Первая гроза

Однажды вечером, незадолго до отъезда, они сидели в уличном кафе, растянувшемся вдоль побережья, и смотрели на тихо шелестящее Чёрное море, взбивающее у берега сливочную пену. — О чём задумался? — спросил Демидов, ибо Беляев молча рассматривал тёмную воду уже без малого пять минут. — Жалко уезжать, — коротко вздохнул Сергей и посмотрел в тёмные глаза полковника. — Это, наверное, по-детски? — Отнюдь. Но мы приедем сюда снова, если тебе здесь очень понравилось. — А вам? — Мне… здесь неплохо. — А где вам очень нравится? Есть такое место? — полюбопытствовал студент. — Для меня самая комфортная погода — это как в Ленинграде, — ответил Демидов, зажимая сигарету в зубах и закуривая. Беляев взял ложку и стал есть коричневый крем с малиной, что ждал его в высоком широком бокале. — Вы там часто бывали? — Бывал. Студент подумал, что действительно будет скучать по этому месту. По изящным кипарисам, шуму прибоя, крику чаек над мятежной волной, запаху моря и шашлыка, обволакивающего тебя, пока ты спускаешься по каменным ступенькам к пляжу. Серёже нравилось наблюдать за тем, как плавно покачиваются на морском горизонте корабли, напоминая жутковатых ночных стражников. Беляев представил, что они с Демидовым живут в небольшой, но уютной квартире где-нибудь здесь, неподалёку от санатория. По вечерам в открытое окно заливается музыка из чьего-то включённого патефона, тёмно-синее море кажется далёким и необъятным, но его непременно видно сквозь негусто растущие зелёные деревья. Дмитрий варит кофе, сосредоточенно стоя у плиты, а Серёжа готовит для них ужины, возможно, что-то из креветок и кальмаров… Их тихая и задумчивая жизнь такая же, как всё в приморских городах — разнеженная и чуть ленивая, с жёлто-фиолетовыми тревожными ирисами на окнах и удлинёнными вечерними тенями на стенах. — У тебя есть планы на остаток каникул? — спросил Демидов, глядя на парня сквозь пелену серебристого дыма. — Нет, если честно. Я, конечно, должен зазубрить то, что не успел, а в остальном… — медленно поедая десерт, отозвался Сергей. — Мне всегда хотелось побыть пионервожатым, но вы ведь меня не отпустите. — Ты прав. Демидову стало омерзительно от мысли, что после вечернего костра какой-нибудь наглый и бывалый вожатый обнимет Серёжу за плечи, предложит сделать глоток портвейна, а потом… Природа, озеро, лес, молодость. Всё говорит само за себя. Доедая десерт, Беляев думал об их с Дмитрием отношениях. Безусловно, его чувства становились всё глубже и горячее. Так, представляя мужа в молодости, Сергей думал о нём исключительно как о «хмурой тучке». И ему было даже интересно, как отреагировал бы полковник, узнав, какое милое прозвище ему-юнцу придумал студент. Серёжа испытывал потребность наводить уют в их «гнёздышке», готовить для Демидова, в общем, быть идеальным партнёром. Странные порывы, что порой демонстрировал Дмитрий во время соития, не слишком беспокоили Беляев, потому что ему самому нравилось происходящее. Это напоминало ему алкогольное опьянение. Но благодаря методам Демидова парень стал ловить себя на мысли, что пить-то ему больше не хочется. Особенно после каких-то… сексуальных безумств, которые внезапно, без всякого предупреждения устраивал супруг. Единственное, что до сих пор тревожило Беляева — это тяжёлая молчаливость Дмитрия и то, что его работа была не просто его работой, а призванием. Сергею было так страшно думать о тех, кто сидят в подвалах НКВД и ждут своего часа, о том, что потом их тащат на допрос к Демидову, чтобы у него они получили дозу боли и ужаса, что он старался не погружаться в эти мысли, всеми силами отвлекался. И это пусть и не всегда, но работало.

