Пробка на 5-й авеню

❄️

 — Я вообще-то не планировал, — ворчит Юнги, пока Чонгук силой натягивает на него верхнюю одежду. — Я спал, блять!  — Ну, ничего страшного, — подбадривает друга Чон, а мы с Намджуном наблюдаем. — Поспишь на природе, свежий воздух, все дела. Всё будет заебись.       Мы с братом заехали сначала ко мне домой за Чонгуком, а потом отправились в общежитие за Юнги. Если Чон и согласился сразу на незапланированную тусовку, то Юнги — нет. Его пришлось уговаривать добрые двадцать минут: сначала Чонгуку, а потом и мы с Намджуном подтянулись. Юнги согласился только увидев серьёзный взгляд моего брата, да и то ворчать теперь умудряется.  — Ага, поспишь там, как же, — бормочет Мин. — Там, наверное, музыка грохочет, все пьяные и вообще неадекватные…  — Мой друг — цивилизованный товарищ, — успокаиваю я Юнги. — У него на вечеринке не будет никого неадекватного, всё очень по-светски.       По-светски не получается. Загородный дом Хосока гремит на несколько километров в радиусе, не иначе, ведь мы слышим громкую музыку, ещё даже не подъехав.  — Светский вечер, нихуя не скажешь, — выкрикивает Мин, выйдя из машины. Выкрикивает — потому что тише его попросту никто не услышит. — Высплюсь на год вперёд.  — Да ладно, не ворчи, пенсионер, — Чонгук хлопает друга по плечу. — Мы тут должны в самую грандиозную тусовку влиться, а ты бормочешь, как дворовый пёс.  — Сам ты пёс, — огрызается Юнги. — Блохастый.       Они ещё некоторое время перекрикиваются словами, пока мы идём ко входу в двухэтажный коттедж, подсвеченный тысячами неоновых лампочек. Хосок любит, когда всё сияет и светится — этого у него не отнять.       Внутри шумно так, что кажется, будто сейчас лопнут барабанные перепонки. Люди — повсюду. Кто-то танцует в гостиной, кто-то зажимается в углу, кто-то же наблюдает за происходящим, расположившись на диванах. Мы отправляемся к барной стойке, ведь в доме Хосока и она имеется, а за ней настоящий бармен — всё в лучших традициях американской вечеринки.  — Кого я наблюдаю!!! — слышу позади себя крик, тут же оборачиваюсь. — Тэхён! Сколько дней, сколько ночей!       Хосок выглядит потрясающе. Он — настоящий синоним стиля, работа обязывает. На нём чёрные брюки с тонкой кожаной полоской ремешка чуть ниже талии, красный тонкий джемпер, заправленный внутрь, а под ним белая рубашка. На шее тонкая золотая цепочка и кулон в виде цветка. Его тёмно-русые волосы аккуратно уложены, а в ухе — клипса в виде колечка. Казалось бы, ничего выделяющегося, но смотрится всё вместе, как всегда, эффектно. Хосок — тот, кто знает толк в моде.  — И то верно, — пожимаю другу руку, а он уже с интересом рассматривает наших с Намджуном попутчиков. — Знакомься, это Чонгук и Юнги, наши…  — Приятно, очень приятно, — Хосок не даёт договорить, он уже активно трясёт руки новым знакомым, он весь светится, будто к нему в гости пожаловал сам президент Америки. — Как живёте, молодые люди?  — Хрен жуём, — буркает в ответ всё ещё недовольный Юнги. — Так и живём.       Хосок заходится смехом, бросает «а ты мне нравишься», помахав указательным пальцем в воздухе, а потом переключает внимание на Чонгука.  — Кажется, я где-то тебя уже видел, — щурится Хосок. — Не могу понять…  — Не уверен, — пожимает плечами Чон. — Если бы мы пересекались — я бы запомнил.  — Возможно, возможно, — задумчиво произносит Хосок, осматривая Чона с головы до пят. — Ладно… С этим мы позже разберёмся.       Хосок приглашает нас за свой столик, ведь на его вечеринке всё, как в ресторане, даже столики имеются. Мы перемещаемся за один из, заказываем напитки и закуски у подошедших официантов, пока Хосок с Намджуном вспоминают одну историю из детства. Мы все знакомы давным-давно.  — Помните, как мы все вместе ходили в почтовую службу? — выкрикивает Хосок. — Лет семь назад, кажется.  — Ой, завались, — вздыхает Намджун. — Можно не нужно эту историю рассказывать?  — Не можно, — смеётся Хосок. — Эту историю смело нужно продвигать в массы!  — Что за история? — тут же включается Юнги, что сидит рядышком с Намджуном. — Рассказывайте.       И Хосок рассказывает, да так интересно рассказывает, что все мы заслушиваемся, даже я, хоть и был прямым свидетелем происходящего.       Дело было действительно около семи лет назад. Мне тогда было двадцать пять, Намджуну — двадцать шесть, а Хосоку — двадцать три, он из нас всех самый младший. Однажды заказал мой брат через интернет какую-то посылку, заказал без курьерской доставки, ведь тогда ещё было не до шика никому из нас троих. Встретившись после работы и собираясь завалиться в бар, мы, перед запланированным, отправились в отделение почтовой службы, чтобы забрать ту самую злополучную посылку брата. Что уж он там заказывал — никто не помнит, но вот зато процесс получения запомнили все.       Прежде, чем выдать посылку, девушка-оператор, разумеется, запросила у Намджуна его паспорт, который он тут же предоставил. Сотрудница открыла документ, а оттуда… Выпал презерватив. Девушка хмыкнула, бросила взгляд на Намджуна, стоящего красного, как рак, а потом выдала что-то вроде «Это не понадобится. Процедура выдачи посылки не столь сложна».       Коробка была получена, после чего красный Намджун стремительно выбежал на улицу под наш заливистый смех, а история была добавлена в копилочку неловких ситуаций, которые у этого ходячего приключения — неотъемлемая часть жизни.  — Помню, мы тогда ещё шепнули девушке, уходя, что-то типа «скажите спасибо, что не использованный», — хохочет Хосок.  — Дебилы, — закатывает глаза Намджун. — Я сейчас тоже начну вспоминать неловкие ситуации с вами, вот тогда посмотрим, кто смеяться будет.  — Да ладно, нормальная история, — Юнги тоже смеётся. — С кем не бывает. Ну презерватив, и презерватив. Чего бубнить-то.  — А что по поводу историй о Тэхёне? — вставляет Чонгук. — Поведаете?  — О да, — усмехается Хосок, опрокидывая в себя очередной рокс «Митчерса», отдающий мёдом и засахаренной вишней. — Сейчас, отлучусь только на минуточку.       Со словами «с вашего позволения, джентльмены», он встаёт и удаляется в самую гущу событий, в толпу танцующих и шумящих гостей, чтобы поприветствовать кого-то из только прибывших. Мы остаёмся вчетвером, но это ненадолго, потому что Намджун что-то шепчет Юнги, и они тоже покидают нашу компанию, отправляясь на перекур. Знаю я эти перекуры, а потому хмыкаю, глядя им вслед.  — Может, тоже? — Чонгук присаживается поближе ко мне, а я чувствую от него аромат ванили и пряностей, смешанных с той же засахаренной вишней, которой отдаёт виски, что мы распиваем. — Уединимся?  — В самый разгар вечеринки? — брови мои взлетают вверх. — Разве не интереснее послушать истории Хосока?  — Интереснее — ты.       Он шепчет мне эти слова в самое ухо, опаляет дыханием, что пряно обжигает. Я чувствую его ладонь на своём бедре, непроизвольно ёрзаю, пытаясь сбросить, но он лишь сильнее надавливает.  — Не дёргайся, — предупреждает Чонгук. — Если не хочешь повышенного внимания, конечно же.       Чонгук ведёт ладонью по моему бедру, подбирается чуть выше, рукой ныряет к внутренней стороне. Вот же дьявол!  — Ты что удумал? — мне приходится шипеть, потому что орать об этом — точно не лучший вариант. — Ты что творишь? Чонгук?  — Я же говорю, не дёргайся, — в его глазах маленькие дьяволята пляшут свой танец, он, шепча мне на ухо, слегка прикусывает мочку, я выдыхаю воздух через нос, а он кратко зализывает укус. — Посиди смирно. Хорошо?       Я не отвечаю, лишь воровато озираюсь по сторонам. Мы в эпицентре событий, мы в гостиной, похожей, конечно, больше на бар. Вокруг нас много столиков, за некоторыми из них люди, но большинство — пусты. Практически все гости на танцполе, у бара, в других комнатах. Стол, за которым мы сидим, достаточно высокий, а ещё он достаточно близко стоит к дивану, потому, если не присматриваться… В помещении полумрак, но всё же всегда находятся проницательные люди, и такие, наверняка, есть в этой окружившей толпе.  — Нет, Чонгук, это слишком опасно, — я останавливаю его руку своей, перехватывая за запястье. — Нет, Чонгук, нет.  — Да, — жарко шепчет мне в район шеи. — Да, Тэхён. Только не выдавай себя сам.       Я тяжело сглатываю, когда он одной рукой подбирается к моему ремню, быстро расстёгивает, а потом ныряет рукой внутрь. Меня буквально примагничивает к этому дивану, обитому бархатом винного цвета, меня прибивает какой-то невидимой силой, а единственное, на что я способен — сжать руки в кулаки, уложив их на зеркальную поверхность стола, делая вид, что всё в порядке. Что ничего не происходит.  — Вот видишь, — шёпот проходится по моей коже электрическим разрядом. — Всё хорошо, никто ничего не заметил.  — Блядский Чон Чонгук, — я цежу это сквозь зубы, но стараюсь не забываться и контролировать выражение своего лица. — Я припомню тебе. Так и знай.  — Ага, — усмехается он. — Только не в этот раз.       Когда я понял о плане Чонгука, я не думал, что всё зайдёт так далеко. Я думал… Кхм… Думал, что он просто подрочит мне, просунув руку в мои штаны, и я уж точно никак не думал, что Чонгук к чертям собачьим вытащит мой член из брюк. Я дёргано пытаюсь подорваться с места, но в ту же секунду понимаю, что задумка эта провальная. Подскакивать в толпу с приспущенными штанами и стоящим членом — так себе идея.  — Сукин сын, — качаю головой, жмуря глаза и ещё сильнее сжимая кулаки, буквально впиваясь короткими ногтями в кожу ладоней. — Сукин ты сын, Чон Чонгук.       Он нахально усмехается, я это всей своей шкурой ощущаю, а потом сжимает мой член у основания, заставляя сжать зубы. Он не спешит, будто издевается, и вместо того, чтобы быстрее с этим покончить — действует наоборот. Он медленно водит рукой по ноющему органу, аккуратным движением кончиков пальцев оглаживает головку, размазывая по ней выступившую жидкость. Он резко опускается вниз, а я выдыхаю — тоже резко.       Жмурю глаза, потому что во мне сейчас идёт война. Во мне борются ангелы и демоны, они устроили настоящий бой. Ангелы шепчут «беги», а демоны — останавливают. Его ладонь на моём члене, его взгляд — в сторону. Иллюзия неприкосновенности. Идиллия.  — Сделай это быстрее, — шепчу, когда заканчивается музыка, и он может меня слышать. — Прошу.  — Просишь? — он улыбается, я по интонации слышу, хоть и не смотрю на него.  — Умоляю, — на этих словах диджей запускает новый трек.       Чонгук двигает рукой в такт музыке. Прошлая была медленная, плавная, расслабленная. Эта — более динамичная. Я распахиваю глаза, осматриваюсь. Наших на горизонте не наблюдаю, пропали куда-то, а всем остальным гостям, кажется, нет никакого дела до происходящей вакханалии под нашим столом. Аромат пряной вишни смешивается с дымом сигарет, а ещё с запахом секса и животного желания. Я сейчас думаю лишь о том, что готов послать всё к чертям. Всё — это буквально всё. Репутацию, доброе имя, имидж… Я готов прямо сейчас разложить Чонгука на этом блядском столе, стянуть с него его рваные джинсы, через которые видно острые колени, ведь его, похоже, не смущает, что на дворе зима. Стянуть бельё, задрать футболку, содрать с него пиджак в стиле кэжуал. Припасть губами к влажной шее, пропитанной запахом алкоголя, к губам припасть, а потом брать долго и жёстко, брать своё. Прямо у всех на глазах.       