Несломленные

      Сегодня опять шел проливной дождь. Гермиона поняла это по отсыревшей стене своей маленькой каморки. Раньше, это помещение служило местом хранения старой утвари для домовиков, но после двух месяцев пребывания в подземелье Малфой Мэнора, гриффиндорку перевели сюда. Наступила середина сентября, а она мысленно перебирала необходимые для выпускного курса книги, отчетливо вспоминая запах бумажных страниц и исписанного чернилами пергамента. Гермиона всегда гордилась своей памятью, но в условиях плена, отсчитывать каждый прожитый день становилось труднее. Разум необходимо подкреплять новой информацией, иначе можно легко скатиться в раннюю деменцию.       После роковой битвы на развалинах Хогвартса, ее и остальных детей представили на суд победителей. Вот тогда и началась история их странных, регулярных встреч. Грейнджер вздрогнула, вспомнив тот пристальный, режущий взгляд стальных глаз. Он никогда не смотрел на нее так, даже после унизительного удара в нос на третьем курсе. Беловолосый юноша сразу же указал на нее пальцем, приказав немедленно доставить в подземелье своего поместья. Девушку бросили в кишащую крысами темницу. Без еды и питья, но самое ужасное потрясение ждало ее впереди. С заходом солнца, слизеринец вернулся, медленно прокручивая ключ в заржавевшем замке. Его бледное лицо слабо освещалось беспокойным пламенем настенного факела, а молчаливый страж покорно оставил свой пост, после короткого кивка хозяина. — Грязнокровка...— сказал в тот вечер аристократ, подходя ближе к затрепетавшей от неизвестности девушке. Он был напряжен и каждое движение давалось с трудом. Будто сдерживал себя или вообще не мог решиться начать. Тогда она нахмурилась и привычно вздернула подбородок, собираясь послать его далеко, к чертям собачьим. Гермиона всегда была примерной девочкой и отличницей, однако с холодным ошейником на шее и тяжелой металлической цепью, имела полное право сквернословить. Чего гриффиндорка не смогла заранее предположить, так это резкого удара кулаком в нос. От внезапно вспыхнувшей боли всё потемнело, а потом взорвалось кровью в глазах. Голова откинулась назад, столкнувшись с заплесневелой, каменной стеной. Тощий слизеринский ублюдок собрал остатки своей оскорбленной гордости и бессовестно воспользовался физическим преимуществом. Угнетенная скитаниями в лесах и страхе за жизнь друзей, Гермиона совсем позабыла, что дети имеют свойство вырастать. Хорек стал мужчиной с кучей комплексов и психологических проблем, закрепленных губительной тягой к садизму. Война ломает не только проигравших. В тот вечер, Драко избил ее особенно сильно, превратив миловидное взгляду лицо в кровавую кашу. Он сломал ей три ребра и отбил почки, чудом не задев грудную клетку. Чистокровный изверг бил голыми руками и носком дорогих кожаных туфель, пока она скулила и вскрикивала от новых ударов. — Уже не с умничаешь, как в школе, тварь! — он бил в живот, но сразу же остановился, заметив пятна крови на изношенных джинсах. Они не были свежими и находились на внутренней стороне бедер. Даже с агонией от переломанного носа, девушка ощутила жгучий стыд за свою физиологию. Кровь пошла сильнее, пропитав ткань белья, ребра трещали от частых, наполненных хрипами вздохов. Малфой осмотрел свою пленницу и расслабил задрожавшие, окровавленные кулаки. Его плечи дергались, а дыхание прерывалось. Светлые глаза заволокло влагой непрошеных слез. Этот придурок еще умудрился сохранить остатки человечности. В момент возникшей гробовой тишины, Грейнджер удалось криво улыбнуться, сплевывая загустевшую кровь. Рыдания сдавливали горло, но она, превозмогая муки унижения и пронизывающей истерзанное тело ненависти, смогла сделать то единственное, на что была способна. Просто улыбнулась. Девушка приготовилась умереть в грязи и холоде, после странного бегства растерянного юноши. Вот только появившиеся с глухим хлопком трансгрессии домовики, вызволили ее помутневший рассудок в мрачную реальность. Эльфы обработали ее раны и дали выпить целебные зелья, включая Костерост. Две недели ее поили теплой похлебкой и исцеляли, не забывая вовремя менять бинты с мазями. Привычную одежду сменила длинная сорочка из грубого, плотного хлопка, которая совсем не согревала закоченевшие босые ноги. Драко возвращался строго по расписанию, когда последний след от синяков и гематом сходил с лица единственной выжившей из Золотого Трио. К ломоте, от постоянного восстановления костей, Гермиона уже привыкла, размышляя над странным способом отмщения, который выбрал слизеринец. Малфой мог театрально убить ее при всех, замучить Круциатусом за компанию с Волдемортом или наблюдать, как ее рвет и насилует стая дикий оборотней. Но нет. Он приберег ее только для себя. В качестве груши для битья, чтобы наконец избавиться от комплексов, которые накладывались на его долговязую тушу с каждым новым учебным годом. Малфой был затравлен морально, а ее травил через физические увечья, частично удовлетворяя свое шаткое эго. Девушка не могла равнодушно терпеть побои, поэтому каждый раз пыталась сопротивляться. Она бросалась на