Вожак йонов

— У меня поставка для Йокке, — сообщила девчонка, подбирая обыкновенную картонную коробку с пола и протягивая между магом и йоном. — Ты лисий демон? — сузил змийный прищур Йокке Бьёнен. — Заяц? — одновременно с собратом с насмешливой ухмылкой спросил Йокке-маг и показал рукой с двумя растопыренными пальцами прыгающий жест. — Такой умный и не знаешь, что не внешность тебя определяет в момент, а то, что ты делаешь, — почти в точности таким же насмешливым скосом улыбки ответила рыжая. — Я доставила посылку. Значит я — доставитель. — Кому посылка? — Йокке. Йокке продолжительно посмотрели друг на друга. — Кому из нас? — Йокке, — повторила дева и искрынула серо-карим взглядом. — Мы оба Йокке. — Вот именно, — многозначно удостоверила «курьер» и почесала пальцем шею, оставляя красные следы на коже. — Но ты сказала посылка Йокке, а не … Йокке, — Йокке-Утгор смутился и завёлся от того, что мысль не выразилась чётче. — Не двоим, а одному, — закончил фразу — пришёл на помощь маг, тоже слегка уже раздражаясь. — Ты одно существо, — улыбнулась торчащими зубками маленькая девушка. Йокке ещё более долго смотрели друг на друга. — А от кого? — От Йокке. — Смешно, — язвительно отметил Йокке. — Как ты думаешь, когда ты? — без иронии, серьёзно задала вопрос лиса-оборотень или кто она там была. — Посмотри в окно. Тут нет времени. Один немного позже, один чуть раньше, один передал посылку оттуда-сюда — один сейчас. Йокке по третьему кругу, одинаково размышляя пялились на своё озадаченное лицо. Ощущение, что всё так. Только вот верить ли? Тем временем девчонка слегка поправила груди под платьем, сдёрнула ободок, ринулась на Йокке-йона, пытаясь нацепить. Йокке разумеется отбился и был недоволен. — Зайка! — выкрикнула рыжая, рассмеялась, мелькнула хвостом под юбками и сбежала по вагону к двери. Йокке бросились вдогонку, но дверь хлопнула перед носом. Открыть снова не предоставлялось возможности. Йокке обменялись ругательствами. И вернулись изучать коробку. Внутри находились магический красноватый тёплеющий огонёк без основы и серебристая бликующая в свете медалька с гравировкой «Ты наша гордость». Йокке не переговариваясь думали. Почти об одном и том же. — Мы разные, — сказал Йокке-маг. И остро режуще дополнил, — Кому-то чуть больше повезло, а кому-то… — Значит, это тебе. Очевидно, что это магические артефакты с явно обозначенным посылом и целенаправленностью. — Нет, это тебеее, — едко-едко пролил горький яд маг. — Из нас ты Йокке-счастливчик, ты ж у нас выиграл… — Да что ж такое! — вскрикнул йон. И зашипел: — Да уж такой прям счастливчик, просто баловень судьбы! — Именно, — вторил шипением Йокке маг. Йокке выбесил. Прямо до пределов, до границ разозлил этот Йокке. И разлилось огнём через край! «Зайчик» — не вовремя припомнилось Йокке-йону. Взор упал на лежавшие на сидении уши и в памяти всплыла доброжелательная миссис Норман. И посиделки. И где Бран? Йокке-маг клокотал от обиды и злости. И чтобы не сделать что-нибудь, о чём точно потом сильно пожалеет, сбежал по вагонам подальше. Йокке-йон немного подумал и пошёл вслед. — Ты прав. По неизвестным причинам мне повезло. Поэтому нет смысла спорить. Ты забираешь подарки. Это справедливо. — Не справедливо, — прошуршал Йокке-маг. — Справедливо поровну. Каждому подарок. — Мне кажется да, — кивнул Йокке Бьёнен. «В этом мы согласны» — подумал каждый Йокке. — Значит, договорились. Вот что я