Первая гроза

Улыбка мамы исчезла, как мартовский снег, выпавший в день её похорон. Беляев очень смутно помнил те мрачные события, которые должны растревожить душу любого ребёнка. А иначе и быть не могло — Сергею было всего пять лет. Долгое время мальчик не знал, что означает «умерла». Человеку, который совсем недавно пришёл в этот мир, сложно воспринимать такие слова, как «навсегда» и «необратимость». Серёже казалось, что она, мама, есть, просто где-то там, далеко, но однажды они встретятся. Он очень плохо помнил женщину, поэтому тоска его была смутной, смазанной, не яркой, не острой, не вызывающей слёз. Больше всего Беляеву запомнился тихий летний день. Пришла мать, которая жила отдельно, села рядом с сыном, вручила ему зелёного карамельного петушка на палочке и поцеловала мальчика в макушку. От неё пахло недорогим креплёным вином, но тогда Сергей этого, конечно, не знал. Уже намного позже, когда ему было пятнадцать, и он впервые попробовал алкоголь в компании товарищей, и ощутил исходящий от одного из них запах, вспомнил, что от мамы пахло точно так же. — Жаль, Серёженька, что в разлуке мы с тобой, — говорила она тогда, улыбаясь не только губами, но и маслянистыми глазами. — Даст Бог, всё ещё изменится, будем мы с тобой вместе. Чёрные цветы на светло-коричневой ткани и небрежно присобранные заколкой волнистые русые волосы — вот, что врезалось в память Сергея в тот момент. — Анжелочка, не ходи ты никуда, останься с нами, — слышал Беляев голос бабушки, которая мягко взяла дочь за руку, когда та направилась к двери. Конечно, Серёжа не знал и не мог знать, что новый мужчина Анжелы только увеличивал тягу женщины к спиртному. Если раньше та пила по выходным, то теперь это стало нормой и в середине буднего дня, а когда начинались запои, в которые ныряли оба, и Анжела, и её сожитель не появлялись на рабочем месте по несколько дней. — Ой, мам, меня же Клим ждёт. Не могу — дел много, — с улыбкой ответила женщина и упорхнула. А через полгода, в марте, Анжела впала в печёночную кому и уже не вышла из неё — умерла с диагнозом «Цирроз печени». За эти полгода они с Серёжей виделись от силы пять раз. Последняя встреча состоялась в середине зимы. Женщина тогда уже плохо выглядела и будто постарела на несколько лет. Особенно Беляева поразила жёлтая кожа её лица. Анжела забрала мальчика из садика вместо бабушки, и они пошли до дома пешком. Под валенками весело скрипел белый снежок, солнце было по-зимнему оранжевым и рассеянным, подёрнутым стеклянной поволокой. Мать говорила, что как-нибудь они обязательно сходят в парк на аттракционы и Серёжа налопается сахарной ваты. Пятилетний Беляев испытывал смесь разных чувств: он был рад видеть мать, ему было страшно, что она так изменилась, и он испытывал неловкость, потому что это была чужая женщина. И вовсе не из-за внешности — просто слишком мало они виделись, слишком далёкими были, почти чужими. Когда Сергей подрос и начал задавать вопросы, уже и без разговоров понимая, что его мать умерла от любви к водке, Ксения Александровна сказала: — Ты не должен её осуждать. Не надо, Серёжа. Люди слабы, к сожалению. А у Анжелы была наследственность — её дед очень много пил и умер от цирроза. Так что ты просто береги себя. Беляев не испытывал особенной обиды на мать, но, всё же, ему было неприятно, что она не интересовалась им. Бабушка, конечно, защищала дочь, но не слишком активно, скорее, грустно. Ей самой было горько, что любимая дочь так трагически построила свою жизнь. Единственная фотография с заломами — вот и всё, что осталось от матери. Иногда Серёже снилась её улыбка. В ту ночь она растаяла, как как мартовский снег, выпавший в день её похорон. Беляев проснулся, потёр глаза, и со странной отстранённостью подумал, что практически не помнит её лица.

