The worst is yet to come
Агата открывает глаза и несколько долгих секунд разглядывает белоснежный потолок, ожидая, пока прояснится разум после глубокого сна. Солнечный луч мягко касается её щеки, и она понимает — время близится к полудню. В следующее мгновение осознание произошедшего накрывает её лавиной, выбивая воздух из лёгких. Это не её комната. Это не её квартира. В памяти, словно в замедленной съёмке, всплывают события вчерашней ночи. Вот кто-то крепко сжимает её и закрывает рот и нос рукой в латексной перчатке. Вот она судорожно считает гудки, которые слишком долго тянутся в телефонной трубке, — будто они помогут ей не потерять связь с реальностью. Вот она едет в такси: слёзы катятся по щекам, и Агата отворачивается к окну, игнорируя попытки водителя завязать диалог и наблюдая, как за окном одна улица сменяется другой, пока они не доезжают до нужного дома. Вот она в квартире Нильсена, сидит на краешке заправленной кровати, пока её тело бьёт мелкая дрожь. Вот перед ней Александр, он забирает стакан из её рук и ставит его на пол, а после прожигает девушку обеспокоенным взглядом. Агата не выдерживает напряжения: сама целует его, стягивает с него футболку, хранящую его тепло и запах, позволяет себе расслабиться в этой ласке, доводящей до изнеможения. Она оглядывает комнату: шкаф, тумбочки по бокам от кровати, ковёр — ничего особенного, без лишних деталей. Только на низком комоде из светлого, как и вся мебель здесь, дерева — одна любопытная вещь. Агата встаёт с кровати, кутаясь в одеяло, и подходит ближе. Фотография в рамке. На ней — девушка в свадебном платье и широко улыбающийся Нильсен, будто это и не он вовсе, а его брат-близнец. Этот открывшийся факт заставляет её вновь осмотреть комнату, на этот более внимательно и даже в некоторой степени профессионально. Из женского присутствия здесь — только её аккуратно сложенные на краю кровати вещи, которые она едва не сбросила на пол, когда направлялась к комоду. Агата берёт рамку в руки, обводя кончиком указательного пальца контуры молодожёнов, и чуть не выпускает её из рук, когда слышит несколько раздражённое покашливание сбоку. В дверном проёме стоит Александр, привычным жестом скрестивший руки на груди. Девушка в последний раз переводит взгляд с изображения на мужчину и, прежде чем вернуть рамку на место, тихо бросает: — Вы здесь такие счастливые. Ей кажется, что она слышит тихий — и облегчённый? нервный? — выдох. — Нас вызывают, убийство в Центральном банке, позвонили буквально минут пять назад. — Да, хорошо. Я сейчас оденусь, и можем ехать. Едва девушка подходит к кровати, как Александр оказывает перед ней, между ними — меньше метра. Снова этот обеспокоенный взгляд. — Ты не хочешь рассказать? О чём? — Ты спрашивал вчера, не пожалею ли я, так вот — я ни о чём не жалею. — Я не об этом. Почему ты вчера приехала в таком состоянии? Что случилось? Агата упорно отводит взгляд, смотрит куда угодно, только не на него, и мнёт пальцами краешек одеяла. — Ничего. В конце концов, она привыкла решать свои проблемы сама. — Ну, раз ничего не случилось. — Александр принимает привычный вид — получается не очень. — То тогда поторапливайся, преступники сами себя не поймают. Завтрак не предлагаю, всё равно, кроме коньяка, ничего нет.***
Поднимаясь по лестнице (глупо ожидать, что медленные испанцы быстро починят лифт, так и не работавший со вчерашнего дня), Агата понимает, что готова увидеть всё что угодно. Ключи позвякивают с каждым тяжёлым шагом в её подрагивающих руках. Последняя ступенька. Всё что угодно, но не это. Абсолютно чистая дверь. Будто никто не разрисовывал её красной краской. Будто никто не привязывал к дверной ручке алую розу. Будто никто не пытался убить её. Оглядевшись по сторонам, девушка открывает дверной замок. Никого нет. Никто не ждал её всю ночь, чтобы на утро закончить начатое. В ванной она скидывает вчерашнюю одежду на пол и, оставшись в одном нижнем белье, долго рассматривает себя в зеркале, а затем, изменяя своей давней привычке, наносит макияж, тщательно скрывая консилером синяки под глазами. Жаль, что страх во взгляде им не скроешь. Ей кажется, что всё нереально, будто и не было ничего вчера, будто это — плод её измученного воображения, если бы не одно но… Хоть вчера она и была напугана, но всё же смогла сделать одну вещь. Агата судорожно ищет телефон вокруг себя и, не найдя его рядом, начинает паниковать, когда вспоминает, что он остался в кармане джинс. Есть. Неужели кому-то выгодно сводить её с ума? Неужели кто-то хочет, чтобы она действительно поверила, что с ней не всё в порядке, и добровольно сдалась в заботливые руки санитаров психиатрической клиники? Агата точно помнит, что, прежде чем спуститься вниз и выйти из дома, сделала фотографию. Девушка выходит из ванной и, пока загружается ноутбук, одевается, а после переносит эту фотографию из телефона в папку на рабочем столе, которую тут же архивирует и защищает паролем. Перед выходом Агата бросает взгляд на своё отражение в зеркале в последний раз — прежняя, смелая, Агата вернулась. Она готова к новому дню. Закрывает дверь и в который раз преодолевает ступеньки, на этот раз спускаясь вниз. Не изменяет своей еженедельной привычке и проверяет почтовый ящик. Не ожидая ничего особенного и даже надеясь на отсутствие рекламных буклетов, Агата с удивлением достаёт небольшую карточку из плотного картона, а затем, разглядев на ней напечатанную надпись, бросает её на пол, будто она исчезнет, сгорит или что там ещё может сделать ловкий фокусник с обыкновенным куском картона. Карточка приземляется чётко надписью вверх.Предупреждение 1.
