Sunshine on your cheek

      Сеул шумит и слева и справа: сквозь музыку в наушниках сигналят машины, выстроившиеся в очередную нестройную пробку; у магазинов кричит навязчивая реклама, которая стала такой же неотъемлемой частью центра, как огромные афиши и разноцветные неоновные вывески, которые к ночи превращают это место в футуристичный мегаполис из тех аниме из 90-х. Где-то на половине пути к квартире он улавливает запах любимой лапши небольшой забегаловки на первом этаже жилого дома, в которой он много времени зависал на первых курсах — писал курсачи, иногда заливая тетради куриным бульоном, слушал подкасты любимых саундмейкеров, исписывал листы текстами песен, которые никогда не увидят свет.       Но Юнги не поддается на сладкий и манящий призыв лапши, которая будто невидимым пальчиком зовет его к себе — он торопится домой. Идет парень быстро, почти вприпрыжку: в груди необычно хорошо и радостно. Для этого было много причин: например, то, что они все-таки выиграли тот студенческий конкурс и теперь едут в Пусан на кинофестиваль — об этом стало известно сегодня утром; а еще у него намечается много интересных проектов, в которых он может показать себя, но… но основная причина крутилась не вокруг него и не была связана непосредственно с ним. Она невидимо, невесомо, едва ощущаемо витала в воздухе.       Потому что в воздухе начало пахнуть весной.       Значит, и лето скоро. А это значит…       Он не сдерживает улыбку: он обещал приехать в Сеул летом.       Снег постепенно исчезает с улиц, тяжелые массивные пуховики сменяются легкими курточками, холод практически перестает донимать его, дышать становится легче и легче становится в принципе находиться на улице. И тот невероятный запах, который ни с чем не спутать - запах весны, который несет с собой новую надежду и какую-то несбыточную наивную и почти что воздушную веру во что-то светлое и хорошее — тепло и радостно внутри, аж от самого себя противно. Слащаво, как булочка с корицей, которые он ненавидит, но сейчас съел бы с дюжину.       Сладко до тех пор, пока он не вспоминает, что зима только-только начинает заканчиваться. Как пережить весну? До лета еще долго, слишком долго...       Он стоит на пешеходном переходе, толкаясь среди людей — кто стоит по парочкам, кто громко переговаривается по телефону, где-то под ногами мельтешат дети, пытающиеся угнаться за взрослыми; чувствуется вибрация телефона — это Хоби… он точно знает — это знание тиком ударяется внутри головы: все равно что щелчок пальца. Улыбается, достает телефон, ощущая, как быстро начинает биться сердце.       Ну, конечно, он.       Jhopeseok: я знал! Поздравляю, Юнгии-и!       Jhopeseok: можем созвониться? ;)       Это каждый раз заставляет его волноваться как в первый раз, но волноваться с щепоткой радости и предвкушения — вообще-то он ненавидит телефонные звонки, но с Хосоком почему-то это так не работает, и он подозревает, почему… Его голос всегда успокаивает, а его слова, всегда так точно подобранные и сказанные так вовремя… Он выдыхает, пытаясь держать себя в руках, изо всех сил удерживая свое тело на земле, потому что еще чуть-чуть и точно взлетит в воздух от радости — как воздушный гелевый шарик, по неловкой случайности выпущенный из крохотной руки ребенка. Ох, Юнги…       Он первым набирает Хосока, слышит протяжные гудки и свое учащенное сердцебиение, переходя загруженный перекресток, игнорируя звуки прохожих, звуки Сеула, звуки улицы… самые важные звуки сейчас сконцентрированы в его наушниках, сконцентрированы в Тэгу.       — Юнгии! — слышится радостный голос сразу после гудков, и лицо Юнги расплющивает еще больше — он по привычке прячет свои глаза в пол, так, будто в этот самый момент Хосок смотрит на него; продолжает быстро шагать вперед, — неужели я разговариваю с номинантом престижного кинофестиваля в Пусане?! Я так рад, поздравляю! Вы отлично поработали!       