❄️
Меня, невыспавшегося, встречают в аэропорту Роли — столицы Северной Каролины. Я вылетел первым ближайшим рейсом, потому что Чимин уверил, что без меня не справиться, что нужны подписи на изменения, а ещё волшебный пинок для открытия нового филиала. Роли — идеальный город для бизнеса, об этом знают все, даже такие крупные компании, как Microsoft, Intel и Lenovo. А ещё столица штата занимает высокое место в рейтинге самых лучших городов для проживания. Непаханое поле для моей деятельности, как вы понимаете. Сеть агентств недвижимости растёт, а теперь очередь и филиала в Роли. Сразу с аэропорта еду в наш местный офис, там меня уже ждёт Чимин, а ещё Эйлин, которой я тоже сказал приехать, но ей удалось купить билет на рейс, что вылетал за час до моего. — Тэхён, этот клиент опять даёт заднюю, — рассказывает мне Чимин практически с порога. — Мы ему и скидки, и всё что душа пожелает, а он гнёт свои условия. — Что за условия? — Я уже ознакомился, в целом всё неплохо, — рассказывает Пак, а я слушаю внимательно. Он — моя правая рука, совмещающая в себе и заместителя, и бухгалтера и друга. — Но есть некоторые пункты, которые необходимо обсудить. Тот самый клиент живёт в Роли, он упёрся рогом и не поехал в Нью-Йорк, а клиент он выгодный, нам самим очень нужно сотрудничество с ним, потому и пришлось ехать. Мы назначаем встречу после обеда, а пока отправляемся в отель, чтобы принять душ и позавтракать, ведь в самолёте не кормили — лететь всего час. — Тэхён, — догоняет меня Эйлин уже у выхода из бизнес-центра, где расположен офис. — Может снимем один номер на двоих? В любой другой ситуации я бы согласился. Почему нет? Совместить приятное с полезным. Но не теперь, не после того, как я узнал о её желаниях, о её стремлении переезда ко мне, о том, что она хочет отношений. Эйлин — неплохая девушка, но она «не та», а я предупреждал. — Нет, — отвечаю, — я хочу насладиться одиночеством. — Ты еще не насладился им в своей огромной квартире? — хмыкает обиженная девушка. — Эйлин, не переходи границы, ладно? — снова убеждаюсь в своих догадках о её меркантильности, не зря она сделала акцент на габариты моего жилища. Я сажусь в подъехавшее такси, уезжаю, оставив её там, с собой не приглашаю, а то снова надумает. Эйлин не первая, с кем возникает такая ситуация, до неё была Марисса, и истории до абсурдного одинаковые. Марисса не была моей секретаршей — это единственное различие, в остальном же — копия. Я тоже предупреждал на берегу обо всём, говорил, что отношениям не бывать, честно заявлял, что не хочу с ней семьи и, заметьте, ни к чему не принуждал. Я никогда не обманывал ни одну из них, никогда не был подлецом, мы были любовниками и это в современном мире часто встречающаяся практика. Мы проводили время вместе, нам было хорошо, я всегда был щедр, дарил подарки, относился уважительно. Уважительно! Они же всегда хотели большего, совершенно не беря в расчёт мои им предупреждения. Разве есть моя вина в том, что они попросту «не мои» люди? Всех всё устраивало ровно до того момента, пока они не начинали наглеть, а у меня это полностью отбивает желание быть даже просто любовниками и я не затягиваю. Теперь пришло время прощаться с Эйлин. Весь день проходит в сумасшедшей гонке: отель, душ, завтрак, встреча с клиентом, ещё одна встреча с его юристом, и наконец нахождение общего знаменателя. — Завтра заключаем? — спрашивает меня Ким Сокджин, тот самый сложный клиент. — Заключаем. Мы пожимаем друг другу руки и расходимся, но работа моя на этом не заканчивается, теперь необходимо уладить проблемы с открытием филиала, а потому мы с Чимином отправляемся в наш будущий офис, где ещё трудятся рабочие, что заканчивают внутреннюю отделку. Они рассказывают о возникших проблемах, а я слушаю внимательно, но особых поблажек не даю, озвучив им крайний срок открытия — конец текущей недели.***
