***
Утром его разбудили петухи. На самом деле не только они, а и все те животные, которых держала Грэмм. Спросонья ему показалось, что там не козы, а какие-то исчадия Ада, ну, или потомки банши. Мальчик рассудил, что уже скоро рассвет и Грэмм обихаживает скотину, потому спать дальше ему не стоит. Он встал с лавки, убрал матрас и вышел из дома в поисках воды. Уилл видел, что многие деревенские мальчишки после работы окатывали лицо из лохани. Но Гарри не был уверен, что у Грэмм такая вообще есть, поэтому быстренько сбегал к реке. Он вернулся, когда Грэмм несла зерно курам, и молча взялся ей помогать. После кур женщина пошла в сторону загона и, взяв откуда-то вёдра, велела ему принести воды, а после сидеть в доме и ждать её. По дороге Гарри встретилось трое подростков, которые явно его узнали. – Уилл? Ты, разве, не уехал с отцом год назад? – Удивился один из них. – Уехал… – невнятно ответил Гарри, не зная, что лучше сказать, и есть ли у Грэмм на его счет какие-то соображения. – Отец умер. Вот, Грэмм помогла добраться… Растеряв всю уверенность, мальчик поскорее ушёл к дому и твёрдо решил, что в деревню соваться слишком рано. Грэмм вернулась довольно быстро. Она махнула Гарри сесть за стол, а сама закрыла двери на засов и захлопнула ставни. Стало совсем темно, но над столом тут же загорелся крошечный огонек Люмоса и Гарри снова смог видеть. Перед Грэмм лежало несколько пергаментов, над одним из них вертикально зависло перо. – Что ж, ребёнок, – молвила Грэмм. – Я провела кое-какие расчёты. Они говорят о том, что ты здесь ненадолго, а Уилл скоро вернется на своё место. – Вы знаете, как вернуть меня домой? – Выкрикнул Гарри на радостях, но потом съёжился под тяжёлым презрительным взглядом. – Я этого не говорила. Ишь, борзый какой, как только жив ещё, при такой непочтительности. Или, – глаза колдуньи недобро блеснули, – перед тем, как ты осознал себя в теле Уилла, тебя запороли до смерти? – Извините… Э-э, нет, я просто заснул. А проснулся уже в теле Уилла. Я… помню многие вещи из его жизни. Это приходит, когда пытаюсь вспомнить что-то определенное. – Гарри было не по себе. Почему все вокруг считают его непочтительным и раздают подзатыльники? – Допустим. Итак, перед тем, как ты меня перебил, я хотела сказать, что Уилл скоро вернется. Сейчас в тебе есть некоторые признаки одержимости, однако это точно не душа Уилла. Есть шанс, что и ты вернёшься на своё место в момент её возврата, хотя, конечно, без гарантий. Оно и не удивительно, ты явно не хочешь здесь быть. Однако, я не знаю, должна ли я что-то предпринимать для возврата племянника, это зависит от общей ситуации, которую я еще не полностью понимаю. Сейчас я буду задавать тебе вопросы, а ты – отвечать кратко и правдиво, если ответа не знаешь – так и скажешь. Я понимаю, что тебе еще и семи нет и ты, наверное, хочешь назад за мамкину юбку, но уж пора бы думать головой! Мне нет смысла выгонять тебя на улицу, но пока Уилл не вернётся, ты не должен фатально испортить его и мою жизнь, равно как и репутацию нашего патрона. Это понятно? – Да, конечно. – Мальчик не понимал, почему Уилл не знал, что Грэмм его тётя, и почему Гарри назвали шестилеткой, но расспрашивать, а тем более спорить, сейчас было бы глупо. – Да, Мастер, конечно понятно. – Да, Мастер, конечно понятно, – послушно повторил Гарри, глотая своё мнение и отгоняя мысли о сотне похожих случаев с профессором Снейпом и тетей, мэм. Грэмм кивнула. – Как давно ты на месте Уилла? – Со вчерашнего утра. – Ты уверен, что никаким образом то, что предшествовало твоему появлению в теле Уилла, не могло привести к твоей смерти? – Да. По крайней мере, до того, как я заснул, – прошептал Гарри. – Проводил ли ты или проводили ли над тобой какой-либо магический ритуал накануне? – Нет. – Сталкивался ли ты с экзорцизмом? – Нет… То есть, я видел, как дух, которым был одержим один человек, покинул его тело. И дух пролетел через меня. А потом, вроде бы, улетел. Я потерял сознание. И это было почти неделю назад. – Интересно живешь. То есть, дух покинул тело просто так? И не пробовал вселиться в твоё тело? Там точно больше ничего не происходило? И ты приходил в сознание после этого и полностью себя контролировал? – Да, я не чувствовал себя странно. Я был без сознания три дня, мне сказали, от истощения магии, а потом пришёл в себя и всё стало как обычно. И, ну не то, чтобы дух покинул тело совсем уж просто так. Я как-бы сжег того человека, в котором он обитал. Не то, чтобы я хотел, но