You feel the pain, I feel the same
— Скажите, вам знакомы эти женщины? Стоя в комнате для наблюдения, Агата внимательно следит через затемнённое стекло, как Сэм поправляет лежащий перед собой чистый лист бумаги и берёт ручку, а Александр раскладывает перед допрашиваемым фотографии убитых. Тот хмурится, поджимает губы и качает головой. — Нет, я не знал… не встречал их ни разу… они не приходили в ателье… я бы запомнил… Как только над дверью звякнул колокольчик, оповещая сотрудников ателье, что к ним пришли посетители, а из-за десятка манекенов вышла низкая, чуть полноватая испанка, рассыпаясь в приветствиях и комплиментах. Агата опешила на мгновение от такого дружелюбия — она всё никак не привыкнет к этой черте открытых испанцев, — но Нильсен ободряюще сжал её ладонь и улыбнулся так же по-испански тепло, отчего девушка растерялась ещё сильнее. Светлое, не слишком просторное помещение было полностью заставлено манекенами, одетыми в свадебные платья различных фасонов, ткани светлых оттенков, разложенные повсюду, сливались в один поток, вызывая лёгкое головокружение. Пахло цветами и душным солнцем. Спустя секунду в небольшой зал вошёл сам дизайнер, одетый в стильную рубашку и идеально сидящие брюки из тонкого льна, через его шею была перекинута сантиметровая лента, словно это самый изысканный аксессуар. — Bella! Солнце моё, давай подготовим тебя к самому главному дню в твоей жизни! Он раскинул руки и крепко обнял Агату, будто они были знакомы тысячу лет. Его голос, полный искреннего сожаления, срывается в конце каждой фразы, акцент усиливается, он и вовсе замолкает, вперив невидящий взгляд в фотографии, а затем вполголоса разражается короткой гневной тирадой на итальянском. — Это были одни из моих лучших платьев, я не знал, что он собирался так с ними поступить… В этот момент девушка переглядывается с инспектором сквозь стекло, а затем мимолётно переводит взгляд чуть ниже, останавливаясь на его губах. Агата выпорхнула из примерочной в одном из многочисленный нарядов (она уже сбилась со счёта, каким именно), созданным известным дизайнером. Сам он кружил вокруг неё то поправляя складки, то закалывая их булавками. Держа её за плечи, он подвёл девушку к зеркалу, занимавшему всю стену. Напротив неё стояла незнакомка. Платье, даже не смотря на булавки, сидело практически идеально. Глубокий, но не вульгарный вырез лодочкой из кружева ручной работы обнажал бледные, нетронутые жарким южным солнцем, ключицы и плечи, а корсет был расшит мелкими жемчужинами. Шифоновый подол спадал мягкими складками. — Смотри, какая ты красивая, — сказал ей дизайнер вкрадчивым, тихим голосом, аккуратно собирая распущенные волосы девушки в подобие низкого пучка, а затем кивнул на сидящего в кресле Александра, который был виден в отражении зеркала: — И как он любуется тобой. Мужчина улыбался и смотрел на неё так, как никто до этого, и Агата удивилась: неужели кто-то (да не просто кто-то — Нильсен!) может так смотреть на неё? Она обернулась и подошла к нему — небольшой шлейф тянулся за ней. — Тебе нравится? Вместо ответа он сделал то, чего Агата точно не ожидала — Александр встал с кресла, и ей пришлось поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Аккуратно взял её руку и поднёс к лицу. Его сухие, слегка шершавые губы прикоснулись к нежной коже всего на мгновение. — Да. И хотя она знала, что всё это не по-настоящему, отчего-то девушка почувствовала себя действительно счастливой. Агата представляет, как эти самые губы, не дающие покоя уже несколько дней, касаются её, целуют щеки и шею, и по коже растекается лёгкий румянец — хорошо, что она за стеклом. Девушка знает, что её не видно, но ощущение, будто Александр