Вожак йонов

// — Может поговоришь с папой? — спросила Фэя у Брана. — А чего толку? — вопросом на вопрос ответил Бран. — Только хуже сделаю… — Сам видишь, что происходит. У нас Йокке и так сверх меры эмоциональный… — вздохнула Фэя. — А теперь ещё и злой как голодный тролль, — прибавил Фоиль. — Раз боевая магия пошла в ход… — Ну чего я сделаю? — Бран обратился в гигантского щенка. — Попрошу, чтоб не наказывал? Папа больше взбесится. — И то верно, — теперь Фоиль вздохнул. — Как нам помирить двух упрямцев теперь… — Был бы Йокке каплю сговорчивее, — покачала головой Фэя. — Вот же упёртый балда. — Нам бы план придумать с Йокке… А его-то как раз и нет — горько констатировал брат-двойняшка. // «До чего мы дошли» — грустно думал глава семьи Бьёнен — «Обретаю у людей ремень, чтобы сына выпороть» От тягостных мыслей его отвлекла встретившаяся знакомая женщина. — Мистер Бьёнен, добрый вечер! — приветливо поздоровалась миссис Норман. — Чудесная погода! Вижу вы тоже вышли пройтись. А почему без своих зайчат? Им тоже свежий воздух нужен. Я девчонок на велосипедах гонять отправила. Штефан мрачно на неё глянул, совсем как младший сын. — Приветствую, госпожа Норман, — у Штефана была прекрасная память на имена. — Хорошо вам… с девчонками. — У вас вроде тоже дочки есть? Или я напутала… — Есть. Близняшка. И младшая двенадцатилетка. — Замечательно! А ребятам сколько? Брану знаю двадцать. — Близняшкам восемнадцать, младшему семнадцать, помилуйте предки. Штефан едва различимо выругался. — Прекрасно-прекрасно, — искренне порадовалась миссис Норман. — Да не так уж… — не сдержался Бьёнен. Миссис Норман была наблюдательна, потому спросила у посеревшего мужчины: — А что такое? Ой, все здоровы? Глава ордена не привык делиться с незнакомцами тонкостями семейной жизни, поэтому кратко свернул разговор и попрощался. — До свидания! Здоровья всем! — от души пожелала женщина, так что Бьёнен не сдержался и усмехнулся от некоторой абсурдности. // Йокке еле успокоил Сьёфн. Девочка перестала реветь, но твёрдо намеревалась заступиться за брата перед отцом. — Это всё я виновата, — твердила сестрёнка. — Я его уговорю. — Не лезь! — испугался Йокке. — Офицер вовсе озвереет! Скада масла в огонь на неделю налила. А теперь выйдет: паршивый брат против отца тебя настроил. Головой-то думай! — Никто меня не настраивал! — возмутилась Сьёфн. — Я сама знаю, что хорошо, а что плохо. И вот это плохо! Очень плохо! — Здесь я согласен, разумеется. Но влезать ни в коем случае нельзя. Тем более, Светлячок… В первый раз в жизни я заслужил… — на бледных щеках выступили розовые пятна. Пока они с сестрой были только вдвоем. — Ты это… из-за меня? — растрогалась младшая. — Нет, — с младшей сестрой Йокке был честен. — Я тут с Браном… Попал впросак, ничего не скажешь… Оступился так оступился. — Обидел братика? — строго спросила Сьёфн тоном мамы. — Да если бы, — Йокке усомнился, стоит ли признаваться в кошмарном инциденте сестрёнке. А если не простит? — А что? Йокке окончательно покрылся румянцем. — Если скажу, ты меня не возненавидишь? — Ну что ты такое говоришь, братик? — Сьёфн немножко приобняла Йокке. — Погоди тискаться… Не слышала ещё, как я напортачил, — Йокке набрался мужества и выговорил — Обжёг Брана. Не нарочно. Но всё равно стыдно, хоть вешайся. Сьёфн не нашлась, что ответить, смотрела на брата. — Так и знал, — Йокке закрыл лицо ладонями и поднялся. Постоял немного, возвращал себе контроль над собой. Потом