он напал на меня… Его обжигали мои прикосновения, мы боролись, и он… сгорел, понимаете? Это признание высосало все силы Гарри, и он потерянно смотрел на Грэмм, не зная, что от неё теперь ожидать. – Понимаю. – Просто сказала она. – Такое бывает, если ни один не хочет отступить. Кто-то остаётся, а кто-то умирает. Значит, у тебя тоже огонь, как и у Уилла. Любопытно. Но, видимо, это всё же не то. Может быть, ты пил какое-нибудь экспериментальное зелье? Или взаимодействовал с артефактами? – Нет, Мастер, никаких зелий, кроме успокоительных. Но я дотрагивался до браслета. Он явно волшебный, но я не одевал его, честно! Я просто положил его рядом, а потом случайно уснул и оказался здесь, а браслет – на моей руке, и теперь он не снимается! – И чему тебя только родители учили… Неконтролируемые магические выбросы, да еще и артефакты голыми руками! Что ж, если есть что-то, что связывает твое прошлое тело и тело Уилла сейчас, это определённо связано с причиной переноса. Покажи! Гарри вытянул руку с браслетом вперед и Грэмм притянула её поближе к глазам. Через минуту молчаливого разглядывания она призвала к себе очки, одела их, и снова склонилась над браслетом. – Довольно много рун, – сказала она, вздохнув. – Мне потребуется время на перевод. Ты, я полагаю, бесполезен по дому и при уходе за скотиной? – Я могу попытаться вспомнить то, что знал Уилл… – Почему ты так странно смотришь вокруг? Здесь тоже нет ничего, что Уилл раньше не видел. Ты не удивляешься вопросам о магии и встречался с духами, у вас было магическое хозяйство? – Нет, я жил с магглами и о магии узнал недавно. У нас было обычное хозяйство и я работал по дому… Просто, понимаете… Там всё было по-другому. Я из будущего, у нас… немного другие предметы обихода. Но я умею ухаживать за цветами! – Горячо заговорил Гарри в попытке доказать свою небесполезность. – За цветами... Временная петля. Это просто чудесно, – в словах Грэмм Гарри послышался очень концентрированный яд. – Я планировала, что Уилл поможет мне с хозяйством. В общем, я не думала посылать его в город, и ты тоже никуда не пойдешь. Понадеемся, что это примерно то, что должно было быть, и ты не изменишь историю. Через две недели нам нужно быть в поместье. Если повезёт, я пойду с Уиллом, но, если нет – мы должны быть готовы. Сейчас ты пойдешь в каморку, которую разнёс вчера, и будешь вспоминать всё, что знал о контроле силы Уилл и тренировать её концентрировать. Его кинжал при тебе? – Дождавшись кивка, Грэмм превратила один из пергаментов в кубок, наколдовала в него воды, а затем продолжила. – Когда крикну, спустишься к обеду. После поможешь мне с лошадьми. Понятно? – Да, Мастер. – Гарри не понял, откуда лошади, и, почему он до сих пор не видел, чтобы кто-нибудь колдовал волшебной палочкой, но сейчас его волновал другой вопрос. – Могу я спросить? Не совсем по теме? – Пожалуй, сейчас я выдержу три вопроса. Спрашивай. – Вы призываете воду из воздуха. У нас взрослые маги могут это делать довольно долго. Но Вы дали мне вёдра и велели принести воды… Зачем, если Вы можете наколдовать её быстрее? Я столкнулся с деревенскими мальчишками… – За тем и послала. В деревне уже все знают, что ты здесь, но это неизбежно. Я каждый день несколько раз хожу за водой на виду, не думаешь же ты, что мне выгодно, чтобы магглы знали, что я могу напоить скотину, призвав воду? Теперь с вёдрами будешь бегать ты. – Но они спросили меня… Что я должен рассказывать людям? И как мне с ними себя вести? – А что ты им уже рассказал? – Что отец умер, а Вы помогли мне добраться сюда. Больше ничего. – Хорошо. Добавишь еще, что тебе снова нашлось место на подворье и вскоре ты будешь жить там. А у меня ты пока, скажем, чтобы проверить, что ты точно не болен. Ты же знаешь, что сейчас приезжих практически нет, а поместье закрыто? – Из-за чумы? – Да. Нас пока миловало, хотя и в Ноттингеме, и в Дерби уже есть больные. Скорей бы уж Фламель наигрался, из-за этой болезни уж сколько померло, да и девок пожгли немерено, если где началось – так всё ведьма накликала, а там взяли и жгут кого придётся… – Простите? Фламель? Николас Фламель как-то связан с «Чёрной смертью»? – О, нет конечно, он не выводил специально возбудителя. Просто взял приемлемого да поддержал распространение. Ему нужна была высокая смертность за короткий период. Энергии так можно собрать много, понимаешь? У французов там какой-то эксперимент застопорился, философский камень, кажется, вот молодой гений и старается изо всех сил… На