❄️
К Рождеству в Америке начинают готовиться после Дня благодарения, что отмечают в последний четверг ноября. Сразу же после праздника все, как заводные, носятся по магазинам, украшают дом внутри и снаружи, вывешивая яркие иллюминации, тратят десятки тысяч долларов. Те, кто живёт в центре мегаполиса, в квартирах, украшают жилище лишь внутри, но не менее торжественно. В магазинах и на ярмарках начинается сезон распродаж: все скупают украшения, ёлки, гирлянды, а ещё подарки, много подарков. У американцев это в крови. Я живу здесь с детства, потому все американские традиции — часть меня. Тем не менее, на дворе уже третье декабря, а я ещё не приступал к покупкам, пора исправляться, да и повод есть — покупка ёлки для Моники.
Сегодня суббота, обычно я работаю и в этот день, но в этот раз решаю дать себе выходной. Я, выспавшись, заказываю себе еду доставкой, принимаю душ, и в час дня выхожу из дома, чтобы успеть добраться до Юнион-Сквера в обозначенное время. Пробок нет, потому я приезжаю даже раньше нужного, набираю Чонгуку.
— Да, привет, я у Джеймса Грина, — отвечает Чон. — Знаешь как найти?
— Кто такой этот твой Джеймс Грин? — не понимаю я. — Откуда я могу знать?
— Тогда стой у главного входа, я найду тебя через пару минут.
Чонгук бросает трубку, а я паркую машину у того самого входа и направляюсь навстречу. Своего нового знакомого я замечаю издалека: на нём всё то же терракотовое пальто нараспашку, а под ним красный свитер с оленями и джинсы. Я уже понял, что Чон любитель тёплых и ярких вещей.
— Неужели ты действительно не знаешь Джеймса? — первое, что спрашивает Чон, когда мы подходим друг к другу.
— Нет, конечно. Откуда? — искренне удивляюсь, почему я вообще должен знать этого самого Джеймса?
— Ты что, никогда не покупаешь рождественские ёлки? — Чонгук даже останавливается на месте, прожигает меня удивлённым взглядом. — Джеймс Грин представляет компанию, которая уже более шестидесяти лет занимается выращиванием ёлок на любой вкус и даже цвет.
— Обычно я пользуюсь курьерской доставкой.
— Боже, тебе точно девяносто, — вздыхает Чон, продолжая наш путь. — Самый интерес в том, чтобы выбирать ёлку! Разве не так? Какой толк в этой твоей доставке? Зачем?
— Может, тогда и в лес за ней самому ездить? — не могу удержаться, чтобы не съязвить.
— В лес? — щурится Чонгук, будто проверяет «шутишь, да?». — Ты хотел сказать на ёлочную ферму?
— Я ничего не хотел сказать, Чонгук. Я просто хочу быстрее купить эту ёлку у Джеймса или кого-нибудь ещё, а не рассуждать о моих персональных традициях.
— Заказывать ёлку по интернету — не традиция, — фыркает он, а я не хочу спорить, потому что… Потому что он прав, чёрт бы его побрал. — Ладно, не переживай, традиции твои мы тоже исправим, — он вновь останавливается. — Что с одеждой?
Я сегодня снова в тотал блэк, но вещи другие, даже новые, я ещё ни разу их не надевал.
— Мне нравится, Чонгук, даже не начинай.
— Ладно, — кивает он, будто согласился. — Исправим.
Что значит это его коронное «исправим»? С чего вообще он взял, что я хочу исправляться, мне это нужно, что ли? Вспоминаю, что да, нужно. Я сам себе пообещал измениться, но пока что-то идёт не так. Хотя… Вместо привычной работы я вышагиваю прямиком к какому-то неизвестному Джеймсу, вместе со своим новым знакомым — продавцом зубных щёток. Уже что-то.
Отмечаю, что вокруг очень красиво. Юнион-Сквер всегда в эту пору играет яркими красками, да вот только я уже несколько лет не ходил по ярмаркам и базарам, предпочитая передвигаться на машине, а всё необходимое заказывать доставкой на дом. Курьеры заменили все мои эмоции. Красочные ярмарки, пышущие рождественской атмосферой, покупку ёлки у Джеймса или кого бы там ни было, выбор украшений, подарков… Да, даже подарки я давно выбираю с помощью интернета, ведь это так просто… Просто выписать чек на круглую сумму. Просто заказать путёвку для родителей. Просто оплатить покупку автомобиля для брата, сидя в кресле, в кабинете своей компании. Просто выбрать какие-нибудь очередные серьги с бриллиантами для Эйлин или ей подобных. Просто и безэмоционально.
— Вот и он! — выйдя из размышлений, замечаю седовласого мужчину, которому представляет меня Чонгук. — Ким Тэхён, спонсор сегодняшнего вечера, — смеётся.
— Приятно познакомиться, Тэхён, — мужчина протягивает мне свою морщинистую руку, а я отмечаю, что он похож на настоящего Санта-Клауса. Добрые глаза, обрамлённые ниточками и трещинками морщинок, белая борода, длинная и густая, а ещё какой-то тёплый тулуп, повязанный чёрным поясом, только не красный, а коричневый. Будний день Санты.