Я не планировал так задерживаться, но всю эту неделю я провожу в Роли. Заключение крупного контракта откладывается снова, потому что Ким Сокджин, видите ли, заболел, а потому мы переносим его на пятницу. Все дни я провожу в отеле и с Чимином, а ещё отбиваюсь от надоедливой Эйлин. Зачем только позвал её с собой? Ах, да, для подготовки всех бумажек да приготовления кофе, в котором нет души. Периодически мне пишет Чонгук. Он написал ещё в первый день моей командировки, звал съездить к Монике, но я уже был в другом штате, а Чонгук отправился к девочке сам. Он каждый день навещает её после учёбы, а ещё шлёт их совместные фотографии. Как правило, это красочные снимки у ёлки, у окошка с нашими художествами, у стола с пуансеттией. Моника нарисовала на листе бумаги для меня рисунок, Чонгук и его сфотографировал, прислав мне с забавной подписью, продиктованной голубоглазкой. «Друг, посмотри, здесь снеговик и его товарищ, они грустят, потому что третий их друг уехал на Северный полюс. Они свесили свои носы морковками, потому что им сильно не хватает их третьего друга. Скажи, ты скоро приедешь?» Я умиляюсь и печатаю ответ, что третий друг снеговиков обязательно скоро вернётся с Северного полюса, а ещё привезёт подарки. Вспоминаю тот самый фонарик, что остался у меня дома, с четырьмя снеговиками, вспоминаю Альву, за которой попросил посмотреть Намджуна. Я уже успел соскучиться. Это странно, ведь такое чувство для меня не присуще… По Альве я, разумеется, скучал, но не по людям. От моих размышлений меня отрывает стук в дверь номера, иду открывать, на пороге Эйлин. — Добрый вечер, господин Ким, — на Эйлин непозволительно короткое платье, едва прикрывающее всё, что не нужно видеть. Её светлые волосы распущены и уложены мягкими волнами, на лице целая тонна косметики, в виде яркого макияжа глаз и красной помады. — Позволите пройти? — У тебя что-то конкретное, Эйлин? Я собирался спать. — Тэхён, — она тянется рукой, но я перехватываю за запястье. — Уже завтра мы заключаем контракт с этим надоедливым Ким Сокджином, а сегодня, — она делает шаг на меня, но я стою каменной стеной. — А сегодня тебе необходимо расслабиться. Разве ты против? — Эйлин… — Выпей со мной, — закусывает губу, и я, наверное, должен как-то отреагировать, но мне всё равно. Абсолютно. — Я не прошу это делать в номере, мы можем спуститься вниз, в бар… Понимаю, что мне необходимо расставить все точки над i, ведь так не может больше продолжаться, а раз она не поняла ничего после наших прошлых разговоров, значит я более не буду так снисходителен. — Бокал или два шампанского, не больше, — продолжает девушка. — Мы просто поболтаем, а потом разойдёмся… Соглашайся. Я не могу озвучить ей сообщение о полном прекращении взаимоотношений вот так, на пороге. В своём номере тоже не хочу, а потому лучшим решением будет — спуститься вниз и пропустить с ней по бокальчику успокоительного. — Хорошо, Эйлин. Я переоденусь. Снова облачаюсь в тотал блэк, снова вспоминаю слова Чона о смене имиджа, о привнесении ярких красок в мою жизнь. Я и сам уже не против, но пусть это будет не сегодня. Сегодня мне необходимо покончить со старым. Мы спускаемся на первый этаж, а оттуда на цокольный, потому что бар находится именно там. Сегодня четверг и все увеселительные заведения города пусты, но не в отеле, ведь отдыхающих здесь всегда много, а потому и бар переполнен. Мы располагаемся за барной стойкой и заказываем бутылку шампанского, которое выбрала Эйлин, а к нему закуски. Бармен оказывается шустрым и приветливым, я замечаю его неоднозначные взгляды на Эйлин, но мне нет никакого дела, как, впрочем, и ей. — Тэхён, — она касается моей руки своей, но я убираю. — Я хочу извиниться. — За что же? — В тот раз, — она мнётся и покусывает губу. — Тем утром на твоей кухне… Я погорячилась, я была не права. — Ты насчёт переезда ко мне? — Да, — вздыхает. — Я не знаю что на меня нашло, но на самом деле меня устраивает всё, что между нами. Однако ты… Ты стал избегать меня, Тэхён, я чувствую, что ты отдалился и мне это совершенно не нравится. — Именно об этом я и хотел поговорить, Эйлин. — Постой, дай высказаться мне для начала, — перебивает, но я даю ей эту возможность. — Я полагаю, ты подумал, что мне от тебя нужно что-то большее, чем просто встречи в качестве любовников, — она осушает бокал шампанского почти залпом. — Или же ты подумал, что я ищу какую-то материальную выгоду… Это не так, Тэхён. Слушаю молча, наблюдаю, а