Ему важно было слышать его. Важно не прочитать эти слова на безмолвном экране телефона, важно было именно услышать его голос, услышать, что говорит он все это и правда так искренне, так легко, так восторженно… У Юнги прекрасный слух, близкий к абсолютному, поэтому он слышит, что звук его голоса не фальшивит - а значит слова настоящие.       — Спасибо… — почти сухо отвечает он, заливаясь смущением с головы до ног, — да и это не такой уж престижный кинофестиваль, так… больше для начинающих киноделов рассчитано, да на студентов… — специально прибедняется он, потому что хвалиться еще более неловко.       — Я не позволю принижать вам ваши способности, Мин Юнги! — строгий голос на том конце провода почти смешит Мина, — сначала этот кинофестиваль, а потом международный, что в октябре проходит, м?       — Ой, Хоба… — он отводит взгляд.       — Будете сегодня отмечать?       — Я как раз бегу на квартиру на важную встречу, — он пытается шутить, — на встречу меня и пива, — приглушенно хохочет, — а потом Чимин тащит посидеть в бар, Тэ и Чонгук, конечно же, всеми руками за, а вот я… наверное, схожу за компанию на часик, — пожимает плечом.       — Почему же так мало? — Юнги слышит, как Хосок улыбается, — в этот раз меня там не будет, можешь не торопиться домой, — шутит парень, а Мин в тысячный раз заливается краской:       — Да...Я…! Мы.! — путается он в словах, но Чон быстро перебивает:       — Я шучу, шучу, Юнги! — парень и правда смеется, — но я к тому что, почему бы не повеселиться с парнями? Держу пари, им бы хотелось провести этот вечер не для того, чтобы просто посидеть в баре, а чтобы посидеть в баре всем вместе.       Юнги замедляет шаг, кусая себя за губу — ему хочется бросить то, что он прав. Собраться в баре всем вместе. Вместе с ним. Тяжело вздыхает, запрещая словам просочиться сквозь закрытые губы, и в сердце опять ударяет тяжелым камнем: до лета так далеко. Слишком далеко.       Тяжело вздыхает, на миг расслабляясь — слова, сидящие в голове, вдруг нагло пользуются этим и прорываются наружу:       — Ты когда-нибудь был в Пусане? — на одном выдохе говорит он, почти щуря глаза: он понимает, к чему собирается вести разговор, и поэтому ему страшно: вдруг он откажет, вдруг он не захочет, вдруг…       — Нет… — фраза как будто оборвана: Хосок будто бы хочет сказать что-то еще, но не говорит.       Юнги смотрит в тротуар, медленно поднимая ноги и замирая у подъезда своей квартиры — не поднимается, зависая на улице, у самого подъезда: мысли сейчас прогружаются слишком медленно и даже голова как будто бы начинает немного кружиться, когда он понимает, что из этого может выйти; это слишком быстро рисуется в красочные картинки, в которые с трудом верится…       — А хотел бы…? — Юнги спрашивает осторожно, тихо, приглушенно, будто совсем испугавшись самого же себя, — Между Тэгу и Пусаном около 90 километров, это… час- полтора на машине…?       — Юнги, я… — голос Хосока теперь как будто бы не такой радостный, больше напряженный, — мне нужно подумать, посмотреть…       — Я бы хотел, чтобы ты там был, — на одном издыхании говорит Юнги, зажмуриваясь, — но я понимаю, что у тебя свои планы и… ну в общем, если у тебя получится…. Я…. Мы там будем с 26 марта… на три дня всего… это как раз выпадает на выходные… — неосознанно он прикасается к своей щеке, и она как будто бы наполняется теплом — как тогда утром… он прочищает горло и резко меняет тон голоса, пытаясь сделать его веселым и радостным, — было бы круто, если бы у тебя получилось приехать, в Пусане есть, чем заняться. Подумай, хорошо? Я…       Он прикусывает губу, чувствуя, как все его тело выжимается в напряженную стрелу, и затыкает себя, пытаясь не сболтнуть, что он не выдержит ждать до лета. Нет, невозможно, невыносимо, нет, нет, нет…       — Хорошо, Юнги, я посмотрю, что можно сделать, — Мин слышит, как Хосок начинает улыбаться, — а ты повеселись сегодня, как следует! Передавай Кимам привет!