— Мне тоже, — жму руку в ответ.
— Чонгук — мой старый друг, — кряхтит Джеймс Клаус, это я ему такое прозвище про себя дал. — Я помню его совсем ребятёнком, ещё с тех пор, когда деревья были большими, небо высоким, а рождественский пирог самым сладким. Он все эти годы приезжал за ёлкой вместе со своими родителями, но в этом году — сам.
Киваю Джеймсу, а в глазах Чонгука замечаю промелькнувшую грусть.
— Он сказал, что хочет со своим другом, то есть с вами, купить ёлку для одной маленькой девочки, чтобы она никогда не переставала верить в чудо, — продолжает Клаус. — Вы, ребята, молодцы. Вы делаете доброе дело.
— Это действительно так, — подтверждаю я. — Моника, наша знакомая девочка, заслуживает, как и каждый ребёнок, отметить Рождество по его самым лучшим традициям, а ёлка для этого просто необходима.
— Тогда я обязательно этому поспособствую, — улыбается по-доброму Джеймс, а у меня от его улыбки на душе теплее.
Фермер рассказывает нам о разновидностях ёлок. О разновидностях ёлок! Я даже не знал ранее, что их бывает так много… Пихта Бальзамическая, что выращивается на северо-востоке США, приятно пахнет и долго стоит; ёлка Фразера, которая может простоять дома, не осыпаясь до весны; ёлка Дугласа, более распространенная на западном побережье, но в крайние годы во всей Америке; благородная ель, имеющая синеватый оттенок и очень крепкие ветви; сосна обыкновенная, одна из самых популярных, неприхотливых и стоящая небольших денег. У меня буквально голова кругом от нахлынувшей информации, а фермер продолжает и продолжает рассказывать о сортах и их особенностях, наглядно демонстрируя и посматривая то на меня, то на Чонгука.
— Что бы Вы порекомендовали нам лично? — спрашиваю я, не выдерживая, ведь понимаю, что мужчина так горит своим делом, что готов целую вечность рассказывать о своих деревьях.
— Ёлку Фразера, — отвечает Джеймс. — Я порекомендовал бы вам, в вашей ситуации, ёлку Фразера. Она сказочно хороша, а главное, простоит до самой весны, если поместите её в специальный гель.
Мы следуем совету, останавливаем свой выбор на зелёной красавице, а Джеймс просит своих помощников хорошенько её завернуть, чтобы довезти в целости. Ёлка обходится в сто долларов, и я радуюсь, что по пути догадался снять наличные, ведь по карте Джеймс не обслуживает.
— Спасибо, что заплатил, — благодарит Чонгук, когда мы загружаем дерево в машину, благо габариты позволяют. — У меня есть некоторые накопления и доход от зубных щёток, потому я куплю ёлочные шары и гирлянды. Те украшения, что ты купил вчера, пойдут на украшение комнаты и кухни в квартире Моники.
— Не переживай за это, окей? — я польщён его порывом помощи, но сегодня плачу я. — Оставь свои накопления для чего-нибудь другого, мне не сложно оплатить украшения.
Чонгук ещё немного спорит, я ценю его желание быть финансово независимым, желание помочь девочке, но я стою на своём, потому что сегодня моя очередь, а у него ещё обязательно будет такая возможность, потому мы отправляемся обратно на ярмарку, чтобы купить всё необходимое.
Мы бредём мимо цветастых лавочек, установленных на площади в несколько рядов, и я будто возвращаюсь в детство. Это место не зря привлекает более миллиона посетителей ежегодно, ведь Юнион-Сквер является одной из самых популярных рождественских ярмарок в городе, а также одной из самых больших, где можно найти подарки на любой вкус. Здесь есть всё и даже больше: ювелирные украшения ручной работы; самые разнообразные произведения искусства; товары от рукодельниц, например, свечи, мыло, эксклюзивная косметика, самодельные игрушки; подарки для детей и подростков; зимние товары; тёплые свитера и варежки с шапками… Здесь великое множество продукции от местных фермеров: мясо, молочные продукты, редкие джемы и варенья, масла, приправы. Всё это — лишь малая часть того, что в изобилии имеется на ярмарке.
Всем, кто проголодался, можно перекусить привычным хот-догом, или же, наоборот, совершенно непривычным персидским супом; выпить кофе или горячее густое какао; попробовать пончики с начинкой или пирожные вупи с прослойкой из сливочного крема. Ароматы от кур, что готовятся на вертеле, или кофе, что варится прямо в турках, стоят непередаваемые, и я понимаю, что моя утренняя пицца, заказанная доставкой, давно и навеки провалилась, а желудок мой жалобно просит подкрепления.
— Ты голоден? — спрашиваю я у Чонгука, окончательно осознав, что больше не могу бороться с этим разнообразием манящих запахов, исходящих из фургончиков уличной еды. — Перекусим?
— Я студент, — посмеивается Чон. — Студенты — вечно голодные люди.
— Отлично, тогда выбирай всё, что захочется, — сам посматриваю на один из фудтраков, возле которого столпилась кучка людей.