она подливает шампанское и себе и мне. Пьянеть начинает быстро, даже быстрее, чем ожидалось. — Это не так, — запускает руку в свои волосы, а потом снова хватается за бокал и выпивает залпом. Мне понятна её тихая истерика. Проходили. — Мне ничего от тебя не нужно, — она показательно снимает со своих ушей серьги с бриллиантами, которые я дарил ей на день рождения пару месяцев назад. — Ничего, понятно? — швыряет их на барную стойку. — Понятно. — Что тебе понятно? — начинает повышать тон. — Мне ты нужен, ты! — Эйлин, — беру её руки в свои, чтобы немного утихомирить. — Ты и сама всё знаешь, мы тысячу раз обсуждали, мы договаривались на берегу. — Знаю… — Послушай, — я убираю прядь её волос за ухо, а она цепляется в мою руку. Отдёргиваю. — Послушай, Эйлин, ты очень красивая девушка, очень. Ты умная, образованная, понимающая. Ты ласковая и страстная. Ты даже готовить умеешь! — готовит она не очень, но хотя бы умеет. — Я знаю, что тебе горько сейчас это слышать, я всё понимаю… — Ты бросаешь меня? — Я не бросаю тебя, — качаю головой отрицательно. — Мы никогда не были парой, чтобы я тебя бросал. Мы были лишь временными попутчиками, но теперь наше время истекло. — Тэхён… — Ты сейчас на эмоциях, я понимаю, — укладываю руку на её плечо, а она вздрагивает. — Я действительно понимаю, но нам больше не по пути. Прости. — Ты уверен? — смотрит своими глазами влажными, а в мою душу закрадываются сомнения: вдруг это я подлец? Но я же предупреждал, я обговаривал! — Это твоё окончательное решение? — Да. Я замечаю Чимина, что только что зашёл в бар, а он замечает нас и торопится к барной стойке. Эйлин вытирает влагу под глазами, немного размазывает тушь, а потому решает ретироваться в дамскую комнату. Чимин же усаживается напротив меня, на её место. — Что-то случилось? — интересуется друг. От него ничего не скроешь, да и он в курсе наших взаимоотношений с Эйлин. — Вы поссорились? — Нам нечего делить, — я перебираю в руках серьги, что она оставила на стойке. — Мы же не были парой, зачем нам ссориться? — Но что-то случилось? — Я сказал ей, что всё кончено. — Вот как? — присвистывает Пак. — И чего вдруг? Встретил кого-то? — Нет, просто она стала наглеть. Заявила мне как-то, что хочет съехаться. Съехаться, Чимин! Будто мы в отношениях! — Вот наглая морда, — цокает друг и забирает мой бокал с шампанским, отпивает. — Я отойду. Оставляю Чимина, сам направляюсь в уборную, по пути встречаю Эйлин, молча беру её руку, кладу на ладонь серьги и сжимаю её пальцы. Это её серьги, не мои, я подарки обратно не забираю. Хочет что-то сказать, но осекается, закусив губу, провожает меня взглядом. Вернувшись на место, к барной стойке, вижу, что Эйлин уже нет на месте. Выдыхаю, радуясь, что проведу остаток вечера в компании друга. Мы мирно беседуем, пьём шампанское, я отчего-то становлюсь очень разговорчивым, да и Чимин, любопытный Чимин всё выпытывает и выпытывает. Рассказываю ему о Чонгуке. Я не хотел, но алкоголь… Рассказываю о Монике, о нашей с ним ей помощи, о поездке на ярмарку, о наших ежедневных переписках. Чимин внимательно слушает, а я замечаю за собой улыбку, когда представляю перед глазами образ Чона. — Да ты, друг, запал на него, — выносит свой вердикт Чимин. — Да ты, друг, охуел, — хмыкаю я. Чего он такое выдумал? — Ты ни про одну из своих девушек так ярко не рассказывал, — пожимает плечами Пак. — Тут же всё очевидно. — Ничего очевидного, — бормочу под нос, а сам злюсь на себя, зачем только пил, чтобы потом язык вот так развязался. Чимин, конечно, друг хороший, но своеобразный, не стоило ему об этом говорить. — Не придумывай. — Ага, — он встаёт, берёт меня под локоть. — Пойдём уже, тебе спать пора. Чимин помогает мне дойти до номера, я падаю на кровать прямо в одежде, со мной такое крайне редко, да я и не припомню даже. Сквозь сон думаю, что всё это очень странно, я немного выпил, не чувствую себя пьяным, но на ногах не стою, зато сердце из груди вот-вот выпрыгнет, да и болтал без умолку. Видимо, я слишком перетрудился — делаю такой вывод и с ним же засыпаю.***