думаю. Очевидно, что огонёк — это для меня. Ты и так йон с магией термокинеза. Зачем тебе. А медаль — для тебя. Там «наша». У тебя там… Много всех. А у меня отец и… и… Никто мной не гордится, — Йокке до боли закусил губу. Грустно стало всем Йокке. Йокке-маг отвернулся в окно и слегка позеленел. Йокке-йон опустил голову и теребил кроличьи уши в руках. — Но! Если это послал бы я, — рассуждал громко вслух Йокке-маг, хотя Йокке-йон подумал вдруг абсолютно то же самое. — То была бы какая-нибудь шутка или что-то вроде загадки! Йокке одинаково ухмыльнулись. — Поэтому… — … мы поменяемся! Йокке свистяще вдохнули. — Всё-таки поменяемся? — неожиданно робко спросил Йокке-маг. — Не навсегда! Я и сам понимаю, что нельзя просто стать другим. Ненадолго. Я немного остыну. — Поменяемся, — согласился Йокке. В конце концов, он уже положил начало с Ватраном. Может действительно что-то по-новому узнает. Почему-то исчезло недоверие. И Йокке верил Йокке. — Только будь осторожен. Йокке благодарно кивнул. И всё-таки не зря же он здесь оказался. Не из-за Штефана (Ватрана)! Из-за мамы. Тут должны быть ответы или подсказки! А Йокке про маму спрашивать категорически не стоит… — Меня… меня… — тихо-тихо произнёс Йокке-маг, сев спиной на другое сидение и играя с красным пламенем. — В детстве мама называла «огонёчек». Йокке помолчали. Но напряжение полностью пропало — полюса исчезли. — А меня «носик». Потому что вечно всюду влезал куда не просили… — Похожи ли наши м… — попытался продолжить Йокке, но не смог. Горло схватил спазм. — Ты узнаешь, — уверенно сказал Йокке с обнадежой. — Обязательно. Раз мы одно существо… Ливейя и твоя мама. Йокке-маг вскинулся, обернулся, заблестел влажными серыми глазами. — Мою маму тоже звали Ливейя… — Зовут, — твёрдо заявил Йокке. — Мы её найдём. Теперь вместе — точно найдём. У Йокке возникло странное желание обнять Йокке. Йокке-маг помялся, помялся и встал и… Очень странно было обнимать себя. И тут поезд вскрикнул и резко остановился. Йокке влипли в стекло окна. Время разморозилось. Оказалось, что впереди не просто брезжил рассвет — там вдалеке вращался маяк. — Выходим! — взбодрился Йокке. Йокке-маг подхватил серебристую медаль с «Ты наша гордость», а Йокке-йон заловил ладонью огонёчек и крепко прижал к груди. Дверь вагона наконец поддалась, раскрываясь на свободу и впуская свежий воздух. // Йокке Бьёнен очнулся с кошмарно кружащейся головой. Разлепил глаза — оказалось на кровати в Мидварде. Приплыли… Покружился на вертушках, никак не мог понять, кто он. «Кто я?» Какой он Йокке? В памяти всплывало то одно, то другое. Там было что-то, чего с ним никогда не бывало. Сами факты были смутные, размытые в невнятность без начала и конца — как сон — но эмоции очень сильные. Как бегут с Торнаром наперегонки и старший брат обгоняет… И Йокке кричит… Только кричит уже не Торнару, а Брану. И бросается с «аррр». Вот Бран учит пускать блинчики, а у Йокке никак не выходит и он ужасно, ужасно злится… Вот Йокке натягивает тетиву и Ватран опускает ему плечо в ровность. Он стреляет — и отец говорит «молодец!» и лицо Йокке едва не трескается от довольной улыбки. Со Штефаном они никогда не стреляли… А вот отец-асв рассказывает про сражения. Но Ватран никогда не рассказывал военных баек. Всё перемешалось. «Кто я на самом деле?» Вот он дурачится с платьем Фэи. Вот его рисует Сьёфн. Вот мама царица асвов Ифридда поёт колыбельную и гладит по плечу в объятии: »…Спи огонёк спи Пусть уйдут твои печали Спи, огонёк, спи Самый яркий меж князьями Пусть вернётся гордая сила Пусть водой потечёт жизнь по жилам Пусть огонь запылает в сердце Ты открой для него сердца-дверцу» А потом целует в щёку — на щеке горячо — даже сейчас горячо, хотя Йокке Бьёнен… И огонёк горит там где-то на груди пусть и незримый. Вайна рассказывает стих про Сороконожку: «У сороконожки Народились крошки. Что за восхищенье, Радость без конца!..» Но то ведь — разным Йокке. «Мама, кто я на самом деле?» Лосина Торнар в тесной нише дарит победную медаль. А потом отец… отец надевает и говорит, что Йокке победил… И Йокке ощущает в нутре в пальцах металлическую гладкость. Хотя и не видимо. Вот Йокке корчится от боли и обиды… Всё перемешалось. Ужасный гнев! Чудовищная злость! «Никогда не прощу, никогда! Я отомщу! Ты будешь страдать, как я!!!» И искорка желания любви, поддержки, принятия. Но разве может это ужиться?! Ярость от обиды, глубокая рана. Больно, больно! Как больно!!! «Не прощу, не прощу!» «Уйду. И никогда не вернусь. Оставайся без моего огня! Загибайся! Угасай!» И надежда… Что придёт, что попросит прощения. Поймёт. Утешит. Так хочется признания отца. И любви. — Сынок, — рука Штефана обхватила запястье. Йокке окончательно открыл глаза. Приподнялся. Смотрел и смотрел на отца. И всё никак не мог понять, кто он. — Сынок, — рука сжалась сильнее. — Проснулся. — А Бран? — встрепенулся младший Бьёнен. — Где Бран?! — Тут. Штефан молчал. Держал крепко руку, перехватил ещё второй ладонью, будто опасался, что Йокке снова исчезнет. — Как Бран? С ним всё в порядке? — Да, — снова будто выдавил Глава ордена. — Йонов убили? — холодно высказал догадку Йокке и поджал губы. — Нет. Штефан вздохнул и осел как будто под тяжестью. И молчит. — Что? Ни слова. — Ну ясно. Ты мне запретил, я ослушался, нарушил, полез в Мир духов. Всё по новой… Йокке вздохнул и постарался вытащить руку из хвата отца. Штефан посерел. — Я слышал. — Это пон… — Слышал, что ты говорил в… как это называется. В… Да никс с ним, как называется! — повысил голос Бьёнен старший. — Слышал, что ты там болтал! — Про что? — Про… Замолчал. Йокке подумал-подумал. — Про нас с тобой? — Да. Йокке тоже смолк. Что тут сказать ещё. Всё озвучено. Будто занавесь меж мирами колыхнулась, словно ветерок перемены пролетел, ласково коснулся щеки. — Я тебя не понимаю, — признался Йокке, восстанавливая в памяти ход разговора с другим Йокке. — И я не знаю, чего ты хочешь. В этом вся загвоздка. Я не могу понять и не пытался. — Я не могу… как ты… Мне сложно говорить, подбирать слова. Тяжело собирать слова… Да и не обязан я перед тобой оправдываться! Я твой отец! — Н… — Подожди, не перебивай, — Штефан руку не выпускал. Словно, если не будет держать — Йокке немедленно сбежит. — Мне тяжело говорить. Но я не глухой. Я слышал. И всегда тебя слушаю. — Да не… — на этот раз Йокке сам осёкся. Вот сам и не слушает, получается. Кто не слушает — не будет услышан. — Прости. Говори, говори пожалуйста. — У меня сердце за тебя болит. Бьёнен замолчал. Йокке тоже молчал и ждал. Слушал. — Я за тебя боюсь. Постоянно, каждый день. Очень боюсь. Йокке молчал. И Штефану стало намного полегче видеть, что не скривился в ухмылочку свою язвительную как обычно и колкости с языка не посыпались. Может правда что дошло наконец. Приподнял плечи на вдохе-выдохе, погладил руку ребёнка. — Сынок. Боюсь что