открыл лицо и сказал почти холодным тоном — К отцу не лезь. Да и от меня подальше держись. Йокке начало мелко трясти. Он почти сбежал от Сьёфн, которая запричитала и попыталась его остановить. // Вернулся Штефан. Успел всё обдумать и успокоиться. Они поели в почти трагической тишине. Каждый думал о своём. Младший не спустился, а глава Бьёнен и не настаивал. Пусть подумает заранее о своём поведении. Сьёфн испепеляла взглядом отца. (Не полезла, как Йокке попросил). Близняшки многозначно переглядывались. Иногда члены семьи всерьёз задумывались, не умеют ли Фэя с Фоилем читать мысли друг друга. Но на эти предположения они только загадочно величественно улыбались как один. Бран судорожно уничтожал всё, что было на столе, едва оставляя другим. После ужина Штефан поднялся к сыну и постучал. И это было не просто вежливостью. Йокке наворачивал на свою комнату настолько ядрёные охранные заклинания, что специалистам ордена смело можно было завидовать. Младший с мраморным лицом открыл дверь. Штефан в очередной раз попытался отследить технику, что-то понять, но Йокке отточенными движениями вытаскивал «ключи» хитросплетённых узлов заклинаний. Молниеносно и скрытно. — Милости просим. Гостей я люблю также нежно, как Скада любит меня, — мальчишка привычно язвил, но Штефан видел: поджатые в кривой усмешке губы абсолютно обескровлены. — Отправляемся? А то у меня, знаешь ли, много дел вечером. Хотелось бы прочитать что-нибудь про породы коз, классифицировать одну знакомую вайновской масти. — Куда? — не понял Штефан. — В Асваград на развлечения, — концентрированной кислотой ответил Йокке. — Тебя же подобные мероприятия очень развлекают. — А. Нет, — безыскусно пояснил глава ордена. — Мы останемся здесь. Лёгкое удивление пробилось сквозь тщательно напущенную спесь Йокке. — Я тебя по-человечески накажу, — прямолинейно заявил Штефан. — Вот так. Глава ордена продемонстрировал сыну ремень. — Это что? — вырвалось у Йокке и он сам про себя съязвил — Тупой вопрос, прямо скажем. Понятно что. Похоже твоя дрессировка работает, я уже тупею. — Ремень. Ты не знаешь, конечно. Но так наказывают непослушных детей люди. — Даже знать не хочу, откуда тебе это известно, — Йокке поймал себя на мысли, что ему было любопытно откуда. — Расскажу вам как-нибудь, — пообещал Штефан, немного улыбнувшись, но потом нахмурился — Но не сейчас. — Само собой. Ты весь в предвкушении праздника… — Не надо, пожалуйста, — чуть рассердился Штефан. — Мне не по нраву тебя драть, но по-другому не получается договориться. Йокке неожиданно промолчал. Только побледнел. Он прикидывал физику предмета. Будет менее болезненно или наоборот? Младший из Бьёнен пытался читать о смаарте. Но был впечатлительный и с развитой фантазией. Так что накрывали бурные чувства. Настолько, что в одну из таких попыток книга воспламенилась в руках юного йона. Но со смаартой парень был и так знаком. Так сказать, на личном опыте. С наглядными примерами можно начинать подстраиваться. А в текущей ситуации — неизвестность. — На кровать ложись, — классическим офицерским тоном отчеканил отец. — Штаны долой. — Только не связывай, пожалуйста, раз уж мы здесь, — попросил вдруг Йокке и очень смутился. — Ужасно это… Взрослый Бьёнен засомневался. А если опять воспламенится? Глава ордена планировал снова незаметно использовать путы. Но сын так искренне попросил. Штефан будто снова увидел десятилетнего малыша, который ещё не научился притворяться и хитрить. — А