Я сам шокирован от своих мыслей. Это всё алкоголь. Но не тот «Митчерс», две бутылки которого мы распили на четверых, а тот, что в крови, тот, чьё имя — Чонгук. Тот, кто дрочит мне сейчас, ускоряя темп, совершенно не боясь попасться с поличным кому-то из людей, что нас окружают. Мы — средоточие действа. Мы — пепелище событий. Мы те, кто сходит с ума, кто горит прямо здесь, в этом загородном доме, на этой вечеринке. Сходит с ума и не хочет останавливаться.  — Ещё немного, — проговариваю одними губами, немного развернувшись к нему лицом. — Пожалуйста…       И он понимает. Чонгук понял бы меня даже без слов, потому что он чувствует меня, как никто другой. Он перехватывается поудобнее, ещё несколько раз проводит рукой вверх-вниз, уделяя внимание дёргающейся головке, и я кончаю. Я скулю, но внутри, я оставляю кровяные следы на своих ладонях, я снова тяжело выдыхаю, примерно прикидывая сколько мне понадобится времени, чтобы восстановить дыхание, и что мне делать, если через секунду перед нами появятся друзья и брат.  — Умничка, — слышу горячее дыхание, а он снова, приблизившись, чуть прикусывает мочку и зализывает. — Ты вёл себя достойно.  — Я припомню тебе это, Чон Чонгук, — лукавлю.       Зачем мне припоминать? Он… Он доставил мне такое удовольствие в этих экстремальных условиях, как никто и никогда не умел. Он и сейчас нежно оглаживает уже опавший член, измазывая его спермой, а я, кажется, снова начинаю возбуждаться. Хватит!  — Тебе нужно вытереть руку, — обращаюсь к Чону, легко двинув бёдрами, и сбросив его ладонь. — А лучше вымыть.  — Подай мне салфетку, — просит Чон, и я тянусь за ней на другой конец стола, немного привстав, и снова рискуя всем.       Протягиваю ему несколько, он берёт салфетку второй рукой, вытирает ту, что только что была на моём члене, орудуя ею под столом, а я тянусь к собственной ширинке, спеша застегнуть. Чонгук едва ли успевает отлучиться в уборную, чтобы вымыть руки, как к столику возвращается Хосок.  — Ну, что, друзья-алкоголики, не скучали? — интересуется друг. — Чем занимались тут без меня? А где Юнги и Намджун?  — Куда-то испарились, — отвечаю, предпочитая проигнорировать вопрос о наших с Чонгуком занятиях. — Не сообщили.  — Ладно, найдем, — машет рукой Хосок. — А вообще, у меня для вас эксклюзивное предложение.  — Какое? — заинтересованно спрашивает Чонгук. Этот всегда за любую движуху.  — У меня за домом персональный каток, — отвечает Хосок. — Приглашаю вас двоих, и ещё тех двоих тоже. Можем покататься!  — С каких пор у тебя за домом персональный каток? — удивляюсь я. — Не было же вроде.  — Было — не было, чего гадать? — хмыкает Хосок. — Так где ваши товарищи?  — Подожди, то есть ты сейчас предлагаешь отправиться на каток? — изумляюсь я, пока Чонгук уже набирает на телефон Юнги.  — Конечно, — округляет глаза Хосок, будто я спросил у него что-то, что не укладывается в голове. — А когда ещё?  — Посреди ночи? — щурюсь я. — Вот так вот? — жестом показываю на нашу и его одежду, явно не предназначенную для фигурного катания.  — Да что ты, как дед, господи, — Хосок подрывается с места. — Ищите своих беглецов, а я за коньками!  — За коньками он, — ворчу себе под нос, — дед…       Чонгуку же удаётся дозвониться до Юнги, хоть и не с первой попытки. Тот отвечает, что они с Намджуном уже направляются к нашему столику. Они действительно быстро приходят, а я внимательно их рассматриваю, пытаясь найти какие-либо следы помятости, но ничего.       