него, игнорируя сдавливание грубого ошейника, намереваясь расцарапать изломанными ногтями светлое лицо. Кричала и брыкалась, когда он пытался ударить в лицо. Даже открыто возмущалась, называя его фашистом и конченым пидарасом. И только улыбка не позволяла ей сдаться. Каждый раз, когда Драко пристально разглядывал плоды своих трудов, Гермиона вкладывала всю свою ненависть и одновременно жалость в улыбку, заставляя аристократа пятиться назад к выходу. Возможно, привычный сценарий насилия продолжился, если бы беловолосый ублюдок не решил сменить тактику. Когда ее поместили в маленькую комнату, не забыв своевременно напоить зельями, ошейник с тяжелой цепью таинственным образом исчез. Малфой явился в мантии своего отца, с вышитым серебряными нитями, фамильным гербом чистокровного семейства. Люциус Малфой скончался, оставив все свое состояние единственному сыну и новому главе древнего рода. Юноша покрутил массивный перстень на безымянном пальце, а потом снял его, заботливо убрав в карман брюк. — Нравится? — он чуть поморщился, осматривая унылые стены подсобного помещения. — Теперь это твой дом, Грейнджер. Гермиона нахмурилась, отметив изменение в интонации его голоса. Он уже не ломался и стал ниже, а обманчивое спокойствие слишком сильно нервировало. В спертом воздухе чувствовался намек на угрозу. К тому же, пропало привычное, в его духе обращение. — Начинай уже. — с наигранной скукой ответила девушка, поднимаясь с узкой кровати. Она знала, что он начнет с лица, но в этот раз попробует перехватить инициативу. Сумеет опять вдарить от души. За своих друзей и за себя. Пусть это будет последним, что Гермиона сделает. Жалеть она точно не будет. Ни в этой жизни, ни в загробной. — Депульсо! — Резкий взмах палочки перерубил почти идеально продуманный план действий. Сила заклинания отбросила гриффиндорку к стене. Ее затрясло от слабости, а во рту ощущалась горечь. Сквозь легкое головокружение, губы девушки растянулись в уже давно знакомой ему улыбке. Гермиона действительно обрадовалась использованию магии. По крайней мере можно было рассчитывать, что Малфой не станет трогать ее своими кулаками. — Ты опять это делаешь...— тихо пробормотал он без вопросительной интонации и подошел ближе, взяв под прицел палочки ее левый висок.— Конфундо! Мысли пленницы закрутились в мутном, неконтролируемом вихре, смешивая события прошлого и настоящего. В ушах слабо зазвенело, а руки не подчинялись приказам разума. Даже находясь в полной растерянности, девушка смогла пропустить вперед лишь одно настойчивое и не утешительное замечание. Слизеринец не стал использовать непростительную магию и не попытался врезать кулаком, чтобы переломать не раз восстановленный нос. Он просто дезориентировал ее. — Теперь я тоже посмеюсь, Грейнджер...— Драко опять взмахнул палочкой, оставив на ее коже ровный порез в районе ключиц. Кровь начала стекать тонкими дорожками, пачкая древко его палочки и светлую ткань сорочки. Пока девушка боролась с эффектом заклинания, вертя головой в разные стороны, слизеринец посмотрел на каплю крови, а затем поднес кончик палочки к своему рту, облизнув его языком. — Такая же, — его голос охрип, дыхание участилось, а металл в глазах разбавился чернотой. Молодой человек пристально посмотрел на гриффиндорку. Она слишком часто моргала и дергала руками, стараясь ухватиться пальцами за дорогую ткань теперь уже его мантии. — Я посмеюсь...— прохрипел Малфой, влепив первую пощечину девушке. За ней последовали остальные. Он снял кожаные перчатки и бил ладонями по лицу, пока из уголка девичьих губ не потекла кровь. — Посмеюсь...— повторил слизеринец, быстро расстегивая ширинку своих брюк. Он опять действовал грубо, даже по отношению к самому себе. Пальцы слишком сильно сдавливали твердый член, нещадно растирая нежную кожу возле головки. Воздух в комнате заполнился громким дыханием. Стало ощутимо теплее, а еще изменился запах. Он приглушал ноты мужского парфюма, выделяя кислинку пота. Левая рука аристократа больно сжала кудрявые волосы девушки на затылке. Он запрокинул ее голову назад, чтобы лучше видеть раны на губах. Бедра плавно двигались, слегка подталкивая его к ослабленному телу пленницы. Хотелось растянуть момент, но заклинание уже отпускало Грейнджер, поэтому Драко ускорился, сильно закусив нижнюю губу. — Мне... приятно, когда тебе... больно. — выдохнул юноша ей в ухо, а потом вскрикнул, растягивая глухой стон. Его тело задергалось в сладких конвульсиях оргазма, пальцы сильнее надавили на место под головкой, частично перекрывая поток семени. Жидкость капала на сорочку девушки, а кончик члена размазывал ее по ткани, рисуя непонятные узоры. Гермиона стояла, не шелохнувшись, и вжималась спиной в холодную стену. Ее плечи покрылись мурашками, а сердце билось настолько сильно, что болели измученные переломами ребра. Сухие губы раскрылись, выпуская громкие выдохи, а засохшая на подбородке кровь неприятно стягивала кожу. Она чувствовала своим животом мокрый участок ткани. Именно туда он кончил. На нее. Карие глаза встретились с серыми, в которых плавился металл. В этот раз улыбался он.