Like a phoenix from the ashes, you’ll be born again tonight
Сжать руку в кулак кажется задачей непосильной, — пальцы, ещё слабые, не слушаются, и каждое движение отзывается тупой болью, электрическими импульсами пробегающей по всему телу, концентрируясь в затылке, — но очень важной. На второй раз получается лучше, хоть и слабо. В третий раз, когда контроль над собственным телом восстановлен практически полностью, Агата решает пошевелиться, и её холодной руки тут же касается тёплая ладонь Сесара. — Проснулась, милая. — Дядя… — Голос слабый и еле слышный. — Тише, тише, девочка. — Она пытается подняться, но мужчина тут же её останавливает, положив руку на плечо, а после погладив по голове. — Бедная, ну куда ты торопишься? Тебе сейчас надо силы восстанавливать, а ты уже бежать готова. — Надо… — Преступников ловить… — Мужчина качает головой, всем видом показывая, что уже знает маленький секрет девушки. — Александр уже всех поймал. Если бы не он… — Александр? Где он? — В департаменте, наверное. Он обещал, что сегодня зайдёт к тебе. У Агаты в душе разливается тепло, и она не сдерживает улыбки — он обещал. Минувшие сутки — как чёрное пятно в памяти, и девушка с некоторым трудом вспоминает, что виделись они позавчера. Александр встречался с Сесаром… — Сесар, что хотел Александр, когда вы встречались в Ла Бокерии? — Александру понадобилась информация о картине. Помнишь рыцаря на коне? — Агата кивает, и мужчина, погрузившись в раздумья, продолжает после паузы, говоря будто самому себе: — Он хороший молодой человек. Аннет наверняка бы одобрила… — Сесар, ты решил сменить профессию и стать свахой? — перебивает девушка старого антиквара, расплываясь в печальной улыбке. Тема замужества всегда была важной для тёти, не сумевшей построить свою семью и не желавшей для любимой и единственной племянницы такой судьбы. Воспоминание болезненным уколом пронзает сердце, и Агата быстрым движением смахивает слезинку, бегущую по щеке. — Эх, милая… Заходит врач и начинает осмотр: светит фонариком в глаза, задаёт вопросы и обещает выписать уже через день-два, если состояние не ухудшится, пока медсестра тем временем меняет капельницу. Палата погружается в тишину. Сесар, вооружившись красным маркером, перелистывает каталог антиквариата и изредка довольно хмыкает словно охотник, напавший на след желанной добычи. Девушка знает уже эту усмешку — мужчина нашёл какую-то бесценную вещь и уже наверняка раздумывает, как заполучить её в свою коллекцию. Агата и не замечает, как засыпает под монотонный шелест страниц. Раздаётся стук в дверь, и она тут же открывается. На пороге стоит Александр — с едва накинутым на плечи белым халатом, во взгляде сквозит тревожность, но тут же исчезает, сменяясь лёгким недовольством. Он молчит. Сесар, мудрый и всё понимающий Сесар, встаёт со стула. — Чувствую, что вам надо много чего обсудить, дети. Агата, поправляйся. — Он направляется к выходу из палаты и, поравнявшись с Александром, оборачивается и добавляет: — Зайду к тебе завтра, милая. Дверь за ним закрывается с тихим шорохом. Они остаются вдвоём. Тишина, тягучая, как патока, повисает в воздухе, и Агата решает прервать молчание. — Ты спас меня, получается. Спасибо. Александр, лишь на пару шагов подойдя к кровати, едва заметно кивает и сжимает руки в кулаки, будто собираясь с мыслями. — Больше ничего не хочешь сказать? — Нет, наверное? — переспрашивает девушка, не понимая, к чему он клонит. — Твой убийца перед своей смертью сказал мне, что это было второе предупреждение, — произносит он, медленно приближаясь к кровати. — Когда было первое, Агата? Снова: рука в латексной перчатке тянется к лицу, перекрывая доступ воздуха, пока вторая крепко обхватывает её поперёк груди, не позволяя вырваться, а после — маленькая карточка с подписанным приговором. — Неважно. — А что важно, скажи мне? Нет, я сам отвечу — тебя чуть не убили, предварительно накачав наркотиками. И ты упорно продолжаешь отрицать очевидные факты. — У меня хороший учитель. — Девушка резко поднимается и с тихим вздохом прислоняет свободную руку ко лбу, надеясь унять начавшееся головокружение. — Ты сам не лучше: то вроде принимаешь мою помощь в расследовании, то отстраняешь, ничего при этом не объясняя!.. — Потому что я не хочу, чтобы ты пострадала! Напряжение, до этого тучами сгущавшееся в пределах одной больничной палаты, достигает своего апогея. Смотреть в голубые глаза, в которых — Агата видит это чётко — плещется отчаяние, невыносимо. Александр, взмахнув руками, отворачивается к окну, халат мягко спадает с его плеч. Снова воцаряется тишина. Немного погодя, он вновь обращается к ней, говоря немного тише и мягче — будто с маленьким ребёнком, который в чём-то провинился, но упорно отрицает свою причастность, сваливая всё на кота. Мужчина садится перед кроватью на корточки и кончиками пальцев поглаживает её руку, аккуратно проводя дорожки от запястья до сгиба локтя с установленным катетером. Девушка старается смотреть куда угодно — только не в пронзительные голубые глаза, заглядывающие, кажется, в самую душу в попытке докопаться до истины. — Агата, я так же, как и ты, хочу во всём разобраться. И ты очень поможешь, если расскажешь всю правду. Когда всё началось? — Тишина. — Я помню, когда ты приехала ко мне вся расстроенная. Это тогда было? И снова: нет ответа. Он поднимает халат с пола и идёт к выходу. — Ладно, я тебя понял. Но пойми и ты, Агата, что своим молчанием делаешь только хуже. Поправляйся. Девушка откидывается на подушку, закрыв лицо ладонями, по щекам медленно катятся слёзы. Почему так сложно?***
