За потерянным

      Древняя сила сработала не как обычно. Не было алеющего неба, раскатов грома и росчерков смертоносных молний. Лишь чистое, ясное пламя, слишком внезапно охватившее кровавые дорожки на снегу, потянувшееся странными, витиеватыми узорами вверх, по едва живому телу и устремилось к сердцу.       Огонь был другим. Пришедшим из затерянного, покрытого мраком тайны прошлого. Древнее драконьего пламени, древнее бессмертной души Белой Звезды. Почувствовавшей бескрайнюю, неудержимую силу в переливающихся алым всполохах.       Кэйл бы снова усмехнулся, но сил не осталось.       Тоска поглощала душу. Предчувствие одиночества, ещё в прошлой жизни грозившего лишить его чувств, теперь было пугающе четким, практически осязаемым. Приносящим больше боли, чем медленно сжигающее душу пламя.       Он сам лишил себя шанса на спасение. Он сам был и жертвой и палачом.       Сосредоточиться бы на этой мысли, ухватиться, как за спасительную тонкую нить. Кэйл сморщился, снова открыл глаза всматриваясь в серое, незатронутое огненными всполохами, небо. Бледные губы сжались в тонкую линию. Хотелось притвориться сильным, храбрым. Только юный дворянин боялся. Боялся и безумно сильно желал остаться с семьёй.       Перед глазами темнеет, но образ кричащего, отчаянно рвущегося к нему Раона всё ещё сохранился перед затуманенным взором.       Наверное, поэтому ему так трудно смириться. Так трудно одними губами произнести…       «Прости»

***

      — Малыш, прошло всего лишь два дня. Дай твоему человеку отдохнуть.       Эрухабен сидел у небольшого столика напротив окна, нарочито лениво переворачивая страницы принесённой Розалин книги. Взгляд медленно перебегающий по строчкам, даже на доли секунды не переместился на взволнованного Раона. Древний дракон более чем уверен — пример собственного поведения заставит ребёнка успокоиться намного быстрее слов.       Сам «великий и могучий», широко расправив крылья, замер между огромной кроватью в центре комнаты и читающим Голди.       — Но с ним что-то не так. Он раньше не стонал во сне!       Раон был напуган. Смутное предчувствие приближающихся несчастий проявляло своё присутствие всё сильнее, мимолётно цеплялось невидимыми когтями за чёрные чешуйки, тенями скользило по стенам, шептало страшные слова, сливаясь с шумом ветра за приоткрытыми створками окон. Молчание старшего дракона, затянувшееся на невыносимо долгие секунды, заставляло мысли вновь и вновь возвращаться к пугающему «нечто», грозящему навредить…       Эрухабен понимал беспокойство ребёнка, как и то, что слова, прочитанные за последний час, не сохранились в памяти. Казалось, стоит на доли секунды отвлечься от текста — внимание против воли притянут тихие стоны. Отдающиеся непривычным волнением в сердце старого дракона.       — Всех нас могут мучить кошмары, учитывая, сколько этот бедный ублюдок натерпелся, удивительно, что они не преследуют его каждую ночь.       Маленький дракон открыл пасть, собираясь ответить, но…       Тишину нарушил громкий вскрик. Раон за доли секунды переместится к кровати. Балдахин закрывающий её, был резко отдёрнут, позволяя свету упасть на бледное, искривлённое от боли лицо, обрамлённое растрёпанными красными волосами. Тонкие пальцы вцепились в простынь, словно Кэйл пытался удержаться, пока тело сводила судорога. Особенно сильный приступ боли заставил его выгнуться, издавая протяжный, сдавленный стон.       — Голди.       Всхлипнул Раон, боясь шелохнутся. Растерянно, он перевёл взгляд, краснеющих от подступающих слёз глаз, на Эрухабена, уже стоящего на расстоянии шага. Древний дракон, словно только выйдя из оцепенения, резко склонился над кроватью, прижимая ладони к плечам Хенитьюза и аккуратно надавливая. Золотое свечение вспыхнуло под длинными пальцами, быстро расползаясь по бледному, скованному болью телу.