— Давай здесь, вроде что-то интересное, — он показывает на тот самый вагончик.
Еда там действительно оказывается интересной, а владелец весёлым и болтливым, рассказывает нам, что несколько лет назад приехал из Нидерландов, а ещё рассказывает о своих уникальных голландских вафлях из печёной картошки с курицей. Мы покупаем по две порции, а ещё кофе для меня и какао для Чонгука.
Я пробую и не верю своим ощущениям. Жизнь моя сложилась таким образом, что я, несмотря на то, что регулярно заказываю пиццу на дом, уличной едой не питался уже несколько лет, стороной обходил. Зря. Вафли из картофеля с курицей оказываются самым моим большим гастрономическим удовольствием за несколько последних лет! Я даже в ресторанах не ел ничего более вкусного.
— Боже, это просто отвал жопы, — мычит Чонгук, доедая вторую порцию, а я застываю на месте. Опять эти его фразочки… — Прости за мой французский, но это же что-то невероятное, я готов каждый день питаться этими вафлями, серьёзно.
— Не смею спорить, — киваю я, тоже заканчивая со второй порцией. — Это отвал, точно отвал.
— А ну, стой! — слишком громко выкрикивает Чон, на что я действительно застываю на месте. — Перепачкался весь, — смеётся и салфеткой тянется к моим губам. Я сглатываю какой-то болезненный ком, поймав на себе его взгляд, а ещё ощутив его дыхание, такое близкое и такое горячее в этот холодный день.
Иногда кажется, что жизнь замирает на мгновение. Сначала она несётся в сумасшедшем ритме: учёба, подработки, работа, бизнес, клиенты, договоры, вереница событий, серых и абсолютно однообразных… А потом ты сам не замечаешь, как стоишь в центре Нью-Йорка на площади Юнион-Сквер, среди миллиардов мигающих огней, среди ярмарки и суетящихся людей, что бегают с ёлками, подарками, украшениями… Стоишь и смотришь на себя, словно со стороны, а кто-то малознакомый, кто-то, кого ты встретил всего пару дней назад, вытирает твои губы салфеткой, что перепачканы в соусе от печёной картошки с курицей, а ты застываешь, становишься пародией на статую Свободы, пародией на себя прошлого, и чувствуешь себя… Счастливым?
— Ну вот, другое дело, — Чонгук ещё раз краешком салфетки проходит по уголкам моих отчего-то подрагивающих губ, а я отмираю. — Теперь порядок.
— Спасибо, — всё ещё чувствую себя немного каменной статуей, а потому на негнущихся отправляюсь к урне, чтобы выбросить мусор. — Ладно… Теперь за украшениями?
— Погнали! — выдаёт Чон и… бежит! Действительно бежит, приняв свои же слова для себя сигналом к действию. — Ну??? Догоняй! — оборачивается и улыбается, а я мысленно луплю себя по лбу, потому что снова задумываюсь о его невероятной харизме и перспективах стать актёром, или же моделью, как минимум.
— Сумасшедший! — выкрикиваю, но бегу. Бегу тоже! Ведь не дело это, если я какого-то юнца догнать не смогу. — Берегись!
Мимо нас пролетают пёстрые витрины палаток и фургонов, увешанные мигающими гирляндами, радужными шарфами и мягкими игрушками, смешными снеговиками в разноцветных колпаках, в виде свечей и простых фигурок. Мимо нас пролетают ёлки и люди, эти самые ёлки несущие. Пролетают имбирные пряники и глинтвейн в маленьких кружечках, что разливают всем желающим совершенно бесплатно. У меня немного кружится голова от пленительных и сладких запахов жареных каштанов в одной из палаток, а может от этого наполняющего чувства эйфории, что захватывает сильнее и сильнее с каждой секундой, потому что я не бегал… Я давно… Нет. Я никогда ещё так не бегал. Чтобы в центре Нью-Йорка, посреди кучи народу, ещё и за каким-то парнем… Может, я уже сошёл с ума от перегруза на работе, а всё происходящее мне кажется, приходит видениями сумасшедшего, запертого в палате, с отметкой «особо буйный»?
Честно, иногда, в ходе работы с особо сложными клиентами, я думал, что не выдержу, что либо пошлю их всех к чёртовой матери, или же сам загремлю в дом с белыми стенами. Карьера важна. Но здоровье: психическое, физическое, душевное — важнее.
— Эй, не так быстро! — выкрикивает Чонгук, когда я, раскрасневшийся, в расстёгнутом пальто, почти догоняю его. — Так нечестно! Я думал, ты быстро сдуешься!
— Не на того напал, — смеюсь я, когда мы наконец останавливаемся, запыхавшиеся, вспотевшие, но хохочущие. Я замечаю блеск в его глазах. — Красиво, — проговариваю раньше, чем успеваю подумать.
— Что? — он стоит, затаив дыхание, глядит на меня своими глазками сказочного оленёнка. — Я?
— Ты, — признаюсь честно. Какой смысл скрывать? Он действительно красив и харизматичен, этого не отнять. Любой подтвердит!
— И ты.
— Я? — удивляюсь.
— Да.