Я рассказываю брату и Юнги о предложении Хосока, которое Намджун тут же подхватывает, а Юнги лишь приходится согласиться. Он ворчит, что не умеет кататься, но Намджун убеждает, что поможет и научит, и что он вообще лучший тренер по катанию на коньках. Он, кстати, не лукавит, именно он меня когда-то научил на них кататься.       Мы находим Хосока, который выдаёт нам огромную коробку с коньками разных размеров. Каждый подбирает подходящие, и мы отправляемся на улицу. На его персональный каток на заднем дворе коттеджа.       Катка в указанном месте не оказывается. Мы с удивлением хлопаем глазами, а Хосок хохочет и говорит, что каток — замёрзшая река, что протекает неподалёку от его дома. Мы, чертыхаясь и освещая себе путь фонариками, отправляемся искать ту самую реку, а потом, на берегу, меняем обувь на коньки.  — А если лёд треснет? — Юнги с подозрением смотрит на реку, не решаясь ступать на замёрзшее белое полотно. — Я сегодня планировал поспать, а не сдохнуть.  — Не треснет, — Хосок хлопает Юнги по плечу. — Я здесь уже несколько зим катаюсь.  — А мне не говорил, свин, — бормочу себе под нос, шнуруя коньки. — Я бы, может, тоже хотел свой персональный каток.  — Да не свисти, — отмахивается Хосок. — Ты не особо то и в гости приехать порывался со своей работой, какой там каток.       И он прав. Работа полностью захлестнула меня в последнее время, я света белого не видел, какие уж там катки. И что толку? Фирму отобрали. Теперь только и остаётся, что рассекать по льду на замёрзшей речке, находящейся во владениях друга.  — Интересно, — Чонгук обращается к Хосоку, пока мы втроём скользим по льду, не дожидаясь Юнги с Намджуном, у которых всё проходит очень медленно. — Где ты мог меня видеть? Покоя вопрос не даёт.  — Не уверен, что видел в реальности, — загадочно отвечает друг.  — Как это? — не понимаем мы оба с Чонгуком.  — Так это, — разводит руками Хосок. — Порой я придумываю себе в голове какие-то образы людей. Внешность рандомно, лицо, пропорции тела — всё чистая выдумка.  — И для чего? — не понимаю я.  — Да, для чего? — вторит Чон.  — Да для того, чтобы потом, найдя кого-то похожего на образ в своей голове, предложить ему работу! — восклицает Хосок.  — Да ну? — поражается Чон. — И так бывает?       Бывает. Я даже не удивлён. Хосок всегда был творцом, его всегда привлекало всё эстетичное, а ещё экстравагантное. В частности вещи, но и люди тоже, конечно. Он даже в школьные годы обеспечивал всех своих одноклассников костюмами к праздникам. Все его называли сумасшедшим дизайнером, его гнобили многие, не давали прохода, портили его одежду, издевались, а он… Всё прошёл, всё через себя пропустил, ещё и человеком остался. Человеком с большой буквы, ведь Хосок, в свои тридцать, работает в итальянском доме моды «Gucci». Именно у него я урвал приглашение на модный показ, что пройдёт совсем скоро, именно с его помощью я сделал Чонгуку такой незабываемый подарок на Рождество.  — Так вот, — продолжает Хосок. — Мне кажется, я тебя выдумал.       Чонгук даже останавливается, чуть запнувшись на льду. Да и я тоже. Знал, конечно, о таком пристрастии друга, но не знал, что он реально встречает потом кого-то похожего на придуманные образы.  — Да, да, не удивляйтесь, друзья-фигуристы, — кивает Хосок. — Так вот, Чонгук. Я смотрю, ты в отличной физической форме, внешность — что надо, а ещё ты весьма молод, можешь построить карьеру модели. Если, конечно, захочешь.       