самом деле, магглы иногда весьма точно угадывают источник проблемы, просто толпа наказывает тех, кто слабее, а не тех, кто виновен. – Почему же… – Запнулся взволнованный Гарри, у которого на глазах мир просто переворачивался… – Почему же его никто из магов не остановит? – Кто? Орден, на который он работает, силён, и таких, как мы с тобой, сотню раздавит. Да и вообще, много ты видел магов, которые в восторге от магглов и готовы их спасать? Думаешь, если поймали и жгут, то только слабых? Да у каждого второго семьи пострадали от их церкви, и даже сильных магов убивают магглорождённые фанатики, воспитанные духовенством. Ничего удивительного, что «останавливать Фламеля» мало интереса. Когда люди думают о том, где еды взять, разыскивать дьявольские отродья меньше времени. Мы провели несколько ритуалов, и вспышка болезни на острове скоро сойдёт на нет, но нужно еще несколько месяцев. – Но ведь и маги умирают от болезни тоже! Неужели, больше ничего нельзя сделать? – С чего ты взял? Есть защитное зелье. Ты что, по-твоему, вчера перед сном пил? Зачем пил, если не понял, что? И не спрашивай меня, почему брат зельем побрезговал, я не знаю. Но уж как есть. – А почему нельзя это зелье… – Не знаю, из какого человеколюбивого будущего ты прибыл, но напоминаю, что магглы волшебство не жалуют. Я не буду никого спасать, чтобы на следующий день меня сожгли на костре, много таких прецедентов. Чуть зелья в колодец – мой максимум, и даже не думай заикаться кому-нибудь о большем! И ещё. Ты спрашивал, как себя вести. Сейчас ты ведешь себя слишком беззаботно. Помни, Уиллу уже почти двенадцать, он взрослый, его могли бы взять в войско, а через пару-тройку лет он, скорее всего, женится. Ты должен быть менее любопытным. Не пялься по сторонам, поглядывай потихоньку. Не смотри в глаза никому, кроме деревенских, склоняй голову, кланяйся старшим и благородным, и будь добр, помалкивай, когда не спрашивают! Мне пора. Займись контролем силы, если кто заметит твоё случайное волшебство, до возвращения Уилла ты вряд ли доживешь!***
Сказать честно, то жизнь с Грэмм Гарри очень даже понравилась – особенно когда прошло два дня, и он отошёл от первоначального шока своего путешествия. Каждый день по несколько часов Грэмм тратила на перевод рун, перерисованных с его браслета, подходя к вопросу чрезвычайно серьёзно, и оттого в сердце теплилась надежда, что она разберётся, как поменять их с Уиллом назад. По крайней мере, Гарри думал, что весьма логично, что душа Уилла должна быть в теле Гарри, раз уж сам Гарри здесь. Возможно, тот догадался пойти к директору и решение придумают в будущем, а пока Гарри очень надеялся, что Уилл не натворит чего-то непоправимого. Уилл более почтителен (что помогло бы ему у тёти Петунии), зато привык носить в рукаве острые предметы и, судя по всему, пускать их в ход в случае конфликта. Грэмм считала того мага разумным, кто не сам прячется в чаще, а просто прячет своё колдовство. Она не была столь сильной ведьмой, чтобы надёжно защитить каждую пядь вокруг дома где-нибудь на болоте, а потому ей, как вдовой селянке из практически независимой категории населения, да еще и пользующейся благосклонностью местного сеньора, было выгоднее жить на виду близ больших поселений – так её не обходили стороной ни новости, ни маггловские товары. А потому каждое утро Гарри работал исключительно на конспирацию: вставал в несусветную рань, кормил кур и носил воду на глазах у половины деревни, а еще Грэмм все же признала, что у него достаточно мозгов, чтобы справляться с огородом. Поливом, впрочем, занималась сама Грэмм, колдуя воду после наступления темноты и на уровне земли. Совы к ней также прилетали вечером и Гарри был вынужден признать, что свою магию она скрывала действительно хорошо. Её дом был самым обычным крестьянским домом, и даже пучков трав, свисавших с потолка, было не больше, чем у любой хозяйки в деревне. В доме колдовство было запрещено, за малым исключением. Крохотный Люмос Грэмм зажигала только при закрытых наглухо окнах и дверях, и даже заслонке камина, но обычно обходилась свечами. Пыль и грязь, тем не менее, исчезали по щелчку её пальцев и Гарри был чрезвычайно рад, что конспирация не предполагала постоянной уборки. Закончив с работой на огороде, он бегал купаться на речку под видом стирки (обычно бельё было почти чистым, ведь Грэмм могла заставить его стираться самостоятельно в горячей воде). Иногда наведывался в деревню, чтобы купить муки или немного молока, а то