***
— Мы последний раз предупреждаем, Хан, если твой отец в течение месяца не вернёт долг, произойдёт что-то очень плохое, — шепчет на ухо Джисону здоровый мужчина. — У нас нет таких денег, — отвечает Джисон, за что получает ещё один удар в живот, от которого сразу же сворачивается в спазме резкой боли. — Значит, продайте свой убогий дом, и впредь чтобы папаша твой и не думал садиться за игральный стол. Громила ещё раз ударил под дых Джисону, и оба мужчины спешно удалились, оглядываясь по сторонам, проверяя на наличие свидетелей. Сони хватается за живот и скатывается по стене старого здания на землю. Он вытирает кровь со скулы и тихо шипит: вот почему он в который раз получает из-за беспечности своего же отца? — Почему каждый раз, когда мы видимся, ты в крови? — Хан поднимает голову на голос Сынмина, который появился как-то очень уж неожиданно. — Потому что мне немного не везёт, — шипит Джисон, кряхтя, поднимаясь. — Немного, говоришь? — подозрительно спрашивает Сынмин, смотря на скрученного Джисона. — Идём в аптеку, герой. Джисон молча поднялся с земли, кривясь от боли, и поспешил за Сынмином, который успел уйти вперёд. Ким не задаёт вопросов, не лезет в чужие дела, он просто помогает, как может и чем может. — Ты даже не спросишь ничего? — интересуется Хан, смотря на Сынмина, который идёт с опущенной головой. — А ты хочешь поделиться? — Не особо… — Вот поэтому и не спрашиваю, — Сынмин очень немногословен, но очень тактичен, особенно в вопросах касательно Джисона. — Если тебе будет нужна помощь, то просто скажи, захочешь рассказать — и я тебя выслушаю. Но я не собираюсь лезть не в своё дело, расспрашивая тебя, и тем самым только усугублять положение. Когда парни вышли из аптеки, Сынмин так же молча протянул Хану пакетик, в котором всё необходимое: обезболивающее, пластыри, бинты, обеззараживающие и заживляющие средства. — Сам справишься или помочь? — интересуется Ким, оглядывая Хана. — Справлюсь, мне не впервой, спасибо, — выдавливает улыбку Джисон, — почему ты вообще мне помогаешь? — Мы в ответе за тех, кого приручили, — браво, Сынмин, сейчас самое время цитировать Экзюпери. — Эту фразу обычно используют по отношению к животным, — недовольно бурчит Хан в ответ. — А ты смотри шире, — Ким словно задумался на секунду, но затем отмер и полез в портфель, — держи. Лишь сказал Сынмин и, протянув Сони бумажный пакетик, развернулся в обратную сторону. Джисон не успел понять, что произошло, когда Сынмина уже и след простыл. Хан заглянул в пакетик и увидел там две небольшие ароматные булочки, которые выглядят очень свежими. Живот протяжно заурчал, и Джисон думает только о том, насколько же он выглядит ущербно, что Ким решил его покормить. Или же это просто жест доброты? — Санта Клаус, тоже мне, и как мне теперь тебя благодарить, — шипит Джисон, смотря туда, куда ушёл Сынмин. Джисон идёт по уже тёмным улицам в сторону дома, туда, куда возвращаться не хочется. Он медленно жуёт мягкую, очень ароматную булочку, и тепло разливается в теле от одного осознания того, что кто-то о нём позаботился, кому-то не совсем плевать на такого маленького Джисона в таком большом мире. У него есть какой-никакой ужин и медикаменты, а значит, он уже выживет. — Если бы ещё в комнате тепло было бы, — смеётся Джисон своим мыслям, заходя в квартиру, где висит тяжёлый дым от никотиновых сигарет, где валяются шприцы, где неприятно холодно и пахнет сыростью, где отец в миллионный раз пытается вставить матери мозги на место не только словами, но и кулаком. Добро пожаловать в мир Хан Джисона.***
Чан заезжает в свою импровизированную студию к одиннадцати часам ночи. В здании, как и всегда, кромешная темнота, никого уже даже рядом нет в этом ветхом здании. Крис сжимает кулаки и стискивает челюсть, когда замечает, что тусклый свет горит в кабинете хореографии, что находится рядом со студией Чана. Он заходит в помещение, в котором, как и всегда зимой, очень холодно. Пол скрипит, а в воздухе витают пылинки. Продюсер поднимается на второй этаж и прислушивается ко звукам в кабинете хореографии, из которой доносятся звуки мелодии и скрип обуви. Подойдя ещё ближе к двери, Кристофер в привычном жесте заглядывает в щёлку двери. Его любимый мальчик плавно двигается под мягкую мелодию, тщательно прорабатывая