Контракт! Нам наконец удаётся заключить контракт с Ким Сокджином! Эта скала сдвинулась с места, поставив в подготовленных Чимином бумагах размашистую подпись, а я — рядом, одновременно выдыхая. Мы — агентство недвижимости. Фирма Ким Сокджина же занимается строительством, активным строительством по всему штату, а в частности в Роли. Их бизнес набирает обороты, потому нам просто необходимы такие компаньоны для благоприятного развития и расширения собственных масштабов. — Отметим? — предлагает Сокджин, явно намекая на выпивку, но мне ещё после вчерашнего не хорошо. — Если только без алкоголя. Наша мини-компания из трёх человек размещается в одном из ресторанов, мы обсуждаем предстоящие совместные проекты. Сокджин и Чимин отмечают вином, а я соком. Я в целом не любитель алкоголя, а два дня подряд тем более не для меня. Под градусом разговор протекает как-то легче, мы даже обговариваем некоторые личные вопросы, не касаемо работы, а ближе к полуночи мы с Чимином возвращаемся в отель. Завтра утром вылет в Нью-Йорк.❄️
Чон Чонгук: «Уже приземлился? Как полёт?» Вы: «Уже в Нью-Йорке. Всё в порядке, спасибо.» Чон Чонгук: «Есть планы на этот прекрасный субботний день/вечер?» Вы: «Передать подарки из Роли для Моники.» Чон Чонгук: «Супер! Я ещё на учёбе, но после — сразу к ней. Подкатывай.» Подкатывай. Я когда-нибудь привыкну к его выражениям? Вы: «Ок.» Вызываю такси, доезжаем домой быстро, движение на дорогах свободное, и я, до выезда к Монике, успеваю не только заказать еду на дом и принять душ, но и вздремнуть пару часов, потому что прошлой ночью в отеле я практически не сомкнул глаз — всегда так перед полётом. Проснувшись по будильнику, собираюсь к самому милому на свете гостю. Упаковываю купленные подарки в яркую бумагу, одеваюсь и выезжаю. Я снова выбрал всё чёрное — таков уж мой гардероб, в нём практически не найти цветных вещей. Чонгук с Моникой замечают меня из окошка кухни, что выходит во двор, они стучат и машут руками, а я машу в ответ, ощущая какое-то согревающее тепло в своей душе. Я целую неделю их не видел, а сейчас, глядя на знакомые мордашки, улыбающиеся с третьего этажа, понимаю, что действительно скучал. — Друг! — Моника кидается на меня с объятиями, да так резво, что валит меня на пол. — Друг-снеговик, ты вернулся! — Да, да, голубоглазка, — я хохочу, пока она прыгает по мне, такая искренняя, счастливая, с блестящими глазками. — Я наконец вернулся, да ещё и с подарками! — Правда??? — удивлённо хлопает ресницами. — Покажи! И я затаскиваю сумку, брошенную в подъезде, а внутри целый ворох красочных шуршащих свёртков. Моника помогает мне, цепляется за ручку сумки, и мы вместе несём её в комнату, располагаемся на диване. — Друг, это кому столько? — искренне недоумевает Моника, а я понимаю её удивление, я действительно скупил многое, выделив один из дней в Роли на походы по магазинам. — Вам с Чонгуком, — поднимаю на него глаза, смотрит пристально, сложив руки на груди. — Иди, разбирай. Подарков оказывается действительно слишком много, я сам себе удивляюсь, ведь уже давно все подарки заказываю через интернет. Для Моники же захотелось выбрать лично. Для Моники и Чонгука. Здесь есть всё и даже больше: красивая кукла с золотистыми локонами и длинными ресницами; мягкая радужная альпака — подружка единорогу Монни; настольные игры; книги с пёстрыми картинками о Рождестве для самых маленьких, для тех, кто только учится читать. А ещё два красивых красных кардинала — эта птица символ Северной Каролины. Один из них для Моники, второй для Чонгука. Ещё для него здесь яркий свитер, знаю, любит такие. Он голубого цвета, почти как глазки Монни, со снежинками и чудными зимними узорами. — Примеряй, — прошу у Чона. — Брал на глаз. — Спасибо, — вертит в руках, улыбается, а потом замечает этикетку. — Это что?! Гуччи??? — Ну да, — пожимаю плечами. — Новая коллекция вышла, зимняя, да и ты ведь мечтаешь стать их моделью. — Оху… — Чон осекается, вспомнив о Монике, — обалдеть! Он стягивает свой джемпер, надевает обновку, бежит в прихожую, там зеркало, возвращается с восторженным воплем. А я знал, что он любит тёплые и яркие вещицы. — Спасибо, — бросается мне на шею, слышу, как где-то на фоне смеётся Моника, а потом тоже лезет с