***

Демидов выглядел особенно суровым, и Сергей не стал просить у него разрешения прогуляться после пар. Не решился. К тому же, Морозов назначил ему встречу в то время, когда у Беляева была «Скульптура», и Серёжа, испытывая уколы совести, решил, что прогуляет пару. Для студента это был настоящий поступок — он не любил прогуливать и старался прилежно учиться, денно и нощно помня, что он «второсортник», и в случае отчисления никто за него не вступится, никто не восстановит. Чувствуя себя преступником, но ощущая при этом прилив адреналина, Сергей остановился у лестницы, не собираясь подниматься на пятый этаж. — Ты чего встал? У нас сейчас скульптура, — сказал Крапивин. — Ребят, я пропущу пару, — сказал Сергей, переводя взгляд с Сёмы на Юру. — Это ещё почему? — чуть нахмурился Зотов. — Потому что… я должен кое с кем встретиться, — Серёжа старался говорить как можно спокойнее. — С кем? — прищурился Крапивин. — Только не говори, что с этим… Морозовым. — С ним, — слегка кивнул Беляев и потупил взор. — Ты рехнулся? — шикнул Юра. — А потом опять будешь переживать, как было с Леной, и метаться: «Что с ней? Где она?». Идём на занятие, выбрось ты эту дурь из головы! — С Леной всё иначе было. Там я опоздал, нарушил своё слово, а тут просто встреча с давним приятелем… — Ты сам-то веришь в то, что говоришь? — хмыкнул Зотов и покачал головой. Беляеву хотелось верить. — Юрка прав. Пошли на пару, — сказал Сёма и похлопал друга по плечу. — Нет, ребят, — упрямо ответил Сергей. — Идите. И я пойду, пока этого преследователя не видно. Он повертел головой, убеждаясь, что того и впрямь нет, и поспешил по лестнице вниз. — Что же он творит? — прошептал Зотов и вздохнул. Серёжа чуть ли не пулей вылетел из здания института и поехал в парк имени Горького, где ему в конце прошлой встречи назначил свидание Антон. Искрилось майское солнце, голубизна неба прекрасно гармонировала с нежной зеленью деревьев, на клумбах пестрели сиреневые, фиолетовые, розовые и оранжевые цветы. А ему, Беляеву, назначил встречу один из самых популярных мальчиков школы, в которой они оба когда-то учились. И этот мальчик ходил в увлекательные походы, которые помогали отдохнуть от быта и суеты, помогали почувствовать себя свободными от рамок и системы. Это была непередаваемая романтика. И Сергей надеялся, что ему тоже удастся сходить в поход. Он старался не думать о том, что есть Демидов, который едва ли одобрит такое рвение любовника… Не думать о Дмитрии оказалось куда проще, чем думать, ибо мысли об этом мужчине рождали в его голове просто массу вопросов, на которых не было ни одного ответа. Студент даже подзабыл, что планировал вывести полковника на разговор, что-нибудь о нём узнать. Сейчас не было других забот, кроме как встретиться с Антоном и славно провести с ним время, отдыхая душой. Морозов сидел на лавочке под тем самым деревом, где они расстались в последний раз. На парне была голубая рубашка и белые брюки, его волосы, и без того светлые, целовало тёплое солнце. И сам Антон казался солнечным. В нём было всё то, чего Сергей хотел бы видеть в себе самом: смелый, весёлый, остроумный, обаятельный… — Здравствуй. — Привет! — улыбнулся Морозов и встал. — Хочешь на карусели? — Можем просто побродить, — ответив на улыбку, сказал Сергей. — Хорошо, идём. Они пошли по широкой аллее. Даже в середине буднего дня здесь было немало прогуливающихся. В отдалении, на сцене летнего театра, двое толстых мужчин развешивали красные плакаты, на которых белыми буквами были выведены всевозможные советские лозунги: «Даёшь коммунистическую культуру в массы!», «Встретим лето с ударника труда!» и так далее. По дорожкам прохаживались и старики, и молодёжь, под старым дубом, на лавочке, сидел лопоухий мужчина и играл на баяне. — А я могу пойти с вами в один из походов? — осторожно спросил Беляев, когда тема обсуждения университетских забот была исчерпана. — Да, конечно, — просто ответил Морозов и улыбнулся. — Ты меня очень впечатлил своими рассказами, — признался парень. — Правда? Не думал, что обладаю талантом рассказчика, — рассмеялся Антон. Сергей смутился. Улыбнулся, проводя ладонью по волосам. Лучистость и солнечность Морозова очень нравились Сергею. Он не хотел думать о том, что именно заставило его бросить занятия и прилететь сюда, не хотел думать о том, что совершает очередную ошибку, скрывая эту часть своей жизни от Демидова, хотелось просто побыть безответственным и беспечным. Хотелось отстраниться от холодности и сдержанности, что были всегда рядом с ним и Дмитрием. — Обладаешь. Ещё