Агата быстрым движением убирает её в карман джинсовой куртки и выходит из подъезда, направляясь к терпеливо ожидающему её в машине (и даже любезно согласившемуся сделать небольшой крюк по дороге к месту преступления) инспектору. — Я уже успел подумать, что ты решила сбежать, — начинает он, но тут же осекается, когда девушка хлопает дверью громче, чем положено. — Ты уверена, что всё в порядке? Сказать или не сказать? Проклятый клочок бумаги с напечатанными на нём двумя словами тяжёлым камнем ощущается в кармане, и Агата делает свой выбор: не сказать. Будет лучше, если он не узнает. Никто не узнает. А Агата разберётся со всем этим сама. — Абсолютно. Она делает вид, что всё действительно в порядке. Александр делает вид, что верит в её ложь. Он заводит мотор и выезжает со двора на дорогу. Навигатор показывает, что до Центрального банка ехать двадцать две минуты.***
Центральный банк встречает их гулом многочисленных голосов, стуком клавиш и ароматом кофе из автомата, который и кофе стыдно назвать. Едва приехав, Нильсен тут же включается в работу, раздавая указания младшим офицерам полиции, пока Агата оглядывает место, в котором ранее никогда не была. Здание, построенное ещё в прошлом веке и снаружи чем-то напоминающее Гринготтс (стоя на пороге возле массивных дверей, девушка была готова увидеть гоблинов вместо сотрудников), внутри выглядит вполне современно: огромное, достаточно открытое для офиса, пространство, много растений в горшках, удобные диваны для клиентов, которые сейчас испуганно озираются на сотрудников полиции. А ещё их встречает Каталина. — Вот так приедешь в свой законный выходной решать дела, а попадаешь сразу на работу, — говорит она им вместо приветствия, затем ведёт Агату к месту преступления, попутно рассказывая ей, как пытается разобраться с банком с самого утра, в то время пока Александр оставляет их, направившись расспрашивать полицейских. — Ты вызвала полицию? — Да, ещё когда бедняга метался между этим миром и раем. Наконец, преодолев череду многочисленных рабочих столов, за которыми обычно сидят сотрудники банка, они подходят к нужному. Картина предстаёт малоприятной: убитый сидит на стуле, запрокинув голову, изо рта тянется тонкая струйка крови, остекленевший взгляд направлен на стол, расположенный прямо напротив его. — Итак, Эдуардо Рио Медина, тридцать лет, работает в банке уже пять лет, коллеги описали его как дружелюбного сотрудника и примерного семьянина, конфликтов ни с кем не имел. Пока что это всё, что удалось выяснить. Каталина натягивает перчатки, протягивая вторую пару Агате, и начинает осматривать труп. Через минуту к ним присоединяется Нильсен. — Сеньорита Гарсиа, вы видели, как всё произошло? — Да, он уходил с места, потом вернулся, и спустя несколько минут у него начались судороги. Никаких следов насильственной смерти. Да и вообще на убийство не похоже — скорее, на естественную смерть. И зачем вызывать лучшего инспектора? — Убийство было совершено не более часа назад. Сложно пока сказать, что послужило причиной смерти, вскрытие покажет точно. Каталина заканчивает осмотр и снимает перчатки, то же самое делает и Агата, так же натянувшая предложенную ей пару, но так и не прикоснувшаяся ни к трупу, ни к вещам на столе. Александр осторожно осматривает предметы. Ничего необычного: компьютер, подставка с аккуратно сложенными канцелярскими принадлежностями, кружка. Он складывает вещдоки в пакетики, передавая их в руки стоящего рядом лейтенанта. Вдруг инспектор замечает торчащую из одной папки карточку, на которой виден фрагмент фразы, но с достаточно далёкого расстояния нельзя разглядеть, что же написано. — Такой порядок на столе и такая бесхозная бумажка, — говорит он, вытягивая предмет. Агата узнает в нём ту же карточку, которую достала из почтового ящика перед тем, как поехать в банк, и, стараясь не показывать своего ужаса, ощупывает свои карманы. На месте. Она подходит к Нильсену и вглядывается в текст.bejzc zph yuafe bk ddoovss?
Бессмыслица, напечатанная таким же шрифтом, не выглядит случайной, да и сама карточка была в том месте, чтобы знающий человек точно мог её заметить. Наверное, вопрос о естественной смерти можно отложить. Гудман — старый лис, у него же профессиональное чутьё, он точно знал, что всё неспроста, когда утром звонил Александру. — Послание… — предполагает девушка. — Наш тихий семьянин оказался не таким уж и тихим…