— Врёшь всё, — посмеиваюсь тихо. Я, конечно, знаю всё о себе, знаю, что многие считают мою внешность уникальной, но слышать это от Чонгука так… Странно?
— Это ты врёшь, — буркает себе под нос.
— В чём же? — не понимаю я.
— В том, что у тебя якобы есть девушка.
— У меня есть девушка.
— Обманщик!
Чонгук разворачивается и шагает быстрым шагом в противоположную сторону, а я стою и не понимаю. Чего он так злится? Даже если у меня есть девушка, какая разница? Мы здесь для того, чтобы помочь Монике, а не обсуждать мою девушку. Несуществующую. Может, я и заврался в этой теме, но я не обязан нести перед ним отчёт о своей личной жизни.
— Чонгук, — догоняю его, — есть вопрос.
— М?
— Даже два.
— Валяй, — он хочет казаться безразличным, тон подбирает, но я то знаю, что лукавит. — Слушаю.
— Во-первых, мы, кажется, собирались купить украшения для ёлки, — озвучиваю свой первый вопрос. — Но вместо этого носимся, как сумасшедшие, по всей ярмарке.
— Купим, — бросает Чон. — Мы направляемся в определённую лавку, я её ещё в прошлом году присмотрел. Какой второй вопрос?
— Второй, — немного медлю. Мне ведь действительно интересно получить ответ, я уже всю голову сломал на эту тему. — Как ты нашёл мой номер телефона?
Чонгук останавливается, оборачивается на меня, смотрит несколько секунд таким взглядом мол «почему ты вообще об этом спрашиваешь, как можно было не догадаться?». Он роется в кармане, достаёт пачку сигарет, мне молчаливо предлагает, но я, мотнув головой, отказываюсь. Чон закуривает, медленно выпускает облако белого, как снег, дыма, что пахнет вишней. Он рассматривает меня, а я всерьёз не понимаю почему он так долго молчит.
— Ну? — не выдерживаю.
— Вообще никаких вариантов? — Чонгук выдыхает дым, и это выглядит так… Эстетично? Почему, блять, мне вообще это кажется эстетичным?! — Пусто?
— Если только твои родители или друзья не являются друзьями мэра города, — пожимаю плечами. — Мой личный номер достать практически нереально.
— Дурак ты, — Чон попутно достаёт из кармана жвачку, забрасывает в рот две подушечки. — Я ещё сидя в твоей машине, после продажи зубных щёток, набрал с твоего номера на свой, а заодно скачал парочку приложений.
Чувствую себя
немного идиотом. Как я сам сразу не догадался? Как?! Элементарно… Чон же ухмыляется нагло мне в лицо, надувает из жвачки большой розовый пузырь и звонко его лопает. Издевается демон, усмехается.
— Могу я узнать, — продолжаю тему, — для чего ты это сделал? Зачем сохранил себе мой номер? — я привык мыслить логически, во всём всегда пытаюсь найти смысл. Или подвох.
Чонгук закатывает глаза, несколько секунд смотрит в сторону, туда, где весёлый пухлый продавец рассказывает потенциальным покупателям о фейерверках, что продаёт, а ещё о пиротехниках, с которыми сотрудничает.
«Профессионалы-пиротехники создают настоящие шедевры, вы даже не представляете! Они не только могут создать в небе огненную многоцветную картину, но и «написать» огнем и искрами поздравление, имя, число, строчку из песни — всё, что пожелаете! В настоящее время надписи могут организовывать только профессиональные пиротехники, с удовольствием дам вам их контакты!» — слышу позади себя, а сам думаю, что мне срочно нужно найти такого пиротехника, который над крышей моего дома, прямо в небе, напишет «Здесь живёт идиот!». Будет справедливо.
— Потому что ты мне понравился, — слышу от Чонгука, а потом вижу его удаляющуюся спину.
Я прошлой ночью зависал в инстаграме, который мне скачал Чон, и видел там мем, как сейчас модно говорить, в котором было что-то про «Поздравляем, вы разблокировали костюм клоуна!». Жизненно.
Стою в ступоре, смотрю на удаляющуюся спину. Даже не оборачивается! А мне что делать? Что? Мне? Теперь? Делать? Развернуться и слинять? Можно… Мне эти проблемы не нужны, не хватало ещё, чтобы я нравился какому-то парню… Парню! Ещё и студенту, Боже! В голове не укладывается… Нет, я совсем не имею ничего против однополой любви, это прекрасно, любовь сама по себе прекрасна, но я-то люблю девушек! Даже не смотря на то, что этот, свалившийся мне на голову, Чонгук — грёбаный идеал красоты. Думаю ещё несколько секунд, прям чувствую, как шевелятся извилины в моей голове. Моника… Я обещал ей ёлку.
Отправляюсь догонять Чонгука.
Как мне с ним разговаривать? Тему продолжать я не хочу, это максимально неловко. Пожалуй, просто заговорю о чём-то другом.
— Далеко ещё до той лавки с украшениями?
— За углом.
Опять злится на что-то, по тону слышу. А чего злиться-то? Я взрослый мужчина, серьёзный, я ему ничем не обязан, ничего не обещал. Чего на меня злиться? Ох, уж эта импульсивная молодёжь.