и обменять яйца на рыбу у старого рыбака. Своих коз и овец Грэмм разводила ради шерсти, дойных было только две козы, всё молоко которых в основном уходило на варку сыра. Разжигать камин для приготовления пищи тоже было обязанностью Гарри – предполагалось, что зажечь что-либо, направляя немного магии, для него должно быть проще простого, хотя сама Грэмм пользовалась кремнем. Впрочем, мотивация в виде горячей еды благотворно влияла на его способности – он начал справляться уже после третьего часа попыток, Грэмм просто не разрешила ему есть приготовленное ею, пока он не преуспеет. На самом деле, Гарри даже не заметил суровости подобной тренировки, потому что, когда у него получилось, ему показали подвал! Ход в него находился в подполе, совершенно обычном на первый взгляд. Для того, чтобы войти в настоящий подвал, нужно было направить немного своей магии в небольшую трещину на стене, которая после этого разрасталась в несколько раз и открывала проём. Там, под землёй у Грэмм было еще четыре комнаты. Потолки у двух из них были земляными, разве что ровными, да и никакие корни нигде не торчали, а впечатление замкнутого пространства скрадывалось яркими тёплыми огоньками, которые зависали под потолком, и тусклым светом от заросшей фосфоресцирующими грибами стенки. Гарри задавался вопросом, откуда здесь всегда был свежий воздух, но, оказывается, у Грэмм и для этого было заклинание. В подполе Грэмм колдовала, не скрываясь, а Гарри не уставал восхищаться. Зельеварня его ожидаемо пугала, но в остальном, он был очарован. В одной из комнат хранились продукты – здесь было куда больше, чем в «официальном» подполе. На небольшом столе стояла посуда, в которой Грэмм варила сыр, зачаровывая ее так, чтобы поддерживать температуру, а в углу хранилась маслобойка. Когда ведьма готовила, всё, казалось, делалось одновременно – овощи самостоятельно чистились, тесто – размешивалось, а масло взбивалось. Гарри это было чрезвычайно интересно, и он очень хотел уметь также, но оказалось, что это простая левитация и «высокий уровень контроля». Сейчас без палочки у Гарри не получалось поднять даже перо, что говорить о картошке. Зато греть воду и поддерживать тёплую температуру он научился – Грэмм разрешила ему пользоваться её лоханью здесь же, в подвале, чтобы можно было хорошо вымыть голову. Но больше всего его восхищало, как женщина разводила коней – оказывается, что абсолютно безо всякой конспирации никто из проходящих мимо дома Грэмм деревенских никогда не замечает, что двоих из своих овец она вычёсывает каждый день специальной щёткой. Под мороком этих овец на хозяйском лугу на самом деле пасутся лошади-смески, похожие на тех, которых Гарри уже видел у нескольких учеников Рейвенкло, и никто не использует их как скакунов. Зато с щётки Гарри теперь каждый вечер снимал шерстинки, по которым то и дело пробегали искры. Сейчас время стричь коз и овец уже прошло, и в самой большой комнате подвала хранились большие корзины, полные шерсти. Насколько знал Уилл, Грэмм ткала пледы и вязала тёплые вещи, продавая их во время каждой ярмарки. Чего даже Уилл не знал раньше, так это того, что три четверти корзин с шерстью не имели никакого отношения ни к козам, ни к овцам. В одной из них был вполне обычный лён, в другой – конопля, а еще три занимали какие-то разноцветные волокна неизвестной Гарри волшебной травы. Была там корзина, наполовину заполненная шерстью оборотней, и когда Гарри спросил, как Грэмм удалось такого поймать и остричь, она звонко рассмеялась, сказав, что дружит с одной милой парой, живущей в лесу в тридцати милях к северу и проблему стрижки для Грэмм те решают сами. Гарри узнал, что русалки готовы менять свои волосы на мясо, потому что рыба им надоедает, а единороги, живущие в нескольких рощах Шервудского леса, охотно разрешают Грэмм их вычёсывать за обычную морковь. Гарри когда-то слышал, что работы, связанные с нитками, в Средние века оставляли на зиму, ведь именно тогда не нужно было больше заботится об урожае. Грэмм же, чей быт был из-за магии значительно приятнее, могла заниматься такой работой и сейчас. Обычная шерсть таяла на глазах, зачарованные прялка, спицы да ткацкий станок справлялись со своими задачами очень быстро, нитки красились с помощью зелий почти мгновенно, и колдунье (а точнее, сейчас Гарри) вручную приходилось только разбирать шерсть перед тем, как её спрясть. Пока мальчик был занят производством "конспиративной" продукции, Грэмм использовала нити, полученные