CIX - Jungle вижу данную историю исключительно под эту песню \(=-=)/
- Всё будет хорошо, Сон-ни. – по правде говоря, Чан и сам то был не особо уверен в скором успехе полиции. Он не ставил детективов в счёт, а их послужной список и количество раскрытых дел не волновал вовсе. Если ты способный и шанс есть – обязательно об этом скажешь. Чан и Джисон же до сих пор находились в неведении. Единственное, что оставалось друзьям – это успокаивать друг друга, пытаться держать эмоции под контролем и ждать. Ожидание в последнее время стало главной задачей. Когда грудь Джисона больше не содрогалась от немых рыданий, а мерно двигалась в такт дыханию, Чан переложил его голову со своего плеча на подушку. Ему было больно смотреть на такого друга. Изморенного, замученного… Он ничего не мог сделать, кроме как быть рядом. Он готов был стать жилеткой для битья, если потребуется. Тем же мячом, который будут бесцельно перекидывать туда-сюда в надежде скрасить время. Он даже подумывал о том, как всё несправедливо складывалось и как жаль, что он не выходил из своей студии слишком долго. А перед самым исчезновением они с Чанбином и поговорить нормально не успели, почти поругались при последнем совместном времяпрепровождении. Возможно, выходи он с Бином почаще, никого бы не украли. Никто не виноват, однако всю тяжесть этой вины чувствовал каждый.=:=:=:=:=:=:=:=
Несколько дней прошло? Чанбин без понятия. В месте его обитания не висит календарей, а отсчитывать дату слишком сложно в развернувшемся положении. Он привык засыпать в одной части квартиры, а просыпаться в другой. Что-то ему подсказывало, что долго он так не продержится. Он слишком быстро перескакивал из состояния паиньки в состояние возмущенной бестии. Сталкера такой расклад явно не устраивал и порой нервировал. Неслышные шаги рушат идиллию, когда под ногами хрустят, разбросанные по периметру, пустые обёртки. Чанбин не дурак. (хотя автор бы с этим поспорил, но не суть) Да и согласитесь – любому было бы страшно засыпать в незнакомой квартире с неизвестным кем-то, похитившим во всех существующих буквальных смыслах. Однако спать хотелось жутко, поэтому понадобилась сигнализация. (Пусть даже обрывочные насильно навязанные сновидения и были доступны, а Феликс с его обитель не казался настолько чужим, как раньше.) С чутким сном Чанбина лучшим решением оставались вредная еда или быстрый перекус, завёрнутые шуршащими обёртками. А требовать периодически такую еду труда не составляло. Очень скоро Бин понял, что питомцев хозяева часто балуют. Если в данном контексте поощрять за послушание – значит баловать. Бин чувствует кожей вибрации в воздухе, исходящие от присутствия постороннего в комнате, хотя настоящим посторонним здесь был только он сам. Чужие мягкие губы, словно удав вокруг шеи – душат, сплетаясь тесными кольцами. Ответа не следует и поцелуй для похитителя получается ожидаемо односторонним. Проходит всего ничего, как на языке развязывается вкус метала. Чанбин сам не заметил, как укусил вторженца личного пространства за губу. Укусил до крови и, наверное, это очень больно, вот только единственное, что сейчас волнует – как сильно побьют за подобную вольность. - Я знал, что ты не спишь. – шепчут над кромкой уха охрипши. Чанбин не вздрагивает и вообще никак не реагирует. Он удивлён поцелую, но научился не показывать некоторых эмоций так явно - Действие снотворного не настолько долгое. И я знаю, что не ради еды ты просишь у меня закуску. – после затянувшегося молчания следует сдавленный смешок - Как бы тебе самому не встать на её место, Чанбин~ни. Я как раз проголодался. – Со резко раскрывает веки и видит, как потемневшие глаза парня опасно сверкают. Чанбину кажется, что его всего и полностью не просканировали, а уже пару тройку раз сожрали, тщательно перехрустывая каждую из косточек – Но ты же был таким тихим в последние дни. Думаю, можно и повременить. – нет, Чанбин отказывается принимать действительность. Лицо Феликса перед ним моментально меняется на искреннюю заинтересованность. Не только она. На губах, что совсем недавно сминали его же, играет улыбка - У меня есть для тебя маленькое задание. Что скажешь? – Чанбин готов согласиться на что угодно прямо сейчас. Он словно под гипнозом. Он впервые увидел, как его личный сталкер улыбается. Чанбин даже не слушает, но продолжает отрешённо кивать - Сможешь искупить вину за укус. Сети расставлены. Рыбка поймана. Рыбка исполнит любое желание. Только попроси её.=:=:=:=:=:=:=:=