Лавка, к которой мы шли, оказывается крытой. Мы заходим внутрь: там пол, вымощенный из кирпича, деревянные стены, несколько украшенных ёлок, подмигивающих нам всеми цветами радуги. В центре стоит здоровенный олень, и это я не о себе и даже не о Чонгуке. Там действительно стоит фигура оленя во весь рост, и он тоже продаётся. Ей-Богу, если бы габариты однокомнатной квартирки Моники позволяли — я бы притащил туда этого оленя с плюшевой шёрсткой. Возле зверя установлены несколько столиков с праздничными товарами. В центре самого крупного, круглого, пуансеттия, или Рождественская звезда — самое популярное растение этого праздника, символизирующее Вифлеемскую звезду. Я тут же хватаю горшочек в руки, пусть у Моники дома будет своя Рождественская звезда с ярко-алыми листьями. Как без этого?
Помимо цветов, на столиках огромное разнообразие всякой всячины, а ещё здесь очень вежливый продавец, который услужливо складывает в пакеты всё, на что тычет пальцем Чонгук: игрушки для ёлки; яркие банты; ленты, а ещё красивого ангела на макушку. Мы берём несколько сувениров, чтобы дополнительно украсить дом, а ещё венок на дверь.
— Сомневаюсь, что венок в том районе продержится больше суток, — размышляет Чон, вертя его в руках.
— Повесим его не снаружи, а внутри!
— Идея.
Продавец упаковывает всё, что мы выбрали, делает приличную скидку за количество товара.
— А это подарки вам, молодые люди, — мужчина вручает нам с Чонгуком по фонарику. — С наступающим Рождеством!
Фонарики оказываются просто чудесными, мы рассматриваем содержимое, как завороженные, добрые минут пять. Внутри первого, что достался Чону, Санта-Клаус, сидящий в упряжке с оленем и везущий подарки детям. Внутри второго, что теперь мой, целое семейство снеговиков, в окружении пушистых ёлок. Всё это богатство щедро залито водой с глицерином и примесью сверкающих блёсток, для пущей торжественности. Мы благодарим доброго продавца за обслуживание и подарки, и выходим на улицу, полностью увешанные пакетами.
Чонгук подозрительно молчит, и я разговор не завожу. Пока мы находились в лавке, неловкость отошла на второй план, а теперь снова на месте. Бредём к выходу из ярмарки, раздумывая каждый о своём. Я вот думаю о Монике, она, должно быть, сильно обрадуется такому подарку, а ещё о тех словах Чона. Может, я себе придумал лишнего? Может, я нравлюсь ему, как человек? Такое ведь имеет место быть, правда? Нет, я, конечно, давно не наивный, но в моей голове всё ещё не укладывается факт происходящего, а я сам с собой торгуюсь в размышлениях.
— Покурим, — останавливает меня Чон, когда мы уже загрузили все покупки в машину. — Точнее, я покурю.
— Кури.
Я при чём? Я и в машине подождать могу.
— Постой со мной.
Бросаю на него непонимающий взгляд, снова напарываюсь на глазки оленёнка… Этот ребёнок меня когда-нибудь доведёт, на меня ведь так только Альва действовала раньше! А теперь он, да и Моника тоже… Сам хотел перемен.
— Завезём всё сразу Монни, — Чон так ласково называет девочку.
— Конечно.
— А потом?
— А?
— Снова встреча с несуществующей девушкой? — вижу его пристальный взгляд сквозь туманное облако с вишнёвым ароматом. Точно актёр несостоявшийся, взгляд этот аж пробирает.
— Именно. Только она существует.
— И как её зовут? — с вызовом, слишком дерзко.
— Эйлин, — ляпаю первое, что пришло в голову. Вижу, что он на долю секунды теряется.
— К чёрту Эйлин, сходи со мной на свидание, — вот так прямо и без лишних прелюдий. — Тебе понравится.
— Ты сдурел, Чон Чонгук, — качаю головой.
— Я тебе не безразличен, — снова прямо и без доли стеснения.
— Не говори глупостей, — мне надоедает этот пустой разговор, разворачиваюсь и обхожу машину, сажусь на водительское место. Он курит медленно, будто специально, а я, нервничая, постукиваю пальцами по рулю.
— Я всё понимаю, — Чонгук наконец садится на переднее сидение. — Это сложно понять и принять, ты и сам пока не осознаёшь…
— А ты у нас в психологи заделался? — психую и перехожу на грубый тон. — Не городи хуйню, Чон Чонгук. Выйди из своих фантазий, там не ок.
— Это мы ещё посмотрим, — буркает в ответ, а больше ничего.
Так и доезжаем до Га́рлема в абсолютном молчании. Чон зависает в телефоне, а я в своих мыслях. В этот раз останавливаюсь прямо у дома Моники. Вместе вытаскиваем ёлку, поднимаем на нужный этаж, стучим в дверь.
— Кто там? Если это не Санта, то уходите! — слышим тонкий голосок по ту сторону. — А то я маму позову!