На обрыве, обрамлённом соснами, дует лёгкий ветер, а внизу, где они были несколько минут назад, плещется море. Вечернее солнце ласкает кожу, и Агата раскидывает руки, подставляя их под медленно уходящие за горизонт солнечные лучи, её волосы, которые она предварительно расплела, чтобы они быстрее высохли, развеваются на ветру — влажные пряди едва касаются плеч. Вдалеке еле различим порт Барселоны. По шоссе, находящемся совсем рядом с пляжем, изредка проезжают машины — слышно лишь, как они проносятся мимо на большой скорости, шурша шинами. Её выписали две недели назад, настоятельно порекомендовав избегать нагрузок и побольше отдыхать. В её планы это не входило, но Сесар и Александр приняли эту рекомендацию как прямое руководство к действию, всячески окружив девушку заботой. И если первый делал это ненавязчиво, приглашая Агату то на прогулки, то на выставки, то второй чётко дал понять, чтобы она не появлялась в департаменте, и даже пригрозил использовать наручники, лишь бы девушка не покидала пределы квартиры. Но иногда Александр приносил ей из департамента небольшие и несложные дела, которые девушка разгадывала меньше чем за час — единственное, что удалось ей «отвоевать», клятвенно заверив мужчину, что это никак не скажется на её восстановлении, а, наоборот, лишь ускорит этот процесс. — Ты бы ещё принёс дело о сбежавшем котёнке. — Обязательно принесу. Дождусь, когда какая-нибудь бабушка придёт с заявлением. Или подговорю соседку. — Я серьёзно, Александр. — Я тоже. Что сказал врач? Не напрягаться. А ты именно это и делаешь. Ещё и работаешь! Она подхватывает босоножки и идёт к машине. Александр, уже натянувший на себя одежду, сидит на капоте и улыбается светло и открыто — непривычно. Вообще непривычно спокойно и тихо, но сердце каждый раз сжимается, ожидая, что что-то — непременно плохое — вот-вот случится. Два предупреждения висят над ними дамокловым мечом, и Агата каждое утро, просыпаясь, думает, что скоро появится и третье. И что потом? — Ну что, обсохла? — Угу. Она подходит ближе, и её тут же сгребают в объятия. Он прижимает её к себе, и девушка немного отстраняется от него, положив ладони на грудь, когда её ещё не до конца высохшая кожа касается ткани футболки. — Намокнешь же. — Высохну. Агата смеётся. Александр пахнет морской водой, и волосы у него ещё слегка влажные. В его глазах нежность, и девушка думает, что сейчас они вовсе не ледяные, а цвета моря. Сердце забилось быстрее. Она целует его, ведя дорожку от скулы до подбородка и слизывая соль с кожи, как это делала несколько минут назад, когда они плавали в море. Поцелуй из ленивого и неспешного становится напористым. У Агаты подкашиваются ноги и бегут мурашки по спине, когда сухие и чуть шершавые губы мужчины перемещаются на шею. Ласки языка чередуются с лёгкими укусами, и она запрокидывает голову, ослабевшими пальцами цепляясь за мужские плечи. Мимо по шоссе проносится машина, и из открытых окон слышно, как по радио играет популярный мотив. — Мне кажется, тебе пора одеться. Агата согласно кивает и, нехотя выпутавшись из рук Александра, отходит от него, доставая с заднего сидения лёгкое платье. — А ты не будешь подсматривать? — А есть ещё что-то, чего я не видел? — отвечает он так же игриво, но всё же делает вид, что нет ничего интереснее небольшой яхты, виднеющейся вдалеке. Одевшись, девушка снова подходит к мужчине, спиной касается его груди, чувствуя, как она мерно поднимается в такт дыханию. Они ещё стоят некоторое время, не выпуская друг друга из объятий. Солнце медленно приближается к горизонту. После небольшой ссоры в больнице они так и не поговорили нормально, негласно решив оставить этот конфликт до лучших времён. Девушке кажется, что момента лучше, чем сейчас, когда они расслаблены, но всё ещё способны здраво мыслить, может и не быть, и она отвечает на вопрос, заданный ещё две недели назад. — Ты прав. На меня напали в тот вечер, ну, когда я приехала к тебе. А на следующий день в почтовый ящик подбросили записку. — Я знаю, — отвечает мужчина серьёзно — от игривости в голосе не осталось и следа — и, поймав вопросительный взгляд, поясняет: — Несложно было сложить два и два. А ещё я посмотрел камеры наблюдения на этаже — не знала, что они есть? Агата качает головой: — Не знала. Получается, ты всё видел? И дверь тоже? — На самом деле не всё — камера была направлена только на лестничную клетку. Что с дверью? — Я покажу тебе, у меня есть фотография на ноутбуке. Александр кивает, и они стоят в тишине некоторое время. Прохладный ветер полоснул по коже, вызвав мурашки и заставив девушку поёжиться. — Пора ехать домой, а то совсем замёрзнешь. Пустынный и дикий пляж остаётся позади. Уже сидя в машине Агата решает задать главный вопрос: — Как думаешь, кому это нужно?