Здание звукозаписывающей кампании оккупировано огромной толпой журналистов, словно стаей падальщиков перед гниющей плотью. Вспышки камер то появлялись неожиданным всполохом, стоило какому-либо артисту выйти на ступеньки через главный вход, то прекращались. - Пожалуйста, прокомментируете ситуацию насчёт… - Каковы ваши мысли по поводу…. - Связано ли исчезновение третьего участника с недавними…. - Объявят ли в ближайшем времени об уходе некого….. Сбивчивые вопросы сыпались со всевозможных сторон одновременно, что уследить за ними виделось непосильной задачей. Менеджер, крупно сложенный телом мужчина в годах, безрезультатно расталкивал людей с камерами, сующих микрофоны прямо под носы парням, только-только выплывшим из своего мини-фургона. Джисон прижал ладони к ушам и сильно закусил губу. Чан, поняв, что внутрь они вряд ли сегодня попадут даже если подъедут к чёрному ходу, легонько стучит по плечу менеджера, кивая на фургон. Они понимают друг друга без слов и начинают стремительно отступать. Джисон, подталкиваемый в спину, выдыхает с толикой облегчения лишь когда садится в мягкое кресло салона авто. Чан гладит его по руке и заглядывает в лицо чересчур проницательно. Жёлтая пресса никогда не церемонилась и не разменивалась на вежливые приветствия и приятные разговоры. Эта пресса – те же сверчки, только лезут в окна и жужжат слишком навязчиво и громко. Скоро паника охватит не только их. Толпа тупа, а последствия могу быть какими угодно. Кем-то будет вести желание извлечь выгоду, а кому-то придётся разгребать чужое дерьмо.=:=:=:=:=:=:=:=
Чанбин ощущает себя домохозяйкой из документальных фильмов про жертв домашнего насилия. Только похититель не его муж и он не сам не являлся замужней женщиной. Он жалкий питомец. Жертва, приносящая одни хлопоты, от чего лишь чудом остаётся жива. Его поставили за кухонную стойку, разложили продукты и вручили незамысловатый, наскорябанный скорой рукой, рецепт. У Бина заиграли желваки на челюстях. Сталкер «проголодался». Хочется придушить за подобную двусмысленность фразы её создателя. Во вторую очередь отсыпать похитителю парочку тумаков за неправильно выраженный контекст, отпущенный явно для того, чтобы запутать жертву и заставить смущаться собственным непристойным мыслям. И последнюю – повеситься самому. Прямо над этой стойкой. И с одним единственным словом в предсмертной записке. Достало. Заглянув в раздвинутые шкафчики со столовыми приборами, Бин цепляется взглядом за нож, гордо лежащий поверх ложек и вилок. Слишком заманчивая перспектива им воспользоваться перебила все остальные желания. Звуки, издаваемые телевизором, улавливались чисто на интуитивном уровне. Однако суть слов проходила сквозь. - Довольно известное в кругах шоу-бизнеса трио приостановило свою деятельность. – вещал новостной канал, на котором соизволил остановить свой выбор Феликс, придирчиво перебрав все, что имелись в его арсенале - Фанаты жутко негодуют по этому поду, обвиняя звукозаписывающую компанию в том, что они скрывают правду. – программа, очевидно сосредоточенная на сплетнях в мире шоу бизнеса, обсуждала насущное и справлялась с заданием довольно неплохо в отличии от того, кого именно они обсуждали. Нож дрожал под пальцами, а кусочки морковки были скорее распилены неровными кусочками, чем нарезаны аккуратными пластами - Статьи о загадочном исчезновении участника 3RACHA Со Чанбине разлетелись по всему интернету. – яростно жестикулировали, чуть повысив голосовые связки. Нож стукается о разделочную доску, возвращается на исходную и так снова и снова. звук надоедает, мозг плавится… Он вспоминает, как в одном из прошлогодних интервью отвечал вопрос о своём любимом блюде. Он тогда ответил, что если в тарелке лежит морковь, то обязательно съест до самых мелких крошек. Сталкер знает о нём абсолютно всё. Как он выглядит, когда притворяется спящим, какую одежду никогда бы не одел, любимая еда, ненавистное занятие…. Чанбин же знает о похитителе только имя. И оно ненастоящее. Как же, вашу мать, иронично выходит. Нож опускается резче. Морковный ломтик красуется идеально-тонким слоем сочной овощной плоти. - Как мне кажется, дражайшая коллега, никто никуда не исчезал, а шумиха вокруг - для привлечения внимания. Так сказать, набивка популярностью обмякшей подушки, хаха. Скрип ножек стула об пол и мимолётный звук кнопки пульта заставляют жертву насторожиться. Лезвие, расправившись с половиной, замирает, а