— Монни, милая, это Чонгук и Тэхён, — отвечает Чон. — Открывай, не бойся.
Замок щёлкает, но девочка не снимает с двери цепочку, выглядывает опасливо. Признав нас, улыбается и открывает дверь нараспашку.
— Ваууу, — смотрит завороженно на ёлку, что между нами. — Где вы взяли???
— Привет, голубоглазка, — заносим ель в квартиру, после присаживаюсь на корточки. — Не поверишь, но мы встретили Санта-Клауса!
— Да ну? — округляет свои огромные глазки с пушистыми ресницами. — Правда?
— Да, настоящего Санту встретили, — я ведь даже не обманываю, вспоминая Джеймса с ярмарки. — Он сказал, что раз уж мы дружим с Моникой… кхм… — запинаюсь, понимая, что не знаю её фамилию.
— С Шармоники Дэй, — приходит на помощь Чон.
— Да, раз уж мы дружим с девочкой, что зовут Шармоники Дэй, — продолжаю, а малышка смотрит на меня, затаив дыхание и сжав крошечные ручки в кулачки. Беру одну её ручку, расправляю ладошку. — То мы должны ему помочь и доставить ёлку, предназначенную для тебя, по нужному адресу.
— Честно? — шепчет Монни, а у меня снова сердце не на месте. Она такая милая, в чудеса верит, как тут не растрогаться.
— Честно, — киваю. — А ещё он передал множество украшений, чтобы твоя ёлочка сияла всеми красками и была самой нарядной.
Моника не отвечает, она обнимает меня за шею, а я кожей чувствую влагу. Плачет. Бедный ребёнок даже не надеялся… Может быть, она верила где-то в глубине души, что Санта не забудет о ней, как «забывал» все прошлые годы, но теперь, видя перед собой рождественское дерево, видя, как её мечты исполняются, она хлюпает носом, крепко сжимает меня в объятиях, а я сам на грани.
— Милая, — глажу её по спине. — Давай-ка мы, вместо слёз, примемся за украшение. М?
— Давай, друг, — отвечает Монни, отпрянув, а затем и Чонгука обнимает, обхватив его ноги. Он гладит её по голове и смотрит на меня. Он сейчас такой серьёзный, совсем не тот наглый Чон, что был ещё получасами ранее, и меня удивляет этот контраст.
Тем не менее, вся серьёзность сходит на нет, когда мы притаскиваем пакеты с украшениями, а ещё специальную подставку под ёлку и гель, о котором говорил Джеймс. Мы всё купили по пути.
— А верхушку? Чем мы украсим верхушку? — волнуется Моника. — Давайте соорудим бумажного ангела?
— Нам не понадобится бумажный, — успокаиваю я девочку, кидаюсь к пакетам, чтобы достать настоящего, купленного, да не рассчитываю, поздно заметив, что Чон тоже бросился к пакетам, а потому мы сталкиваемся с ним лбами. — Айщ! Чон!
— Тэхён! — выкрикивает в ответ, потирая ушибленное место, а потом, замерев на секунду, смотрит на меня и хохочет. Буквально загибается от смеха, скатываясь на пол, а смех его, он такой заразительный, что я тоже не выдерживаю, хохочу, заваливаясь рядом.
— Друг Чонгук и друг Тэхён, — Монни падает на пол, рядом с нами, тоже смеётся. — Вы мои такие любимые, — обнимает по очереди.
Мы так и лежим на полу, на спинах, возле наполовину украшенной ёлки. Моника между нами, она держит мою руку своей левой, а руку Чона своей правой, она что-то щебечет, рассказывает о своём любимом Гринче, о том, что у него теперь, с таким красивым украшением дома, обязательно будет хорошее настроение, что он больше не будет вредным, как в мультфильме, что он обязательно будет весёлым и самым добрым, прямо как мы с Чонгуком… А мы с Чонгуком… Мы просто лежим на этом полу, соединённые крошечной и прекрасной девочкой, с голубыми, как топазы, глазками, лежим и смотрим друг на друга… Долго, молчаливо. Я вижу, как он скользит взглядом по моему лицу, от глаз опускается к губам, к шее, затем поднимается вновь, а я почему-то взгляда не могу от него оторвать, от его карих глаз, от родинки под губой, от волос, рассыпанных по полу мягкими волнами… Он завораживает, а я не могу ничего с собой поделать, не могу. Хочу оторваться, понимаю, что это неправильно, ненормально, вот так смотреть на парня, но он снова берёт своей харизмой, глядит на меня с придыханием, слегка приоткрыв губы и показывая свету белоснежные зубки, а я, словно загипнотизированный, брожу по нему глазами, совсем не слыша слов Моники, будто они где-то далеко, где-то на фоне…
Я не знаю что это. Правда, не знаю. Но сейчас, лёжа на голом полу у ёлки, в этом неблагополучном районе, я чувствую тепло в своей груди, будто мою сухую душу укутали в мягкий и пушистый шарф с оленятами, будто отогрели, будто заставили себя чувствовать. Чувствовать… Это я, настоящий, не искусственный, не спрятавшийся за горами бумаг, контрактов, бизнес-партнёров, бесконечных дедлайнов и переговоров, я сейчас искренний, такой, как есть на самом деле. И мне, чёрт побери, всё это нравится. Нравится!
