Колония

Только через два часа, забравшись в чью-то квартиру, чтобы переждать беспорядки, Никите удалось связаться с Биркоффом. Парень ушёл на долгую паузу и вернулся с неутешительными вестями: — Шеф приказал тебе вернуться в Отдел, вертолёт будет через 40 минут. — А как же Майкл? — воскликнула Никита, кусая губы. — Шансы вытащить его сейчас минимальны. Нужно провести разведку и сформировать новый план. Девушка сделала несколько шагов взад-вперёд, заламывая руки. Внутри неприятно сосало под ложечкой. — Нет! — наконец, произнесла она. — Никита, это приказ… — растерялся Биркофф. — Отследи передатчик Майкла и сообщи мне последние координаты, — выпалила она. — Что ты собираешься делать? Ты одна, без оружия, в стране военное положение… — Биркофф! — голос девушки звенел болью и решимостью. Парень замолчал, и в наушнике послышалось торопливое шуршание по клавишам. — Ничего не понимаю… — бормотал он. — Не может быть… — В чём дело? — терпение Никиты подходило к концу. — Он в пятидесяти километрах от города. Там ничего нет, кроме… — парень глубоко выдохнул. — Кроме? — девушка закусила ноготь, продолжая ходить взад-вперёд. — Кроме колонии Дигнидад. — Что это ещё за колония? — потребовала Никита. — Основана Паулем Шэфером в 1961 году, выходцем из Германии, где он служил в вермахте. В начале 90-х, после того, как Пиночет потерял власть, Шэфера осудили за изнасилование несовершеннолетних. Был большой скандал, но колонию так и не прикрыли. Это религиозная община, но подробностей здесь нет. Я скину тебе контакт в Чили, возможно, он знает больше. — Спасибо, Биркофф. Никита завершила вызов и упала лицом в ладони. *** Майкл лежал на железной кровати, прикованный наручниками к изголовью. Серая тряпка прикрывала его гениталии, а всё остальное тело взрезали кровоподтёки и сочащиеся раны. Он приходил в сознание и тут же терял его, слыша смутные голоса и видя перед собой размытые силуэты. Он помнил, что его пытали электрошоком, но сколько зарядов пропустили и что ещё делали — это оставалось вне досягаемости. Единственная мысль билась в его голове: он был тут один, без Никиты. Её оставили на улице, а значит, она сможет выбраться, сможет защитить себя. В полубреду он почувствовал, как к вискам приставляют что-то холодное и в рот просовывают резиновый кляп. Он уже знал, что за этим последует, но белая арка, зажёгшаяся в мозгу и выгнувшая тело под неестественным углом, оказалась невыносимой. Все его самые тяжёлые воспоминания перемножились одно на другое: потеря родителей, бомба, которую они подложили с Рене на демонстрации, кошмары, в которых он видел свою сестру мёртвой, смерть Симоны, её неожиданное воскрешение и вторая, такая скорая, смерть, рождение Адама, ставшее самым счастливым и самым невыносимым моментом его жизни, постоянный страх за Никиту… Майкл закричал и снова упал без сознания. Всё погрузилось в беспробудную, благословенную тьму. *** Грузовик трясся по пыльной дороге, подпрыгивая на ухабах. Слева и справа простирались золотистые поля пшеницы, и если бы не нарастающая тревога за Майкла, Никита могла бы насладиться прекрасным солнечным днём. На ней было длинное льняное платье, крепко обхватывающее шею и спускающееся бесформенным балахоном почти до пят. Руки прикрывала такая же бесформенная серая кофта, и волосы были убраны под платок. Машина остановилась посреди поля, и водитель указал на юго-восток. — Иди прямо, не ошибёшься, — сказал он на ломанном английском. — Ты уверена, что тебе туда нужно? В его глазах промелькнула тревога, и Никита тронула его за рукав. — Я уверена, — выдохнула она и оставила на приборной панели несколько пятидесятидолларовых купюр. Уже через полчаса, пробираясь сквозь высокие колосья и утопая в пыли, девушка готова была многое отдать за стакан воды. Ей так сильно напекло голову, что перед глазами всё плыло, и начало казаться, что она топчется по кругу. Когда она наконец-то вышла к пролеску и