каждую деталь. Чонин бросил взгляд в зеркало, в котором заметил взгляд любимых глаз и тепло улыбнулся. — Мы уже встречаемся, хён, а ты всё ещё шпионишь, — улыбнулся Чонин. — Сейчас кто-то получит, — ехидно приговаривает Чан, заходя в зал, — ты время вообще видел? Что ты тут делаешь в такое время? — Я репетирую, хён, у меня скоро второй этап конкурса, — жалуется Нини, прислоняясь лбом к крепкому плечу своего парня. — Ты должен отдыхать, хорошие мальчики уже спят в это время. Папа же переживать будет. — Папа в магазине, — бурчит Чонин, — а Минхо с Джинни умотал куда-то. И вообще, что если я не хороший мальчик? — Очень даже хороший, — смеётся Чан, потрепав Ли по волосам. Чонин вешается на шею старшего и тянет свои губы к губам Чана, но тот только щёлкнул его по носу и потащил за руку из студии. — Хён! — кричит Чонин, упираясь в пол. — Хён! Я музыку даже не выключил. — Даю тебе ровно три минуты на то, чтобы собрать вещи и привести зал в порядок, я как раз за это время соберу всю аппаратуру. — Выступаете сегодня? — обиженно ворчит младший. — Три минуты, Нини. Чонин поспешил в зал, пока Чан собирает микрофоны и всякие шнуры в сумку. В этой студии Крис начал делать музыку ещё пять лет назад, когда ему было всего пятнадцать лет. Этот дом культуры тогда ещё работал, здесь была жизнь. Было здорово в то время, когда в каждом зале проходили занятия, а на перерывах все выползали в общий коридор. Танцоры устало падали на пол, снимая узкую обувь, художники шли оттирать краски и карандаши с кожи и одежды, музыканты продолжали бренчать на гитарах, а Чан устало тёр глаза и зачитывал строки песен под эту самую гитару в сопровождении охов и вздохов остальных. Кристофер никогда не был обделён вниманием окружающих, и ещё лет в тринадцать он понял, что является бисексуалом, что очень понравилось всем в его окружении. Поэтому воздыхатели были не только разного возраста и из разных сфер общества, но и пол был тоже разный. Сейчас это здание пустует и пылится, только тёплые воспоминания каждого, кто здесь учился, и остались. — Я всё, хён, — заходит Чонин, обрывая мысли Чана и тем самым пугая его. — Прекрасно, — смеётся старший. Чан подлетает к Чонину и подхватывает его на руки на манер невесты. — Хён! Чан весело смеётся и, закинув сумку на плечо, крепче сжал младшего, направляясь к выходу. Кристофер с ценной ношей на руках подошёл к своей машине. — Что это было? — смеётся Чонин, когда его наконец-то посадили на мягкое сидение авто. — Порыв моих чувств и желание украсть тебя, — улыбнулся Чан, садясь на водительское место. Чонин мило щурится и скрещивает руки на груди. — Ты не ответил мне. Вы выступаете сегодня? — переспрашивает Чонин, возмущённо смотря на шипящего старшего. — Вспомнил всё-таки. Да, сегодня выступление у Юты, — бурчит Чан, заводя машину. — Я хочу посмотреть, — хнычет Чонин жалобно, смотря на своего хена. — Нини, таким малышам там очень опасно, я же буду на сцене, а если что-то случится, я себя не прощу, да и Минхо мне потом оторвёт всё что можно оторвать, — мягко говорит Чан, держа Чонина за подбородок. — Но я же буду рядом с Минхо, со мной ничего не случится, обещаю, — Чонин смотрит уже просто умоляющим взглядом. — Хорошо, только если ты пообещаешь, что будешь рядом с нами и никуда не будешь отходить от Минхо, — улыбнулся Чан, огладив мягкие щёки младшего. — Хён, раз уж ты сегодня добрый, то я ещё кое-что хочу, — хитро улыбнулся Чонин и в одно мгновение оказался на коленях Чана. — Нини, немедленно слезь, что на тебя нашло? — шипит Чан, держа Чонина за талию, не давая сесть на его бедра полностью. — Переходный возраст, пубертатный период всякий, — смеётся младший, всё же до конца садясь на бёдра Криса. — Маленький мой, слезь, пожалуйста, а то я за себя не ручаюсь, а потом Минхо мне оторвёт то, на чём ты сидишь, а мне репродуктивные органы ещё нужны, — нервно смеётся Чан, тревожно сжимая ноги младшего. — Всего один поцелуй, хён, пожалуйста, — хнычет Ли, облизывая губы. Чан ничего не ответил, только издал странный звук отчаяния, но взял младшего за шею и резко притянул к себе, другой рукой крепко держа за бёдра, чтобы он не ёрзал, а то будет у них проблема. Одно мгновение, и Чонин уже готов расплыться по машине плавленым сыром и стечь под ноги своему хёну. Властные