Тихое место

      Вечером 25го мая того же 1993го года, Гарри лежал, устроившись в кресле калачиком, завернувшись в плед и пялясь в покатый узорчатый потолок в попытке уснуть. Он уже (чувствуя себя довольно глупо) вслух (для верности) перечислил браслету все свои пожелания и теперь опасался подумать что-то не то, пока засыпает, и опять оказаться неизвестно где.       Да, он клялся, что больше сюда не придёт. Но в школе творился дурдом, Дамблдора, неспособного справиться с ситуацией, сместили с места директора, а Хагрид оказался в Азкабане, хотя Гарри и Рон узнали (с риском для жизни!), что он невиновен в открытии Тайной комнаты пятьдесят лет назад. Поттер боялся, что на следующий год школу не откроют, и что же ему делать тогда? Он до сих пор помнил противное ощущение, охватившее его, когда с мантии Уилла исчез герб Гриффиндора, и не хотел испытать его снова сейчас. В мире магов он, хоть и знаменитость, но не так уж сильно кому-то нужен, раз живёт с тёткой, а сам он устроиться в свои двенадцать вряд ли сможет. Оставаться же всю жизнь у магглов после того, как он узнал о волшебстве, совсем не хотелось. Сейчас, когда их с Роном поиск виновника нападений зашёл в тупик, Гарри казалось, что стоит идти на крайние меры, чтобы только школу не закрыли. Добраться до призрака Миртл, предположительной первой жертвы монстра, не представлялось возможным, зато, он, Гарри, возможно мог узнать о прошлом и по-другому, ведь доступ к восьмому этажу никто не перекрыл.       Как мальчик ни храбрился, ему приходилось признать, что второе путешествие в прошлое как-то странно на него повлияло. Каким-то образом, почти все девчонки факультета стали относиться к нему чуть лучше. Буквально через неделю они стали меньше на него коситься и даже осуждающе морщили носики в случаях, когда замечали очередную шутку над Поттером, хотя и не спешили говорить ему о том, кто же над ним издевается. Парни постарше, при этом, казалось, наоборот, начали смотреть на него неодобрительно, хотя раньше скорее не замечали, для них было бы немного странно всерьёз опасаться малолетки. Гермионы, чтобы объяснить, с чего отношение окружающих переменилось, не было рядом и приходилось думать самому.       История с браслетом стала первым его секретом от друзей. Гарри рассудил, что те весьма терпимы, хоть он уже рассказал им о голосе, который никто, кроме него, не слышит, да и теперь все знают, что Гарри разговаривает со змеями. Однако, не пересечёт ли он их границу доверия, если расскажет им о своих путешествиях сознания, которые, возможно, привели к пленению двух душ, или, если это не так, всё равно остаются странными рассказами о пребывании в теле девчонки или даже средневекового подростка? О чём первом подумает Рон – что он выдумывает, или что он решил стать тёмным магом? Не начнёт ли искать у него признаки шизофрении Гермиона? Так или иначе, с рассказом он решил повременить, пока не разберётся чуть лучше. Опасливо поглядывая на три чёрные полоски на своём странном браслете, Поттер решил подойти к проблеме так ответственно, как только можно, и составил список того, что он может проверить, дабы понять хоть что-то.       Результатом первого проведённого эксперимента стали исколотые пальцы и расстроенные нервы: Гарри целых два вечера подряд вышивал на подоле своей мантии подсмотренную у Эмбер схему – другие схемы Грэмм он, наверное, мог бы узнать, но не нарисовать заново. Вышивать пришлось, задёрнув полог на кровати, чтобы парни не смеялись потом над ним до конца жизни, и даже иголку у Парвати одолжив под большим секретом. Направлять при вышивке энергию в иглу получалось неимоверно плохо, хотя, помнится, в теле Уилла, проблем не было. Но мантия, в итоге, превзошла все ожидания: на следующий день Поттер, ничего не делая (по правде, даже не замечая), начал отражать большинство проклятий их авторам, и теперь от выросших копыт и хвостов расколдовывались все остальные. К некоторой обиде Гарри, близнецы Уизли теперь тоже щеголяли с заячьими ушами, но они же над всеми шутят… Зато он получил большую радость от созерцания постоянно спотыкающегося Малфоя и того, как скривился Снейп, проверив палочку Гарри и ничего там не найдя. Единственное, чего не понял Гарри, так это почему сам Малфой оказался незащищен от рикошета своего же заклятия подобным образом – уж его-то мать – потомственная колдунья – должна была такую вышивку тоже предусмотреть.       