***

      — Ты когда-нибудь был в Пусане?       Сердце Хосока пропускает удар мимо: одним ухом он слышит эту фразу Юнги, а двумя глазами прямо сейчас смотрит на вкладку в браузере, которая говорит, что расстояние между Тэгу и Пусаном всего 88 километров - он ввел в поисковик запрос еще до того, как Юнги поднял эту тему.       — Нет… — задумчиво отвечает он, пытаясь понять, как это вообще вышло.       Незаметно хихикает про себя, позволяя легкой, почти невидимой улыбке остаться на лице.       — А хотел бы…? Между Тэгу и Пусаном около 90 километров, это... час-полтора на машине…? — голос Юнги такой тихий, такой спокойный… но в то же время какой-то странный, как будто бы он тщательно подбирает каждое слово.       Хосок отрывает взгляд от экрана ноутбука и оглядывает свою квартирку, которая начинает тонуть в полумраке грядущего вечера. Лампа приглушенно горит теплым светом на кухне, где небольшой беспорядок после готовки ужина на одного, что-то тихо бормочет писклявым голосом телевизор, он кутает свои ноги в плед и больше вжимает в диван, ощущая, что ему… ему страшно.       По многим причинам. Но основная причина — он сам. Ему страшно от того, что будет, если он позволит себе слишком много. Позволит себе чувствовать слишком много. Он слишком закопался, слишком закрылся... но это ради его же блага, разве нет?       Чон и так прекрасно понимает, что то, что происходит между ним и Юнги — это что-то, что… что он не может описать только лишь словами. Но он прекрасно понимает, что теперь он не сможет отказать себе в этом, он не сможет отказаться от Юнги, чтобы там ни происходило…       Отводит взгляд в сторону, пока вдруг не осознает, что, кажется, он уже позволил себе слишком много. А если он приедет в Пусан к нему, тогда что..? Вдруг там — точка невозврата..? А что… Страшно…       Он прикусывает губу:        — Юнги, я… — он старается сделать свой голос спокойным, но он предательски дрожит, — мне нужно подумать, посмотреть…       Потом он слышит, что Юнги хотел бы, чтобы он был там, и перестает воспринимать все последующие слова… Мысли начинают изъедать его, переживания перекладывают свою руку на его шею и начинают медленно сдавливать. Он принимал сегодня таблетки..? Кажется, да… тогда почему, почему так плохо… Совсем немного не хватает воздуха.       У него проблемы. Он чувствует, что начинает терять контроль над собой… Опять ты драматизируешь, Хосок, опять себя накручиваешь. Все на самом деле проще, чем есть на самом деле. Успокойся. Все хорошо.        — Хорошо, Юнги, я посмотрю, что можно сделать, — он улыбается сквозь силу и, кажется, ему удается замаскировать подкрадывающуюся тревогу, — а ты повеселись сегодня, как следует! Передавай Кимам привет!

***

      — Чего ты такой счастливый? — Чонгук, лежа с книжкой на своей кровати, улыбается хитро, чуть щуря глаза, — у Юнги-хёна произошло какое-то радостное событие в жизни?       В их светлой комнате как всегда хорошо — Юнги обожает возвращаться на квартиру, где его всегда будет ждать огромная двуспальная кровать, доставшаяся ему справедливо по старшинству, большое окно на город, на стенах всегда будут гореть гирлянды, на которые Чонгук навешал фотки; Младший лежит на маленькой кровати у стены, на которой как всегда завалы одежды, а на столе рядом техника, объективы, ноутбук, мини штатив; где-то между всем этим делом прячутся огрызки от яблок, грязные кружки и пустые пачки от чипсов — для Чонгука это нормально: как то раз Мин даже грязный носок находил рядом с посудой на столе.       — Чонгук, ты опять не убрался! И мусор в прихожей все еще стоит! — сухо улыбается Мин, бросая свой рюкзак рядом со своей кроватью, начиная снимать толстовку, — ну конечно я рад — мы же едем в Пусан!       — Звучит так фальшиво, хён, — тянет парень, закрывая книгу, — чтобы ты… сказал такое? Нет, будь ты настоящим Мин Юнги, ты бы возмутился, что фестиваль проходит не в Сеуле и из-за этого нам нужно ехать в этот дурацкий далекий Пусан… Кто ты такой и куда ты дел моего соседа по комнате! Мы с ним делим комнату так долго, что я сразу заметил подмену! Еще и в беспорядке меня упрекаешь!       — Ай, Чонгук! — парень садится на кровать, пытаясь скрыть свою глупую физиономию, но она предательски расплывается в счастливой улыбке, — мы ведь правда едем в Пусан с нашим проектом… на конкурс! И у нас неплохие шансы! И мы..!       …И мы, возможно, опять встретимся с Хосоком. Не летом. А буквально через пару недель… вот почему, Чонгук.       — И мы не верим вашим словам, хён! — хихикает Чонгук, привставая с кровати и бросая взгляд в сторону окна, — может, причина заключается в твоем недавнем телефонном разговоре, м? — он играючи отводит взгляд, — не то, чтобы я следил за тобой, просто как-то так вовремя выглянул на улицу, — он хихикает, видя, как Юнги начинает бегать взглядом, — а там ты… счастливый, улыбающийся…ногой землю ковыряешь.       — Чего ты ко мне пристал, м? — в шутку хмурится парень.       — Просто хочу знать, как мне тоже сделать тебя таким счастливым! Надо же — два года вместе живем и хоть бы раз ты так широко улыбался, возвращаясь домой! Признавайся, кто она! Давай, говори!       — Она?       — Ну, девчонка эта!       — С чего ты вообще взял, что…       — Ну, тогда что? Ты выиграл миллион вонн? Или звонили из доставки и скоро привезут много вкусной еды? Или... что там еще тебя радует? Псай позвал тебя свести ему трек? Или пригласили в новый проект Пак Чхан Ука? — парень вдруг вскакивает с кровати, будто озаренный идей, — хотя нет, я понял! Я же наблюдательный! Это все началось с Тэгу! Ты так и не рассказал…       — Отстань, а! — смущенно хихикает парень, не желающий обсуждать все это, — я сейчас иду в душ, а потом мы начинаем пить пиво, а потом мы идем в бар! И мы закрыли эту тему! Я рад, потому что мы едем на конкурс — все!       — Я тебе все равно не верю! И ты все равно мне расскажешь, что с тобой происходит Юнги-хён! — Чонгук с энтузиазмом сжимает кулак, — я доберусь до сути!       — Сначала доберись до дальнего угла своего стола и убери уже наконец ту кружку, — шутит Мин, — там уже завелась новая жизнь, и она скоро взбунтуется и переселит нас в комнату Чимина и Тэхёна. Ты этого хочешь? Хочешь сделать меня счастливым? Вот тебе ответ!

***

      Голова сильно кружится, и ноги неестественно быстро шагают вперед, пока он ощущает, как живот немного побаливает от смеха, которого в этот вечер было даже больше обычного; в глазах перемешиваются цвета, свет ночного города то ослепляет, то гаснет, то вообще мигает, куда-то вбок съезжает вся улица, и он, будто по инерции, скатывается вслед за ней, криво переставляя ботинки, пока не утыкается на такое же нетвердое плечо Чонгука — тот напился так, что просто перестал говорить и медленно моргал, не разнимая губ: так, будто, если он скажет слово, то его тут же вытошнит.       — Я напился! И я! Я не хочу спать! — громко говорит Юнги, опираясь на плечо младшего.       — Не кричи ты так, люди спят! — смеется рядом Чимин, беря под руку Мина — он тоже порядком выпил, но алкоголь уже давно не берет его так просто, — время пять утра, люди спят, а все нормальные бары уже закрыты!       — Так пойдемте в ненормальный! Я не хочу спать! Хватит спать, еще рано спать! — Мин треплет Чонгука за плечо, — эй, ты чего? — поворачивает голову к косенькому Тэхёну, что икает от самого бара, — Чонгук не с нами, у нас военные потери, боец потерян…       Все почему-то кажется таким хорошим. Переполненная мусорка у дома, который они проходят — хорошо; ночной холод, который он обычно ненавидит — хорошо; четыре банки пива, пара бутылок соджу, а потом еще и виски — еще лучше. Возможно, последний шот текилы был лишним, но все равно хорошо. И друзья рядом тоже хорошо. Даже пьяный до полумертвого состояния Чонгук - хорошо.       