из шерсти и волос магических существ, для гобелена. Он был готов всего на треть, но уже сейчас Гарри чувствовал от него мощную волну волшбы – здесь были не просто узоры, они были рассчитаны до долей дюйма и сплетены из специально подобранных по своим свойствам нитей, придавая куску ткани свойства артефакта. За работой Грэмм рассказывала, что хорошая мастерица способна создать гобелен, в который можно войти, как в комнату, или положить туда что-то, как в тайник. Она говорила, что некоторые маги используют их вместо тюрем, ведь чтобы закрыть проход, хватает добавить несколько символов кровью где-нибудь в уголке. При наличии специальных парных гобеленов между ними можно было открыть Путь даже из защищённой территории, что иногда использовалось для побега. Некоторые нити умели создавать звуковые колебания и на них можно было сохранять сообщения для потомков. Для того, чтобы проклясть, подчинить волю или просто слегка очаровать, не требовалось выплетать ничего сложного – хватало куска правильной ткани, и это всё без учёта нанесения рунной вышивки! С изумлением Гарри узнал, что, делая что-то вручную, например, при вязке или вышивке, даже в обычную нить волшебник может вложить немного своей силы и намерения – также, как Гарри разжигал огонь. Тогда полученная вещь, конечно, получалась послабее, чем то, что сейчас делала Грэмм из весьма дорогих ингредиентов, но всё же неплохо выполняла одну-две функции, в зависимости от вложенного – защитить, согреть, придать очарования, рассеять внимание или, наоборот, наслать сглаз. Маленьким магам матери старались нашить приданого, защищающего от всего на свете, еще во время беременности, а если брали одежду, то только у тех родственников, что не могли желать плохого. Для защиты, оказывается, разработаны сотни специальных узоров, и женщины в старых семьях собирают их и передают дочерям. Грэмм показала Гарри не менее полутысячи схем на все случаи жизни из оптимальных сочетаний рун и других орнаментов – когда мальчик смотрел на них через очки Уилла, он даже видел, как из готовой вышивки мерцание распространяется по всему изделию. Изучив одежду Уилла, он узнал, что его "обычная домотканая рубаха" отклоняет слабые проклятия и сглазы, отталкивает грязь, способствует усилению концентрации внимания и практически не должна рваться. После этого он задумался о том, что в магическом мире действительно вполне может существовать пресловутая одежда типа "+100% сопротивляемости огню"... На пятый день жизни Гарри в доме ведьмы он наконец справился с разбором всей козьей шерсти. Тогда Грэмм выдала ему ту самую, конскую, и показала, как её прясть – с ней нужно было работать без магии. Нить у него получалась неравномерной толщины, но мальчик очень старался. После первого ярда она засветилась, а ещё через некоторое время – стала похожа на тонкую струйку огня, как будто льющегося на пол. Гарри, которому уже немного наскучила однообразная работа, теперь откровенно любовался тем, как под его пальцами лишь слегка мерцающие шерстинки превращаясь в нечто настолько волшебное. Нитка грела руки, но совсем не обжигала, и, наматывая её на веретено, Гарри думал о том, что вот так бы и выглядела сказочная пряжа золота. Грэмм, тем временем, совершала какие-то странные манипуляции – она как-будто вплетала в гобелен что-то невидимое, беря его из пустой на вид корзины. – Из этого делают мантии-невидимки? – Спросил мальчик. – Почему ты так решил? Нет, там целый ритуал и специальные зелья для вымачивания шерсти невидимов. Я не беру такие заказы, если не предоставляют свои ингредиенты, животные-то редкие. А это всего лишь фестралий волос, ничего необычного. – Но почему тогда ничего не видно? Грэмм удивлённо посмотрела на мальчика. – Постой, а самих фестралов ты видишь? Их же видят и магглы. – А как они выглядят? – Как очень худые кони с кожистыми крыльями. Их часто приручают, ты должен был видеть хотя бы нескольких, когда ученики разъезжались из Хогвартса. За ворота обычно выходят уже после того, как разъедутся те, у кого есть скакуны, разве у тебя было не так? – Я не видел никого похожего. Разве только, некоторые ученики перед тем, как набрасывать отвод глаз, зависали в воздухе. – Одно из двух: или тебя растили в теплице, или более благополучное будущее когда-нибудь наступит, – вздохнула женщина. – Фестралы невидимы для тех, кто ни разу не видел смерти. Если вывести одного на середину села, я сомневаюсь, что найдётся много детей, для которых он невидим. Годам