Молитвы

Последнее, что он увидел - убитое горем и предательством лицо своего ученика и отрезок синего неба. Дальше были короткие фрагменты зрительной памяти - кол в руках, чужие слезы, яркие вспышки боли, темные пятна перед глазами, тяжелая крышка гроба. Боль была, но он молчал и терпел, до сих пор чувствуя на своих руках кровь Его Величества. Он до сих пор видел перед глазами смерть последнего из Ань Лэ. Он помнил его еще ребенком, и кто же знал, что все так закончится? Его пригвоздили к задней стенке гроба. Кол расширялся у основания, и он не мог протащить свое тело сквозь него, чтобы запустить исцеление. Он даже не понимал, почему иногда приходит в сознание, пока не понял, что даже здесь его нашла неудача - Лан Цянцю забил кол неровно. Какой досадный промах, Се Лянь думал, что учил его лучше. Он не знал, на сколько хватит воздуха, поэтому не дышал и сдерживал крики, пока пытался освободиться. Жое, обернутая на груди в приказе не двигаться в самом начале этого безумия, тоже была пронзена и пыталась вырваться. В первое время он иногда просыпался и не сразу понимал, где находится. А потом отсутствие воздуха обрушивалось на него, судороги прокатывались по его телу. Из последних сил он пытался вытащить кол из сердца спазмирующими руками, а потом снова проваливался в ничто. Снова и снова. В какой-то момент Жое освободилась и безжизненно упала, питаясь кровью наследного принца и восстанавливая силы. Поврежденное, но не полностью раздавленное сердце исцелялось и продолжало повторять свои предсмертные удары, а потом ненадолго затихало, пытаясь зажить вокруг кола, бросая его в кошмар из боли неправильно срастающейся плоти и пустоты сознания. Когда Жое удалось оторвать Се Ляня ото дна гроба, он снова на короткое время пришел в сознание. На руках проступили кости, его легкие пытались работать, в его голове пульсировала кровь, но он больше не замечал всего этого. В приступе агонии его будто бы выбросило из тела, и он совершенно не хотел возвращаться. Время перестало для него что-либо значить с потерей воздуха, и он потерялся. Было темно и тихо, и он ничего не чувствовал. Это было облегчение, но за облегчением следовала еще большая боль и он слишком, слишком устал, чтобы что-то чувствовать. Когда Жое выдернула кол из его груди, с последней искрой сознания он распахнул глаза и с внезапным ужасом почувствовал тяжесть маски на лице. В водовороте белых и красных, кровавых мыслей, он сделал последнюю попытку вдохнуть. Его голова разрывалась от тошнотворного звука лопающейся от жара кожи и криков людей, эхом разносящихся под потолком храма. Было нечем дышать, легкие жгло от дыма. Человек, стиснувший его запястья, издевательски засмеялся ему в лицо и сжал крепче. Кровь булькала в его горле и бурлила, закипая до обжигающего состояния. Она стекала по его лицу, заменяя настоящие слезы, нарисованные черным слезы сверху капали на него человеческим пеплом. Уродливые маленькие лица прорастали в его глазницах, и потолок над ним смеялся и плакал. Небо плакало пеплом, и это его вина. - Сынок, почему ты не сказал нам о лекарстве раньше? - мать разочарованно покачала головой. - Это ведь так хорошо сработало - все мертвы. - Все мертвы, - согласился отец. - Они умерли быстро. - Быстро и милосердно, - советник Фан Синь стоял на тренировачной площадке, беспощадно кидая на землю своего ученика после каждого удара. - Ваше Высочество, дарите быструю смерть врагам. Вам же знакома холодная ярость, так почему ваши руки дрожали? Смотрите, нужно бить сюда. Немного правее, там же, где я пронзил Его Величество. Цянцю послушно сделал выпад и рассыпался на тысячу синих осколков. Это просто, сияли они многочисленными лицами. Это так просто. Его обдало неистовым