руки, теплые губы, влажный поцелуй и дурманящий запах — всё это перемешалось и превратилось в афродизиак высшего сорта. Сам Чонин стал похож на один сплошной оголённый нерв, что отзывается на любое касание и трясётся от одной мысли о том, что они сейчас делают. Чонин буквально на днях закатил истерику Чану из-за того, что тот даже целовать себя не даёт. Младший закрылся в ванной и надрывно плакал от обиды, а Чан сидел под дверью и слушал эту истерику, умоляя открыть дверь и поговорить с ним. Чан очень испугался, что младший что-нибудь с собой сделает в ванной, и поэтому прислушивался к любому шороху, пугаясь, когда его малыш замолкал. И с облегчением выдохнул, когда послышался звук открывающегося замка. Сейчас Крису очень страшно двигаться, страшно сделать что-то не так, испугать младшего излишней настойчивостью или ещё хуже — сорваться. Чонин же совсем не переживает, он крепко прижался к своему хёну и всё же заёрзал на коленях, слыша тихий хрип из уст Чана. — Малыш, Нини, и не притворяйся, что это вышло случайно. Даже не рассчитывай залезть ко мне в штаны до восемнадцатилетия, — строго говорит Чан, легко пересаживая растрёпанного, зацелованного Чонина на соседнее место. — Может, хоть до шестнадцати, — жалобно спрашивает Чонин. — Нини, это для твоей безопасности и моего ментального состояния, я не очень хочу ощущать себя, — Крис запнулся, не желая произносить это слово. — Я тебя понял, — улыбнулся Чонин и похлопал старшего по плечу, — поехали уже, а то опоздаем.***
— Бан Кристофер Чан, мой клуб медленно становится похож на детский сад, — ворчит Юта, пропуская Чана с Чонином в здание. — И я люблю тебя, Накамото, — смеётся Чан. — Что это за совсем ребёнок с тобой? — спрашивает японец, оглядывая Чонина. — Это мой парень, — очень даже уверенно говорит Чан и младший выдыхает, потому что не услышал что-то из рубрики «Это брат моего друга». — Чан… — Юта очень замялся, — ты уверен в том, что делаешь? Тебе лет то сколько, Чонин? — Скоро шестнадцать, — мямлит Чонин, цепляясь за Чана, словно его вот сейчас от него отнимут. — Господи, Крис! — Не напридумай себе ничего, Накамото, — предупреждает Чан, — у нас отношения в рамках закона. Кристофер берёт Чонина за руку, и они вместе с Ютой направились к гримёркам.***
Хёнджин стоит на сцене в свете светодиодов, рядом Хан и Крис, толпа скандирует их имена, Юта поднимает стакан, а Минхо тепло улыбается, смотря со второго этажа Хёнджин закончил со своей партией и теперь поддерживает партию Хана, выкрикивая слова и издавая всякие звуки. Хван абсолютно счастлив сейчас, когда он стоит на сцене, в толпе его друзья, на втором этаже его парень. Всё идёт совершенно не так, как планировала его мать, но точно так, как мечтал сам Хёнджин. Йеджи бы гордилась им, если бы была жива, и она точно выкрикивала его псевдоним громче всех. Это чувство эйфории на сцене Хёнджин может сравнить только с касаниями Минхо, что ощущаются такими же электрическими разрядами в кончиках пальцев и теплом, что разливается от сердца. В зале собрались все: Феликс и Чанбин, Чонин и Розэ. Здесь даже Сынмин, которого уговорила сестра: он не хотел идти, но сейчас он в шоке рассматривает Хана, что совершенно отличается от привычного Хана. «У меня были связаны руки и заклеен рот, но теперь ты целуешь мои губы и шрамы на запястьях от пут. Мне завязали глаза — ты открыл мне весь мир. Мне не давали дышать, а ты вновь научил», — эти строки Хёнджин зачитал, смотря в глубокие глаза Минхо. Эти глаза, в которых Хёнджин и не мечтал увидеть что-то кроме холода. Теперь он в агонии желает видеть только эти глаза, чувствовать только эти губы. И когда он стал таким? Незаметно для себя, Хёнджин всё равно стал тем, кем должен был стать. Должно быть, его мать проклинает Корею. — Парни, вы теперь моя золотая жила, — смеётся японец, когда все поднимаются на второй этаж. Хёнджин смеётся из-за бурной реакции Феликса на его выступление, но все удивлённо выдыхают и стихают, а Накамото выплюнул вино, когда Минхо, стремительно обогнув всех, схватил Хёнджина за подбородок и прижался своими губами к его. Хёнджин схватился за плечи Минхо и в шоке распахнул глаза, видя такой же шок на лицах остальных. — Вот это поворот мать вашу, что за хрень, — очень громко проговорил Сынмин: Минхо умеет удивлять.