После подтверждения работоспособности схемы, в принципе, Гарри уже не было нужды искать другие подтверждение о том, что Грэмм когда-то жила (в получение непостижимым образом пластов правдивой информации из астрала в виде сна верилось ещё меньше, чем в такое же непостижимое получение знаний о прошлом людей). Однако, он всё же проверил в библиотеке стеллаж с книгами о пространственной магии и перемещениях, и, хотя рукописи Алфеоса и Грэмм он не нашёл, на неё были ссылки в двух других книгах, а значит, она действительно существовала. Больше никаких упоминаний об Уилле он не встретил, и было совсем не ясно, почтила ли Грэмм память племянника, что подал ей идею, или ему повезло больше и они сотрудничали и после возврата Гарри в свое время. Грэмм была твёрдо уверена в том, что настоящий Уилл жив и вернётся, и Гарри надеялся, что она была права. В конце концов, может, Уилл просто не совершил ничего такого, о чём стоило бы писать в справочниках о известных колдунах. Или, Поттер просто в поисках его следов столь же эффективен, сколь и в поисках Фламеля в прошлом году.       Когда Гарри попросил у мадам Пинс что-то вроде списка выпускников Хогвартса, ему улыбнулась удача – она показала ему целые стопки альбомов с колдографиями учеников. В выпуске седьмого курса 1933го года не было Эмбер, как не было и Мариуса в 1934м и 1935м, хотя Гарри нашёл Эмбер на колдфото, сделанных в 1931м году, после пятого курса, после С.О.В. немало волшебников тоже отказывается от обучения. Это доказывало, что она, а скорее всего тогда и Уилл, тоже реально существовали в прошлом.       Полистав альбомы ещё немного, Гарри нашёл человека по имени Карлус Поттер, через год после которого окончила школу печально знакомая Гарри Дорея Блэк. Он немного погадал, мог бы этот Поттер быть его дедом, но как проверить такое, в голову не приходило – старшие волшебники никогда не рассказывали ему чего-то конкретного о родителях, а деда или даже прадеда не упоминали вовсе. Возможно, что-то можно было бы найти в газетах… Но, просматривая подшивки «Пророка» конца 30х годов, он не встретил упоминаний о Карлусе, зато видел заметку о Флимонте Поттере, который запатентовал что-то там для волос. Искать дальше Гарри не стал, полагая, что на просмотр прессы за последующие десятилетия он потратит уйму времени, которого, как всегда, не хватает. За 30е годы не было в газетах ни одного упоминания и об Эмбер – ни о замужестве, ни о смерти, хотя была статья о скандале в семействе Блэк в 1933м году (но без деталей). Узнать, что случилось с девушкой, не представлялось возможным, разве что, подумал Гарри, летом он мог бы попробовать позвонить в справочную. Хотя вряд ли будет толк, он же знал только о дипломе и девичьей фамилии, которую Эмбер стремилась бы всеми силами скрыть…       Узнав всё, что смог, о встреченных им людях (о лекциях в рамках конгресса по теории магии в 1933м в библиотеке не было никаких упоминаний), Гарри сконцентрировался на других проблемах: поиске книги под названием «Ритуалы» (автора он благополучно забыл) и выяснения глубины своих знаний. Мадам Пинс не ответила ему, когда он задал о такой книге осторожный вопрос, а в общем доступе вообще не оказалось книг, в названиях каких встречалось слово ритуалы. Закономерно, Поттер в очередной раз начал наведываться по ночам и в запретную секцию, правда, наученный горьким опытом, скорее рассматривал названия книг, не стремясь брать их в руки. Ничего похожего на искомый фолиант он и там не нашёл, однако, всё же, интенсивная работа с книгами давала некоторые результаты: опытным путём Гарри удалось установить, что он хорошо справляется с чтением большинства текстов, написанных позднее 12го века, хотя не всегда понимает написанное из-за обилия каких-то специфических терминов. К его удивлению, расчёты, которые то и дело встречались в книгах, теперь казались для понимания даже проще, чем описания к ним. Когда Гарри на глаза попался фолиант, описывающий магические клятвы, он, пролистав его, осознал, что неплохо помнит текст, – кажется, эту книгу читала Эмбер в первой половине своего седьмого курса, которую Гарри «хорошо помнил».       