каким, — с чувством отозвался Серёжа. — Мороженое будешь? — спросил Антон, кивая на тележку. — Можно… — Сейчас. Антон купил два эскимо, одно отдал своему спутнику. Они сели на лавочку под душистой и ветвистой сиренью, сняли с мороженого фольгу, и начали есть. В какой-то момент Беляев почувствовал, как его пальцы соприкоснулись с пальцами Морозова. Сердце предательски сжалось, в ушах зашумело. — А на Байкале ты бывал? — спросил Серёжа, не убирая руку. — Бывал. Хрустальная вода, без преувеличений. А запахи какие… ммм, — простодушно ответил Антон, тоже не разрывая едва ощутимое прикосновение. И вдруг Морозов наклонился и едва ощутимо, воздушно коснулся губами щеки Сергея. Та зарумянилась. Сам студент забыл как дышать, вздрагивая. Ладони взмокли. Серёжа очень медленно откусил ещё от эскимо, панически думая, что бы ещё спросить, сходя с ума от волнения, как вдруг на него медленно опустилась тревожная и мрачная тень. В эти секунды студенту показалось, что кто-то выключил солнце, а тень накрыла не только его, но и всю Москву. Подняв взгляд, он увидел Демидова. Тот был облачён в форму и стоял, заведя руки за спину, широко расставив ноги. Морозов уставился на мужчину, переставая улыбаться. Сергей замер, словно статуя, не в силах даже моргнуть. — Нехорошо прогуливать учёбу, Серёжа, — спокойно сказал Дмитрий. — Особенно в конце мая, когда конец учебного года. — Я… мы… — начал было Беляев, ощущая, что холод парализовал не только тело, но и все внутренности. — Мы едем домой, — закончил за него полковник. — Поторапливайся. Сергей сидел, во все глаза глядя на Демидова, не в силах оторвать зад от скамейки. Мороженое заплакало, и его белые слёзы падали на брюки студента. — А вам, молодой человек, надо бы поменьше есть мороженого — с гриппом шутки плохи, — ледяным тоном добавил Дмитрий, переводя на Антона пронзительный и тяжёлый взгляд бесконечно тёмных глаз. Тот опешил, не зная, что ответить. Сергей собрал всю волю в кулак и встал. Выбросив мороженое в урну, он несмело посмотрел на полковника. Тот медленно отвёл взгляд от Морозова и пошёл на выход из парка. Беляев последовал за ним, как собачка, быстро и тревожно перебирая ногами. Домой ехали молча. Сергей на уровне инстинктов чувствовал, что упустил что-то важное, и теперь ему не поздоровится. Быть может, стоило прислушаться к словам о благодарности? Студент вспомнил о них только сейчас. Как жаль, что он не поразмыслил о них тогда, когда ещё было не поздно. Они вошли в прохладную квартиру, и Беляева начал бить озноб, хотя на улице было жарко и прохлада должна была восприниматься за счастье. Полковник прошёл в гостиную, снял фуражку и положил её на стол. Встав у окна, он принялся медленно расстёгивать китель. Сергей несмело замер на пороге. — Ты меня разочаровал, — сухо сказал Дмитрий. Серёже стало ещё хуже. Казалось бы, он и не стремился очаровать полковника, но почему-то слышать эти слова было больно. — Я думал, что ты воспользуешься предоставленным тебе свободным временем с умом, но оказалось, ты ещё больше мальчишка, чем я предполагал. Ты не умеешь оправдывать доверие, — от этого ледяного тона холодела сама душа. — Простите, — вырвалось у парня. — А что было бы дальше? Поцелуи в тени сиреней? Страстная ночь любви? — будто не слыша его, продолжал мужчина. Серёжа покраснел. — Ты не знаешь, что такое «благодарность», — добавил Демидов, помолчав, а после медленно повернулся. — Знаю, — слабо отбился студент. — Правда? Ты — сын врага народа. И за свою крысиную деятельность в том самом клубе ты не арестован только по одной причине. Но вместо благодарности ты… — Дмитрий замолчал, а потом медленно снял китель. — Я накажу тебя, Серёжа. Сказав это, брюнет повесил вещь на спинку стула. — Постойте… Как накажете? Прошу вас, не трогайте его! Это я виноват, а не он! — взмолился Сергей. Его трясло. — Как благородно, — ухмыльнулся полковник и медленно подошёл к Беляеву. Тот с трудом заставил себя устоять на месте. — Тогда, может, поедешь валить лес вместо него? Пожалуйста, организую, — не сводя тяжёлого взгляда с очей Серёжи, произнёс Дмитрий стальным голосом. Сергей молчал, желая провалиться сквозь землю. — Ну, едешь вместо него? Да или нет? — саркастично спросил Демидов. — Это ведь ты виноват, а не он, как сам признал. — Нет, — тихо ответил Беляев, отводя взгляд в пол. — Что «нет»? Не мямли! — Не еду… Полковник схватил парня за ткань рубашки на груди и подволок к себе, после чего наотмашь ударил по той щеке, куда недавно его поцеловал Антон. Сергей зажмурился. Дмитрий ударил ещё раз и ещё, а