к трём у многих уже умер кто-то из родни. Уилл точно их видел, да и если ты правда кого-то сжег, то тоже должен был бы. – Может, я потерял сознание раньше, чем он умер? – Вяло запротестовал Гарри. Разговоры о том, как он сжигает человека, доставляли мало удовольствия. Но ведьма покачала головой: – Люди, которые наблюдали предсмертную агонию и отворачивались, всё равно их видят. Равно как и в случае, если видели смерть, но не осознали, что человек умирает. Хотя провести чистый эксперимент сложно, это так, общие соображения, основанные на детских рассказах. А вот если ты думаешь, что кто-то умер, а на самом деле этого не случилось... Хороший вопрос, на самом деле, никто не знает, что тогда. Но исходя из твоего опыта, можно предположить, что фестрал останется невидимым. В конце-концов, даже от сильных ожогов умирают далеко не сразу, особенно волшебники, и если успеть с зельями, то человека вполне можно спасти. Ты поэтому так хорошо относишься к магглам? У вас в будущем царит всеобщий мир и благоденствие, а волшебники помогают тем, у кого нет дара? Как они это делают, если магглы не знают о магии, я ведь это правильно поняла? Вопрос был настолько неожиданный, что Гарри даже отвлёкся от дикого предположения, что Квиррелл остался жив. Или, по крайней мере, был жив, когда пришёл Дамблдор. Гарри относится к магглам, как к людям. Конечно, те, с которыми он познакомился в деревне, были странными. Подростки его возраста уже считались взрослыми и работали с утра до вечера. Он сидел с деревенскими парнями после заката, но ему было тяжело с ними общаться. Они разговаривали только о девчонках и хозяйстве, и даже забавные случаи, которыми они делились, с радостью найдя в лице Гарри не-очевидца событий, были не очень смешными. Эти ребята могли восторженно рассказывать о том, как кого-то пороли перед всем честным народом, и хвастаться, что видели в городе, как вешают вора. Они пожимали плечами, рассказывая, что какую-то женщину муж бьёт смертным боем, у него есть такое право и это в порядке вещей. Они бредили войной, завидуя рыцарям, которые "могут, захватив город, взять девку, какую понравится, и золота немеряно". О, на Тисовой улице дети тоже играли в войнушки, но одно дело лупить друг друга палками и говорить, что победишь чудовище, а другое – мечтать о мародёрстве после убийства. Эти люди видели смерть так часто, что относились к чужой жизни без большого почтения, и Гарри, даже с частичной памятью Уилла, было очень тяжело их понимать. А ведь оставалась ещё их общая ограниченность людей, которые не уезжали от своего дома дальше, чем на десять миль... Гарри не сознавал причин четко, но с Грэмм было разговаривать намного приятнее. Считая мальчика уже слишком взрослым для сказок, она, тем не менее, ему много рассказывала, в основном историй из жизни. Почти все заканчивались плохо, но они были увлекательны, и, по мнению женщины, поучительны, ведь в них фигурировали привороты, клятвы и порабощающие обеты, страшные проклятья и неравные договора с магическими существами. Гарри верил, что в целом, селяне совсем не злые, просто... жизнь у них не сахар, да и даже в этом времени должно быть много умных людей, просто странно их искать среди мальчишек из зависимых крестьян... – У нас нет всеобщего благоденствия... – Медленно ответил он после паузы. – Но магглы в целом образованнее и лечат у нас намного лучше, потому и ранних смертей меньше. Быт магглам вести намного легче, чем сейчас, они развили технику достаточно хорошо... Насколько я знаю, есть автоматизированные ткацкие станки, которые работают довольно быстро, как Ваш, только без магии, и управляет им человек. Магглы неплохо справляются и без помощи волшебников, а если кто-то помогает зельями, то никому не говорит. – Удивительно. От них тяжело ожидать такого прогресса. – Ну, им потребовалось время, но они же совсем неглупы. Не думаю, что они вообще сильно отличаются от волшебников. На это Грэмм расхохоталась. Она смеялась долго и со вкусом, и, казалось, не могла остановиться, начиная смеяться вновь, когда бросала на мальчика взгляд, так, что Гарри в конце концов обиделся.***