объятиями. — Давай, Монни, нападай! — кричит Чонгук и они валят меня на диван, начинают щекотать, под громкие совместные визги. — Эээй, — я отбиваюсь, боюсь щекотки. — Вы неблагодарные! Разве можно? — Нужно! — кричит Чон, нависая сверху. — Нужно тебя растормошить! — Стойте, — я хохочу, уворачиваюсь, но Чон держит крепко, а Моника заливается, щекотит мне шею, самое уязвимое место. — Стойте, засранцы! Ай!!! Эти двое словно с ума сошли! Вот так благодарность за подарки! Они меня щекочут, а я вырываюсь, но Чонгук сильный, он в свободное время в зал ходит, а не штаны в офисе просиживает, как я. Моника тоже егоза, проворная, разошлась и никак успокаиваться не хочет, а я уже задыхаюсь от смеха, даже умолять о пощаде не в силах. — Ладно, Монни, — говорит Чон. — Может, пощадим нашего друга-снеговика? — Пощадим, — девчушка тут же соскакивает с дивана, обращает внимание на свои новые игрушки и уносится показывать их Гринчу, а Чон всё ещё нависает надо мной. — Пусти, — моё сбитое дыхание напротив его расширенных зрачков, он сидит на моих бёдрах, держит за запястья, я это только сейчас понял. — Пусти, Чонгук. — А если не пущу? — смотрит с прищуром, а у меня от его блеска в глазах сердце пропускает удар. Я действительно скучал по этому взгляду оленёнка. — Что тогда? — он наклоняется чуть ниже, а у меня паника. — М? — Чонгук, Моника смотрит, — проговариваю голосом ниже обычного. — Пощади её детскую психику. — А Моника-то что? — хмыкает. — Я не делаю ничего противоестественного. Окидываю его взглядом. Голубой свитер, чёрные джинсы с прорезями на коленях, обтягивающие бёдра, над которыми он хорошо работает в тренажёрном зале. Волосы слегка растрёпанны после нашей борьбы, глаза блестят, как и губы. Всё ещё держит меня за запястья. Действительно… Ничего противоестественного. — Чонгук. — Ладно. Он поднимается и отправляется к окну, где Монни рассказывает Гринчу о своей новой кукле, вступает в беседу, а я провожаю взглядом, поднимаюсь тоже, поправляю помятую одежду. — Кстати, — оборачивается на меня Чон. — Ты почему снова в чёрном? — Не начинай. — Неужели тебе неинтересно посмотреть на себя в других образах? — в его голосе искреннее изумление. — Их ведь миллион, как и оттенков! — Что если мне нравится чёрный? — Тэхён, — он подходит обратно ко мне, смотрит этим своим фирменным прожигающим взглядом. — Впусти в свою жизнь яркие краски. Задумываюсь. Он ведь сейчас не только об одежде, верно? К нам подбегает Моника, она тараторит о том, что её новой кукле, которую она назвала Аннабелль, необходимо на улицу, чтобы посмотреть на снег. — Так что же мы сидим? — делает огромные глаза Чонгук. — Раз Аннабелль ещё ни разу снег не видела! И то правда. Мы быстро одеваемся, но долго ищем варежки Моники, потому что, как она сказала, их утащил Гринч. Варежки находим в кухонном шкафчике и одному только Гринчу известно как они там оказались. Мы вчетвером, вместе с Аннабелль, высыпаем на улицу и ахаем — там сказка. Зимой темнеет рано, вот и сейчас, с наступлением сумерек, уже включили фонари. Они светят рассеянным теплом, а в их лучах крупные белые мухи порхают, пушистые и сверкающие, переливающиеся всеми цветами. Снег укладывается ровным настом на дороги и газоны, на крыши домов, магазинов и машин, на нас, стоящих посреди двора, с задранными вверх головами. Именно в такие моменты ярко ощущается чувство приближающегося чуда, которое уже вот-вот, совсем близко, почти на пороге, которое обязательно постучится в двери и окутает своей белоснежной волшебной пылью, умиротворяющей и наполняющей счастьем. — Вы тоже видите этот сугроб??? — вопит Монни и бросается в сторону газона, что полностью белый, ровный, пушистый и манящий. — Ой, а скрипит-то как, скрипит! Детская непосредственность порой удивляет. В круговороте дел не задумываешься о многих вещах, что кажутся банальными и понятными, пропускаешь всё мимо ушей, внимания не обращаешь, а потом попадаешь куда-то в Га́рлем, и жизнь будто замирает, а ты смотришь на всё со стороны, слушаешь скрип снега, ловишь снежинки, что плавятся на горячих ладонях, смеёшься, когда тебя за обе руки тянут в сторону сугроба. — Монни, — Чонгук, уже стоя в