У меня перед глазами проносится наша с Чонгуком первая встреча. Он ещё тогда, продав мне зубные щётки, сидя в машине моего автомобиля, показывал на моём же телефоне видео, где какой-то парень рассказывал о том, как нужно одеваться, чтобы выглядеть, как модель «Gucci». Видео, конечно, по большей мере было шуточным, но я запомнил. А ещё я запомнил, что Чонгук не ровно дышит к этому дому моды, не зря же я ему подарил приглашение на показ, а до этого и одежду бренда.       Чонгук так и стоит, замерев. Он хлопает глазами, всем своим видом сейчас походя больше на ребёнка. Удивлённого. Будто это не он пятнадцать минут назад надрачивал мне под столом. Я смеюсь с этого его контраста, машу перед его лицом рукой, чтобы он пришёл в себя.  — Я не понимаю, — хмурится Чонгук. — Это ты сейчас шутишь так, да?  — Нет, — совершенно спокойно отвечает Хосок.  — Так не бывает, — спорит Чон.  — А как бывает? — Хосок улыбается глазами. — Думаешь, модели в агентства сами с неба падают? Их ищут модельные скауты, кем я и являюсь.       Чонгук всё ещё стоит, опешив. Нас уже даже догоняют Намджун с Юнги, который пошатывается, но держится молодцом, не без помощи моего брата, конечно.  — Что это у вас тут? — басит Намджун. — Чего встали?  — Открываем миру новую модель «Gucci», — Хосок жестом машет в сторону Чонгука. — Вот так бывает, Намджун. Никогда не знаешь, где встретишь новое лицо бренда: на неделе моды в Милане, или на замёрзшей речке позади собственного дома.  — Да ну? — ахает Намджун, а Юнги перенимает позицию Чонгука, и тоже стоит, застыв. — Серьёзно, Хос?  — Ты вообще его видел? — Хосок стучит костяшками пальцев по своей голове. — Ты видел его лицо? А пропорции? Это же будущая звезда, Намджун! Сам посмотри!       Намджун смотрит, поправляет шапку, чуть слезшую на глаза, переводит взгляд на Юнги.  — А этого не возьмёшь? — шутит брат, показывая на Юнги, у которого глаза на лоб лезут.  — Извини, — пожимает плечами Хосок. — У меня в голове определённые образы. Юнги прекрасен, но…  — Но я собираюсь стать стоматологом, а не моделью, — договаривает за него сам Мин. — А вот Чон… Знаю, он давно мечтал. Он же скупает журналы моды втихаря, и вообще пищит от всей этой темы.       Я с ним согласен. Чонгук в первый же день знакомства рассказывал мне про стиль, говорил, что меня приоденет. И ведь приодел же! Мой гардероб теперь стал более ярким и разнообразным. Чонгук буквально живёт этой темой, хоть и учится совсем на другую специальность, но кто сказал, что одно другому может помешать?  — Так чего скажешь? — спрашивает Хосок. — Отомри, Чонгук!  — Это странно, — признаётся Чон, и я его понимаю, не каждому такие предложения поступают. — Это точно не какой-то обман?  — Нет, — отвечаю я. — Хосок действительно скаут дома моды «Gucci», а ещё он очень серьёзный, хоть и может показаться баламутом на первый взгляд из-за своего весёлого нрава и вечных шуточек. Когда дело касается работы, Хосок — кремень. — Не думай даже про это, Чонгук. Попробуй. Ты ведь сам хотел!  — Уже на днях будет показ, — рассказывает Хосок, когда мы трогаемся с места, и потихоньку скользим по льду. — Там и встретимся. Обсудим все детали, покажем тебя моим коллегам, а потом обучение и контракт не за горами.       Чонгук сейчас задумчив. Он явно в шоке, да в этом и нет ничего удивительного, я сам поражён до глубины души, но в то же время и рад! Когда осуществляются мечты — человек становится счастливым, а что может быть лучше, чем видеть близких счастливыми? Видеть, как у них горят глаза. Видеть их улыбку. Да и потом, это действительно перспективно.  — Я слышал, что моделями становятся совсем в юном возрасте, — отзывается Чонгук. — Мне уже двадцать.  — Стандартный возраст для начала модельной карьеры — тринадцать — пятнадцать лет, — соглашается Хосок. — Но как же все те известные на весь мир модели, что начали свой путь после двадцати?       Хосок рассказывает нам о модели, по имени Саския де Брау, что пришла в модельный бизнес в тридцать один. Он в красках расписывает её успех, а потом называет ещё несколько имён. Леа Ти, тридцати лет; Кати Нешер и Эмили Валад, двадцати семи лет; Мари Пиавезан, которой было двадцать шесть. Он болтает, болтает, болтает, а мы все слушаем, ведь он так ярко рассказывает, так ярко дарит эту надежду!  — Чонгук, — Хосок резко разворачивается. — Скажу тебе две вещи.  — Какие? — Чон останавливается тоже, как и мы все.  — Во-первых, никогда не поздно начать, — отвечает Хосок. — Никогда не поздно начать заниматься чем-то новым, совсем не важно сколько тебе лет: пятнадцать или тридцать пять, а, может, и больше. Никогда не нужно бояться, а если превратить свою мечту в реальность удастся — это ли не счастье? Это ли не то, ради чего мы все живём в этом мире?       Чонгук задумчиво кивает, соглашаясь.  — Вторая вещь, о которой я хочу тебе рассказать, — продолжает Хосок, — это моё профессиональное ви́дение. Я в модельном бизнесе много лет, и пусть всё получалось не сразу — сейчас я там, куда упорно шёл. Я в самом центре событий, в самом пекле, на самой вершине, и мне это чертовски нравится. А ещё, я не могу не отметить то, что я профессиональный скаут. Я никогда не ошибаюсь в своём выборе, Чонгук. Никогда.       Чонгук снова кивает, он всё ещё не может поверить, да и мы все молчим, лишь наблюдая, как на наших глазах вершится судьба, как происходит чудо.  — Я не могу тебя заставить, но знай, ты нужен нам, — добавляет Хосок. — Ты нужен мне, нашему дому моды, потому что я вижу в тебе огромный потенциал. Подумай над этим, и мы всё обязательно обсудим после показа.       Чонгук соглашается, после чего Намджун предлагает сменить тему, ведь он сюда не для того приехал, чтобы весь вечер слушать разговоры Хосока о модельном бизнесе. Мы катаемся ещё около тридцати минут, а потом, немного замёрзнув, отправляемся в дом. Мы быстро согреваемся, выпив по роксу виски и расположившись за уже знакомым столом. Вокруг всё ещё снуют гости, ведь вечеринка, похоже, продлится до самого утра.       Нашу идиллию прерывает вибрация моего телефона, на экране высвечивается смс от моего старого доброго знакомого, что помог когда-то отыскать маму Моники, а теперь обещал найти и саму Монни. В смс её новый адрес. Адрес детского дома, в который её определили. Оперативно.       Показываю Чонгуку сообщение, а он просит переслать ему, чтобы не потерять ненароком. Он тут же приободряется, но в то же время находится в своих мыслях, я вижу, что он сейчас не здесь, он там, рядом с Монни. Мы решаем отправиться туда завтра же, дабы навестить девочку, если позволят, либо хотя бы передать для неё какие-то вещи и игрушки.  — Знаешь, Тэхён, — рассуждает Чонгук. — Если я действительно подпишу контракт с Хосоком, а вернее, с домом моды, я ведь смогу сам нас обеспечивать.  — Что это значит? — смотрю удивлённо. — Как это «сам»? А меня ты уже списываешь со счетов? Отправляешь в утиль?  — Я тебя и имел в виду, дурачок, — улыбается Чон. — Тебя и Монику. Если удастся оформить опеку…  — Чонгук, — я разворачиваю за подбородок его лицо к себе. — Ты, конечно, уже взрослый мужчина, хоть ещё и совсем молодой, но не думай, что я не справлюсь, что не смогу обеспечить семью.  — Семью? — у Чонгука в глазах играют огоньки, то ли от подсветки, которой здесь в изобилии, то ли сами по себе, от темы.  — Семью.       