***
Неловкость была такой степени, что проще было провалиться под землю, хотя, казалось бы, ну что здесь такого? Ну, перебрал. Да, сам не знает, как так вышло. Да, не предупредил родителей и поутру его ждали десятки взволнованных сообщений и еще одна порций извинений от него. Юнги старается не пить при родителях, но вчера что-то явно пошло не так. Это что-то «не так» началось как раз тогда, когда ушел Хосок, а Джину принесли еще темного пива. — Бери пиво, садись, — окликает Хосок от мыслей, проходя мимо, — мы выбрали «Зеленую рыбу»*, ты как? Но еще больше неловкости было, конечно, от того, что он каким-то образом проснулся в квартире Хосока — того самого парня, от которого он хотел побыстрее избавиться вчера; Юнги не особо помнит, какие дороги привели его сюда ночью и вообще в какой момент было решено залечь к Чону, но благодарности к себе пьяному Мин не испытывает от слова совсем. Он не любит так делать, он не любит утруждать и быть обузой, лучше, чтобы его замечали только тогда, когда ему этого бы хотелось. Еще страннее было от того, что Юнги до сих пор в его квартире. Он себя знал прекрасно и по всем правилам должен был отчалить домой сразу после завтрака, но… этого он не сделал. Не ушел и после обеда, так и остался до вечера для просмотра фильма и пива. Сам не знал почему: то ли не хотел, чтобы родители видели его похмельный вид, то ли… то ли просто не хотелось уходить от ребят? Здесь просто было хорошо и тепло: половину дня они протюленили на кроватях, почти не разговаривая, лишь изредка перекидываясь фразами или пересылая друг другу смешные видео или картинки; за это Мин их и ценил: с Кимами можно было просто лежать и не чувствовать обязанность делать что-то активное вместе; удивительным образом в это все вписывался и Чон. Как-то слишком быстро рядом с Хосоком стало почти так же спокойно, как и с Намджуном и Сокджином. Странно это… Чон умел располагать, и Мин начал подозревать, что стал невольным участником его влияния: хотелось бы ему также быстро уметь сходиться с людьми. — Мне нравится этот фильм, — сухо замечает Юнги, приземляясь на низкий диван перед телевизором, — мы даже как-то на парах разбирали работу звукооператора… не так плохо для 1997 года, но могло бы быть и лучше, временами они конкретно лажают со звуковыми дорожками и сведением. Но если учесть, что в этом же году вышел "Титаник" Кэмерона... обидно становится. — Юнги, просто замолчи и смотри, — Джин отпивает пиво, — мы все уже поняли, что ты умный. — А мне интересно, — с той стороны дивана говорит Хосок, — на кого ты учишься? — Это… — пытается подобрать слова Мин, — это скорее комплексное направление… если в целом, то это работа со звуком, я могу делать озвучку, оформление, писать саундтреки или биты… участвовать в кинопроизводстве, в съемах клипов... в общем… звук, — обрисовывает он руками и предпринимает попытку повернуть голову в сторону Чона — но неудачно. Хотелось стукнуть себя по губам или голове: ну почему слова с таким трудом выходят наружу? Ему кажется, что со стороны это звучит, как детсадовский ребяческий лепет, хотя говорит он о деле всей своей жизни… — Оооо, мне всегда это было интересно, — замечает парень, — я тоже какое-то время писал музыку, но это так, ради собственного развлечения, не по-настоящему. Мне кажется, что только мне во всем мире она и может понравиться, но... знаешь это ощущение, когда ты слушаешь свой трек и понимаешь, что… — он делает короткую паузу в аккурат, когда замолкает закадровый голос в фильме, — я хочу сказать, что я много раз спрашивал себя, зачем я это делаю, для кого, никто ведь не послушает, а меж тем это достаточно энергозатратно и долго, особенно, если хочешь сделать что-то хорошее, но потом…. Этот момент, когда ты слушаешь готовый трек и понимаешь, что ты во всем этом мире — единственный, кто слушает именно эти звуки, твои собственные звуки. Один из вариантов почувствовать себя уникальным, — он тихо хихикает, — ладно, извиняюсь за лирику, смотрим. Юнги хочет что-то ответить, но не знает, что конкретно, не знает, какие слова сказать, чтобы Чон осознал, что он его понимает; даже в груди разгорается то самое чувство, когда встречается единомышленник и рьяно хочется обсудить свою страсть: в школе это чувство появляется, когда узнаешь, что одноклассник тоже купил ту компьютерную игру и он тоже не может пройти эту проклятую миссию с вертолетиком; в универе оно возникает, когда кто-то точно так же ненавидит препода и очередную бессмысленную письменную работу. Вот и сейчас… особенно, когда разговор заходит о музыке. Хосок удивительно точно описал его эмоции… как будто бы он сам это сказал. Но он так ничего и не говорит, даже виду не подает, что слова Чона нашли у него отзыв: «Зеленая рыба» уже завлекла парней, а эти слова как будто забылись, растворились в небольшой гостиной и были поглощены голосами с экрана телика. Но только не для Юнги. Украдкой он поворачивает голову, устремляя взгляд сквозь Намджуна и Сокджина, которые едят чипсы и запивают их пивом; Хосок опирается на локоть и, не мигая, смотрит фильм, чуть приоткрыв рот. Юнги хочется сказать ему, что он его понимает. Но не говорит — момент прошел.***