сугробе, подхватывает её на руки. — А давай делать снежных ангелов? — Давааай, — у голубоглазки загораются глаза и она дрыгает ножками, спешит спрыгнуть с рук. — А Тэхён будет? — А Тэхён будет? — повторяет её вопрос Чонгук, глядя на меня. Тэхён будет. Тэхён, между прочим, очень любил в детстве делать снежных ангелов. Мы расходимся друг от друга на необходимое для размаха расстояние, валимся синхронно в сугроб, Моника снова звонко смеётся, а Чонгук рассказывает, что нужно аккуратно двигать руками вверх-вниз, а ногами вправо-влево. — Вот так? — уточняет Монни. — Верно, умница. Сделав ангелов, мы не торопимся вставать, мы лежим на белоснежном покрывале, а Моника высовывает язык, ловит падающие снежинки. Снег холодит голову, ведь мы с Чонгуком без головных уборов, но это не ощущается, потому что все мысли сейчас о другом. Они, мысли, парят вместе со сверкающими хлопьями, кружат вместе с усиливающимся снегопадом, они вальсируют с миллиардами облаков, опускающихся в виде снега на мирный город. — А почему снег скрипит? — спрашивает Моника. — Он поёт песню? — Почти, — отвечает Чонгук. — Снег состоит из ледяных кристаллов, совсем крошечных. Когда мы наступаем на снег — эти кристаллы ломаются и… — Ломаются? — Монни приподнимается на локтях. — Я не хочу ничего ломать! — Да, малышка, — продолжает он, поворачиваясь в её сторону. — Снежинки трутся друг о друга и ломаются, издавая звук, похожий на скрип. — Прямо как люди? — Моника принимает горизонтальное положение. — Люди тоже ломаются, правда? — И такое бывает, — выдыхает Чонгук. — Откуда ты обо всём знаешь? — Мне рассказывали мои родители, когда я был примерно в твоём возрасте, — Чонгук привстаёт, тянется рукой к Монике, легонько теребит её за щёчку. — А я запомнил. Мы встаём наконец, любуемся следами на снегу, которые действительно очень похожи на ангелов, на рождественских ангелов с нашими душами. Чонгук берёт Монику за руку и они шагают дальше вдоль улицы, а я бреду немного поодаль, раздумывая… Снежинки… Такие неповторимые и прекрасные, они ведь и правда, как люди! Моника права. Люди порой ломают других людей точно так, как ломаются ледяные кристаллы, когда на них наступают, когда топчут, не щадят… Снежинки ломаются, погибают, но потом воскресают, испаряясь и врываясь в этот вечный круговорот природы, перерождаются водой, осадками, новыми снежинками, туманом. А люди? Могут ли люди так возрождаться, после того, как их сломали? Могут ли люди попасть в этот круговорот, попасть в колесо Сансары, переродиться? Могут, но уже тоже кем-то совершенно новым. Мне становится грустно от этих мыслей, но я слышу, где-то на периферии собственного сознания, как меня зовёт Моника. Я совсем от них отбился, а теперь она машет ручкой, подзывает. Подхожу. — Тэхён, скажи хоть ты ему, — дует губы Монни. — Чего он меня домой заводит? — Потому что ты промокла, малыш, — спокойно объясняет Чон. — Ты можешь заболеть, но кто тогда будет заботиться об Аннабелль и Гринче? — Вот так всегда, — ворчит голубоглазка. — На самом интересном месте… Друг, скажи ему, а? — Он прав, — отвечаю. — Необходимо высушить твою одежду и отогреться, а ещё у меня есть предложение. — Какое? — смотрит заинтересованно. — Мы ведь не все подарки разобрали, — легонько щёлкаю её по носику. — Там ещё сладости и ягоды. — Ягоды? — удивляется голубоглазка. — Какие? — А вот это мы сейчас и узнаем! Я подхватываю её на руки, она совсем лёгкая, как пушинка, потому что худенькая, даже слишком худенькая для своих лет. В этом ничего удивительного, с таким то питанием, а вернее, его отсутствием… Доходим до дома, поднимаемся на третий этаж, отправляем вещи на батарею, а Монике велим переодеться в сухое. Чонгук спешит на кухню, чтобы приготовить ужин, а я с Моникой иду разбирать оставшиеся подарки с вкусняшками. Поужинав, мы пьём чай с обещанными ягодами — с кизилом. Я лично завариваю их в стареньком чайничке, заливаю кипятком, добавляю травы, сахар, оставляю настояться. — Почему кизил? — любопытствует Моника. — Я никогда не пробовала! — Вот потому и кизил, — улыбаюсь. — Попробуешь наконец! А ещё, кизил, как и красный кардинал, символ Северной Каролины. Я не