ты будешь слушаться? — Буду, — опять удивил Йокке честным тоном. И в подтверждение стал раздеваться возле кровати. Старший Бьёнен растерялся. Штефан понял: не взял ничего для связывания. Забыл. Были конечно обездвиживающие заклинания. Но Йокке в двенадцать научился их обезвреживать. (А Бран в младшем ордене, в восемнадцать…) И что делать? — Ладно, — уступил Штефан, наблюдая как покорно Йокке растянулся на кровати лицом вниз. — Значит так. Думаю, не надо объяснять за что наказание? — расставил точки отец. — Мешал сестре учиться, похабные анекдоты рассказывал благопристойной вайне. — Один, — поправил Йокке, оперевшись на локти и сверкнув серыми глазами. — Стерве хватило одного для проигрыша. — Повежливее, сынок, — очень строго сказал Штефан и сжал в ладони ремень. — За это отдельно добавлю. — Вот и Бран так сказал. Не про добавлю, разумеется… Хотя он будет рад. При вспоминании о старшем брате Йокке стало не по себе. И йон поджал губы, враз помрачнев. — Попросишь прощения у госпожи вайны, — отрапортовал глава ордена. — Понятно? Младший не съязвил. Не согласился. Пауза затягивалась. — Понял, спрашиваю? — повторил Штефан и подумал: «Опять придется выбивать раскаяние». — И какого тролля ты с ней спорил? — вспомнил взрослый Бьёнен. — Мы будем о ст… Скаде говорить? — кисло поинтересовался Йокке. — Тогда выбираем что-нибудь одно. Потому что для меня равнозначно мучительно. — Тебе так сложно извиниться, если ты не прав?! — начал выходить из себя Штефан. — А я не был неправ, — без промедлений огрызнулся Йокке. — Более того, пари я выиграл. Про Скаду говорить было легко. Лишь бы не думать про ожоги на руках брата. — Нельзя так себя вести! — рявкнул Штефан. — Неужели не понимаешь?! — Как? — изобразил глубочайшее удивление артистичный мальчишка. Оголённая часть тела покрылась мурашками. То ли предчувствие, то ли становилось прохладно без одежды. Отец рассвирепел. Ну невозможно с наглецом нормально разговаривать. Только с розгой доходит. Или с ремнём. — Чего с няней не поделили? — додумался внезапно задать правильный вопрос офицер ордена. Йокке опустил лоб на покрывало. «Да что ж такое. В душу полез. Ладно, сверну его с этого пути. Дорого обойдется…». Развернулся насколько возможно к отцу и полил: — Без понятия почему невзлюбила меня. Юмор мой оценила. Анекдот понравился. Если отложишь предмет находчивых людей в сторону — я и тебе расскажу. Офицеру по душе придется. Будешь потом по сто раз своим дуболомам травить. И злодейски ухмыльнулся. Йокке видел, как рассердился отец. Ясно. Опять сильно выпорет. — Пора прекращать разговоры, — веско подытожил закипевший Штефан. Ремень в замахе не издавал мерзкий свист. Но звук удара получался более громким и первые три удара пугал сам по себе. Глава семьи не сразу приноровился к ремню после розги. Первая пятерка легла как попало, с разной силой. И следы на белой коже оставались непривычные. Однако, к десятому удару Штефан освоился со средством и методикой. И далее укладывал профессионально. Покрывая алыми широкими полосами ягодицы юного наглеца. Йон задерживал дыхание в паузах. Какой уже раз пороли, а привыкнуть никак не получается. Что ж такое. Больно, как и впервые. Где хвалёное повышение резистентности агрессивной среде? Йокке вжимал лоб в скрещенные руки, сжимал зубы, не давая волю рвущимся стонам, и думал об ожогах на руках старшего брата. Вряд ли здоровяку было так же больно, как Йокке сейчас. Но всё же. Пока семья ужинала, йон