Попытавшись связать всё воедино, Гарри решил, что ему передались от Уилла и Эмбер некоторые знания, которыми он пользовался или о которых специально задумывался, пребывая на их месте. Однако, не все они были глубокими – несмотря на то, что старые диалекты усвоились неплохо, ведь Уилл слышал многие из них в школе, и Гарри, в попытках понять странные для себя слова, видимо, вспоминал по максимуму, другие знания были очень обрывочны. Так, он хорошо помнил содержание того, что читала Эмбер о клятвах и ритуалах, а также пользовался некоторыми её знаниями математики – Эмбер осенью часто что-то рассчитывала для курсовой работы по нумерологии, иногда оставляя рабочие пометки в дневнике. Ему удалось вспомнить и заклинания, которыми она пользовалась для разглаживания и чистки одежды (и это даже работало) и завивки локонов (и он больше никогда не попробует его применить к своим волосам!). Но он не пробовал рисовать в прошлом – и потому не знает, как делаются магические рисунки, хотя помнит, что Эмбер это умела, равно как и не может пользоваться её знаниями гербологии или зелий, о которых он не задумывался вообще. В голове были какие-то намёки на формулы высшей трансфигурации, но сейчас Гарри их не понимал, возможно, из-за большого разрыва между программами второго и седьмого курсов. Не удалось мальчику вспомнить и ничего нового о прошлом Уилла или Эмбер, ни одного факта, кроме тех, которые он вспомнил ещё, будучи в их телах. В итоге, он сделал вывод, что все эти факты так и останутся фрагментами чьей-то памяти, а знания будут работать как собственные, только если заполнить все пробелы в понимании.       Энтузиазм в исследовании начал сходить на нет, особенно, когда Гермиона поправилась, было бы странно сидеть в библиотеке отдельно от неё, а потом не признаваться, чем он таким занимается, что часть эссе всё равно норовит списать у неё. Ажиотаж вокруг нападений, да и вокруг Гарри, которого теперь было не проклясть и который сам никого не проклинал, к марту поутих. К этому времени Поттер даже наконец понял, почему девочки стали относиться к нему чуть лучше: пару раз он слышал, как Гермиона приводит Рону в пример его! По её мнению, Гарри, теперь иногда применяющий к своей одежде чары, стал «хотя бы иногда выглядеть прилично» (хотя он делал это скорее для тренировки), да ещё и периодически хвалил чью-нибудь причёску или сумочку, а девочки такое, оказывается, весьма ценят. С удивлением, Поттер узнал, что на факультете теперь есть тотализатор и на то, кто же ему нравится настолько, что он стал иногда более успешно справляться с волосами (правда, они всё равно торчали), и что Джинни, особенно усердствовавшая в выяснении его сердечного интереса, даже плакала, когда ничего не узнала. Откровенно говоря, такие новости заставляли скорее сторониться девочек, сделавших столь странные выводы из просто попытки быть чуть опрятнее или вежливее – как работают мозги у этих созданий, понять всё равно не удавалось.       К вопросам неожиданных знаний, полученных после снов в комнате на восьмом этаже, он вернулся, когда ребята выбирали предметы для изучения с третьего курса. Все вокруг сходили с ума и давали абсолютно противоположные советы. Гарри, мало что знавший о содержании курсов, из которых можно выбрать, промучился около недели и выслушал всех, от Дина, расставлявшего предметы наугад, до Перси, прочитавшего ему пространную лекцию. В итоге, он додумался до гениального решения: одолжил у Кэти, Алисии и Анжелины учебники по разным дисциплинам, и попробовал их прочесть. Учебники по нумерологии за третий и четвёртый курсы казались как будто давно пройденными и чересчур лёгкими, а потому Гарри решил, что на этих уроках ему будет скучно. Древние руны оставили двойственное впечатление: он всё еще помнил, как над его браслетом корпела Грэмм и то, насколько в этом всём сложно разобраться, но и здесь, оказалось, что он уже знает почти все кельтские руны и часть скандинавских, которые были в программе ближайших двух лет, и браться за них нет смысла, если он не хочет заниматься длинными (и подчас, малоосмысленными) переводами. В конспектах Алисии он не нашёл ни одного описания ритуала, нида или благословения, равно как и ни одной прикладной рунной цепочки, а переводились учениками, почему-то, в основном, художественные тексты, составленные в более позднее время. В итоге, Гарри решил, что, если захочет, запишется на эти предметы позже, а сейчас вполне можно было выбрать более интересный ему уход за магическими существами, и лёгкое прорицание, тем более, что на эти же предметы записался Рон. Ещё, он помнил, что Эмбер каким-то образом пользовалась расчётами из области прорицания перед тем, как продавать партию яда в аптеку, предсказывая общий спрос на подобный товар, и, возможно, таким умениям нелишне обучиться.       