мог оттуда уехать, не купив эти вкусные ягоды. — Не очень-то и вкусные, — морщится Моника, попробовав. — Кисло! — Зато полезно, — подсовываю ей шоколадку. — А так ещё лучше. Она соглашается, шуршит обёрткой, а я разливаю чай и нам с Чонгуком. — Ты будешь хорошим отцом, — неожиданно говорит Чон. Задерживаю на нём взгляд, забывшись и чуть не перелив чай выше краёв. — Ты тоже. И это истинная правда. Чонгук будет замечательным родителем, ведь он, даже несмотря на свой молодой возраст, легко нашёл общий язык с Моникой, совсем не имея в этом опыта. Наверное. Он заботливый, добрый, но в меру. Он нашёл эту девчушку и помогает ей активно, меня подключил. Да, Чонгук определённо тоже будет хорошим папой. У меня звонит телефон и мне приходится отвлечься от чаепития. На том конце провода Чимин. — Да, слушаю. — Тэхён, ты в городе? — Конечно, куда же мне деться. — А в каком районе? — Га́рлем. А что? Молчит несколько секунд. — Га́рлем? Ты что там делаешь? — не понимает друг. — А, постой, ты с этим Чонгуком и, кажется, Моникой, так? — Так, — опять жалею, что рассказал ему, не хотел ведь. — Ты что-то хотел? — Хотел предложить в бар или куда-то, но если ты занят… — В бар не поеду, но я уже совсем скоро домой, ко мне сегодня Намджун обещал заехать. — Домой? Может, подхватишь меня? Если поедешь по 5-й авеню. — Без проблем. На том и договариваемся. Время уже близится к вечеру, и я прощаюсь с Моникой, обещая навестить её совсем скоро. Она шепчет мне на ушко, что мама так и не появлялась и спрашивает совет: Монни хочет загадать Санте желание, хочет попросить найти маму. Найти маму… У меня снова ноет сердце. Отвечаю, что попробовать стоит, но Санта, к сожалению, не всесилен, хоть и волшебник. Она говорит, что попробует… Бедный ребёнок. Чонгук провожает меня до подъезда, стоим молчаливо с минуту. Он не заговаривает, я не спускаюсь вниз. — Ты ведь весьма успешен, — начинает он. — Связи тоже, наверняка, имеются. Может, пробьёшь её мать? Может, есть такие возможности? — Я тоже подумал об этом. — Я не знаю, — он мнётся, стоя на пороге. — Вдруг она уже… — Думаешь? — Не знаю, Тэхён. Она две недели не появляется. — Я сделаю всё, что в моих силах. — Спасибо. Разворачиваюсь в сторону лестницы, бросая краткое «до встречи», а он вновь меня окликает. — М? — поворачиваюсь и натыкаюсь на тот самый глубокий взгляд. — Кто такой Намджун? — Что? — Кто такой Намджун, Тэхён? — играет желваками, а я внутри смеюсь. Ревнует? — Какое это имеет значение? — улыбаюсь глазами, но он, похоже, не замечает. — Кто это? — Это мой брат, Боже. — Брат? — кажется, выдыхает, но ещё несколько напряжён. — Брат, — киваю утвердительно. — Так какое это имеет значение? — Забей, — отмахивается Чон, а я ловлю его мимолётную улыбку. — Езжай уже. — Выгоняешь? — изгибаю бровь. — Семья — это святое, — разводит руками Чонгук, а я замечаю снова какую-то грусть. Он всегда становится задумчивым и печальным, как только речь заходит о семье. В чём дело? — Всё, до связи, — машет на прощание и скрывается в квартире. Спускаюсь медленно по лестнице, оборачиваюсь на пролёте, но у двери никого. Гипнотизирую эту самую дверь несколько секунд, а потом спешу вниз. Намджун уже скоро будет у меня, а семья действительно святое, тут я с Чонгуком согласен. По пути подхватываю Чимина, он сегодня без машины, направляется к кому-то в гости, но к кому — не рассказывает, вот же жук! Высаживаю его через несколько улиц, а ещё через пятнадцать минут оказываюсь дома. Впереди добрый и семейный вечер с братом и Альвой.❄️
— Ну что, брателло, бахнем? — Намджун заваливается в мою квартиру, держа в руках две бутылки рома, такого же, что дарил отцу на их с мамой дату. — За твой приезд, за нас прекрасных, за будущих невест и нас опасных! — Заходишь прямо с тоста, — усмехаюсь. — Ловко. — А чего тянуть? — хмыкает брат. — Нам уже не по восемнадцать, время утекает, утекаеееет… — нараспев. — Потому, будем сегодня пить и радоваться жизни. О, Альва, приветы! — здоровается с собакой, а она смотрит на него как-то обиженно, будто «да сколько можно, я уже устала от тебя, кусок дерьма». Серьёзно, в её взгляде это читается, ведь именно Намджун о ней