Они вернулись к этому разговору ещё раз значительно позже, а пока продолжали вести размеренный быт. Грэмм занималась хозяйством, плела заказанный гобелен и пыталась разобраться в работе браслета, обложившись увесистыми рукописями, за некоторыми из которых она даже ходила Путями к знакомым. Гарри помогал ей по мере сил, но и много времени тратил на учебу. Видела бы сейчас его усердие Гермиона! Грэмм считала, что ему стоит научиться защищаться и контролировать магию, как это умел Уилл, ведь они не знали, на сколько долго Гарри останется здесь, а такие умения – вопрос выживания. В целом, дела его шли неплохо, он мог вспоминать правильные ощущения Уилла, а воспроизвести их оказалось несложно. Так, он быстро осознал, как дети учились контролировать выбросы магии. Они, конечно случались спонтанно, но почувствовав их приближение вовремя, магию можно было удержать почти на несколько часов и отпустить по желанию. За это время ребенок обычно успевал спрятаться от чужих глаз. Если бы Гарри знал, что с ним происходит и что с этим делать, ещё будучи малышом! Точнее, если бы тётя знала, как объяснить! Несложная, но регулярная медитация на пару минут, чуть больше сосредоточенности – и никаких покрашенных волос учительниц, никаких пожаров у Дурслей (которые, согласно словам Грэмм, с его предрасположенностью, оказывается, просто обязаны были случаться лет до пяти каждый раз, когда он пугался или злился)! Гарри было тяжело без палочки, но в этом времени это был чрезвычайно дорогой артефакт, делали такие единичные мастера и сугубо индивидуально, после долгих расчетов. В школе палочки были только у Мастеров чар и учеников из благородных, которые имели к чарам предрасположенность. Даже остальные Мастера обходились без концентраторов – трансфигурацию и бытовые чары выполняли с помощью пассов руками, зельевары как проводник магии использовали всевозможные лопатки и ножи для ингредиентов, а боевые маги – холодное оружие, в основном железное, ведь оно было губительным для многих магических тварей. Неудивительно, что к концу первого курса Уиллу (а вместе с ним и Гарри теперь), всё еще плохо давались даже простые превращения и чары, зато он умел довольно ловко орудовать своим кинжалом. На факультете Гриффиндора очень много внимания уделяли обучению технике боя почти любым оружием, но мелкий и юркий Уилл предпочитал тонкие короткие клинки, которые требовали не столько силы удара, сколько его точности. При ударе он направлял свою магию в клинок, и противник получал дополнительно ощутимый ожог или удар током. Уиллу долго пришлось учиться дозировать эту энергию и соизмерять силу повреждения, но Гарри благодаря памяти мальчика делал это без проблем. На этом успехи Гарри в магии (как, впрочем, и в случае Уилла) заканчивались. В бою же Гарри был бы и вовсе совершенной бездарностью: хотя тело Уилла и было тренированным и обладало хорошими рефлексами, оно теперь постоянно неслось и разворачивалось по инерции куда-то не туда, потому что контролировалось сознанием Гарри, который не всегда точно представлял, что можно ожидать от той или иной стойки или выпада с оружием. Грэмм, когда видела кульбиты мальчика, то хмурилась, то улыбалась, говоря, что он, видимо, в своем времени учился на Хаффлпафф, раз настолько неповоротлив. Гарри же, если честно, абсолютно не понимал, как так вышло, что Уилл и он сам помнили будто кардинально разные Хогвартсы. Перед его распределением Шляпа пела песню о выборе факультета согласно характеру. У всех учеников, тем не менее, насколько знал Гарри, были одинаковые программы занятий. Но вот он в 1349м году, и то, чему учат на разных факультетах, отличается весьма сильно. На Гриффиндоре учились бою и тёмным искусствам (!) чистокровные и полукровные маги, равно как и попадавшие туда редкие магглорождённые, в основном из детей рыцарей. На Слизерине тоже были в основном чистокровные и сплошь довольно сильные маги, которые углубленно изучали практики вроде химерологии, зельеварения и, почему-то, прорицания. Среднестатистический маг из Рейвенкло был слабее, однако они больше тяготели к точным наукам, добиваясь впечатляющих успехов с помощью артефактов и ритуалов. Результаты их гаданий были не менее точными, чем у слизеринцев, использовавших не расчеты, а медитативный транс, но кардинально отличались в подаче информации. И только на Хаффлпафф более половины факультета состояло из магглорождённых, а углублённая программа во многом сосредотачивалась на одной гербологии. Обдумав всё это в первый раз, Гарри сказал Грэмм о некой несправедливости к факультету и предположил, что маглорождённых искусственно загоняют в рамки одной магической профессии, изначально вешая на них клеймо более слабых и надеясь вырастить из них вассалов, делающих грязную работу по добыче сырья, ведь и маглорождённые гриффиндорцы в итоге чаще