человек, орудующий им, силится не выдавать собственного предвкушения последующих событий, будучи полностью уверенным в, импровизированном до жуткой банальности, плане. - Может многим фанатам ты и кажешься агрессивным, - ведут кончиком носа вдоль по шее. От изгиба за ушко, оставляя едва уловимые следы губ - на деле же слабее червяка. – ни пальцев, ни жадных прикосновений, лишь ненавязчивые выдохи, оседающие на коже, покрывающейся чередой мурашек - Я вижу тебя насквозь, всего, каждую клеточку… Чанбин разворачивается, вскидывая руку. Его запястье не успевает опуститься, схваченное чужой ладонью. Потемневший взгляд глаз напротив источает холодную сталь, а на сухожилие надавливают большим пальцем, от чего по руке проходит болезненный импульс. Занемевшая конечность ослабевает слишком стремительно, с характерным грохотом выранивая столовый прибор на половицы. Толи похититель и вправду сильнее, – а на вид казался таким хлипким - толи он знает, на какие точки следует надавить, дабы обездвижить. Бин больше склоняется ко второму, зажмуривается от неприятных ощущений. Ему бы посопротивляться для приличия, вот только сознание окутывает липкий страх, когда слышится тихий перезвон, а после холод стали на коже лица. Веки распахиваются неумолимо широко и Со скашивает глаза на предмет, касающийся его щеки. Нож. Ещё один. Паника понемногу затмевает разум: «Чёрт…. Это же кухня. Конечно здесь будет много ножей…. Идиот-идиот-идиот-идиот!!» Дыхание замирает, стоит почувствовать, как лезвием аккуратно, не оставляя следов, ведут вниз по щеке, очерчивая, вздувшуюся от напряжения, одинокую венку на шее. Видно, насколько бешено её разрывает изнутри пульс. Лезвие продолжает путь, очерчивая выпирающую ключицу, останавливаясь где-то в районе сердца. - Лучше заканчивай капризничать в моём присутствии. – это самое сердце, как будто убежало в глотку, отстукивая уже там, а Бин смотрел в, потерявшие природный оттенок, глаза, думал, что взгляд такой ничего хорошего не предвещает - Хорошо, Чанбин-и~? – чужой голос смягчается на его имени, от чего как-то совсем жутко становится. Бин кивает еле заметно, чисто на автомате, но этого хватает, чтобы больше не чувствовать грудью, сквозь ткань жёлтой клетчатой рубашки, ножа, в любой момент готового вонзится под напором чужих рук. Оцепенение окончательно отпускает, когда запястье перестают сдавливать, однако вся конечность сильно занемела, теперь безвольно повиснув вдоль тела, отказываясь нормально функционировать, соглашаясь лишь дёргано подрагивать. Чуть позже Феликс уходит в соседнюю комнату и на замену ему приходит облегчение. Дышится очень трудно, сипло, со свистом в лёгких. Будто отжался несколько десятков раз подряд без передышки. Краем зрения Со цепляется за столовый прибор, посверкивающий сталью на свету заходящего солнца. Надо бы схватиться за него, попытаться снова как-то противостоять или хотя бы припрятать на всякий случай. «Лучше заканчивай капризничать в моём присутствии.» К чёрту. Он не может так глупо рисковать своей жизнью. Тем временем, красноволосый возвращается обратно. С ноутбуком, книгой и самой очаровательной улыбкой. Встреться они в других обстоятельствах, Чанбин подумал бы, что этого ребёнка забыли наградить телохранителями, дабы защищать невинность образа. Он похож на тех, кто от одного вида крови грохается в обмороки. Чего уж там говорить про угрозы особо острыми предметами. - Чанбин-и~, улыбнись! – пискляво вещает объект Биновых душевных недомоганий. Короткая вспышка. Со успевает только удивиться, но Ликс ляпнув что-то про «ничего, и так сойдёт», откладывая поляроид в сторону. Бин смотрит. Смотрит-сморит-смотрит. На счастливую улыбку. На взъерошенные по-домашнему волосы. На горящие воодушевлёнными звёздочками глаза. И не верит. Он не верит Феликсу. Ни в его тихий искренний смех, ни в нежность слов, иногда проскальзывающую в совсем редких промежутках. Такому Феликсу невозможно верить. Но почему тогда так хочется поддаться на фальшивые эмоции?.... «Потому что он не врёт, а ты, на самом деле, веришь.» - мысль, настолько абсурдная, всё же задерживается меж извилин. Чанбин подбирает с пола нож не обездвиженной рукой, лопатками чувствуя режущую внимательность. Он готов поклясться, что чувствует и чужую ухмылку, когда суёт лезвие под холодную струю воды, льющуюся из старого крана. В одну вещь Со может поверить без всяких сомнений. Феликс – псих, а Чанбин начинает понемногу сходить с ума вместе с ним.