Колония

В воздухе стоял запах навоза, терпкого пота и плавящегося железа. Нильс, сорокатрёхлетний кузнец с залысиной на круглой голове, монотонно бил молотом по раскалённой подкове, когда напротив его лавочки остановился фургон. Двое санитаров под руки вывели из кузова крепкого молодого человека в голубой униформе. Нильсу было достаточно одного взгляда, чтобы всё понять. — Эксперимент снова завершился провалом? — спросил он сестру Милдред, утирая пот со лба. — Если бы он хоть что-то сказал, мы бы остановили пытки, — передёрнула девушка плечами. — Но теперь уже бесполезно. Нильс окинул взглядом широкие плечи, жилистую шею и каштановые локоны новобранца. В прошлой жизни он, должно быть, ловил на себе тысячи пламенных взглядов, но теперь, с капающей изо рта слюной и трясущимися руками, мужчина вызывал лишь горькую жалость. — Что я должен с ним делать? — недовольно пробурчал кузнец. — Выдай ему какое-нибудь простое задание и следи, чтобы не убился, — Милдред поджала губы. — Поражение мозга полное. — Я М-м-мишель, — промямлил новичок, дёргая головой, словно слыша какую-то музыку. Кузнец хлопнул его по плечу и, тяжело вздохнув, повёл внутрь. *** Никита проследовала за Гретой в узкий деревянный амбар, где в ряд стояли железные кровати, устланные тонкими матрасами. Деревянный пол был исшаркан до блеска, голые стены не украшало ничего, кроме деревянного креста. Окна смотрели пустыми глазницами куда-то в поля. — Мужчины и женщины живут отдельно. Вот твоё место, — Грета кинула на койку стопку серой одежды. — Сними с себя это платье, ты выглядишь, как шлюха. Никита едва не рассмеялась от подобного заявления, вспоминая наряд, в котором танцевала с Майклом прошлой ночью. — Грудь обмотай бинтами, — продолжала инструктаж старшая сестра. — Трусы выдаются только на время месячных. У тебя сейчас есть месячные? Оперативница покраснела от неожиданности и мотнула головой. Даже Мэдлин не позволяла себе подобной откровенности. — Как переоденешься, выходи. Я отведу тебя на работу. Девушка облачилась в грубую серую робу из жёсткого хлопка, которая застёгивалась наглухо под горлом и у запястий. С некоторым сожалением она свернула шёлковые трусики и бюстгальтер и понесла свою старую одежду на сожжение Грете. Старшая сестра громко цокнула языком и посмотрела на обнажённые щиколотки новенькой. — Вечером найду тебе робу подлиннее, — проворчала она. — Нечего тут ногами сверкать. Надо же уродиться такой дылдой… Никита поджала губы и опустила глаза, чтобы не выдать вспыхнувший в них гнев. Она покорно проследовала за Гретой из амбара вдоль высокого кукурузного поля, где уже работало с десяток девушек. Дело было простое, но изнурительное: выламывать спелые початки, очищать их от листьев и бросать на телегу. Уже через полчаса ладони оперативницы покрылись порезами, и кожу саднило от пота и жары. Она украдкой посматривала на других девушек, но те упорно делали вид, что не замечают её, да и между собой не проронили ни слова. Никита продолжила работать, превозмогая боль и наблюдая за солнцем, которое, казалось, застыло на горизонте. Телега медленно наполнялась кукурузой, воздух скрипел от зноя, и роба противно липла к телу. Через некоторое время жжение в ладонях уступило место ноющей тяжести в пояснице, и перед глазами девушки начали вспыхивать чёрные пятна. Ей стало тяжело дышать, и хотелось лишь одного — сделать хотя бы глоток воды, хотя бы один маленький глоточек. Ей казалось, что она всё ещё носит початки к телеге, что небо и земля всё ещё кружатся в бешеном вихре, когда она почувствовала, как кто-то хлещет её по щекам. Никита открыла глаза и поняла, что упала в обморок. — Чего развалилась?! — Грета возвышалась над ней, словно колокольня. — Мы тут лентяек не держим! Ну-ка вставай! — Воды… — прохрипела Никита. — Пожалуйста… Старшая сестра покачала головой и подняла с земли алюминиевое ведро. Никита привстала на локтях и потянулась к спасительной жидкости, когда лицо ей обдало резким запахом мочи. Жёлтые струи потекли с волос на губы и пробрались прямиком под платье. Девушка утёрлась рукавом, встала на трясущихся ногах и вернулась в поле. После заката она уже