становились охотниками на опасных магических существ, чем, скажем, служили в охране. Это был второй раз, когда Грэмм смеялась над рассуждениями Гарри. Но теперь она хотя бы ответила. Во-первых, сказала она, странно рассчитывать, что магглорождённые, многие из которых ничего не знают не только о магии, но и о, скажем, письме и счёте, зато все детство слушают страшные сказки о злых ведьмах, пустивших в душу дьявола, абсолютно равны, в том числе по способностям, с чистокровными магами, выросшими в домах вдали от людей и окруженных чарами, да и видевших магических существ с детства. Во-вторых, не менее странно рассчитывать, что древние зажиточные семьи не стараются подготовить своих детей к взрослой жизни лучше, чем простые ведьмы, живущие где-нибудь на отшибе и рассказывающие детям не больше, чем знают сами. Большинство из них даже не может позволить себе платить за обучение, особенно если не идут в вассалитет к сильной семье. Девушек практически всегда учат на дому, кроме тех, у кого очень ярко выражены какие-нибудь способности, да и то, ведьмы послабее поступают в Хогвартс уже помолвленными и найдя патрона, дабы обезопасить себя, как только можно. Обучение же магглорождённых, мало того, что оплачивается из попечительского фонда школы, который спонсируют древние семьи, так еще и приносит ощутимое количество проблем. Неудивительно, что из магглорождённых и сирот в школу попадают только самые сильные, а успешно добираются туда после каждых каникул, и, впоследствии доживают до выпуска, так и вовсе, сплошь изворотливые, сильные или чересчур удачливые, которые стремятся узнать магический мир, но и могут приспособится ко всему, что происходит вне школы. Неужели он, Гарри, если был бы маленьким лордом, отказался бы от такого вассала? Тогда в чём же неправильно поступают люди, берущие на себя ответственность за обучение и обеспечение чужого ребенка? Дети посмышлёнее не попадают в полную зависимость, а выторговывают за свою службу приемлемые условия, что часто выводит их на новую социальную ступень. О тех, кто думает слишком медленно и не может сам о себе позаботится, Грэмм тактично молчала. Гарри очень надеялся, что вскоре вернётся в свое время, где вассалитет канул в Лету, потому что то, о чём знал Уилл и говорила Грэмм, можно было понять, исходя из реалий их жизни, но вот принять было откровенно тяжело. Насчет факультетов он тоже услышал странную точку зрения – Грэмм говорила, что ребенок, пытаясь достичь магией того, чего он хочет, во время магических выбросов, формирует и свою предрасположенность к конкретным чарам. Он привыкает видеть проявления своей магии, подсознательно больше верит в них, чем в что-либо новое, и в итоге, те же чары даются ему все лучше. Логично, что на их желания влияет темперамент, но во многом и окружение. Маглорождённые из крестьян, благополучие которых зависит от урожая, часто всеми силами надеются, что он будет хорошим, и их магия подпитывает растения. Неудивительно, что потом они сильно тяготеют к магии, связанной с природой, и гербология дается им лучше всего. Убеждения же Уилла, что на Хаффлпафф учатся одни тюфяки, с точки зрения Грэмм было в корне неверным, многие из этих детей, развивая свое понимание мира, часто приходили к целительству, а иногда и к некромантии. Впрочем, рассерженный друид, по мнению Грэмм, мог натворить бед иногда намного больших, чем боевик, он, в отличие от второго, скорее всего выберет менее прямые, и оттого тяжелее отражаемые, методы нападения. Послушать Грэмм, так в Слизерин и Рейвенкло шли дети, которые не знали жизни без магии и оттого безоговорочно верили, что способны творить что-то подобное. Они уже понимали мир и магию лучше, и дар их развивался, подчиняясь желаниям создать или получить в руки диковинку, тогда как Гриффиндор был горнилом потомственных воинов. Он весь за малым исключением состоял из неусидчивых бескомпромиссных задир (Грэмм многозначительно не продолжала мысль, отчего Гарри чудилось «идиотов»), которые вместо того, чтобы разобраться и понять, часто просто идут напролом, иногда совершая невозможное. Наверное, она считала, что распределение во времени Гарри идет по тому же принципу, просто Шляпа тактично называет для детей их склонности к тому или иному виду разрушения чертами характера. Возможно, Гарри узнал бы еще много ценных мыслей Грэмм по любому поводу, но, абсолютно нежданно для мальчика, в одно прекрасное утро две недели закончились, и оказалось, что уже сегодня их ждет сеньор.