***

В Москве стояла удушливая жара. И рядом уже не было моря, в котором можно бы было освежиться. В первый день после возвращения Сергей даже не испытывал желания выходить из дома. Проснувшись, он сел за учебники, а потом занялся приготовлением обеда. Пока в золотистом бульоне варилась курица, а в чугунной сковороде томился фарш с луком, Беляев прошёл в гостиную и, открыв самое широкое отделение серванта, стал рассматривать его содержимое. В ящиках Демидова — это студент уже и так знал — царил порядок. Всё стояло на своих местах и выглядело аккуратным. Сергей рассматривал фляжки для алкоголя, портсигары, обитую бархатом чёрную шкатулку, что была закрыта на ключ. Взгляд парня остановился на открытом конверте, который не был никак подписан. Рассудив, что это не письмо, следовательно, можно и заглянуть, Серёжа так и поступил. Внутри лежал православный крест из серебра на такой же цепочке и две фотографии. На одной молодой Демидов в форме работника ОГПУ стоял рядом с каким-то юношей, облачённым в такую же форму. Вот только Дмитрий щурился, а тот второй улыбался. На следующем снимке Демидов в чёрных брюках, белой рубашке и военных сапогах стоял подле крыльца своего дома, поставив одну ногу на первую ступеньку и уперевшись рукой в бедро. А на второй ступеньке стояла его мать. В образе Дмитрия было столько притягательной потрёпанности: расстёгнутая до груди рубаха, волосы спадают на лоб, в правой руке сигарета, взгляд небрежный и мрачный, что Серёжа невольно восхитился. И сейчас его супруг частенько выглядел подобным образом, когда оказывался дома, без формы. Губы парня дрогнули в улыбке, и в эту же секунду раздался звонок в дверь. Беляев вернул фотографии в конверт и закрыл отделение. Пройдя в коридор, он посмотрел в глазок, и на душе стало очень неприятно. В подъезде стоял тот самый парень, с которым Сергей тогда видел Демидова. Племянник. Помедлив, Серёжа отворил дверь. — Здравствуй, ты — Сергей? — спросил тот приветливо. — Здравствуй. Да, — поджимая губы, ответил студент. — Антон. Племянник дяди Димы. Будем знакомы? — и гость протянул парню руку. Беляев слегка пожал её и с тяжёлым сердцем отошёл в сторону. Будь его воля, он бы на порог не пустил этих родственников! Но ведь нельзя было решать подобные дела за спиной полковника. — Он не дома ещё, да? — спросил Антон, с восхищением рассматривая лепнину на потолке коридора и её просторность. — На службе. — Вроде, в четыре приезжает? — Да, — сухо ответил Беляев и, немного смягчившись, добавил: — Мой руки и проходи на кухню. Он занялся заправкой для куриного супа. Ревность неприятно колола душу. Ну почему Дмитрий всего добился сам, а эти хотят что-то урвать от его благополучия и успеха? Заслужили ли они? — Как съездили на отдых? Дядя Дима говорил, что уезжает в отпуск, ну я и… — Антон сел за стол и уставился на спину Сергея. — Хорошо. Нам понравилось. Не такая духота, как тут, да и море есть. — Ты на кого учишься? — На искусствоведа. А ты? — Нигде не учусь. Приехал сюда работать. Все же нынче в Москву тянутся. А ты москвич? — Коренной, — не без хвастовства ответил Серёжа и тут же укорил себя за бестактность. — Но я знаю, что здесь много работы. Думаю, ты обязательно устроишься. — Я уже нашёл место. Буду работать в конструкторском бюро. — Кем? — Бухгалтером. — Понятно, — убавив конфорку, на которой варился суп, Беляев занялся приготовлением теста. Он решил приготовить оладьи с фаршем. Вкусная, по его мнению, штука. Сергей уже жарил «вторую партию», когда хлопнула входная дверь и, скрипя сапогами, на кухню прошёл Демидов. — У нас гости, — сказал он, глядя на Антона. — Здравствуй. — Здравствуй, дядь, — парень быстро встал и протянул мужчине руку. Тот пожал её. — Уже почти всё готово. Садитесь за стол, — произнёс Беляев, начиная доставать тарелки. Потом он ловко перевернул оладьи и выключил конфорку — так дожарятся. Золотистый куриный суп с белой курочкой и зеленью покорил сердце всех собравшихся. — Невероятно вкусно, — с чувством произнёс Антон. — Спасибо, — улыбнулся Сергей. — Да, Серёжа — мастер на все руки, — согласился полковник. Беляев поставил чайник и разложил по тарелкам оладьи с мясной серединкой. И тогда зашёл разговор о главном. — Дядь, я понимаю, что всего надо добиться своим трудом… И понимаю, что если все ринутся к тебе за помощью, то это никуда не годится. Если ты велишь, я никому ничего