огнем, почему-то ласковым, и все прекратилось. Жое кружила над ним в маленьком пространстве гроба и обеспокоенно касалась его окровавленного тела. Проклятие бессмертия оставило его в мертвом состоянии бессознательности. *** Конечности задеревенели, позвоночник ломило от боли, в ушах шумел ветер, но он не чувствовал его на своей коже. Се Лянь попытался размяться, кости неприятно потрескивали, движения давались с трудом. Тяжесть постепенно уходила на второй план - принц приспосабливался под незнакомое место, немного растерянно озираясь по сторонам. Тело не чувствовалось телом, даже с болью и дискомфортом оно будто подстраивалось под него, избавляясь от ледяной скованности. Се Лянь схватился за грудь, чувствуя только влажную ткань и твердую кожу. Дыры не было. Неужели прошло достаточно времени, чтобы он успел исцелиться? Но с опытом своей бессмертной неудачи он вполне мог сказать, что у него сильное обморожение и не только. Он резким движением сорвал с лица серебряную маску. Он любил ее, но после бесконечных кошмаров и галлюцинаций само ее присутствие было тошнотворным. Это не было галлюцинацией. Слишком знакомо, слишком безопасно. Он был здесь? Он не помнил, как здесь оказался. Он не должен был проснуться в таком состоянии. Он был здесь, но это даже не воспоминание. Вода текла слишком тихо, а камень под ним был слишком мягким. Все его окружение было похоже на кусок податливой глины. Листва над головой и деревья вдалеке сливались в неразборчивое пятно, и, о, это был чужой сон. Он попал в чужой сон. Сон Хуа Чэна. Се Лянь не слишком удивился, скорее сразу почувствовал предвкушение. Раньше он только сам входил во сны верующих, никогда наоборот. Но за годы в качестве советника он узнал много информации, которую бы никогда не подумал, что будет искать. Хуа Чэн не впервые входил в такие сны, в найденных им свитках рассказывалось, что именно в них он разбил богов в пух и прах. Се Лянь обернулся с улыбкой, уже какое-то время чувствуя на себе чужой взгляд. Хуа Чэн стоял позади него, с лицом таким же пустым и сам такой же напряженный, как и в первую их встречу. Се Лянь сделал шаг ему навстречу. Видеть его после стольких лет было шокирующе. И только сейчас он заметил - все не совсем так, как было раньше. Хуа Чэн, казалось, стал выше и взрослее, правый глаз закрывала черная повязка, длинные черные волосы с единственной косой небрежно спускались ему на спину, путаясь на концах. Красные одежды были запятнаны уже темнеющей кровью, сам он напоминал заточенный клинок. Даже в беспорядке он выглядел великолепно. В этом сне хотя бы был воздух, и он сосредоточился на дыхании, с усилием расширяя свои легкие. Ему нужно дышать, чтобы успокоиться и начать говорить. Сам воздух был таким же странным, как и воображаемый мир. Он тягучей тяжестью стекал по его горлу, повторяя его форму. - Сань Лан, - прохрипел он и поморщился, когда темная жидкая кровь потекла по его пальцам тягучими нитями. Капли крови попали в воду, но вместо того, чтобы раствориться, они застыли в ней маленькими кристаллами. Они казались почти черными. Может ли слышать его Хуа Чэн? Может ли Се Лянь слышать его? Он попробовал снова. - Сань Лан, ты меня слышишь? Хуа Чэн дернулся и оказался рядом с ним, внимательно осматривая с ног до головы. Его руки метались над ним, не решаясь коснуться, а на чужом лице расцветал страх. - Ваше Высочество? - прочел он по его губам давно забытое обращение. Как много он знал? Его голос был тихим, очень тихим и прерывистым, даже очень чуткий слух принца еле с этим справлялся. Он словно говорил наоборот. Какой нужно обладать духовной силой, чтобы втянуть в свой сон павшего бога и поддерживать иллюзию реальности, пусть даже покореженную и туманную? Может, им