неосторожность, игривость, лекгомысленное… вызовы твои…шутки и провокации… приведёт тебя в беду. Я должен тебя уберечь, защитить. Я твой отец! — А меня ты пугаешь. Ты должен меня защитит, уберечь. Но я тебя боюсь. Ты меня ранишь, — не утерпел и всё-таки высказался Йокке. — Я пытаюсь тебя предостеречь… Как ты не понимаешь. Я был в отчаянии. Я очень за тебя боюсь! — Я видел другой мир. В котором ты меня защищаешь, но боль не причиняешь. Впрочем… и я тебе тоже. Мы на одной стороне, а не порознь. Мы не воюем, а действуем сообща. И тогда всё хорошо и всё получается. Может быть мы так попробуем? — Так много наговорил… — снова посерел Штефан, вспоминая речь Йокке. — Мир не так устроен, сынок. Я говорю — все подчиняются. Потому что приказ отдается не просто так. Все слушаются. И только один Йокке меня не слушается! Который меня прежде всего должен слушаться! Йокке хотел спросить. Очень хотел, но в горле стоял ком и было очень неловко. Йон сказал другое: — Я был не прав. Я тебя тоже не слушал. И не понимал. Хочу тебе поверить. Но мне нужны… доказательства. Прости, но без этого никак. Мне нужно проверить… — Что? — Ты меня любишь? — Сынок, конечно люблю, ну что ты опять! — Так дальше нельзя. Нельзя ранить и обижать друг друга. Это неправильно. — Сынок, — Штефан потянул руку Йокке на себя. Йокке колебался. «А я?.. Я хочу, чтобы мне шли навстречу — а я иду навстречу?» Йокке не сказать, что совсем свободно и не без некоторого смятения в нутре притянулся к отцу. Штефан прижал к себе. И на йоне заплясали неуверенные островки пламени. — Этот огонь — это не от гнева. Выражение предрасположенности, — смущенно и обтекаемо пояснил Йокке. — Сынок. Что тебе… мама сказала, когда ты «парус» сломал? Йокке поднял брови. — Лив тебе что-то сказала. И ты потом начал спрашивать разрешение. — Да ну…что… — очень покраснел йон и скрыл щёки в ладони. Собрался с силами. От кошмарного стеснения растерял красноречие и едва подбирал слова (прям как Штефан). — Сказала, что есть более могущественная магия. Она не в артефактах. В основе всего. Артефакты — лишь часть и один из способов. И что она не работает, когда… разделяет… Не знаю, как объяснить. Объединять надо. А когда я тайно забрал одну часть и никому не сказал — всё перестало работать. Развалилось. А починить не получилось, потому что я не сказал — не доверил — и всё разъединилось и не собиралось… чтобы магия произошла. Нужно доверие. — Я никогда тебя не ненавидел. Никогда. И всегда гордился. Ты наша гордость. И я тебя люблю, сынок. Слова как разряд молнии высверкнули. Точно в цель. Йокке даже дыхание сбил — так сердце забилось. — Как там… — в комнату протиснулся здоровяк брат, но заметив, что Йокке в сознании, заголосил. — Йокке! И братец бросился тискаться. Счастливый как щенок. (Йокке не выражал так яро, но признаться тоже был запредельно рад видеть Брана) — Я видел много тебя! Много Йокке! Такого же… это… в короне такой… смешной как ты! И ещё там был Йокке, который тонул, а я вытащил! Хороший как ты… называл себя… как же он себя называл… не вспомнить… как это… — С тобой всё хорошо? — заволновался йон. — Как ты вернулся? — Просто вернулся. — Бран давно пришёл в себя… — мрачно прояснил отец. — А тебя мы добудиться не могли. Я очень испугался за тебя!.. И ведь просил! Так и сказал: смотри, сын, не суйся в духологию! Ясно же словами разъяснил! Предки, как же я испугался… Йокке поджал губы и сполз с противоположной стороны кровати.