смотрел прямо ей в глаза, не покидает её ещё несколько секунд — так же, как и Александра. Это замечает Сэм, отложивший ручку в ожидании следующего вопроса инспектора. «Надо сосредоточиться», — говорит она сама себе и, вернувшись в реальность, вслушивается в диалог. — Расскажите подробнее. Он — это кто? — Парень какой-то, не знаю. Он пришёл в салон три недели назад, сказал, что ему нужны платья. А через пару дней после этого визита пришёл за первым. — Спасибо за сотрудничество. — Нильсен поднимается с места, убирая в папку фотографии и протокол допроса, переданный ему Сэмом. — А сейчас пройдите с моим помощником в кабинет для составления фоторобота. И ещё я прошу вас не покидать город, мы пригласим потом вас для дополнительной беседы, или вдруг ещё что-то вспомните, то позвоните по этому номеру. — Я вспомнил. Он сказал, что ему надо три платья, а я сшил только два. После того, как девушка сняла платье, пытаясь не запутаться в подоле и не испортить ткань булавками, которые всё ещё были воткнуты, она долго стояла в нижнем белье, не спеша натянуть обратно ту одежду, в которой пришла в салон, и стараясь умерить гулко бьющееся сердце. Он сказал, что она красивая. Ну, технически, он этого не сказал, но оно же подразумевалось, да? Девушке показалось, что тех знаний по психологии, которую она изучала в университете два года, недостаточно, и она бы обязательно попросила у джинна возможность заглянуть к Нильсену в голову, чтобы понять, о чём он думает. Звук сирены полицейской машины на улице и спокойный голос инспектора заставили её вздрогнуть и торопливо одеться. — Джованни Алесси, вы задерживаетесь по подозрению в убийстве двух человек. Она отлично справилась с задачей. Они справились. Услышав это, Агата, до этого нервно мерившая шагами комнату для наблюдений, замирает на месте. Это значит одно — скоро случится следующее убийство. Она устало опускается на старый диван, прислоняясь к спинке и зарываясь пальцами в волосы. Она не меняет позы, даже когда слышит, как тихо открывается дверь, и чувствует, как прогибается мебель под весом садящегося рядом с ней человека. — Я не сплю. — Я вижу, — тихо хмыкает инспектор. — Что думаешь? — Что достаточно установить наблюдение за салоном — у вас это хорошо получается, — и преступник будет пойман, убийство не состоится, дело в шляпе, а мы с вами разойдёмся и будем вспоминать наше сотрудничество, как самый страшный сон. — Рад, что вы шутите. Идите домой, на сегодня мы уже закончили. Она забирает стоявший на зарядке телефон, попрощавшись, уходит из комнаты и уже не слышит тихо брошенное ей вслед «Ты умница».***
В подъезде вновь не работает лифт, из-за чего Агате приходится подниматься пешком на четвёртый этаж. Она понимает это, когда третий раз жмёт кнопку вызова, а потом замечает табличку, написанную рукой заботливой консьержки. Бонусом служит перегоревшая лампочка на лестничной клетке. Картина, открывшаяся её глазам, когда девушка преодолевает последнюю ступеньку, заставляет её замереть. На двери её квартиры краской нарисован перечёркнутый по диагонали красный круг, а к ручке привязана алая роза. Она подходит ближе, не осмеливаясь войти. Вдруг Агата слышит тихий шорох за спиной, и через секунду её хватают за руки, а на лицо ложится ладонь в латексной перчатке, закрывая нос и рот. Девушка пытается сопротивляться, ударить невидимого глазу противника или нескольких — она не может понять, — но стальная хватка лишь крепче сжимает её тело, а рука плотнее прижимается к лицу. Не хватает кислорода, и от этого каждая её попытка освободиться становится слабее. Перед глазами уже начинают плыть цветные круги, Агата хочет ударить, но попадает по воздуху, а когда