было бы проще общаться, если бы Се Лянь успел навестить его храмы. Но он оттягивал до коронации принца, боясь, что не найдет в себе сил вернуться в свои безличные и одинокие покои после их встречи. В их встрече Се Лянь никогда не сомневался, и что-то ему подсказывало, что Хуа Чэн точно бы откликнулся на его молитвы. Это знание грело его, когда он прятался под серебряной маской, и сейчас его начинала затапливать теплая радость при виде своего друга. - Ах, Сань Лан, ахах, ничего страшного, - Се Лянь с трудом проглотил сгусток крови и чуть не закашлялся. На его лбу выступил пот, но он заставил себя выпрямиться и выдавить еще одну улыбку. - Это в основном не моя кровь. Хуа Чэн снова заговорил, но все, что он слышал, было неразборчивым набором шепота с оборванными фрагментами фраз. Се Лянь чистой рукой накрыл его ладонь. Чужая кожа холодила его разодранные пальцы с проблесками пожелтевшей кости. Хуа Чэн замерз под его прикосновением и нерешительно поднял взгляд. На таком близком расстоянии он смог получше его рассмотреть, и в его выражении промелькнуло что-то дикое и злое. Се Лянь сразу же начал легонько потирать чужие предплечья, успокаивая и заземляя. Хуа Чэн напрягся, но через короткое время заметно расслабился. Он был так красив, раненное сердце отозвалось тупой болью. - Сань Лан, я тебя не слышу, - он легонько сжал его руку, и свет вокруг них немного утих, становясь похожим на разноцветный свет праздничных фонарей. Это немного напоминало их первую встречу, и Се Лянь улыбнулся немного легче. Уголки его губ дрожали, и он снова вспомнил про воздух. - Ты меня слышишь? Хуа Чэн кивнул и нерешительно коснулся его руки на сердце. Се Лянь тяжело вздохнул и позволил ему себя осмотреть. - Это не так страшно, как выглядит, - заверил он его. - На самом деле, я уже привык. Он не лгал, он действительно уже привык к этой боли, пролежав в гробу с колом в сердце дни? Месяцы? Годы? Сейчас он чувствовал только сильное сдавливание вокруг своих легких и онемение. Хуа Чэн с противоречивым выражением лица потянулся к его запястью, пытаясь прогнать по нему свою энергию. Он в панике сжал запястье немного сильнее и сразу же отпустил. Он, наверное, выглядел как оживший мертвец в своей окровавленной мантии, наверняка синей кожей и вынужденным дыханием. И, ох, его пальцы были серыми и сильно израненными. Видимо, даже в бессознательном состоянии его били судороги. Или он просто не помнил, как просыпался и снова и снова пытался пробить гроб? Как плохо он сейчас выглядел? - Сань Лан, не волнуйся, у меня просто сейчас нет тела, ты не можешь меня вылечить. Нужно было покончить с этим. Как бы ни хотел он оставить эту связь, сейчас был важен только Хуа Чэн. Он получил свой шанс снова с ним встретиться, и он должен был ответить на свою последнюю молитву. Просто так никому не молятся долгие годы подряд, и он действительно не понимал, почему именно он, но если была проблема, в решении которой он мог ему помочь, он это сделает. Но Хуа Чэн не выглядел нуждающемся в помощи, скорее наоборот. И Се Лянь рад был не спрашивать, когда ему явно не готовы ответить. Если Хуа Чэн не скажет, он не будет расспрашивать. - Ты, наверное, хотел о чем-то меня спросить? Я слышал твои молитвы, и я... я действительно не знаю, чем смогу помочь тебе в таком состоянии. Хуа Чен теперь выглядел шокированным, и Се Лянь поспешил исправиться. - Я на самом деле не слышал твои молитвы! Ну, не совсем. Это довольно сложно, я не сразу понял, что это, но, Сань Лан, мы сейчас в твоем сне. Дождавшись кивка, он продолжил. - Возможно, если ты сосредоточишься на мне, то мы сможем поговорить. Просто забудь о мире, не трать силы на его воссоздание. У меня нет духовной силы, поэтому все здесь зависит