оказалась в тени, из её запёкшихся губ вырвался стон облегчения. Ещё через несколько минут сквозь деревья можно было разглядеть высокий забор, обнесённый колючей проволокой, и массивные железные ворота. Никита постучала, и практически мгновенно на уровне глаз открылось маленькое окошко. Строгие серые глаза, увеличенные за стёклами очков, уставились на неё, словно хотели пронзить насквозь. — Господь благословит, — пробормотала девушка и опустила взор в землю. — Господь благословит, — ответила женщина по другую сторону ворот. — Ты желаешь присоединиться к нам? Никита кивнула, не поднимая головы, и услышала, как начали отпираться засовы. Её собеседница оказалась грузной дамой лет шестидесяти, во многом похожей на мужчину — и грубым, будто прокуренным голосом, и тяжёлой походкой, и едва различимой растительностью над верхней губой. — Я много слышала об этом месте… — начала оперативница, украдкой оглядываясь по сторонам. — Помолчи! — оборвала её женщина. Они проследовали по тенистой аллее к белоснежному зданию со шпилем. Слева и справа виднелись ровные ряды бараков и хозяйственных помещений, а вдалеке простирались те же бескрайние поля. Оказавшись в стенах помещения, Никита с облегчением вдохнула прохладный воздух и облизала засохшие губы. — Ты, должно быть, хочешь пить, — сказала женщина. — Да! — кивнула Никита и улыбнулась. Через несколько секунд перед её лицом появился стакан воды, истекающий прохладной испариной. Девушка потянулась к нему — и получила резкий удар по пальцам. От неожиданности у неё на глаза навернулись слёзы, и она поспешила проглотить их. Слева скрипнула дверь, и оттуда вышел белокурый мальчик лет семи. Его лицо опухло от рыданий, и всё тело мелко дрожало. — Что произошло? — Никита присела перед ним на колени, тут же забыв о собственной боли. — Оставь его! — проревела женщина. — Тебя ожидают. Оперативница сглотнула ком в горле и проследовала сквозь открытую дверь. Внутри стояло два кресла, низкий журнальный столик и старенькое пианино. На восточной стене висел простой деревянный крест. Мужчина лет сорока пяти стоял у окна, занавешенного белоснежным тюлем, и курил сигарету. У Никиты возникло стойкое чувство, что она находится на Вышке у шефа и сейчас ей предстоит непростой разговор. Мужчина обернулся и смерил её уничижительным взглядом. Его гладко выбритые щёки висели, словно у бульдога, и маленькие серые глаза безошибочно выискивали слабые места. — Ты хочешь присоединиться к нам? — медленно спросил он. Никита кивнула и опустила глаза. — Я ищу Бога… Я так много слышала об этом месте, здесь моя последняя надежда… Мужчина усмехнулся и затушил сигарету. — Раздевайся, — приказал он. Девушка подняла на него испуганный взгляд и почти бессознательно прикрыла рукой грудь, словно двух слоёв одежды было недостаточно. — Раздевайся, — повторил мужчина и вальяжно расположился в кресле. Никита выдохнула и принялась расстёгивать пуговицы на кофте. — Дальше, — кивнул мужчина, обводя взглядом её обнажённые предплечья. Оперативница схватилась за подол платья и стянула его с себя одним быстрым движением, оставшись в нижнем белье. — Так я и думал, — цокнул языком её собеседник и неодобрительно покачал головой. Он подошёл ближе и схватил её за сосок сквозь тонкий кружевной бюстгальтер. — Снаружи невинная овечка, а внутри вавилонская блудница, — презрительно прошипел он ей в лицо. Никита закусила губу от боли и стояла, не шевелясь. — Мы тебя исправим, — заключил мужчина и сжал её грудь ещё сильнее. — Иди! Девушка стремительно оделась и выбежала в коридор, где её поджидала всё та же грузная женщина, которая встретилась ей у ворот. — Я сестра Грета, — деловито сказала она. — Делай всё, что я говорю. Тебе запрещено разговаривать с другими сёстрами и смотреть на нашего Спасителя, если он тебе об этом не скажет. Оперативница кивнула и проследовала за Гретой. Ей начало казаться, что в Отделе всё было не так уж плохо.