Он давно так сильно не напивался — в последний раз тогда в Тэгу… Он вспоминает тот вечер, вспоминает Хосока… Хотя, он и не забывал про него весь вечер — просто сейчас воспоминания проблескивают более явно и более отчетливо. Вспоминает, как они стояли под снегом, смотрели в небо, что-то говорили друг другу… вспоминает, как шли домой, как отогревали ноги… Да, сейчас тоже было хорошо. Но не так. Невыносимо не так.       — Нет, я не смогу дождаться лета, я не смогу, — почти хнычет он, предпринимая попытки достать телефон — на трезвую голову он знает, что пьяным писать — это определенно плохая идея, но вот когда ты пьяный… это правило теряет свою актуальность. Наоборот, сейчас же самый подходящий момент!       — А что летом? — оживает Чонгук, не поворачивая головы на своего хёна — но его никто не слышит, он говорит слишком тихо.       — Так мы пойдем пить еще? — Юнги уже забывает о том, что едва ли проговорился, бросает попытки достать телефон: карман закрыт плотно и не поддается открытию пьяными пальцами, — я не хочу спать!       — Тебе хватит уже, — мягко улыбается Чимин, ведя друга за собой, — чего-то тебя унесло… хотя Намджуну сейчас хуже, мне кажется, его уже в такси начало рвать.       — А Сокджин куда исчез? — хихикает Тэхён, — они все-таки с той девушкой… ушли куда-то?       — Ага, будет им романтическая ночь под аккомпанемент блюющего Намджуна за стенкой, — смеется Чимин, — а потом он уснет и начнет храпеть на всю квартиру. Ну, вот почему он, а не я!       — Почему блюет и храпит Намджун, а не ты?       — Нет, почему Сокджину всегда достаются все девушки?! — не понимает Чимин, дуя губы, — типа… я что? Я кто? У, блин! — негодует он, — я же типа ну... не урод? А что тогда?!       — У Сокджина это все на ночь, на две… — пытается утешить Тэхён, — а у тебя хотя бы были продолжительные отношения… так что…       — Так что что? — хмурится Чимин, — мне теперь от этих продолжительных отношений не горячо не холодно, хочется то сейчас! На ночь в самый раз!       — Ага, хочется, — тихо поддакивает Юнги, но думая совсем не о том, о чем думает Чимин; он вспоминает про телефон — алкоголь все больше просачивается в его кровь и он пьянеет пуще прежнего, голова как-то тяжелеет, но он еще держит себя в сознании, — хочется написать… я щас напишу!       — Не надо тебе ничего писать! — Чимин хлопает парня по руке, хохоча, — не знаю, кому ты там собрался писать, но по-пьяни это делать нельзя! А ну руки убрал! Это же золотое правило, дуренок!       — Нет, мне надо написать! — хихикает Юнги, нащупывая рукой телефон и пытаясь отстраниться от Пака, выставляя руку вперед, — это прямо необходимо жизненно! Мне хочется! Надо! — он смеется, — правила нужны для того, чтобы их нарушать!       — Ох, хён, ты, когда пьяный такой смешной, — Пак смеется, — но отдай телефон, а! Ты завтра жалеть будешь! Или хотя бы расскажи, кому ты так хочешь написать?       — Не буду! Мне! Надо! Написать! Это необходимо, иначе я не выдержку и тогда… тогда!       — Тогда что? Ты чего темнишь, хён? — Тэхён подходит вплотную, подхватывая того под локоть, — не хочешь рассказать нам, что у тебя происходит, а? — хитро улыбается Тэхён, — а ну говори!       — Да, скажи уже, в конце-то концов! — поддакивает Чимин, — хочешь, чтобы мы из тебя это выудили насильно?! Поверь, я могу!       — Кто так вообще делает! Сказал А, говори и Б!       — Отвалите от него, — громко произносит Чонгук, прямой наводкой следуя в квартиру, к которой они, наконец, подошли, — захочет, сам расскажет, — он останавливается, — ты! — тыкает он пальцем в пьянеющего Мина с косенькими глазами, — я щас поднимусь, разденусь, зайду в нашу ванную и буду блевать. Таков мой план. Я тебя предупредил, теперь делай с этой информацией, что хочешь.