Неожиданно продвинулось расследование о Наследнике Слизерина, о котором (ура!) вполне можно было рассказать Рону и Гермионе – Гарри удалось кое-что узнать о Тайной комнате с помощью дневника мистера Томаса Реддла, учившегося здесь пятьдесят лет назад и уличившего Хагрида в том, что тот держал в Хогвартсе какого-то монстра. Кутерьма расследования снова захватила друзей и Гарри перестала грызть совесть, что он продолжает молчать о другом своём приключении.       Правда, потом она снова проснулась: на пасхальных каникулах, когда он писал эссе по Истории магии, он, листая одну из книг дополнительной литературы, нашёл в ней раздел о шаманах, а в нём – отсылки к тем самым «Ритуалам» Бёрка, которых Гарри искал раньше, и ещё к десятку книг. Спросив у мадам Пинс книги из этого списка, он разжился целыми двумя! К концу каникул в одной из них он даже нашёл несколько артефактов, работающих как ловцы душ, и сравнил их принципы действия (плетения, артефакты из шкур и перьев, специально зачарованные камни, и, даже зеркала – оказывается, по этому типу могло работать и известное Гарри Зеркало Еиналедж, и знаменитое в маггловском мире зеркало мачехи Белоснежки). Рунные цепочки на артефактах были разными, местами – и вовсе не использовались, зато оказалось, что существует несколько вербальных формул, для пленения и, соответственно, освобождения нематериальных сущностей, которые действуют практически всегда, независимо от используемого для их удержания артефакта.       Начитавшись страхов о рассерженных духах, Гарри неделю таскал со стола во время обеда соль, чтобы её хватило на очерченный круг, хотя бы маленький, а потом в одном из заброшенных классов с замиранием сердца прочёл формулу освобождения над браслетом. Одна из чёрных линий тускло замерцала, а после перед ним появился призрак взрослого мужчины, одетого в бриджи с высокими сапогами и старомодный сюртук. Этот мужчина был абсолютно не похож на Уилла, да и вообще, лицо было Поттеру совершенно незнакомо. Он склонил голову набок, рассматривая мальчика, а потом просто исчез, не сказав ни слова. Несмотря на ещё дважды прочитанную формулу, никто больше не появлялся, и Гарри решил, что, наверное, шаман просто что-то напутал, говоря о двух душах, удерживаемых браслетом. Формулу для ловушки душ он не решался испытывать – было совсем неясно, как она могла бы действовать, да и зачем её вообще применять, тем более, что в ней не было ничего, что помогло бы одержимому – как понял Гарри, артефакт после её чтения смог бы удержать все осколки духов, никак их не разделяя, а от этого точно не было никакого толка. Возможно, Поттер нашёл бы ещё что-то полезное, но случилось кое-что, задвинувшее исследование браслета на задний план: Гермиона была найдена окаменевшей.       Вот с этого-то момента он и задумался об осмысленном возврате в прошлое с помощью браслета: нужно же было что-то делать! Прежде чем пробовать наобум, он перебирал варианты о том, что могло бы помочь, и, как ни странно, отверг идею по возвращению в прошлое пятидесятилетней давности – не было на самом деле никаких гарантий, что ему, будучи в том времени, удастся всё выяснить, ведь и виновник теперешних событий мог быть другим. До этого момента никакой преступник не пришёл сдаваться с повинной, и никто его не поймал, а это указывало на то, что, если Гарри отправится в прошлое и попробует такое провернуть, петля времени, которую он создаст, окажется нестабильной. Картинка исчезновения целого мира в результате такого так и стояла перед глазами, и Гарри наконец осознал, чего так побаивалась Грэмм, скрывая его от лишних людей. По итогам таких мыслей Гарри признал, что, как ни странно, наиболее безопасным с точки зрения временных петель, было бы отправиться в тот период, когда был жив сам Салазар Слизерин, и каким-то образом узнать у него или его современников о самой Тайной комнате и её Ужасе. Это могло бы в итоге помочь устранить причину происшествий, если не самого Наследника.       