заботился, пока я был в командировке. — Проходи, — жестом показываю в сторону кухни. — Я быстро в душ, сам только приехал. Принимаю душ, стоя под обжигающими струями, люблю воду погорячее, вспоминаю о Монике и снежных ангелах, о снежинках, которые ломают люди, о людях, которых тоже ломают люди. Вытираюсь, встряхиваю мокрыми волосами, будто хочу отмахнуться от этих мыслей, что не дают мне покоя. Почему Чонгук грустит, когда речь заходит о родителях? Почему он такой настойчивый со мной, такой милый с Моникой, такой… Почему я снова думаю о Чонгуке?! — Чего ты там? — басит Намджун, когда я выхожу из ванной. — Еба, а чего красный такой? — Ты же знаешь, я люблю горячую воду. — Шкура слезет, — он машет указательным пальцем в воздухе. — Послушай старшего брата, а! Мудреца послушай. — Какой ты мудрец, я тебя умоляю, — сажусь на кухонный стул, а Намджун уже разливает ром. — Я тебя младше на год, но умнее и мудрее. Факт. — Не зазнавайся, ну, — делает вид, что обижается. — Ладно, давай первый тост. С тебя. Я не любитель произносить тосты. Вот совсем не любитель. — Ну… Всех благ, — поднимаю бокал. — Тьфу, — плюётся Намджун. — Тэхён, ты дурной совсем? Ещё скучнее можно? — Валяй сам, раз такой умный! — Что ж… За здоровье не пьют! За него молятся, — начинает Намджун, а я закатываю глаза, ибо опять он где-то начитался, насмотрелся и… — За счастье не пьют. За него борются! — он размахивает руками, жестикулирует активно, едва не расплёскивая ром. — За любовь не пьют. Ей занимаются! — брат уже практически переходит на крик. — Пьют за мечты! Пусть наши мечты сбываются! Киваю, чокаемся бокалами, выпиваем залпом. Закусываем нарезанным мясом и сыром, которые я прихватил в супермаркете у дома. Намджун важно достаёт сигару, закуривает. — Рассказывай, — брат закашливается густым дымом, а Альва, что проходит мимо, издаёт какой-то жалобный звук, мол «дебильный, сигары курить уметь надо, а вот дома дымить не надо». Мне действительно кажется, что она его немного недолюбливает и терпит лишь от уважения ко мне. — Что рассказывать? О чём? — Всегда есть о чём, — Намджун ведёт плечом. — Согласись. Он прав, конечно же, но что мне ему рассказать? О контракте, заключённом с Ким Сокджином? Ему не интересно. Намджун работает в моей фирме, но инициативы особой не проявляет, весь в отца в работе. Хотя и трудится честно, на совесть, но не более. О чём рассказать? О Чонгуке и Монике, что не выходят из моей головы? Я что, на дурака похож? Похож. Потому что после третьего захода с ромом я вываливаю Намджуну всё, что было на душе. Не так, как тогда Чимину, с ним это было вынужденно, что ли, я не хотел, а он всё любопытствовал. Сейчас я искренен. Брат у меня своеобразный, но очень хороший, он может годами подкалывать на какую-то тему, но в нужный момент может дать отличный совет, хоть порой и нелепый. — Пиздец, ну переспите, — вот и тот самый нелепый совет от братца. — Ты не можешь определиться со своими чувствами, а так точно всё поймёшь. — Ты обкурился своих сигар? — выкрикиваю я, размахивая коробочкой «Diamond Crown», привезённой прямиком из Доминиканы. — Ты не в порядке? — Это ты не в порядке. Башка забита этим парнем, а два плюс два сложить не можешь. — Пошёл ты! — Пошёл — ты! — усмехается Намджун. — Это пиздецки странно, но ты базаришь о нём весь вечер. — Слушай, — хочу возмутиться, но слышу вибрацию телефона, лежащего на столе. — Подожди. Чон Чонгук: «Не спишь?» Вы: «Нет.» Чон Чонгук: «Мы с другом едем в «Voice», это новый бар в Бруклине. Как насчёт того, чтобы составить нам компанию?» Вы: «Во-первых, я с братом. Во-вторых, я уже выпил. В-третьих, нет.» Чон Чонгук: «В первых двух пунктах нет никакой преграды, приезжайте вместе и выпьем вчетвером. Третий пункт — твоя тупая гордость.» Вы: «Иди к чёрту, Чон Чонгук, не тебе мне о гордости рассказывать.» Чон Чонгук: «Яркие краски не придут в твою жизнь сами. 105, Атлантик-авеню. Я всё сказал.» — Тэхён? — меня зовёт Намджун, допивая очередной бокал. — М? — Чего губу жуёшь? Действительно жую нижнюю губу, только сейчас это понимаю. Чёртов Чон Чонгук. Чёртов, блядский Чон Чонгук! — Поднимай свою задницу, Намджун. Мы едем в бар.