не чувствовала своего тела. Ей больше не хотелось воды, а хотель лишь лечь и умереть. Единственная мысль останавливала её — Майкл. *** После работы в поле девушкам выдали несколько алюминиевых тазов с чуть тёплой водой и заперли в амбаре, примыкающем к спальням. Если бы в Никите остались хоть какие-то силы, она бы удивилась такому пренебрежительному отношению к гигиене, но теперь могла лишь без сил опуститься на деревянную лавку и порадоваться тому, что голову больше не печёт солнце. Через несколько минут она почувствовала, как кто-то мягко промакивал её лицо губкой и аккуратно расстёгивал ворот на платье. Она раскрыла глаза и увидела перед собой хрупкую темноволосую девочку не старше шестнадцати. — Ты пришла снаружи? — прошептала она. Никита нашла в себе силы кивнуть и жадно потянулась губами к живительной влаге. Девочка набрала в ладони воды и поднесла к её рту. — Я Лина, — сказала она. — Я никогда не была снаружи. Оперативница сглотнула ком в горле и прильнула к подставленным ладоням. Через несколько секунд ей значительно полегчало, и с помощью Лины она даже смогла обтереть себя губкой и немного почиститься. На ужин была варёная кукуруза и плавающие в каком-то масле потроха. Никита не смогла съесть ни того, ни другого, зато выпила три стакана брусничного компота и сидела разморённая, с порозовевшими щеками. Ей казалось, что никогда в жизни она не чувствовала себя такой изнемождённой: ни после пятичасовых тренировок с Майклом, ни после нескольких суток без сна. Перед отбоем в спальню зашла Грета, чтобы проверить кровати и прочитать совместную молитву. Она смерила Никиту уничижительным взглядом, а потом остановилась напротив другой девушки, рыжеволосой и угловатой, с крупными передними резцами. — Ты пойдёшь со мной, Доротея, — сказала она. Нижняя губа девушки затряслась. — Что? Я… Я ничего не сделала… — Замолчи и одевайся. Никита опустила глаза в пол и старалась не дышать. — По кроватям, быстро! — прикрикнула Грета, выводя Доротею и захлопывая за собой дверь. Девушки тут же юркнули под тонкие одеяла и свернулись клубочком. Только Лина, лежащая через проход от Никиты, смотрела на неё во все глаза. — За что её? — прошептала оперативница. — Она… трогала себя, — густо покраснела Лина. — Все мы невесты Господни, и трогать нас можно только на Свадьбе. — На свадьбе? — Никита в удивлении вскинула брови. — Мне сказали, что мужчины и женщины живут отдельно. — Это так. Но раз в месяц происходит Свадьба: выбирают одну девушку и ведут в Большой Дом вместе со всеми мужчинами. И они делают её невестой Господней. У Никиты по спине побежал холодок. — Скоро сама узнаешь, — прошептала Лина. — Новеньких всегда забирают в первую очередь, а следующая Свадьба уже в пятницу. Но ты не переживай, больно только в первый раз, потом… даже приятно. Оперативница громко выдохнула и сжала кулаки, что мгновенно отозвалось острой болью во всём теле. — Что будет с Доротеей? — спросила она. — Наказание, — пожала плечами Лина. — Какое наказание? — проговорила Никита сквозь зубы. — Я не знаю, — призналась девочка. — Знаю только, что происходит всё в Большом Доме. Никита вскочила с кровати и побежала к выходу. — Куда ты, глупая? — услышала она вслед, но через несколько минут уже кралась вдоль стены к Большому Дому. Из приоткрытого окна раздавался грубый смех и тяжёлый топот, словно внутри смотрели футбол или играли в боулинг. Никита подкралась почти вплотную и увидела Доротею, привязанную верёвками к стулу. Мужчины подходили к ней по очереди и с размаху били по лицу, под гогот и одобрительные восклицания остальных. Изо рта девушки капала кровь, и она даже не кричала, когда её голова отлетала назад, а стул заскрипел под тяжестью ударов. — Пусть и он тоже! Дайте ему! — закричал один из мужчин. — Да он же дебил, не сможет! — запротестовал второй. — Да пусть попробует!.. Толпа расступилась, и к Доротее медленно подошёл широкоплечий послушник с каштановыми локонами. Он хромал на одну ногу и мотал головой, словно слышал какую-то музыку, но Никита узнала бы его из тысячи. Её сердце глухо упало вниз, когда послышался хлёсткий звук удара, и Доротея коротко вскрикнула.