беременность, возможно, то, что Карла ела на завтрак, принимая лекарства, сам Гриша. Это был настолько мизерный процент, настолько мизерный…       У Эрена горели глаза.       Он страдал шестнадцать лет, периодически предполагая, что Гриша выведет его уникальность, отдаст другим и отпустит, но…       Эрен зачем-то встал. Прошёлся по кухне туда-обратно.       Гриша никогда бы его не отпустил. Он знал, что это невозможно. Это, блядь, почти нереально.       Эрен вцепился пятерней в волосы и потянул. Он не должен быть разочарован, он не должен! Но вот он здесь, посреди полумрака кухни, является таковым. Эрен не знал эту боль ранее, но теперь, когда у него было, что отнять, он понял, какого это — терять свободу, терять Леви, терять всё.       Эрен поднял взгляд на макушку Леви, виднеющуюся за диваном. Он был здесь, и парень тоже.       И Эрен помимо разочарования был очень, очень зол. Его начало потряхивать, и он, пересилив желание выкинуть дневник в мусорку, подошёл к нему и перелистнул.       «Гриша посоветовал не привязываться к Эрену, сказал, что он лишь эксперимент. Но иногда я вижу, как он долго смотрит на его единственную детскую фотографию, а потом уходит».       Эрена замутило ещё сильнее. Ему пришлось вцепиться в стол, чтобы удержаться на месте.       Он желал воскресить Гришу и рвать, рвать, рвать каждый дюйм его тела, каждую мышцу, сухожилия, ломать кости, вцепиться зубами и разгрызть шею. Он желал вести себя как зверь, в которого его превращали.       Эрен желал быть монстром.       «Гриша сжёг ту фотографию».       «Я бы хотела, чтобы раны Эрена не заживали».       Лицемерный отец и лицемерная мать.       «Я ненавижу, что мой сын особенный».       Он хотел растерзать не только Гришу, он бы с удовольствием сделал это и с Карлой. Эрен яростно перевернул предпоследнюю страницу и…       «Осколок — это не Везувий, но Помпеи всё равно должны гореть, Эрен. Помни, что я всегда так сильно любила тебя».       … и пустота.       Кромешная темнота, в которую его ввели всего лишь несколькими словами. Каждое касание матери взрывалось фейерверком в голове Эрена, каждое её слово и каждая улыбка, что увядала изо дня в день.       Каждое ее «я люблю тебя» начало иметь смысл. Каждое «прости», когда она слишком сильно давила на раны, начало иметь смысл. Каждое «с днём рождения, Эрен». Каждое слово, произнесённое ею. Каждый взгляд.       Как долго он был слеп? Как Эрен не понимал, что её увядающая улыбка — это готовность к самоубийству, потому что Карла знала, она была уверена, что её сын убьёт её.       И Эрен сделал это.       — Эрен? — голос Леви доносился сзади. Парень даже не слышал его шагов. — Я могу прикоснуться к тебе?       Эрен озадаченно сморгнул влагу с ресниц и протянул руку к глазам, удивленный. Пальцы стали мокрыми.       Сколько он простоял вот так, без движения?       Леви здесь. Эрен тоже здесь.       Эрен заторможенно кивнул, но затем резко покачал головой. Он не знал, чего хочет.       — Хорошо, — медленно проговорил Леви, вставая сбоку, чтобы появиться в поле зрения. Эрен повернул к нему голову. Они встретились взглядами. — Ты хочешь поговорить об этом?       Леви выглядел бесстрастным. Холодным. И главное, что Леви выглядел спокойным и успокаивающим.       — Ты сказал, что не читал дневник, так ведь? — спросил Эрен.       Леви кивнул.       Насколько сильно разочаруется Леви, узнав, что Эрен убил мать, которая спасла ему жизнь?       — Прочти его, — предложил он, протягивая вещь в руки Леви.       Мужчина приподнял бровь в явном замешательстве.       — Зачем?       — Я хочу этого.       — Зачем? — с нажимом спросил Леви.       — Чтобы ты понял. Я хочу, чтобы ты понял, — просил Эрен, всё ещё протягивая дневник. В груди что-то неуловимо начало трепетать. — Пожалуйста, прочти его, а потом сожги.       Леви дал ещё несколько секунд на то, чтобы просверлить взглядом Эрена, а затем взял дневник из его рук. Присел напротив и открыл первую страницу.       Эрен, не отрываясь, смотрел на Леви.       Он всё это время думал, что это Райнер забыл осколок в комнате, что это он причастен случайным образом к его побегу. Но его спас совсем не он.       Первые лучи солнца играли в волосах Леви и освящали глаза так, что они казались стеклянными и блеклыми.       Карла спасла жизнь сыну.       — Я бы хотел поставить надгробие, — вырвалось из Эрена.       Леви оторвался от чтения и поднял взгляд на парня.       — Твоей матери? — мягко поинтересовался он, сразу всё понимая. Он ещё не дочитал, но ему и не надо. Он видел это в глазах напротив.       Иногда, в самых редких случаях, Эрен думал, что он, возможно, всё-таки мог испытывать любовь.       — Да, — подтвердил Эрен и попробовал новые слова на вкус: — Для моей мамы.       Эрен так и не притронулся к чаю, пока они сидели на рассвете в тишине, которая прерывалась лишь шуршанием страниц.