Честно говоря, я уже допускал мысль о семье, встретив Чонгука, но я никогда ещё не задумывался об этом настолько всерьёз. Я понял это почему-то именно сейчас. Я вижу его, вижу его ко мне отношение, вижу его заботу и волнения о Монике. Чонгук будет замечательным отцом, несмотря на свой молодой возраст. Я же… Тоже.       Он ворвался в мою жизнь так внезапно. Просто постучав в окошко моей машины, пока я стоял в будничной пробке посреди 5-й авеню. Он убедил меня в том, что мне необходимо купить те зубные щётки, и, знаете, я ни разу об этом не пожалел. Он безрассудным чудом ворвался в мою жизнь, а теперь я вижу, что он — самый рассудительный и надёжный из всех, кого я знаю. Теперь я понимаю, что всё не просто так, а ещё я вижу, что его слова — сбываются.       Он пообещал мне когда-то изменить мой стиль одежды. Всё так и получилось. Мой гардероб теперь разнообразный, с пёстрыми оттенками, а ещё со светлыми, которые я раньше не носил вовсе, зависнув в чёрном цвете       Он пообещал мне когда-то исправить традиции. Вернее… Привнести их в мою жизнь, ведь до встречи с ним — я даже ёлку сам не выбирал, не говоря уже о прочих мелочах. Всё так и вышло. Теперь у меня тоже появилась традиция выбора и украшения ёлки, а ещё игра, в которой нужно дарить подарки на определённую букву. Уверен, впереди ещё много, очень много разного, но главное, чтобы всё это было рядом с ним, с моим добрейшим продавцом зубных щёток.       Он пообещал мне когда-то исправить моё отношение к жизни. Всё так и произошло. Я больше не тот Ким Тэхён, сноб и консерватор, который ведёт себя, словно робот, который ведёт себя так, будто впереди ещё куча жизней, а он всего-лишь пишет свой черновик. Это не так. Теперь я — Ким Тэхён, пишущий чистовик. Теперь я знаю цену эмоций, теперь я знаю, что такое настоящие чувства. Я не говорю о любви, вернее, не только о ней… Настоящие чувства могут быть самыми разнообразными! Я больше не тот сухарь, что не видел ничего, кроме своей работы, я — живой. Я дышу другим человеком, я забочусь о нём, думаю о нём семь дней в неделю, а ещё хочу заботиться о маленькой девочке, которая когда-то, я надеюсь, станет частью нашей семьи. Я хочу любить, хочу быть любимым и желанным, хочу, чтобы во мне видели не денежный мешок, коим я теперь и не являюсь, а человека. Простого человека. С душой.       Чонгук видит.       Мы наблюдаем за Намджуном и Юнги, что тихонько переговариваются между собой. Намджун мне шепнул сегодня, что они не торопятся, что Юнги, правда, нетерпеливый жук — уже два или три раза откровенно приставал, но Намджун за то, чтобы строить крепкие отношения, проходя через все этапы. Сейчас у них конфетно-букетный, который он не хочет опошлять сексом, говоря, что всё успеют, всему своё время.       Мы с Чонгуком долго за ними так наблюдаем, обсуждая и делая ставки на то, сколько они продержатся. Я уверен, что месяц, а Чонгук ставит на несколько дней, ведь он своего упёртого друга хорошо знает, хоть тот и не был раньше замечен в делишках, отливающих лазурным.       Мы расходимся под самое утро, когда часть гостей, вызвав такси, уезжает, а оставшаяся часть разбредается по комнатам. У Хосока огромный дом, а потому места хватает всем. Мы с Намджуном договариваемся, что поставим будильники, чтобы не спать долго и отправиться обратно в город, ведь у нас с Чонгуком там дела.  — Знаешь, — шепчет Чонгук, когда мы, обнявшись, уже лежим в постели. Он сонный, даже спит почти, но всё равно что-то бормочет. — Знаешь, как сильно я тебя люблю?  — Как? — спрашиваю я, сдувая с его лица прядь волос.  — Сильнее.  — Чем что? — не понимаю я.  — Сильнее, — повторяет Чонгук, — чем ты меня.