изводил себя чувством вины. И решил: надо разобраться с поджигательством. Снова закопаться в книги. Но нужные серьёзные книги в Асваграде. Надо улизнуть и наведаться домой, в ласрум Совета. Йокке год назад научился вскрывать колдовские «замки» на дверях правительства вайнов. И читал что хотел, обыскивая стеллаж за стеллажем. Даже то, что до 21 года (совершеннолетия) читать было не положено. Но ещё через пять тяжёлых хлестков мысли в прямом смысле выбили. Йокке только считал, не смотря на то, что офицер не озвучил размер экзекуции. А спрашивать неловко. Удары отец ложил тяжко, даже немного протягивая шершавой поверхностью по без того горящей коже. Очень больно. Розгой он так не делал. Вдруг Штефан остановился. Мысленно выругался. Забыл зачаровать ремень. Это не продуманность вайнов… Молочно-золотистая узорчатая розга была не простой изящной вещью для наказания, а — артефактом. Обычный человеческий ремень магию не блокировал. А значит, младший через полчаса забудет о внушении. Или гордость не позволит Фэю просить? Или стыд не позволит. Тролль его знает. В любом случае, Штефан тут прогадал. Сейчас прерываться, колдовать, возвращаться и пороть заново не выйдет. Йокке воспринял паузу как передышку. «Ой, какой милосердный». Очевидно, до завершения они не добрались. Отец был зол. Ни за что не отпустил бы так рано. Даже если бы стал умолять и просить прощения. Следующие удары были слабее. Но чаще и монотоннее. Один за другим как капли дождя. Огненного, яростного вулканического дождя из лавы. С раскаленными каплями размером с ладонь. Йокке стало сложно успевать считать. Он стал безотчетно двигаться, уклоняться от хлестаний. Ленты надежно держали на лавке. А самому себя контролировать и лежать смирно было непосильно задачей. Штефан услышал: сын начал прерывать низкое мычание всхлипываниями. Темпа не сбросил. Ничего. Он только начал. Раз сможет восстановиться, то непосредственно процесс должен остаться в памяти подольше. Мерно, быстро ремень ожигал плоть. Цвет ягодиц приближался к цвету свежего мяса. Обычно очень сдержанный (спесивый) сын совсем стал извиваться. Штефан поставил руку на спину мальчишки, слегка упёрся и вдавил в кровать, чтоб не дергался. И продолжил как часы отбивать болевой такт. Йокке насчитал пятьдесят один и сбился. Боль уже была невыносимой. Перерывов почти не было и запредельно ожигающий расплавленный металл разливался по коже непрестанно. Тело трусило от пожара ниже спины и спертых рыданий. Самое невыносимое — разум отказывал от боли, превращая в животное. — Остановись, — выдохнул Йокке, набрав сил. — Пожалуйста. Штефан прервался и заколебался. Хватит ему или нет? Седьмой десяток… Ну, бьёт-то слабо. Не тяжелой рукой (как казалось). Однако, высокомерный Йокке раньше не просил. Выл, шипел, плакал. Но не просил остановиться. Ладно. Глава ордена убрал руку со спины. — Перед Скадой извинишься, — сказал Штефан без вопросительной интонации, скорее отдал приказ. Йокке безответно плакал в скрещенные руки. Ничего. Не долго ему рыдать. Скоро сообразит про магию. Что-что, а младший сообразительный. — И упрямый жутко, — вслух продолжил собственный мысли Штефан. — Когда слушаться начнёшь? Отец не ждал ответа — Йокке весь был погружен в боль — направился вон из комнаты. // Штефан сообщил Скаде, что временно Бьёнен обойдутся без няни. С сыном и так еле-еле общий язык находит. Не находит, откровенно говоря. И напряжение вдобавок с вайной семье не нужно.