— Чонгук, Тэхён, — Моника, эта хитрая Моника, встаёт, выпускает руки, но… Соединяет наши! Я даже не сразу успеваю сообразить, а рука Чонгука уже крепко цепляется за мою, цепляется, как за последнюю тростинку, как за что-то… Очень важное? — Вы такие хорошие друзья, — продолжает Монни. — Пожалуйста, дружите всегда, ладно?
— Ладно, — у Чона это получается как-то хрипло, приглушённо, а я будто просыпаюсь ото сна после его слов, выпускаю руку, встаю с пола. Ищу что-то в пакете. Что я искал? Сказочного оленёнка? Нет, он и так передо мной… Что же? Украшения? Ангела, точно, я искал ангела.
— А мы будем украшать ёлку попкорном? — интересуется голубоглазка. — Вы же знаете эту традицию?
— Конечно, малышка, — Чон подхватывает Монни на руки, кружит, а она смеётся, размахивает ручками, говорит, что она Рождественский ангел. Она действительно ангел, голубоглазый, невинный и очень светлый душой. — А у нас ещё есть попкорн?
— Есть, — отвечает девочка. — Тэхён ведь вчера купил множество сладостей, а я совсем ничего не ела.
— Почему же? — Чонгук удивляется, вздёрнув бровь. — Ты не любишь сладкое?
— Люблю, — Монни поджимает губы, а я подхожу к ним поближе, гляжу на её задумчивое личико. — Но если я буду их есть, их ведь не останется на потом, понимаешь? Я не хочу снова голодать.
У меня сердце сжимается. Ребёнок не ест сладкое, жалеет, думает, что вдруг потом — ничего, вдруг потом — голод. Страшно.
— Мама так и не приходила со вчера, — грустно сообщает Монни. — Я жду, жду, а её всё нет. Я так хотела угостить её шоколадом. Она любит шоколад, очень!
Переглядываемся с Чонгуком. Мать Моники не появляется дома неделями, откровенно забив на дочь, а она… Заботится. Переживает.
— Милая, принеси попкорн, ладно? — просит Чонгук и опускает её на пол, та кивает и убегает на кухню.
— Так ведь не может продолжаться вечно, — опережаю Чонгука, но понимаю, что он тоже хотел сказать что-то на эту тему. — Она не может быть дома целыми днями одна.
— Органы опеки — не вариант, — отрезает Чон.
— Я понимаю и уважаю твою категоричность, но такой маленький ребёнок не в состоянии жить в одиночестве. Ты это тоже понимаешь.
— Понимаю.
Разговор продолжить мы не можем, потому что в комнату забегает Монни, она шуршит пакетом с попкорном, а во второй ручке держит катушку ниток. В Америке есть старая-старая традиция, по которой многие американцы украшают свои ели попкорном, нанизанным на нитку. Вот и мы принимаемся сейчас за общее дело, создавая съедобную гирлянду.
Когда с украшением ёлки закончено, мы быстро развешиваем украшения на стену, а ещё цепляем венок на дверь и ставим пуансеттию в горшочке на кухонный стол. Теперь эта квартирка, такая убитая и бедная, уже не выглядит, как в самых страшных фильмах. Теперь даже здесь царит дух праздника. Чонгук готовит ужин, а мы с Моникой занимаемся раскрашиванием каких-то чудных зверей, сидя на диване, в окружении мигающих огоньков. Она жмётся ко мне, а я одной рукой обнимаю её за плечи. Монни, чудесная Монни каким-то невообразимым образом сумела за два дня проникнуть в самое моё сердце, да так, что отсюда даже уходить не хочется, особенно когда с кухни вкусно пахнет, а Чонгук зовёт всех к столу, чтобы полакомиться тушёной картошкой с мясом, по заказу любительницы Гринча.
— Я не хочу, чтобы вы уходили, — говорит Моника, сидя на кухне, когда мы, поужинав, моем с Чонгуком посуду. Вернее, он моет, а я убираю. — Почему вы не можете остаться?
— Малышка, — Чон присаживается на корточки, укладывает руки на её коленях, пока она сидит на стуле, вжавшись в стену, а я замечаю её подрагивающие губы. — Мы бы очень хотели побыть с тобой подольше, но Тэхёну нужно работать, а мне учиться.
— Вы больше не придёте, да? — по её щекам уже текут слёзы. — Вы всё это мне подарили, чтобы больше никогда не прийти, да?
— Почему ты так думаешь? — присаживаюсь рядом с Чоном.
— Потому что мама так делала, — всхлипывает. — Она появлялась, приносила мне подарок, какую-то игрушку или шоколад, а затем исчезала… И чем лучше был её подарок — тем дольше её не было потом…
— Маленькая, — утираю её слёзы большими пальцами. — Это не так.
— Так, — шмыгает Монни. — Вы столько всего мне подарили, что теперь уйдёте навсегда, я точно знаю.