***

      Чонгук сидит на полу, облокотившись об унитаз — рядом открытая пластиковая бутылка воды, отросшие волосы парня убраны в крохотный хвост, он смотрит в пустоту с грустью и принятием неизбежности ситуации.       — Наверное, я все-таки напишу, Чонгук, — пьяно хихикает Юнги, сидящий на тумбе с раковиной рядом, — но что мне написать? Мне необходимо написать, но я не знаю, что писать, я хочу…!       — Пиши, — ослаблено говорит парень, задумчиво глядя перед собой, — зачем я так напился? Мне так плохо... Чтоб я еще когда-нибудь столько пил! Я бросаю! Алкоголь это вред! Это зло! Я опять так напился….! А зачем?! А для чего?! Чтобы что?!       — Но это будет странно, если я щас напишу?! Я дурной! Чонгук! — беспомощно он почти мычит, заходя в профиль Хосока, в сотый раз пересматривая его фотографии, в сотый раз улыбаясь, глядя на них.       Теплое чувство расползается по груди не слабее сорокоградусной текилы и ударяет в голову сильнее трех бутылок соджу вместе взятых. Мин понимает, насколько сильно он попался, насколько глубоко упал, и как сильно и как много он чувствует к нему… это переполняет, это вырывается из него… впрочем, что-то вырывается не только из него.       Чонгук опять скрючивается и с характерным звуком высвобождает содержимое желудка; Мин ненароком думает, что если бы он сейчас был на месте Чона, то из него выблевывались бы бабочки. Боже, как глупо.       — Я ведь музыку сделал из-за него, — говорит он, крутя ленту инсты и ставя лайк на каждую фотку, изредко переводя взгляд на блюющего соседа, — и еще одну музыку, другую музыку, хорошую музыку… и еще… мы грели ноги вместе в тазике, когда напились, и я промочил ноги, и потом спали вместе… ну типа... — слова выпадают из него, как выпадают монетки из дырявого мешка — неизбежно, быстро и со звонкими ударами, которые барабанят внутри пьяной головы Чонгука: Мину кажется все это таким естественным и обычным, что он перестает понимать, почему не мог сказать об этом раньше.       Это же нормально. Это так нормально.       — Не что-то, а просто спали вместе, потом завтракали, и я не знаю… мы…а еще…. — он глупо улыбается, продолжая лайкать его фотографии, уже переставая соображать, что он делает и что говорит, — тогда ночью… падал снег, мы стояли вдвоем, одни… и я…       Чонгук спускает воду в унитазе, но потом почти сразу скрючивается опять, мыча:       — Да что такое! - болезненно воет он, - мне уже нечем блевать!       Почему об этом, оказывается, так легко говорить? Он хочет об этом рассказать сейчас — он будет рассказывать. Последствия пусть уже разгребает трезвый Мин Юнги.       — И потом… когда я спал… он думал, что я спал, а я не спал, он… Чонгук. Знаешь, как когда ты спишь и просыпаешься от солнечных лучей, которые слепят тебе в лицо, а тут были не солнечные лучи, а его рука на моей щеке… и еще мы… он…я…. Мне плохо.       — Хочешь блевать? — без сил спрашивает парень, опять спуская воду.       — Ну, так, пятьдесят на пятьдесят, — задумывается он, — я хочу, чтобы он приехал в Пусан.       — Ну, так напиши, — Чонгук пожимает плечом.       Так легко. Так просто. Младший как будто… понял вообще все. Да, он такой же пьяный, как и сам Мин. Да, возможно, завтра появятся вопросы, возможно, Мину будет стыдно… но сейчас… не было ничего более естественного, чем этот разговор вперемешку с туалетными звуками.       — Но… но…! Давай я напишу, а ты отправишь!       — Ладно, - легко соглашается парень, кивая.       — Я пишу?! — Юнги заходит в директ, пальцы зависают над клавиатурой, — а что написать?!       — Напиши, чтоб приезжал?       «Приезжай»       — Чонгук, я завтра тебя буду ненавидеть, — парень смотрит на сообщение, — и себя.       — Почему? — Чонгук обтирает руки о домашние шорты и выхватывает телефон парня — не перечитывает, не задумывается, нажимает на «отправить» и блокирует телефон, — пошли спать, пока меня снова не затошнило. Я больше никогда не буду пить!       — Тазик притащить?

