Знаешь, Что Такое Вечность?

2687 год до н. э. Тинис, Египет. Азирафель сверился со своим свитком и снова посмотрел на бочонок с вином. — Нет, это определенно не тот. — Вы уверены? — Его новый хозяин, молодой торговец по имени Бауфра, выглядел обеспокоенным. — Именно о нем говорил тот мальчик. — Я уверен, — сказал Азирафель. — Вы должны были получить его из Мемфиса, а не из Абидоса. Кто-то совершил довольно большую ошибку. Бауфра вздохнул и опустился на пол, обхватив голову руками. — Тогда нам придется отправить его обратно. Это займет слишком много времени, а фараон хочет на следующей неделе! — Не обязательно, — сказал Азирафель. — В самом деле? — Нет. Видите ли, в свободное время я читал кое-какие юридические документы, обсуждал кое-что с юристами и тому подобное. Я ни в коем случае не эксперт, но… — Ближе к делу, Асир-фелл. Хорошо. Если так надо. Бауфра обычно был снисходителен, но Азирафель выбрал его своим новым работодателем не просто так. Ему еще многое предстояло сделать в некоторых областях, когда дело доходило до общего блага. Азирафель взял себя в руки. — Но, как я уже собирался сказать, я не верю, что вас можно обвинить в этом. Я пошлю за одним из них из Мемфиса, а этот мы пока оставим в резерве, на всякий случай. Бауфра нахмурился. — Сомневаюсь, что люди, с которыми я буду работать, согласятся с вами. — Если они этого не сделают, им придется бороться с юридическим прецедентом, — сказал Азирафель. Он обнаружил, что в письменности есть одна прелесть. При ее помощи можно документировать понятия так, как не могли вербальные слова. На самом деле, это гарантировало, что люди выполняли контракты, и это было инструментом для добра. Хотя к этому моменту он умел читать немногим больше десяти лет, он едва мог вспомнить, почему он был так нерешителен в первую очередь. Это было ужасно умно: делать визуальные представления понятий. — Юридический прецедент, — пробормотал Бауфра. — Вы говорите об этом, как о чем-то простом. — Это действительно так. Бауфра махнул рукой в его сторону. — Уходите. Возьмите этот и держите его в резерве, но в течение недели мне нужен тот, из Мемфиса. Азирафель изо всех сил постарался изобразить выражение лица «я-не-одобряю-вашу-грубость-но-признаю-ваше-огорчение-и-поэтому-ничего-не-говорю», затем поднял бочонок и оставил Бауфру в одиночестве.