Танцуя с Призраком

А ведь довольно тепло для апреля, и не слишком ветрено. Волосы не летят никуда и на камеру не лезут, и песок не лезет в рот при разговоре — зря боялась этого, пока ехала. Но в купальник переодеваться не хочется, всё-таки слишком прохладно, да так и лучше, а то от переодеваний Кармилла бы опять засмущалась. Лора подходит к берегу поближе, но чтобы волны до ног не доставали, опускает взгляд, смотрит на тёмный влажный песок. Ракушек никаких не видно, только черепки да осколки — острые, лучше на них не наступать, до крови ногу поранишь. Девушка идёт вдоль берега, ей то и дело попадаются зелёные осколки стекла — уже не опасные, окатанные морем до гальки, или обычная галька, порой интересной формы, но Кармилла молчит, ничто из этого ей не интересно, остаётся только дальше идти. Молчание становится неуютным, и Лора решает заговорить. — Тебе там хорошо видно? А то солнце слишком яркое… Солнце выйти уже успело, море блестит как зеркало, Лора щурится каждый раз, когда поднимает взгляд, но Кармилла не жалуется. — Ну, мы можем попросить у Санты на рождество очки-хамелеоны, чтобы не только от воды защищены были, — тон у Кармиллы спокойный, никаких эмоций, как и почти всегда. — Я не имела в виду… — Знаю, Булочка. Да и вообще, в моём доме рождество никто, считай, и не празднует. Но мне будет приятно показать братцу, что его идея с Призраком, конечно, отличная, но будет стоить огромных денег — и именно ему. — То есть ты сама не платишь за что-нибудь из этого? — Нет, я не плачý. За оборудование платит брат, а твою зарплату — Служба Здравоохранения*. Ты — медицинский работник, если что. Лора морщит нос, звучит это всё для неё странно. Хотя, если Служба оплачивает людям УЗИ, рентген и МРТ, то почему не может оплачивать и услуги Призраков? — Я нашла ракушку! — кричит Лора, и нагибается, чтобы её поднять. Ракушка, конечно, не ахти: мелкая, чуть больше монетки, серая со слегка голубоватым оттенком. Но хотя бы не расколотая, целая. — Спасибо, Булочка. И мне хорошо видно, кстати, так что не волнуйся, — похоже, Кармилла только теперь поняла, что на тот Лорин вопрос так и не ответила. Волна накрывает Лорины ноги, те чуть-чуть тонут в мокром песке. — А тебе нравилось плавать? — вдруг спрашивает девушка у Кармиллы, едва не спросив в настоящем времени. — Да не особо, — раздаётся в наушнике. — Мне в детстве рассказывали страшные истории про то, как русалки похищают маленьких девочек. А мелкая я была впечатлительным ребёнком. — А я вот плавать люблю. А в детстве мы с лучшей подружкой ныряли, кто дольше под водой продержится. А иногда одна из нас бросала в воду игрушку, что-нибудь яркое, чтоб легче было заметить, а другая должна была эту игрушку под водой искать, нырять за ней. И с каждым разом это было всё труднее, потому что мы всё дальше и дальше от берега забирались. Папа бы меня убил, если бы узнал, но с нами на море всегда её родители ходили, не мои. Извини, что-то я заболталась… — Да ничего. Может, тебе от этого станет лучше, и понятнее, как с папой теперь общаться? — Я не должна, но… Кармилла, я не думаю, что это значит так много, как ты считаешь! — Удивительно, — в голосе Кармиллы слышится сарказм, как будто даже издёвка. «Ладно», — думает Лора. «Может, я и полезла куда не надо, но нужно ли такой грубой быть?». Лора смотрит на море и молчит — извинение надеется услышать, хотя бы какое-нибудь. Или снова услышать, как Кармилла поёт: разозлённый человек так петь не будет, как она пела. В голове даже крутятся матюки в адрес Кармиллы, но Лора заставляет себя думать о чём-нибудь другом. Находит ещё парочку ракушек, даже красивых, подбирает их, но от Кармиллы в ответ — только одобрительное молчание, а потом, через час где-то из наушника доносится вопрос, не опоздает ли она на станцию.