Она срывается на плач, а Чонгук прижимает её к себе, он что-то шепчет ей на ушко, успокаивает, гладит по голове, по спине, и она затихает. У меня болит сердце, и это не шутка. Монни — лишь одна из тысяч, десятков тысяч детей-сирот, имеющих родителей, но брошенных ими. Как помочь им всем? Как? Если бы я знал…
Мы ещё около часа проводим с ней, а потом укладываем спать и уезжаем, попросив закрыть дверь ту самую соседку, знакомую Чонгука, ведь у неё есть запасные ключи. Мы молча садимся в машину, Чон молча закуривает прям в салоне, а я ничего ему за это не высказываю, я бы и сам сейчас скурил пачку, не меньше. Я так сильно хочу поменять свою жизнь, но что я могу, если я не в силах поменять жизнь одной маленькой девочки?
— Останови здесь, — просит Чонгук, но я уже сам знаю, он третий раз подряд выходит именно в этом месте. — Спасибо за помощь, Тэхён, — поднимает на меня свои глаза, пока я стою на аварийке у обочины.
— Тебе не за что меня благодарить, — отрицательно качаю головой. — Всё это для Моники, я и раньше старался помогать людям, но больше бездомным, а теперь у меня появилась подопечная. Благодаря тебе.
Он задумчиво кивает, снова задерживает на мне свой взгляд, намного дольше положенного по всем правилам и приличиям, а я снова чувствую себя вжатым в это чёртово сидение. Он так странно на меня влияет, я ведь совсем не знаю как на это реагировать, но я не привык не знать, не привык жить в смятении, я человек дела, у меня целый бизнес, а тут какой-то студент, совсем молодой парень, смотрит на меня так, будто… Я даже думать не хочу о продолжении. Да, Чонгук харизматичен, да Чонгук красив, очень, чёрт бы его побрал, красив, но он парень и всё этим сказано. Чувствую, как меня штормит весь день в моих размышлениях касаемо него, и меня это, признаться честно, бесит.
— Спокойной ночи, — прощается Чон, проводя совсем невесомо по моей руке, а я убираю.
— Что-то… — я не люблю неопределённость. — Мы можем сделать для Моники что-то ещё?
— Я напишу тебе.
Он уходит, снова испаряется в толпе, а я слежу глазами за его терракотовым пальто, так и стоя на обочине, на аварийке. Слежу, пока он не скрывается из вида, а потом уезжаю.
Сегодняшний день был очень богат на эмоции, мы смеялись и злились, умилялись и огорчались, мы бегали по ярмарке, объедались вафлями из печёной картошки с курицей, закупались самыми яркими товарами, а потом, вечером, грустили вместе с Моникой, проживая её эмоции, как свои. Этот день явно не похож на все мои предыдущие, а значит… Я действительно меняюсь. Я уже на правильном пути.
Оказавшись дома, я в первую очередь отправляюсь на прогулку с Альвой, а после ещё долгое время сижу на кухне, пытаясь сконцентрироваться на чтении книги, согреваясь чашкой горячего кофе, но я перечитываю абзац за абзацем, совершенно не в силах сосредоточиться, ведь мои мысли не здесь.
Я выключаю лишний свет и зажигаю фонарик, полученный в подарок от доброго продавца на ярмарке. Встряхиваю и наблюдаю завороженно за блёстками, что медленно и красиво плавают внутри, переливаются от тёплого света, украшая эту компанию из снеговиков. Их там четверо: один взрослый и трое маленьких. Смеюсь от ассоциаций, что приходят мне в голову… Взрослый снеговик — я. Один из маленьких — Чонгук, второй — Моника, а третий — Альва. И почему я об этом думаю? Что со мной не так? Или… Так?
Перебираюсь в комнату, зову с собой Альву, она любит спать на коврике у кровати, а ночью, хитрая, перебираться в постель. Я её ругаю за это, но она снова включает свои актёрские данные, смотрит слезливо и я смягчаюсь. Вьёт из меня верёвки!
Засыпая, наблюдаю за включенным фонариком. Снова вспоминаю события прошедшего дня, а ещё тот момент в доме Моники, когда мы все вместе лежали у ёлки… Внутри, от одних воспоминаний, разливается тепло, оно обволакивает запахом вишни и сладких жареных каштанов с ярмарки, оно успокаивает, помогая погрузиться в сон, такой же уютный, словно пуховый, такой же нежный, словно мамины руки. Мне что-то снится, что-то приятное и вызывающее улыбку, но посреди ночи мне звонят. Я не хочу просыпаться, выныривать из этого сна не хочу, но… Приходится.
— Да, слушаю, — отвечаю на звонок, завидев номер телефона Пак Чимина, своей правой руки на работе, он сейчас в командировке в другом штате, у него тоже ночь, а раз звонит, значит для этого есть серьёзный повод. — Что случилось?
— Проблемы, Тэхён, — сообщает Чимин. — Не хотел звонить до последнего, но приехав сюда, выяснил, что у нас серьёзные изменения с клиентом, узнал всё буквально к ночи, а ещё мы не укладываемся в срок с открытием нового филиала.
— Есть идеи решения?
— Необходимо твоё присутствие.
— Когда?
— Уже утром.