В идее, конечно, было полно изъянов. Например, почитав в библиотеке о пиктах и Дал Риата, а также о нравах того периода (не так уж и много упоминаний там было, с учётом того, что тогда даже маги оставляли после себя мало письменных источников, всё больше руны на камнях), Гарри не особо-то горел желанием оказаться среди них. Кроме того, что, если в период, когда Салазар ушёл из школы, восьмой этаж был не построен? Гарри тогда просто упадёт с большой высоты или, если в комнате в желаемой временной отрезок никого не будет (или самой комнаты не будет), его размажет по мирозданию? Да, до сих пор, несмотря на довольно страшные обстоятельства путешествий, ему удивительно везло на своевременную помощь, да и в своё время он успевал вернуться до того, как случалось что-то страшное, и всё же… В общем, проблем хватало, и это не говоря ещё о самой активации артефакта. Сопоставив детали прошлых путешествий, Гарри понял, что переносился, грубо говоря, туда, где мог бы найти ответы на свои вопросы в момент переноса. Просто из-за мыслей о Фламеле его занесло аж в Средневековье, а, видимо, из-за попыток представить себя на месте Добби, он стал рабом (и хорошо, что не эльфом!). Возникал вопрос, о чём же думать, чтобы получилось, как надо, и не осталось места неточности?       В итоге, Гарри решился на эту авантюру только после провала с Арагогом. Хотя разговор с этим жутким другом Хагрида свидетельствовал в пользу великана, он никак не прояснял, кто же всё-таки превращает людей в статуи. Страх оказаться вне мира волшебников перевесил страх попасть в переделку в прошлом, и Поттер, собравшись с духом, выписал свои пожелания на бумагу и пошёл спать в комнату Ровэны, как называл это место Уилл. Среди требований было обязательным пунктом время, в котором он мог бы поговорить с Салазаром Слизерином, но был и его полный и категоричный отказ осуществлять путешествие в том случае, если этой комнаты в том времени ещё нет, и в том случае, если, переносясь в чьё-то тело, Гарри этим кого-то убьёт. Он надеялся, что пресловутая схема желаний учтёт его нежелание замещать чей-то дух (или душу) навсегда, а потому, как уже было сказано, мальчик зачитал эти требования вслух, бросил взгляд на браслет, и попытался уснуть, не думая о постороннем.       Когда он открыл глаза, то понял, что, хоть перенос и осуществился, он больше не находится в комнате. Если точнее, он даже и не в замке, потому что вокруг – ни одной постройки, только равнинная, болотистая пустошь. Он не увидел никакого человеческого жилья поблизости, хотя тело, в которое он переместился, как и в прошлый раз, было гораздо выше, чем тело Гарри. Видимо, стоило идти по пустоши, и, возможно, что-то будет за теми дальними холмами. Но ничего, он позже подумает о том, что не так, прошлый опыт говорит, что какой-то выход найдётся.       Он прошел несколько шагов вперёд и его левый сапог соскользнул с мшистой кочки, вляпавшись в грязь. Вид заляпанной обуви удивил Гарри: она была кожаной и имела невысокий каблук с набойками. Как-то странно было бы ожидать такое от племён Хго века. Одежда тоже, хоть и была немного неудобной и странноватой, оставалась сравнительно привычной – широкая рубашка, хоть и с кружевом на манжетах, жилетка, плотные узкие штаны… В кармане жилетки Гарри нашёл механические часы на цепочке, а в другом – складной нож. Через плечо была перекинута котомка, в которой лежал кошель с монетами, и некоторые Гарри узнал – кажется, это были монеты прошлого века, похожие на те, что хранил в специальных коробочках дядя Вернон, здесь были даже фартинги! В общем, вещи путешественника не отвечали Железному веку от слова совсем, но и не были современными. Тем не менее, паниковать, по мнению Поттера, всё ещё было рано, хотя он отчётливо ощущал, как сильно хочется есть и пить. Он развернул письмо, лежащие рядом с кошельком, в надежде узнать «своё» имя, но имена отправителя и адресата не всколыхнули никаких воспоминаний.       В задумчивости, Гарри зашагал в произвольном направлении – вечерело, и не хотелось бы ночевать на, по сути, болоте. Он надеялся, что вскоре сможет выйти к какому-нибудь жилью или хотя бы к дороге, раз уж вспомнить, куда шёл человек до Гарри, не получается. В любом случае, оставаться на месте смысла больше не было.