от тебя. Это сложно, но попробуй. И снова этот взгляд, будто он что-то упускает. Се Лянь даже соскучился по этому ощущению. На них опустилась жуткая тишина, и Се Лянь экспериментально пошевелил пальцами в чужой руке и ничего ими не почувствовал. Они лежали лицом друг к другу, как делали это бесчисленное количество раз до этого, и действительно казалось, что кроме них двоих ничего больше не существовало. Хуа Чэн решительно смотрел на него в своем юношеском обличии, его глаза сверкали в кромешной темноте. Темнота была абсолютной, но они видели друг друга предельно ясно. Синеватого цвета не было, но боль осталась. Се Лянь решил не говорить ему, что власть над сном не способна изменить реальные вещи. Просто иллюзия сохранности, не влияющая на инородное присутствие павшего божества. - Гэгэ, - прошептал Хуа Чэн, выглядя странно хрупким, - мне жаль. - За что ты извиняешься, Сань Лан? - Если бы я знал, что это возможно, я бы попробовал раньше. - Я тоже не знал. Но, Сань Лан, неужели ты никогда до этого не спал? - Нет, сегодня первый раз за долгое время. Гора Тунлу открывается каждые сто лет, и я просто не мог сопротивляться. Если бы я знал, - повторил Хуа Чэн. - Гора Тунлу? - Это... - Хуа Чэн поджал губы. - Я знаю, - ответил Се Лянь. - И мне все равно. Хуа Чэн робко улыбнулся. - Я боюсь ничего из этого не вспомнить, - признался принц. Он внимательно следил за движением чужой груди и повторял чужое дыхание. Как забавно, что в этом вопросе они поменялись местами. Хуа Чэн явно преуспел в маскировке. Теперь и Се Лянь не нуждался в воздухе, но если он не будет дышать, он впадет в панику. - Там ничего нет, только боль и темнота, и я боюсь, что приму это за галлюцинацию. - Скажи мне, где ты, и я буду рядом, когда ты проснешься. Эти слова и этот взгляд попали ему прямо в душу. Он хотел, как же он хотел видеть его вот так каждое утро. Это была хорошая мечта. Хуа Чэн бы выглядел сонным, это было трудно ему представить, да, но даже его безмятежный вид обычно делал конечности принца вялыми. Если бы он увидел его вот так, рядом, на расстоянии ладони, с лениво прищуренными глазами и разметавшемися черными волосами, Се Лянь бы и вовсе никогда не захотел вставать. Просто лежать рядом уже было больше, чем он рассчитывал. Хуа Чэн терпеливо смотрел на него, и Се Лянь с усилием вспомнил его вопрос. - Я не знаю, - признался он. Он действительно не знал - Лан Цянцю завязал ему глаза и отвел в незнакомое место, где даже горизонт был пустым. - Сань Лан, я нехороший человек. Я совершил ошибку и несу справедливое наказание, поэтому и пережить все это я должен в полной мере. Я не знаю, сколько это займет времени, но все будет в порядке. Лицо Хуа Чэна темнело все больше и больше. - Я убью тех, кто это сделал. - Нет, Сань Лан, не надо его убивать. Он был вправе. - Он? Ваше высочество, кто он? - Сань Лан. Хуа Чэн молчал. - Сань Лан, пожалуйста. - Гэгэ. - Я знал, на что иду. Я не жалею, - Се Лянь грустно посмотрел на него и нежно положил свободную руку на его щеку, безмолвно прося взглянуть в ответ. Собственная ладонь казалась неповрежденной, но он знал, что под иллюзией его окровавленные пальцы с выступающими голыми костями касаются холодной кожи. Или он уже достаточно исцелился, чтобы вернуть им прежний вид? Он ничего не чувствовал. Как мертвец. Хуа Чэн хмурился все больше, взгляд его сделался острым и проницательным. - Гэгэ, я не думаю, что это справедливость. Пожалуйста, позволь мне помочь. Темный глаз сиял решимостью и одновременно мольбой, и Се Ляня поразило волной его искренности. У него физически не получалось сказать ему, что он не считает себя достойным спасения. Так они и продолжили смотреть друг другу в глаза не двигаясь и, кажется, даже не дыша.