замахивается ногой — теряет равновесие и падает на колени. Противник, до этого непоколебимо стоявший за спиной, отпускает её, бесшумно, будто вообще не касаясь ступеней, сбегает вниз. Его бы догнать, но девушка лишь жадно хватает воздух, пытаясь отдышаться. Вновь заныло бедро, и она переносится на пару лет назад, когда она наблюдала, как догорает особняк, под завалами которого осталась её тётушка. И снова — лёгкие заполняет обжигающий дым, выбивая остатки кислорода. Только не сейчас. Агата сидит на лестничной клетке ещё некоторое время, пока дыхание не приходит в норму, а ладони не перестают дрожать. Невидяще шарит рукой и находит рюкзак, из которого достаёт телефон. Она открывает список контактов, бездумно пролистывая его до конца, и возвращается к началу, останавливаясь на имени единственного человека, который, как ей кажется, поймёт её, не задавая лишних вопросов. Гудки тянутся невыносимо долго. — Соскучилась? — насмешливо раздаётся на том конце, и от этой интонации становится немного легче. — Александр… — Голос у Агаты срывается и хрипит: она и не заметила, как начала плакать. — Я не могу оставаться одна. — Скажи адрес, я вызову тебе такси. После она спускается по ступенькам, крепко, двумя руками, держась за перила. Ночной воздух отрезвляет.***
Агата долго буравит взглядом невидимую точку на стене — до тех пор, пока перед ней не появляется мужская фигура со стаканом в руке, который ей тут же вручают. — Что это? — спрашивает она скорее машинально, даже не глядя на содержимое. — Коньяк, — коротко отвечает Нильсен, а затем, поймав недоумевающий взгляд, поясняет: — У меня нет успокоительных, а тебе надо прийти в себя. Так что пей. Девушка послушно следует совету, вскоре чувствуя, как проходит дрожь, уступая место разливающемуся по телу теплу. Александр сидит рядом, и, как она и предполагала, смотрит обеспокоенно, но не спрашивает ни о чём, одним своим присутствием заставляя её страх отступить. Она чувствует жар его тела и хочет быть ближе, чтобы он поглотил её. Агата боязливо прикасается к его губам своими, целуя медленно, ожидая, что он оттолкнёт её, но Александр отвечает ей — так же медленно и лениво, — отстраняясь лишь на мгновение, чтобы спросить: — Ты уверена, что после не пожалеешь об этом? — Не пожалею. Агате кажется, что её тело горит, а от холодных пальцев, ведущих дорожку вдоль позвонков после того, как мужчина аккуратно стягивает с неё футболку, утром появятся ожоги. Он покрывает поцелуями каждый миллиметр обнажаемой кожи, и это опьяняет сильнее даже самого крепкого алкоголя. Губы опухли, пальцами она ощущает, как под кожей пульсирует венка на его шее, и тянется к нему, прикусывая и зализывая ранку. Спиной чувствует прохладу простыни, и Александр нависает над ней, стягивая с неё джинсы и бельё. Влажными, такими же опухшими и покрасневшими, как и её, губами ведёт дорожку поцелуев от колена и выше по внутренней стороне бедра. Агата не сдерживает рваного стона, когда горячее дыхание опаляет её промежность. Александр отстраняется, отчего Агата жалобно стонет, вновь нависает над ней, и после того, как девушка помогает ему снять футболку, оставляет на губах, которые прикусывает по очереди, страстный поцелуй, касаясь её обнажённой груди своей. Он входит в неё медленно, смотрит прямо в глаза, будто ищет хоть намёк на отказ, с каждой фрикцией дышит всё более хрипло и рвано и выглядит таким расслабленным, каким Агата его ещё не видела. Оргазм накрывает её, посылая пульсирующие волны от низа живота до кончиков пальцев. Она дышит глубоко и вскоре чувствует обжигающие капли у себя на животе. Прежде чем заснуть, она слышит, как мужчина, вытерев её и закутав в одеяло, шепчет: — Спи, каттен.