***

      Они как будто просыпаются одновременно. Глядят друг на друга со своих кроватей сначала без слов, вспоминая осколки ночи. Мысли проясняются, и, кажется, весь Мин Юнги краснеет от смущения… он действительно почти признался в своих чувствах к другому парню, пока друг и сосед по комнате блевал, сидя на полу?       Чонгук просто смотрит на него, скрестив руки, обрабатывая полученную ночью информацию. Он действительно услышал от своего друга и соседа по комнате почти признание в чувствах к другому парню, пока сам он блевал, сидя на полу…?       На губах Юнги проносится безмолвное«бля...», а потом он вспоминает, что они… они, кажется, что-то написали ему в инстаграме?!       На губах Юнги проносится почти слышное «БЛЯ!».       Они смотрят друг на друга и понимают, что уже не смогут сделать вид, что ничего не было — понимают по глазам: у Мина они сразу в панике округляются, глаза Чона понимают примерно все.       — Чонгук…. — хрипло начинает Мин, даже не зная, что делать в таких случаях… все нормально? Все же все еще нормально?       — Тихо, — резко и почти грубо прерывает сосед, хмуря брови, оставляя тишину между ними - на мгновение Мин впадает в небольшую панику и думает, что ему теперь либо придется искать нового соседа, либо новую квартиру для съема, — … он ответил?!       — Я не знаю… - тихо отвечает он, испуская воздух.       — Посмотри! Ответил или нет!!!       Мин Юнги вскакивает с постели и долго смотрит на Чонгука — чувства в нем смешиваются, как ингредиенты в апероль-спритц. От такого резкого подъема его голова колется на части, а комната пошатывается, но он продолжает глядеть на младшего, мешаясь в своих ощущениях. Почему Чонгук даже и слова лишнего не скажет? Не задаст вопроса..? Почему так легко?!       — Я понял, что там в вашем Тэгу произошло, — тихо объясняет Чон: его, в отличие, от хёна похмелье не беспокоило — выблевал все то, что могло беспокоить, — когда Намджун и Сокджин в баре рассказывали про свои каникулы в Тэгу и когда упомянули какого-то Хосока… я же говорю, ты не умеешь врать, — он успокаивающе улыбается, как бы говоря Мину, что все в порядке, — и не умеешь притворяться. Я все понял. Как сложить два плюс два, — он улыбнулся шире, — это же… круто?       — Влюбиться в…. парня? — ему страшно было произносить эти слова… как будто бы если их сказать вслух, то они сразу же окаменеют и станут непреложной истиной — как будто бы, все это неправда и, возможно, только кажется ему до тех пор, пока не будет озвучено, — круто?       — Влюбиться — это круто, — Чонгук привстал на локте, — все остальное не так уж и важно, правда? — усмехается, — так он ответил что нибудь, м?!       Мин нерешительно берет в руки телефон, вспоминая еще одну деталь:       — А-а-а-щ-щ! — он слегка бьет себя по лбу, — я ведь… я ведь все фотки вчера его пролайкал! Весь профиль! А там сотни две фоток! А! — захотелось зарыться в одеяло и удалить из головы это воспоминание.       Сердце начинает дребезжать, губы сами собой от волнения начинают покусывать палец, пока он кутается в одеяло и ждет, когда прогрузится инста:       — Может, еще даже не прочитал еще? — успокаивает он себя, а потом видит на вкладке одно новое сообщение… нет… даже два новых сообщения от него. С волнением бросает взгляд на товарища, а потом опять в телефон, медленно заходя в директ.       Сообщение с отказом было настолько длинным, что не влезло в одно окошко? Или он на два сообщения расписал, что после того они больше не смогут общаться?... Какого такого, ничего такого же не было...? А вдруг было и он написал что-то еще? Почему там два сообщения!?       2 новых сообщения от пользователя Jhopeseok…       — Я щас умру…       — Читай уже! — сосед в нетерпении шлепает руками по подушке.       Jhopeseok: «Ох, Мин Юнги…»       — Умираю, Чонгук, — информирует парень, читая первое сообщение - такое начало точно означает, что там впереди будет отказ.       «Я приеду»       Мин Юнги откидывается обратно на подушку, отбрасывает телефон, смотрит в потолок, хочет тихо и радостно выть, но сдерживает этот внезапный порыв. Он дурной, дурной. Глупый и… и влюбленный. Всегда было интересно испытать это чувство: теперь понимает всех этих влюбленных дурачков на сто дурацких влюбленных процентов. И это совсем-совсем не проходит, как он надеялся сначала, наоборот, с каждым днем все сильнее… Ох, что же с тобой делать, Мин Юнги? Ох, что же будет Мин Юнги.? — Ну, все, Чонгук, — улыбаясь, проговаривает Юнги, — я умер. Теперь делай с этой информацией, что хочешь.