не расскажу, чтобы не считали, что им тут мёдом намазано. Просто… понимаешь, из пяти семей в коммуналке, где я сейчас обитаю, трое — семьи алкоголиков. Ладно бы ближе к центру было — хоть ездить на службу недалеко. Так и ехать ведь больше часа! Может, можно меня в какую-нибудь другую коммуналку переселить, а? — Антон с надеждой и мольбой посмотрел в глаза дяди. — Что думаешь? — спросил Демидов, переводя взгляд на Сергея. Тот поставил чашку на стол, волнуясь от того, что его мнение, оказывается, имеет вес. В голове всё спуталось, а потом медленно, ниточка за ниточкой, распуталось. Наверное, помочь одному — не так уж и критично. Если он действительно никому не расскажет об этом, то можно не ждать наплыва всей семьи… — Помогите, — чуть улыбнувшись, ответил он. — Если… другие родственники не узнают. Иначе же все приедут в Москву. — Да, конечно, я буду нем! — воскликнул Антон. Демидов закурил. Несколько долгих мгновений он молчал, а потом негромко заговорил: — Значит, так, Антон. Получишь однушку ближе к своей работе. Будешь говорить кому-то или не будешь — мне всё равно. Но другим я помогать не стану. Потому что всего нужно добиться самим. Своим делом и своей работой на партию и общее счастье нашей страны. — Однушку? — казалось, парень сейчас свалится со стула. — Господи, дядя… Я так счастлив! Спасибо тебе! — Считай это авансом за твою хорошую работу. — Я не подведу! — Надеюсь. Когда всё решится, тебе позвонят. — Спасибо! Дядя — ты… человечище! — восхищался радостный племянник. Когда тот ушёл, Сергей занялся посудой. Чуть позже он застал Демидова в гостиной. Мужчина курил, стоя у окна. Он был облачён в форму, китель быть слегка расстёгнут, идеальная выправка приковывала взгляд. — Как думаете, он никому не расскажет? — тихо спросил Беляев. — Не расскажет. Я уверен, — полковник потушил сигарету в пепельнице и медленно подошёл к супругу. — Всё хорошо? — Да, вполне… Я бы хотел завтра повидать друзей. Можно? Дмитрий в одно движение прижал студента спиной к стене и… медленно опустился на колени. Беляев забыл как дышать, сердце было готово выскочить из грудной клетки. Стоящий на коленях Демидов — это было чем-то из области фантастики, поэтому Сергей чуть не сполз по стене туда, вниз, к супругу. Истинное сумасшествие. — Что вы… — прошептал Беляев, но не договорил. Всё стало ясно без слов. Полковник медленно расстегнул ширинку его брюк, приспустил их вместе с бельём и вытащил на свет член парня. Бережно взяв плоть в ладонь, Дмитрий провёл по ней кончиком языка и вобрал в жаркий влажный рот головку, начиная её посасывать. Сергей протяжно застонал, кладя ладони на голову мужа и принимаясь поглаживать его тёмные волосы, аккуратно, по уставу, расчёсанные по пробору. Всё чаще Беляев ловил себя на мысли, что испытывает особенно яркие эмоции, когда Демидов ласкает его, будучи одетым в свою форму. Глаза парня заслезились, с губ слетела очередная порция протяжным стонов, в то время как полковник начал медленно двигать головой, отсасывая мужу. Губы и язык проворно и нежно скользили по члену, не даря никакого дискомфорта, не подчиняя, а просто принося наслаждение. Сглотнув, Сергей зажмурился, упираясь затылком в стену. Стоило ему начать слегка двигать бёдрами, как Демидов сжимал его левое бедро, тем самым заставляя остановиться. Дмитрий сосал член парня, словно мороженое, которое ввиду изобилия смазки, уже хорошо подтаяло на солнце. Глаза мужчины, как и при поцелуях, были открыты — нельзя было терять контроль. Тот факт, что Демидов стоит перед ним на коленях, придал ласке особую безумную пикантность. Поэтому студенту не потребовалось слишком много времени, чтобы упасть в пучину горячего оргазма. Ахнув, он ощутил, как тело сковала мелкая дрожь, и принялся бурно кончать, содрогаясь. Дмитрий выпустил член изо рта за несколько секунд до разрядки Беляева. От пульсирующей розовой головки до губ полковника тянулась прозрачная ниточка слюны. Мужчина втянул её в рот и встал в то мгновение, когда из члена полились брызги спермы. Скрип сапог совпал с той секундой, когда жаркая лавина оргазма обрушилась на студента, поэтому разрядка вышла ещё более мощной. Он дёргался, прижимаясь к стене. Румяный, с прикрытыми глазами… Полковник залюбовался и просто дал Серёже кончить, поглаживая кончиками пальцев его щёку. А потом Беляев размяк в его объятиях, безумно блестя глазами и облизываясь.