после отпустил студента. — Больше никаких послаблений. Доверия к тебе нет, мальчишка, — чуть ли не сквозь зубы прошипел брюнет. — После института едешь домой. Всегда. И да, готовишь обеды и ужины. Чтобы, когда я приходил со службы, меня ждала твоя восхитительная стряпня. Ты меня понял? Демидов грубо сжал подбородок парня и заставил его посмотреть на себя. Мужчина невольно залюбовался алым пятном на его щеке. — Понял, — ответил Беляев подрагивающим голосом. И вдруг рядом с головой студента пронёсся кулак. Он с силой врезался в дерево двери, заставив ту зашататься в петли - настолько сильным оказался удар Демидова. Сергей содрогнулся. Полковник ухмыльнулся. В его тёмных глазах было бездонное, не менее тёмное чувство, и смотреть на мужчину было попросту страшно. Дмитрий, не разжимая кулак, вышел из комнаты. Сергей мешком опустился на диван. «Антона арестуют. А я… я идиот», — подумал он с ужасом. И вдруг пришло простое понимание — он так много кричит о том, что «сам виноват», а ведь не готов занять их место в лагерном бараке. «Значит, я трус?» — мелькнуло в голове. И от этой мысли стало ещё хуже. Винить было некого, кроме самого себя и своей глупости. Беляев упёрся локтями в колени и вплёл пальцы в волосы. Он вспоминал слова Демидова о том, что Серёжа при желании может занять место Морозова. И от этого становилось особенно страшно. Навалилось понимание того, что именно от него зависит его собственное будущее, от него, а не от полковника, как казалось всё это время. Это осознание перебило остальные эмоции, все, кроме страха. Сергей тупо смотрел перед собой, переваривая всё это и ощущая, что впервые за всю жизнь ему хочется напиться. Сильно. Не помня самого себя, он вышел из комнаты, прошёл на кухню, где, судя по запаху кофе, был Демидов. Мужчина стоял у плиты и следил за напитком в турке. Студенту хотелось что-то сделать. Что-то резкое, громкое, чтобы оправдаться, чтобы не быть тем, кто разочаровал, чтобы не быть слабаком и трусом, чтобы не быть ничтожеством, которое не оправдывает доверия и не быть свиньёй, не знающей благодарности. Подлетя к холодильнику, парень достал из него бутылку с вином, которую видел утром. Вытащив пробку, он взял стакан и наполнил его. Горлышко стучало о кромку. Демидов, скрестив руки на груди, холодным взглядом наблюдал за любовником. Сергей выпил стакан в три глотка. Ощутив прилив храбрости он, сжимая в одной руке бутылку, прошёл к двери и повернулся. Глядя на полковника, заговорил, испытывая смесь отчаянной смелости и страха: — Простите. Я понимаю, что вы… Вы спасли меня. Понимаю, что я в ваших глазах неблагодарная свинья и человек, с которым не ходят в разведку, но я… Я вас не понимаю. Я не знаю, что вы хотите, не знаю, зачем я здесь, не знаю, о чём вы думаете. Поймите, что я не такой плохой человек, каким могу показаться. Я запутался. А вы… вы меня принудили, заставили… Я не желал этого. И вдруг с души словно упал камень. Он не особо думал, что говорил — наболевшее само слетало с языка. Запах кофе стал ощутимее. Демидов выключил конфорку, вылил кофе из турки в кружку и медленно сел за стол, с непроницаемым лицом и всё теми же злыми глазами. — Мне жаль, что я оказался хуже, чем вы думали, но я делал это не из корыстных побуждений… «Я оправдываюсь, — подумал Беляев. — Ну и плевать». Он хлебнул вина из бутылки. — Вспомни, что я велел тебе повторять каждый день вслух, — глядя перед собой, спокойно сказал полковник и сделал глоток кофе. — Что я… что я ваш? — выпалил студент. — С памятью у тебя всё лучше, чем с совестью. Похвально. — Но что мне даст повторение этих слов? — удивился парень, ощущая приятное опьянение. — Всё. Оно даст тебе ответы на все вопросы, если ты только вдумаешься в каждое из них. — Поясните, пожалуйста… Дмитрию явно не просто давались все эти рассусоливания, он мельком глянул на Беляева, угол губ его дёрнулся. Он заговорил очень сдержанно: — «Ты мой» — означает, что ты мой не только в постели, но и морально, мысленно. Первый урок с Литвиновой тебя ничему не научил. Может, после второго, с Морозовым, ты станешь немного мудрее. — Вы хотите, чтобы я… я был вашим партнёром во всех смыслах? — уточнил Сергей, краснея от понимания, что без вина он бы никогда не сказал этих слов. — Ты проницателен, — иронично ответил полковник и снова сделал глоток кофе. — И да, не напивайся — тебе ещё ужин готовить. Беляев задумчиво посмотрел на бутылку, а затем на Демидова, который в солнечном свете, льющемся через лёгкий тюль, казался совершенно нереальным, сотканным из волшебного свечения.