Чон Хосок почему-то начинает одеваться вместе с ним и натягивать куртку поверх теплой домашней кофты: — Нужно выбросить мусор, еще до круглосутки добежать хочу, — объясняет он, пока Мин слегка напрягается: значит, часть пути придется пройти вместе… вот так… вдвоем? Без Сокджина и Намджуна? Ох, неловкости не избежать; да, теперь с Чоном было комфортнее, но когда они в компании и когда наедине — это совершенно разные вещи! Юнги, Юнги, ну когда ты повзрослеешь? Когда избавишься от этого детского стеснения? Безнадежный… — А, конечно, — только и говорит он, застегивая пуховик до подбородка, надеясь, что круглосуточный прямо в доме, и говорить с Хосоком долго не придется. Шокирующе-ошеломительный, абсолютно безумный и, безусловно, смертельный, по меркам Юнги, холод цепкими когтями проникает сразу под кожу парня, заставляя трястись и обхватывать себя руками: в конце-то концов, они же не на северном полюсе живут, не в России! Почему такие морозы!! — Ты замерз? — смеется Хосок, шагая рядом легко и свободно, будто они сейчас на теплом Пхукете, — ты даже трясешься, хаха! — Ненавижу холод и мороз, — угрюмо шикает Юнги, глядя под ноги, — ничего не могу делать, когда такие холода, клянусь, под старость лет я перееду жить на Мальту… ну или туда, где жарко круглый год и все говорят по-корейски и можно раздобыть годный рамён, — он утыкает нос в шарф, пока Хосок относит пакет с мусором в контейнер. Хосок старается не хихикать, видя издалека, как крохотный Мин Юнги трясется от макушки до ног, хотя на улице не так уж и холодно; Тэгу опять заметает снегом, и Чон был не против прогуляться подольше и подышать воздухом, если бы не ощущение того, что парень рядом сейчас откинется или отморозит себе сразу все конечности. — Подожди меня буквально секунду, — громко бросает Чон и исчезает в Seven-11*, не давая Юнги даже шанса, чтобы вставить хоть слово. Мину приходится согласиться, и он почти недовольно останавливается у магазина, хотя на уме появляются не самые лицеприятные слова –возможно, если бы он стал страшным диктатором всего мира, он бы запретил, во-первых, холод, во-вторых, ожидания на холоде. Да, определенно точно в мире Юнги Хосок за такое понес бы строгое наказание и приговор к… этого он еще не придумал. Снег засыпает его шапку и шарф, хочется побыстрее добраться до дома, встать под горячий душ, а потом бездумно ползать в интернете с телефона и, возможно, посмотреть еще одну серию «Клинка»*; за последние сутки слишком много общения с людьми, и он чувствует, что ему нужно побыть одному…Ну, где он там? Зачем вообще попросил подождать..? Но Хосок появляется быстрее, чем Юнги придумывает для него наказание — Чон, как всегда улыбается и держит в руке чашку с кофе… не только держит, но и протягивает Юнги: — Понимаю, — говорит он, — в Seven-11 не самый лучший кофе, но он хотя бы согреет, — Юнги, не зная, что сказать, принимает чашку, — в конце концов, кофе может стать причиной оправдательного приговора, — Чон смеется, припоминая первую встречу в школе. — Хосок… не нужно было… — Мин теряется и снова прячет глаза куда-то вниз и, конечно же, с Чона сразу же снимаются все обвинения. — Я так захотел, — он ведет плечом и улыбается шире, — не могу смотреть на то, как ты борешься со смертью от обморожения. Давай иди, а то придется в утренней сводке новостей вычитывать об обнаружении тела молодого человека… — Спасибо, — Юнги улыбается, и улыбается теперь… по настоящему — эта улыбка как будто сама залезла на лицо, — в следующий раз жди кофе от меня. Хосок до этого не видел, как Юнги улыбается вот так... это была какая-то другая улыбка, он не может этого объяснить. Сейчас это по-другому, Чон чувствует это... Он быстро оглядывается по сторонам, отмечая, что на улицах Тэгу почти не осталось людей, все уже потонуло в ночи, и только пушистый снег мерцает в холодных лучах фонарей. Да, было бы здорово еще прогуляться... — Только при условии, что это не будет «отплатой», хаха! Только если сам захочешь, — Чон кладет руку на плечо Юнги, но понимает, что пора прощаться, — я рад, что ты сегодня остался с нами. — Я тоже… — один быстрый полувзгляд на лицо, и он снова смотрит на свои ботинки, — и… И он опять вспоминает слова Чона о музыке, снова вспоминает о том, как эти слова близки ему самому, вспоминает, что ему хочется это обсудить, поддержать, узнать получше… может, даже послушать, что он там намастерил..? Он почти открывает рот и почти решается заговорить… — Ладно, доброй ночи, - Хосок несильно хлопает несколько раз по плечу и отдаляется, — повтори с Наён стих, который я задал учить! В понедельник буду строго проверять! — он смеется и разворачивается. Его голос еще пару минут стоит в ушах, пока Юнги возвращается домой и пьет кофе; он не любит классический кофе из Seven-11, только если это не фраппучино, но этот латте с карамельным сиропом даже вкусный… Мин Юнги почему-то хочется развернуться и посмотреть за спину, как будто надеясь, что Хосок в это время выходит из магазина и уходит к дому… Хочется развернуться и посмотреть за спину, чтобы еще раз глянуть на учителя Чона.